Граф. глава 10. По мокрой люцерне

Я нездорова, Граф. Нет, не так, как ты, но не менее глубоко. Чем болезненнее мы прорастали один в другого, тем чудовищнее... Ты ведь знаешь, что я хочу сказать? Да. Молча кивнешь и еще плотнее сожмешь губы.

Прошло полгода с того дня, как твоя трансформация едва не осуществилась. Метель, пугающая вампирская метель утихла. Засуха легла на город и Южный. Прошло полгода с твоего исчезновения. В один из апрельских дней, в день твоего рождения, когда скрещенные лучи легли через ресторанный столик, я спокойно подняла стакан и выпила твое здоровье.

Меня посещают видения. Ты думал, я скажу - кошмары? Нет, это видения. Они всегда четки и ясны, имеют объем, запахи, свое фатальное содержание. Как-то по весне я два квартала шла за тобой, петляя по тротуарам. Когда ты прыгнул в маршрутку, я бросилась следом, расталкивая толпу. Я боялась закричать, позвать тебя, боялась предать на осмеяние марионеткам, которые так и кишели вокруг, твою реальность, имя твое. Авто. Изображение по диагонали: рыхлая тетка с сухоньким мужем, боком к двери - дама, вся в синем, которая на меня не взглянула. Гул города, и я слышу , что над этим гулом поднимается еще какой-то гул, октава за октавой в моей голове. Я почти не ощущаю себя человеком, я - птицы, заплывшие сюда с далекого, давнего побережья небес.

Однажды ты махнул мне рукой с противолежащего тротуара. И скрылся за углом. У меня не хватило духу за тобой последовать. В другой раз я увидела тебя, выходя из лифта. Ты сидел на ступенях марша, ступенях, бегущих вниз. Как всегда в черном. Бледность лица, волосы как смоль, все в синих бликах, зачесаны со лба. Зеленые нежные глаза. Зачем ты так красив, Вельзевул, соблазнителен, недосягаем? Мы говорили друг с другом глазами до тех пор, пока не вышла соседка, рабочая мясокомбината, с ведром, полным отбросов, и не прошлепала щетинистыми ногами там, где ты только что...

Я чувствовала, что разгадка зависимости, внутреннее противление где-то рядом. Болезнь не пугала меня.

Нет, Граф, не пугает.

Ты исчез. И оказался прав. Странно, правда? Но к этому я готовилась. Безумие, искушенная платоническая страсть.

В окно такси я увидела тебя. Мы попали в пробку. Ты медленно шел параллельно сонному движению авто; сутулый, изможденное лицо - я глядела во все глаза, не слыша истерики десятков клаксонов и ругательств мужчин - серая щетина, хищный профиль, губы, вкус которых помню. Только не взгляни на меня. Только не взгляни.

- Прошу прощения, - обратилась Юлия к шоферу.
- Слушаю, барышня, - тут же отозвался он.
- Вам не кажется, что у нас может быть еще один пассажир? Вон, посмотрите, тот молодой человек, высокий, вон тот, в черной рубашке.
-  Да тут таких тучи, красавица, и все норовят прокатиться на халяву. Одно слово - сброд. Гомосексуалисты да наркоманы. В большом городе, как говорится, не щелкай. Так, так, так, покатили, самое время перестроиться.

Несколько дней подряд звонит телефон. Я снимаю трубку и слушаю тишину, овальную, жидкую, в которую могу даже погрузить пальцы.

Это ты, любовь моя?

Сентябрь. Небо, небо, небо, мой робкий, ломаный французский, который прячу даже от друзей. Холмы, выплывшие из снов, где по мокрому клеверу волнами прокатывается ветер, и коченеют ноги в гибких стеблях. Качаются ели. Птицы наполняют воздух голосами. Я падаю все быстрее, глубже, еще дальше. Цыган - странник. Мне бы вцепиться всей пятерней в буйную черную роскошь, взглянуть в тысячный раз - нет, не в глаза, ибо задохнусь от горя, - но в светлый лоб, размах бровей. Сентябрь ленивый, жухло-призрачный, сентябрь как раз для меня. Тяжелые туманы, словно выбеленные холсты, сквозняки гари с далеких лесных пожаров, и тополя в безветрии как оплавленные свечи, и дождик сквозь сито в ночи.

Мой дух, мой посланник спускается в низину по мокрой люцерне, и глядит на твой сонный дом. Повторяться это будет долго, пока абрисы наших тел перемещаются в реальности, ибо то, что было здесь - священно. Во веки и веки. Аминь.

У нас нет ни единого шанса, Граф, мы гибнем, и я знаю, близко. При дверях.