Мальчишки

К походу было все готово. Собраны котомки, в которых целая краюха хлеба, кусок завернутого в тряпицу соленого сала, туесок под соль, котелок, моток веревки, ладный небольшой топорик. Наточены на камне ножи. Бомбы со вставленными фитилями, аккуратно завернутые в тряпицы, несет в лукошке Петруха. Впереди - Есыгей с неразлучным саадаком за спиной, -  его, как и лук со стрелами, сделал  ему отец. На боку у Есыгейки нож в чехле, в карманах и за пазухой – трут с кремнями, малый запас пороха, большой железный крючок для рыбной ловли. На груди, на шелковом китайском шнурке – камешек-амулет с дыркой.

За ним шлепает босыми пятками Петруха. Он тоже с луком, но без саадака, а так, - через плечо. Петрухины стрелы, – в калчане у Есыгейки. За ним - долгоносый Васька или "Нос", как иногда в сердцах называли его рассерженные ребята. Замыкает шествие "Рыжик". Все босоноги, рубахи у всех расстегнуты,  на груди, на льняных шнурочках -  медные крестики.

Пошли  не самым коротким путем, - берегом Качи,  а уже знакомым  Есыгейке, – через Долгую гриву. Предводитель хотел показать ребятам одно памятное ему место, и там, за  Долгой гривой и Афонтовой горой, испытать бомбу.
 
У Гремячьего ключа ватажка повернула  в гору, перевалила хребет. Тропу перепархивали стайки  рябчиков, пролетела вдоль тропы крупная куропатка, но предводитель на нее даже и не посмотрел. Спустились по звериной тропе к  северо-западному подножию хребта, вышли в долину неширокой бурной речки, несущей на восток свои желтые воды среди болотцев, прибрежного кустарника и  широких луговин.

С обеих сторон подступали  к речке небольшие березово-осиновые колки, холмы, поросшие ковылем, цветущими саранками,  желтыми луговыми лилиями. Петруха глаз не мог оторвать от этой красоты. В болотинках крякали утки, в одном месте выпорхнул из травы царский петушок, – фазан,  но и его Есыгей оставил без внимания. Он вел свой отряд к месту главного действия, рассчитывая, что там будет настоящая охота.

На широкой поляне, посреди которой бил из земли родник, Есыгей остановился, объявил привал, повалился на траву. Ватажники, побросав свои котомки, последовали его примеру. Решили перекусить. Петруха отрезал каждому  по ломтю хлеба, положил на него  хороший пласт сала. Есыгей хлеб взял, но от сала отказался, - он  свинины не ел.  Достал из своей котомки  и порезал на всех кусок вяленого дикого мяса. Нацедили из источника котелок ключевой воды.

Есыгейка стал рассказывать ребятам, что здесь, возле этого ключа, лет сорок тому назад казаки, только что построившие острог, захватили в плен его деда, - Бугача, хозяина этого улуса, который и сегодня принадлежит его отцу. Их племя, руководимое князем Татышем – прадедом Есыгейки, насчитывало тогда больше  тысячи человек.
Дед  пробыл  в плену больше пяти  лет. Сначала в качестве аманата-заложника, - под караулом. Потом, хоть и не взаперти, но без права выхода за пределы острога. К тому времени племя качинцев уже перешло в подданство русского царя и несколько лет исправно платило ясак в острожную казну.
 
Когда случались нападения киргизов, качинцы прятались от них по лесам или искали спасения у стен крепости, вместе с казаками отбивались от непрошеных гостей. Тех, кто не успевал спрятаться или уйти к острогу,  киргизы жгли, убивали или угоняли силком  в свои земли.

Особенно тяжелым оказался 1634 год. Из-за несвоевременной доставки хлеба казаки убили тогда атамана Якова Кольцова, спустившись по Енисею, даже пытались ворваться в Енисейск, чтобы убить тамошнего воеводу и захватить продовольствие. В крепости  остался  совсем малочисленный гарнизон  и в это время на качинскую землю  вступили киргизские боевые отряды. Казаки запустили в острог искавших спасения под  его стенами  ясачных татар-качинцев и они вместе с казаками отражали приступ неприятеля.
Тогда то Бугач и получил свободу. Ему вернули оружие, -  саадак с луком и стрелами и он во главе своих соплеменников отбивался со стен острога от нападавших киргизов.

Ребята слушали молча, с большим вниманием, каждый раздумывая о своих дедах. Ведь они тоже были участниками этого сражения. Отбились тогда с большим трудом. Уже начался в остроге пожар, вызванный киргизскими огненными стрелами. Не хватало людей, чтобы  отстреливаться и тушить разгоравшееся пламя. Выручил отряд московских служилых людей, божьим провидением прибывший в тот день к острогу с новым воеводой Архипом Окинфовым и атаманом Дементием Злобиным – Евсейкиным дедом.

