Барнаул - Столица Мира гл. 4

  Барнаул - Столица Мира

Глава 4. НОЧЬ СО ВТОРНИКА НА СРЕДУ

ANTE LUCEM (экспозиция первая)

Харвей проснулся среди ночи. Разбудило его ощущение опасности. Жизнь приучила Харвея, выработала в нем профессиональный навык просыпаться, если обостренное до невероятности, выдрессированное долгими годами игры со смертью чутье подавало тревожный знак: «Внимание! Опасность!»

Харвей внутренне весь напрягся, разгоняя пивные испарения в голове, соображая, прислушиваясь к тому, что его разбудило, обвел глазами комнату. Ночной свет, просачивающийся сквозь шторы с улицы, рисовал зыбкую картину из колеблющихся световых пятен и теней. Харвей сунул руку под подушку, взял «Зауэр», снял с предохранителя и, спустив ноги с кровати, стараясь не скрипеть пружинами, сел. Протянул руку к тумбочке, нашарил часы, поднес их к глазам. Светящиеся стрелки показывали 2 часа 11 минут. «Самый сон»,- подумал Харвей. Чувство опасности не проходило. Оно было зыбким, но довольно устойчивым, оно исходило из-за приоткрытой двери  в гостиную.

Восприятие еще более обострилось, мозг окончательно избавился от остатков пивного тумана. Харвей неслышно скользнул к двери. Щель между дверью и косяком ограничивала обзор. В нее просматривалась небольшая полутемная часть комнаты с шифоньером и слабо освещенный угол кресла. Харвей прислушался. Никаких посторонних звуков, в номере по-ночному тихо.

Вдруг что-то мягко стукнуло с улицы в окно. По комнатам пронесся порыв ветра. И тут Харвей увидел их. Через гостиную, от окна к двери из номера, проплыло несколько темных силуэтов. Силуэты были абсолютно черными, черными, как сажа ночью, как самая черная краска, чернее некуда. Сначала, в ночной темноте, Харвей не понял в чем дело, а потом, когда дошло, волосы его встали дыбом. Призраки двигались, не шевельнув ни рукой, ни ногой, проплывали неторопливо нескончаемой колонной через гостиную.

Харвей как человек, много за жизнь повидавший разного, не относился к суеверным и в чертовщину не верил, по подобрать какого-либо объяснения увиденному он не мог. В напряженной тишине, стоявшей в комнате, Харвею казалось, что самые громкие звуки издает его собственное сердце. Оно громко бухало в груди, разгоняемое непонятно откуда взявшимся страхом. Такого с Харвеем еще не случалось. Он прижался спиной к стене и краем глаза смотрел в щель между дверью и косяком. Смотрел, смотрел, смотрел... Потом зачем-то начал считать и сбился со счета...

Черные фигуры беззвучно плыли через гостиную. В бесконечной колонне были мужчины, женщины, дети. Они все безмолвной чередой скользили в полумраке один за одним, и не было между ними какого-либо раз¬говора, они находились в оцепенении, в непонятной жутковатой неподвижности, кто с поднятой рукой или ногой, кто повернувшись в пол-оборота, кто склонившись над чем-то... Так и проплывали...

Харвей смахнул рукой пот со лба и с удивлением увидел свой «Зауэр». О пистолете он успел забыть. Верное оружие матово отсвечивало в сумраке спальни. Харвей озадаченно повертел его, не зная, что с ним делать. Стрелять - не стрелять? Сунуть назад под подушку или еще пригодится?.. Вдруг боковым зрением он заметил, что в спальне тоже что-то изменилось. Харвей медленно повернул голову к окну.

Их было пятеро. Они стояли у окна в таких же, как у тех в гостиной, нелепых застывших позах, повернув в его сторону головы. Они смотрели на него. Харвей чувствовал их взгляд. Люди были невероятно черными с головы до ног, словно из самого глубокого бархатного мрака некий художник-шутник вырезал силуэты, сделал их объемными и поставил здесь, Харвею и всем осталь¬ным на удивление. Лица не просматривались вообще, казалось, на месте лиц просто черная плоскость, хотя у одного, повернувшегося в Профиль, на фоне едва освещенной портьеры четко просматривались лоб, нос, подбородок, все как у людей. Каких-либо деталей одеж¬ды тоже не просматривалось, но по контурам видно было, что они одеты, как и положено, в рубашки, брюки, костюмы.

Первый страх прошел, и Харвей пытался понять, когда и откуда они появились: не из воздуха же возникли, не из лунного света?! А свет луны, пробиваясь в щель между портьерами, отбрасывал от черных фигур зло¬вещие длинные тени.

