Часть 12. Шахтерские будни

   На счастье постояльцев скоро нагрянули теплые мартовские ветры. Циклоны сдвинулись куда-то в южное Приуралье, а над донским простором на долго остановился гриб антициклона. Снег осел, разрыхлился и начал подтаивать. А вокруг шахты, где сугробы были круто посеяны угольной пылью – растаял совсем. Солнышко среди дня припекало щедро. Проемы окон комнаты общежития отпечатывались на полу квадратами непривычно теплых половиц, на которые приятно было наступить голой стопой. В комнате снова стало светло, тепло и уютно – как на квершлаге.

  Весна и начало лета никаких существенных изменений в работу шахтостроителей не привнесли. Проходчики так же старательно бурили грудь забоя; взрывник закладывал и палил заряды; сердито верещал погрузчик, переметывая через себя тонны породы; бетонщики ставили каркасы опалубки и лопатами швыряли в застенок бетон. Машинисты вывозили породу. Стволовой отправлял вагонетки на гора. Квершлаг с каждым днем все ближе приближался к месту сбойки.

  Приближался с удвоенной скоростью, поскольку по другую сторону толщи породы навстречу строителям двигалась бригада проходчиков шахты «Южная», для расширения шахтного поля которой и был построен новый грузовой ствол и прорубался квершлаг.

  По мере удлинения тоннеля, машинистам рудовозов работы с каждым днем прибавлялось. Маршрут вывозки удлинялся и рейсы занимали все больше времени. Ребята едва успевали обеспечивать забой обменом вагонов. Пробовали таскать составы двойной тягой, но это мало помогло.

   Пробовали увеличить число вагонов в рейсах, но это быстро истощало аккумуляторы и еще до окончания смены они «дышали на ладан». Нужен был третий электровоз, но трест «Артемовскуголь» в такой роскоши стройучастку отказал. Предложил изыскать и пустить в дело внутренние резервы.

  И что же? – Резервы тут же были найдены и пущены в дело. Сеньку с Мишкой и всех  ребят других смен принудили работать на час  дольше. Так они из трудовых резервов государства превратились во внутренние резервы шахтостроя. Ребята не роптали и даже Миша Шишикин, который больше всех не терпел никаких притеснений, на просьбу десятника глухо ответил:

  – Надо, так надо. Мы же – шахтеры. Понимаем…–
  А в донские просторы нагрянула весна. Пировала на холмах и увалах, ворожила в балках и буераках. Ей не хватало места и она расплеснулась дальше горизонта. Ширилась в сторону севера.  Степь цвела и благоухала.

   Курчавая бархатная зелень деревьев тянулась по обе стороны проселков и магистралей, живописным орнаментом украшая донские просторы . Юный ветерок шалил в ветвях деревьев, расплетал косы плакучей ивы, шелестел молоденькими восковыми листочками, бережно ласкал соцветья.

  Сады утопали в кипени цветущих яблонь, вишен и слив. Ветви акации и шелковицы ласково касались прохожих. Аромат на улицах поселка стоял такой, что голова кружилась от его настоя. Небо над степью было голубое-голубое и ясное. Даже облака стеснялись заслонить его синеву и проплывали где-то далеко, у самого горизонта.

  А ребятам надо было все это на время покинуть и на струне каната, словно пауку на ниточке, спускаться в угрюмое подземелье. Целую смену возить и толкать вагоны, а когда все поедут домой – еще час тянуть эту надоевшую лямку. Больше всего не хотелось спускаться в шахту вечером в третью ночную смену. Не хотелось оттого, что от общежитья до шахты нужно было прошагать едва ли не все улицы городка.

  А на город опускался вечер. Самая заветная и желанная пора молодых парней и девчат. Пора, когда в кинотеатре показывают самые интересные фильмы. В саду звучит завораживающая душу музыка, крутится карусель, танцплощадка гостеприимно распахивает двери. Стайки прелестных девушек  прогуливаются по улицам городка. В эту пору назначаются и сбываются самые заветные свидания. Сдержанный девичий смех журчащим колокольчиком доносится из чьего-то сада…

   А кучка парней вынуждена проходить мимо всего этого праздника юности, словно внебрачный родственник не имея права присесть хотя бы на краешек этого роскошного стола.
  В один из таких вечеров, когда они с Мишкой шли на смену, Сенька заметил на замкнутом лице друга угрюмую печать.

  – Гном, ты чего? –  И легонько задел локтем.
  Мишка, против обыкновения, никак не отреагировал. Отшагнул немного в сторону и, не по Мишкиному грустно проговорил:

  – Сеня, ты парень башковитый, после армии иди в институт. –
  – Чего вдруг? –

  – А когда станешь министром – отмени эти дурацкие ночные смены… – Сказал, а потом, словно очнувшись от чего-то недозволенного стал снова озорным Мишкой Шишкиным и по прежнему вредным гномом. Вцепился своими двухразмерными клешнями Сеньке в бок, стараясь извести его щекоткой. Мишка дурачился, но Сенька видел, что это была неудачная  ширма, за которую Мишка неуклюже пытается упрятать свою первую в жизни глубокую грусть.


Рецензии