В том  году  был сформирован первый отряд служилых татар во главе с Бугачем, который потом не раз участвовал в походах красноярских казаков, стоял на защите острога. Когда дед состарел, должность головы татарского острожного воинства перешла  к сыну Бугача – отцу Есыгейки.

Мальчишкам не терпелось испытать бомбу. Они заводили об этом разговор еще  на подходе к Долгой гриве, но Есыгей – их предводитель был непреклонен.
- Да вы что, услышат казаки, пошлют дозор и всю нашу затею поломают и с солью, и с охотой, и с бонбой, - еще и нам достанется. Испытать нужно там, где не слышно будет взрыва.

 Передохнув у родника, ватажники вновь навалились на предводителя, - давай испытаем, - отсюда не слышно будет! Есыгейка сдался. За стрелкой двух сливавшихся речек поднималась невысокая гора. У западной ее стороны и решили провести испытание. На своем праве поджечь фитиль настоял конопатый Евсейка, как автор изобретения. Остальные залегли у кустов.

Лежа на траве перед бомбой, Евсейка запалил трут, ткнул его в конец фитиля и когда тот загорелся, схватил бомбу и, вскочив, швырнул ее к подножию горы. Но надо же было такому случиться, - угодил в камень. С громким шипением сверкнула вспышка, над бомбой поднялось облако дыма, но взрыва не последовало.

Мальчишки, выждав минуту, кинулись к месту падения, увидели там  расколовшиеся половинки глиняного ядра.
-  Че ж ты  в камень то, - упрекали Евсейку ватажники, - разбил бонбу.  - Тот только хлопал глазами. Есыгей принюхивался к половинкам, рассматривал, - хорошо ли была обожжена бомба.
-  Ниче, - оптимистично заявил  он, - главно, фитиль поджег заряд. Значит,  если б не камень, -  бабахнуло бы.  Втора должна  грохнуть. Может, даже и хорошо, што не бабахнуло, - казаки дозорные не услыхали. Токо надо  не бросать, - а то в самом деле или в камень или в пенек какой попадешь, а поджечь и тикать. Нам ведь надо только шуму наделать, штоб медведя спугать.
Разочарованные исходом испытания ватажники едва угомонились. Двинулись дальше.

Есыгейка вел свой отряд на северо-восток, то, поглядывая на солнце, то присматриваясь к одному ему известным приметам, - опушкам колков, виднеющимся вдали сопкам. Голышами перебрели  довольно глубокую, - чуть не по шейку, речку Бугач, держа вещи над головой. К месту подошли уже к вечеру. Через Качу переправлялись  в сумерках вплавь, толкая перед собой плотишко из двух коряжин с привязанными на нем котомками, луками  и одеждой. К  солонцам вышли уже при свете луны. Есыгей узнал место по приметам, о которых говорил отец.

Костра разводить не стали, наломали елового лапника и улеглись спать, но луки со стрелами и бомбу положили перед собой, наготове.
Как заправский атаман, Есыгейка назначил караульного, - Петруху,  обещал сменить его часа через два. Перед рассветом черноволосый заводила растормошил разоспавшихся ватажников. Оставив на месте котомки и снаряжение, прихватив лишь луки и бомбу, они на коленках подобрались к солонцам с подветренной стороны, залегли за кустами.

Есыгейка шептал Петрухе:
- Ежели выйдет олень, – пропусти,  все равно не возьмем, только охоту спортим. А ежели косуля – бьем! Ежели две, али три выйдет, - бьем по первой, а ежели будет среди них козел, – бьем по козлу!
Петруха лежал, чуть дыша, - он впервые охотился на косуль. Перед ним на траве лежала бомба.
- Смотри, штобы от росы фитиль не отсырел, - шипел на него Есыгей.  Тот  понимающе кивнул кудлатой  головой.

 Два других ватажника притаились на флангах. Их задача состояла в том, чтобы налететь на косулю и добить ее, если стрелки  ее только поранят. В руках они держали ножи.

Чуть забрезжил рассвет,  вдалеке послышался шорох, треск сучьев. Несколько мгновений стояла тишина, потом снова затрещали сучья и в светлеющем проеме меж кустов, осторожно переступая копытцами, появился козел. Задрав морду, он втягивал носом окружающие запахи, поворачивал голову, внимательно осматривался по сторонам. Над его головой красовались стройные, на три отростка рожки.

Повернув голову за спину, козел коротко бякнул и двинулся дальше, продолжая осматриваться по сторонам. За ним следом в кустах появились две желто-бурые косули, -   грациозные, чистенькие, с маленькими головками на стройных длинных шеях.  Ноздрями черных влажных носиков они тоже принюхивались, настороженно шевелили ушами. Охотников отделяло от вожака стада не более шести саженей. Скосив глаз, Петруха увидел, как Есыгейка, привстав на колено, натягивал тетиву со стрелой. Тоже стал целиться.