Харвей покосился в гостиную, что там? Никого. Никто не появлялся. Все прошли, что ли, так получается? Харвей поднял пистолет, готовый в любой момент нажать курок, а левой рукой медленно-медленно дотянулся до выключателя и щелкнул кнопкой.

Вспыхнул свет. У окна - никого! Оторопевший Харвей постоял несколько секунд, потом рывком распахнул дверь и выскочил в гостиную. Никого! И тишина! Харвей в два прыжка очутился у входной двери, повернул ключ, открывая замок...

«Стоп-стоп-стоп, - сказал он сам себе. - Дверь-то закрыта! Куда же они выходили?!» Харвей выглянул в коридор. В самом конце коридора за столом, наполовину съехав с кресла, с запрокинутой головой, белела под ночником одинокая фигура дежурной. Руки ее безвольно свисали к полу, выставленная из-под стола нога был без туфли, вторая неловко подвернута под кресло. «Наверное, ножом в спину или чем-то по затылку», - подумал Харвей и по-кошачьи беззвучно подбежал к ней. Дежурная спала, еле слышно присвистывая. Харвей в досаде сплюнул и вернулся в номер. Осмотрев окно и закрытые форточки, он ущипнул себя: «Не бывает такого! Полная ерунда! Восьмой этаж, в конце-то концов! Пригрезилось, привиделось, причудилось! А иначе как?! Или эти лейтенанты в пиво мое  подмешали нечто эдакое,  бодрящее среди ночи?!»

Харвей сел в кресло, одной рукой достал из лежащей на столе пачки сигарету, нетерпеливо закурил. Подумав, включил в гостиной большой свет.

На нижних этажах зашумела какая-то компания, кто-то натужно запел цыганскую песню. Затем загудел лифт, и стало тихо. Минут через пять вновь загудел лифт, и несколько голосов шумно заговорили в коридоре: «Где этот умник?» - «Надо же, додумался! Такой шалман навел!» - «А ты спишь, Маргарита?! У тебя под носом что хотят, то и вытворяют!  Пойдем!» - «Где он? Нечего с ним чикаться!» - «Уволят тебя по статье! Вставай, вставай! Пошли с нами!»

Топот ног и возбужденные голоса приблизились, дверь распахнулась, и через порог ввалилась толпа - человек семь. Дед вахтер без фуражки и без, кителя яростно жестикулировал. Женщины, следовавшие за ним, чем-то наперебой возмущались. Дежурная Маргарита протирала заспанные глаза.
- Ты что ж это, мил человек?! - закричал вахтер чуть ли не на всю гостиницу.
Харвей удивленно поднял брови.
- Навел тут к себе, понимаешь! Это у тебя цыганский табор гулял?
- Вселяют тут, кого хотят без прописки! – закричала одна из женщин. - Вы еще пол-Барнаула к себе в номер ночевать приведите!

Дежурная Маргарита, как-то странно глядевшая на Харвея, округлила глаза и, страшно завизжав, попятилась из дверей в коридор.

Ничего не понимая, Харвей оглядел себя. «Ах ты, дьявол! В одних трусах сижу! - спохватился он, поиграл все еще не спрятанным пистолетом. - А-а, проклятье! Ну, ясно». - Он сунул «Зауэр» во внутренний карман висевшего на стуле пиджака и спокойно спросил:
- Почему вы орете?
Служители гостиницы, медленно пятясь, с открытыми ртами испуганно смотрели на него.
- Вы почему без стука в номер врываетесь? - возмутился Харвей.

Первым опpaвился вахтер.
- Маргарита!!! - заорал он, не поворачивая к ней головы. - Милицию зови, здесь банда!
В коридоре захлопали двери. Проснувшиеся постояльцы сбились в дверном проеме в плотную толпу и лезли друг другу на головы. Все кричали наперебой, абсолютно не  слушая, кто  что кому о чем  говорит: «Милицию зовите, вам говорят!..» - «Что произошло?..» - «Случилось что-то? Так милицию зовите!..» - «Видите - мужик в одних трусах, наверное, ограбили!»

Вдруг раздался твердый голос лейтенанта Кизерева:
- Здесь милиция! Что случилось? Пропустите-ка, елки-палки!.. - Он, растолкав толпу, пробился в номер. - В чем дело, Харвей, тьфу ты, Боря?! Что  тут? Где? Кто?
Он и оба товарища офицера быстро осмотрели номер, заглянули в шкаф и в ванную.
Харвей не знал, что сказать. А толпа и дед вахтер принялись вразнобой объяснять про ограбление, про вселение, про разврат...
- Та-ак, - сказал Кизерев, затравленно озираясь, и неожиданно рявкнул: - Тихо!!!
Наступила тишина.
- Та-ак. Дед -  останься. Так... Вы, женщины, что видели ?
- Да ничего я не видела. Вот Иннокентьич разбудил, говорит...
- Ясно, - оборвал Кизерев. - Отдыхай, дочка. Кто еще  ничего не  видел?
Все молчали.
- Кто еще ничего не видел? - повторил он вопрос.

