Навстречу уходящему солнцу

Белый потолок… я смотрю на него уже полчаса. Просто лежу на диване и смотрю. Бормочет телевизор, по нему опять идёт какая-то ерунда. Ноутбук второй день пылится на подоконнике, лазить в Инете надоело. Надоело всё. И потолок, и телик, и «Одноклассники».
- Рэм, пойдём гулять?
«Гулять» - волшебное слово. От него пол начинает ходить ходуном: это мой ротвачёныш, ошалев от радости, галопирует по комнате. Я отмахиваюсь от его вездесущего языка, натягиваю походные штаны, распихиваю по карманам сигареты, мобильник, ключи, баранки. Обуваюсь: мне лень завязывать шнурки и я засовываю их внутрь старых кроссовок.
- Ну, надевай намордник и вперёд, навстречу уходящему солнцу!
Я знаю, это неверное выражение – навстречу уходящему солнцу. Как можно идти навстречу кому-то или чему-то, что от тебя уходит. Но мне плевать на грамотность, так я говорю каждый вечер.
Мы выходим за город, и мне становится легче дышать. Тоска отступает. И откуда она взялась – эта тоска? И странная апатия, и безразличие ко всему, и скука… Я в отпуске. Но радости нет. Она была в былые годы. О, я помню то великолепное настроение в последние рабочие дни. И потом. Я отчищала, отмывала всю квартиру, я звонила друзьям, пила с ними пиво, шаталась по магазинам. Писала рассказы. Теперь не хочется ни-че-го. На прикроватной тумбочке толстый слой пыли, я рисую на ней крестики и нолики и не нахожу в себе ни желания, ни сил взяться за тряпку. Иногда сажусь к компьютеру, но рассказы не склеиваются. Записи в дневнике даются по-прежнему легко, а вот то, что можно было бы опубликовать в газете – ну никак. У моей музы сразу сводит судорогой крылья. Может, я тоскую без работы? Ну да, почему тогда не поехала к Солопову за материалом, он ведь так просил? Почему не захотела по совету Трубниковой взять интервью у какой-то замечательной на её взгляд тётеньки?
Мы идём огородами, отцветает клубника, сквозь землю уже пробилась молодая картофельная поросль. Она, как и мы с Рэмом тянется к солнцу. Только она тянется вслед за светилом, а мы идём ему навстречу. Вот в чём разница. А огороды разные, так же, как и их хозяева. На одном только выгодные культуры: картофель, морковь, свёкла, капуста. А на других – бесплатная столовая для местных ребятишек. Мы с Рэмом часто видим пацанов собирающих урожай малюсеньких, с мизинец, огурчиков, зеленоватых ещё помидорок, недозревшей клубники. Остаётся ли что после таких нашествий хозяевам? Для чего они стараются? А я для чего? А весь наш коллектив?
Сейчас мне хочется расхохотаться, но я достаю сигареты, усаживаюсь под берёзку, Рэм ложится рядом. А ведь и правда, очень похоже. Мы тоже что-то создаём. А на кой чёрт? Для собственной выгоды? Вот смешно, ни черта мы не получаем, кроме жалкой подачки именуемой зарплатой. Иногда не получаем и её. И уважения к себе не чувствуем, и гордости за свой труд. Так на фига мы прёмся навстречу этому уходящему солнцу, а? Кому нужна моя работа?
Огороды заканчиваются, я спускаю Рэма с поводка, снимаю намордник. Наперегонки мы бежим к показавшемуся справа пруду. Рэм вдребезги разбивает водную гладь сильными лапами, грызёт камыш, весело отфыркивается. Я ложусь на траву, наблюдаю за всякой насекомой живностью. Сейчас мне хорошо. Так хорошо бывает только за городом. На работе мне тошно от того, что моя работа никому не нужна, а тем более не нужна правда, которую так хочется писать, но нельзя. Дома мне тошно потому что без работы я жить не могу. В городе противно: я слишком хорошо знаю, что происходит в нём. Мне так хочется искренности.
- Рэм! Подойди…
Вот они шестьдесят килограммов искренности. Вот этому псу я нужна. Рэм устал, он набегался, наплескался, наигрался. Сейчас время отдыха и он ложится рядом со мной, нежно урчит, как большая кошка. Мокрая морда на моей груди, пёс приготовился слушать. Мы часто разговариваем здесь, на берегу пруда. Я говорю, он слушает. Он умеет слушать. Иногда я плачу. Не от горя, не от обиды, не знаю от чего. Тогда Рэм вздыхает, садится, протягивает мне лапу. Потом мы оба грызём прихваченные из дома баранки и снова пускаемся в путь. Возвращаться домой не хочется, но надо. Но у нас есть ещё минут сорок. Слышишь, Рэм? Ещё целых сорок минут без намордника! Не расстраивайся, друг, не только собаки, но и люди носят намордники и строгие ошейники. И их тоже тянут за поводок. И тогда появляется тоска, безразличие, апатия… Но это в городе. А пока мы идём навстречу уходящему солнцу, мы свободны…