Стрелы ринулись к цели почти одновременно. Петруха видел, как стрела Есыгея вонзилась козлу под левую лопатку. Тот громко взлаял, взметнулся в прыжке. Вторая, чуть отставшая стрела, впилась ему в бок. Косули, услышав крик козла,  метнулись прочь, замелькали меж кустов белыми подхвостовыми косынками.
Ватажники выскочили из засады, бросились с криками к козлу, но добивать его не было необходимости. Пораженный зверь рухнул на землю и уже хрипел, взрывая копытцами землю.

                *

Простояли на солонцах два дня. Сразу после удачной охоты развели костер. Черноволосый предводитель занялся разделыванием туши. Взрезав козлу горло, нацедил в котелок свежей крови, предложил ватажникам выпить. Те, переминаясь и брезгливо отворачиваясь, отказались.

- Тоже мне, а еще  охотники, - Есыгейка бросил на них пренебрежительный взгляд, попил из котелка, крякнул, остатки выплеснул под куст, - в ней же вся сила! – вытер губы рукавом. Быстро сделав надрезы на шее козла, ногах и брюхе животного, стал сдирать шкуру. Потом, выпотрошив тушу и побросав в котелок   сердце, почки и печень, обратился к товарищам:

- Может, вы и печенкой побрезгуете? - Отрезал кусок сырой печени, посолил ее, взяв щепотку соли из предварительно расстеленной на траве тряпицы, отправил кусок в рот,  с наслаждением стал жевать, причмокивая. Ребята смотрели на него с удивлением и восторгом. Предводитель явно превосходил их своими знаниями и житейским опытом.
- Ну, не хотите сырой, поджарьте ее на костре, - очень вкусно! – небрежно бросил Есыгейка и принялся  разделывать тушу дальше.

Это предложение ребята не оставили без внимания. Наломав веток, быстро выстрогали маленькие вертела,  нарезали печень пластиками, насадили их на палочки и устроившись вокруг костра, стали обжаривать печенку. И только взялась она корочкой, - попробывали на вкус, присыпав солью. Насколько это было вкусно, может понять только охотник, сам пробывавший у костра свежую поджаренную козью печенку…

 Взялись за работу. Евсей наскребал землю, Васька подтаскивал с Качи в туесах воду, Петруха с Есыгеем управляли костром, выпаривая соль. Не хватало посуды. Васька на время оставил свое дело, прихватил топорик и удалился в лес. Послышались удары топора, и через пару минут он вновь появился у костра, держа на плече длинный обрубок березовой лесины, - ровный и гладкий. В полчаса на глазах у ребят, ловко управляясь ножом и топориком, сделал четыре великолепных туеса, - объемистых, с удобными берестяными  ручками  и прочным двойным донышком.

К полудню уже была первая проба соли. Она, конечно, была не такая чистая, как острожная, а серая, с землистым оттенком и чуть горьковатым  привкусом, но… соленая. Закончив разделку туши и, опробовав продукт, Есыгейка заключил:
- Пойдет! А че?  Косули жрут, - и мы не подохнем!  Главно – соленая!

Часть мяса Есыгей порезал на пластики, присолил свежевыпаренной солью, нанизал на веревку и повесил на солнце – вялиться. Здоровый кусманище отварили в котелке, заправив мангыром. Бульон, дав ему остыть, выпили, пустив котелок по кругу, закусывая черемшой и хлебом; мясо порезали и тоже умяли. Одним словом, наелись "от пуза", - аж в сон потянуло.
 
- Мяса много, -  беспокоился Петруха, - нам не съесть.  Если  еще день проваландаемся – провоняет, - вон жарища то какая. - Друзья согласно кивали головами.
- Надоть, видно, присолить, разложить по котомкам и прикопать под кустом до утра, - по-хозяйски предложил Евсейка. Встав на колени, взял нож и стал делить мясо, тем самым, выражая  полное согласие с "Рыжиком".  Васька, прихватив топорик, прошел к кустам, выбрал место потенистее, стал подрезать дерн.

 -  Костер придется и в ночь держать, чтобы соли то напарить, - заключил Есыгейка,  ловко орудуя ножом, - так что давай Петруха наскребай землю то. А с утра, - в дорогу!