Все почему-то продолжали молчать, будто были главными свидетелями выдающегося события, все с любопытством глазели на Харвея.
«О-о! А товарищ лейтенант, оказывается, большой мастер задавать сбивающие с толку вопросы», - подумал Харвей.
- Гуляйте, товарищи! - объявил Кизерев. - Все - В номера! Расходитесь, что уставились?! Мужика в трусах не видели?!
- Ты понимаешь, Серега, - заговорил вахтер, - у него пистолет и эти... цыгане  нажратые... толпою...
- Эх ты, дед! Ну что же ты, а? Так засветиться! Сере-е-га... Простота! - Кизерев укоризненно покачал головой. - Потом поговорим, потом все объясню, пока останься.
«Уж не тот ли это вахтер-интеллектуал, ставивший Джону вопросы ребром?» - мелькнула у Харвея мысль.

Тем временем товарищи офицеры успешно рассеивали толпу, прося граждан законно отдыхать без суеты и глупостей. Наконец, дверь удалось закрыть. В номере остались Кизерев, товарищи офицеры, Харвей и дед  вахтер, испускавший гневные взгляды.

Харвей с удивлением заметил, что на кагэбэшниках, кроме трусов и оттопыривающихся пиджаков, ничего нет. Те тоже спохватились. Все захохотали. Напряжение обстановки спало, один вахтер продолжал нагнетать нервозность, дергая Кизерева за рукав и вскрикивая:
- Серега! Серега! Я тебе говорю, у него пистолет, и эти, толпой, всем шалманом... целая  кодла... я же не первый год на службе... у меня глаз пристрелянный...
«Точно, это он, - знаток древнеегипетских трактатов, и он же - специалист по вакуумной физике», - подумал Харвей.

Кизерев громко щелкнул пальцами, и дед замолк.
- Вот теперь давай по порядку. - Кизерев по-домашнему свободно расположился в кресле, закинув худые ноги одна на другую.
- Итак?.. Дед поскреб за ухом. - Это вот, да ведь оно как? Сижу я у Василия... Ты, Серега, знаешь его, сторож ночной в ресторане... Сижу, значит, сижу... А потом пошел на  пост. Захожу в вестибюль - и что я слышу?! Цельный хор где-то песню горланит! Ясно-море, опять бордель устроили, водку пьянствуют, беспорядок нарушают... Я к лифтам, а они уже приехали - целая кодла цыган... И поют во всю мощь. Я, понятно, в одиночку против табора не полез. Я их по-доброму спрашиваю: «Где ж это вы, дочки-сыночки, набрались посреди ночи?» А они как дадут мощи! Аж по перепонкам... Я тогда тактику малость изменяю. Последнего сцапал за пижнак, а он, пьянь бродячая, глазища из орбит выпучил, языком еле ворочает, мычит, ядрена корень, так нажрался! Я его по-хитрому на крючок: «Мил человек, где угощают? Мож мне  осталось?» А он как рявкнет: «Вовсьмчетам!», и драть, зараза, из гостиницы.

Кизерев посмотрел на Харвея. Харвей пожал плечами и спросил:
- Вы не могли бы повторить, что вам сказало пьяное лицо цыганской национальности?
Вахтер ошарашено посмотрел на Харвея, пошевелил губами:
- Не-е, язык сломаешь, это по-ихнему, наверное, - и продолжил с прежним воодушевлением. - Я по этажам. Всех собрал - и сюда, чтобы с поличным и на корню пресечь... Маргарита дрыхнет, как убитая, еле растолкал! Мы в номер. Дверь не закрыта, видать, не успел, а сам  в трусах и с пистолетом! Я и говорю...
- Все? - спросил строго  Кизерев.
- Все-то оно все, дак я ж вот тута… здеся...

Кизерев громко щелкнул пальцами. Дед замолчал. Лейтенант повернулся к Харвею.
- Ну что, Борек?
- Да я трезв, как стекло! - Харвей нагнулся через стол к Кизереву. - Лучше бы вы там, в своем отделе кадров, людей тщательнее подбирали. Понапринимаете выживших из  ума филеров... То у него в отчетах египетские жрецы, то он ас в английском, то он в вакуумной физике спец, то теперь цыгане шумною толпою... Поэт, одним словом. Ему бы не отчеты, стихи писать! - Харвей затушил сигарету. - Ты бы его отпустил, в вестибюле на посту никого; цыгане, не дай  бог, вернутся, да украдут что-нибудь.
Кизерев махнул рукой вахтеру:
- Ладно, Иннокентьич, иди. Действительно, внизу никого, а ты здесь. Завтра на планерке поговорим.

Вахтер, расстроено вздыхая, ушел. Харвей закрыл за ним дверь на ключ и, вернувшись, сел в кресло и заявил:
- Дело такое, мужики... Я сейчас сам все по порядку попытаюсь изложить. Надо досконально разобраться, а то мистика какая-то получается. - И он стал рассказывать о  ночном  происшествии.

Его очень внимательно слушали, не перебивали, обменивались то многозначительными, то недоверчивыми взглядами. Со стороны Кизерева были попытки влезть в рассказ с «нетерпящими отлагательств» вопросами, но их пресекали в зачатии, предоставляя Харвею возможность выложить историю до конца.
- ...и я не знаю, при чем здесь цыгане? – закончил рассказ Харвей.

Кизерев закурил сигарету из его пачки.
- Ты знаешь, Харвей, тьфу, Боря, ты с пистолетом, конечно, немного оплошал. Разговоров на неделю будет... И я не понял... Как это они без лиц были? Может, в масках?
- Ты думаешь, я сам понимаю? - Харвей встал и заходил по комнате. - Может, они и в масках были... Да!-а! Но тогда глаза бы блестели! В маске должны быть прорези для глаз, по крайней мере, так принято. А у них... хм... глубокая чернота, понимаешь?

Один из офицеров посмотрел на часы.
- Товарищ лейтенант, время позднее. Я так предлагаю: пусть товарищ э-э-э... все изложит на бумаге, только не сейчас, завтра, то есть, утром. Утром и обсудим на совещании. А ты, Коля, - он повернулся к соседу, - проверишь насчет цыган, по всем номерам проверишь. А сейчас  пойдемте  спать.
Кизерев встал:
- Есть идти спать, товарищ полковник.
Уже уходя, в дверях, полковник обернулся:
- И вы, товарищ... Вы извините, я путаюсь в ваших именах. Харвей, Маклей, Бровко, Уильям... Какое настоящее ?
- Харвей.
- И вы ложитесь спать, товарищ Харвей.

Они ушли. Харвей закрыл за ними дверь. «Кое-что выясняется, - подумал он. - Нет худа без добра! Один, оказывается, полковник, второй - Коля, а дед вахтер, как и предполагалось, наблюдатель».
- А цыгане-то, цыгане... - пропел он, пришлепав ладонями по груди и коленкам. - А закусывать-то надо...

Харвей еще раз тщательнейшим образом обследовал весь номер, особенно то место, где стояли черные пришельцы. Он даже попытался принять одну из их поз. «Нет, что-то непонятное. Такого быть просто не может! Ну как так?! Вот здесь они стояли, вон там они через комнату колонной тянулись... или проплывали… или скользили... или... их, как дым сквозняком, вытягивало... Маразм какой-то! Все закрыто, и ни одного следа! Невероятно! Как такое возможно, а если возможно, то как?!»

Харвей сел на кровати, увидел на тумбочке записку. «А что, если это тот самый «Полуноник-приемщик денег» приходил? С помощниками? одному не унести... Ерунда! Тот не так придет. Тот отмычкой поскребется, ножичком блеснет в темноте. Нет, это не он. Ему еще рано, и он так не сможет, как эти… Дьявол! Надо, наверное, Кизереву сказать о записке. Или не  говорить?»
Харвей скинул тапочки и лег поперек кровати, заложив руки за голову, и пропел:

А где же ты, «приемщик»?
А что же вы, цыгане?
А кто же это был то?
А кто к нам приходи ?

«А действительно, кто они? Настолько черные, что чернее некуда. И ведь тени от них были такие длинные, жуткие... И ведь звука шагов не было слышно. А они двигались, много их прошло. И что ни один ногой не шаркнул? Мис-ти-ка! Дьявольщина! А еще вернее - после пива примерещилось. Лейтенант подсыпали чего-нибудь психотропного… Конечно подсыпали... Понамешают в пиво всякий отравы, а люди пей потом... Никакого порядка... Никакого…» Мысли Харвея смешались. Он вдруг увидел большую толпу абсолютно черных цыган, что-то поющих, впереди них стоял черный, как сажа, вахтер с мешком и говорил:
- Я приемщик денег, прием… Я приемщик денег, прием... Сдавайте деньги, сдавайте!..
Харвей заснул.