Весь остатный день, и всю ночь хороводились ватажники возле костра, - рубили и подтаскивали дрова, скоблили солончаковую землю, таскали в туесах воду с Качи, отстаивали и сливали рассол, следили за костром, чтобы жарко горел и бурно кипела вода в котелке. По переменке часа по два поспали. В суете и заботах забыли мальчишки и про медведя и про бомбу. Да и какой зверь подойдет к месту, от которого несет дымом, слышится непрестанный шум, где  ярким пламенем горит костер…

К утру все было готово. На поляне возле затухающего костра стоял почти до краев наполненный солью объемистый туесок. Есыгей приподнял его за берестяную ручку, уверенно заявил:
- Фунта четыре, не мене, - поставил туесок на землю, повязал его сверху тряпицей,  обернулся к Петрухе, - дно то надежное?

-  Да надежное вроде, - не очень уверенно ответил Петруха, подумав, закончил:
-  А  я в котомку его поставлю.
-  А мясо?
-  И в самом деле, - Петруха озабоченно затоптался на месте, - а у меня там еще и топорик.

- Ладно,  поделим, кому что тащить, - решил Есыгейка, - штоб не в обиду было.
Из леса появились Васька с Евсейкой. В руке у Васьки лукошко, набитое черемшой.
- Вот, надрали. Черемши там, - махнул он  рукой, - тьма-тьмущая!

- А с бонбой что делать будем? - заволновался вдруг  Евсейка. Не тащить же ее назад. Да и спытать  надо…
Все согласились с "Рыжиком", - спытать надо! Решили сделать это перед самым отходом, укрывшись за береговым откосом. Уже собрались было уходить, но тут Есыгей заметил, что костер все еще тлеет.
 
- Залить бы надо, а то, неровен  час,  ветер раздует, не загорелся бы лес! – Оглянулся, - кого  послать к Каче за водой.
-  Да чё там, - Петруха шагнул к костру, рсстегивая  штаны. - И то, - рассмеялись мальчишки, стали кругом возле костра. Головешки зашипели, извергая клубы пара.

С нагруженными котомками за плечами и лукошком в руках подошли к Каче, спустились с обрывистой кромки  на песчаную отмель. Евсейка сполз по откосу на заду, осторожно держа в руках бомбу, - боялся, как бы опять не расколоть. Перекладывая её с одной руки на другую, сбросил на песок котомку, полез по откосу обратно, нащупывая в кармане огниво. Ватажники стояли на песчаной косе, задрав головы, смотрели на "Рыжика".

Добравшись до кромки, Евсейка выложил бомбу на траву, еще какое то время сучил ногами по осыпавшемуся песку, потом замер. Над головой его появился дымок, послышалось шипение.  Резко  отпрянув от береговой кромки, "Рыжик" кубарем покатился  вниз, прижимая ладони к ушам.  Не успел он долететь до песчаной отмели, как наверху треснуло так, будто небо разломилось пополам. Ватажником враз заложило уши. Они невольно присели.
 
Над берегом поднимался клуб дыма. Кусок откоса, где только что стоял Евсейка, дрогнул, и широким песчаным потоком пополз вниз, неся на себе ошметки дерна, догоняя уползавшего от него во всю прыть "Рыжика".  Догнал таки, присыпал чуть не до спины и остановился.

Тысячи птиц сорвались  в это мгновенье с веток деревьев, с шумом и разноголосыми  криками взвились над лесом и рекой. В таежной глуши испуганно взлаяли гураны. Мелкие наземные обитатели леса замерли на полпути, испуганно озираясь по сторонам, шевеля ноздрями, принюхиваясь к незнакомым запахам, растекающимся по лесу, заторопились уйти прочь от неведомой опасности. Если и  был где то неподалеку медведь, то и он, наверное, развернулся и затрусил прочь, мотая головой и испуганно взрыкивая,  - подальше от этого грозного звука.

Окрестные сопки и Долгая грива откликнулись на взрыв гулким эхом. Один…, два…, три раза, каждый раз  все тише и отдаленнее, пока этот громоподобный звук не растаял совсем в необъятных просторах окружающей тайги.

- Нич-чево себе! – возбужденно и испуганно таращились друг на друга мальчишки, вызволяя за руки присыпанного песком "Рыжика". Тот тоже ошалело вертел головой, испуганно хлопал глазами. Никто из них не ожидал столь ошеломляющего эффекта. Вскарабкались на откос, стали осматривать место взрыва.

Дым рассеялся, у береговой кромки виднелась свежая  выемка, похожая на промоину. Разбрелись по высокому берегу, разыскивая осколки бомбы. Наконец, Васька нашел один, небольшой, - с голубиное яйцо, саженях в двадцати от берега.

- Ну и ну! – удивлялись мальчишки, прикидывая расстояние, которое он пролетел, - а если бы этим осколком, да по загривку?…- Ладно, пошли, - вернул всех к действительности Есыгейка, - не то провоняем козлятину то. Пойдем левым берегом, а то, как мы с поклажей через Бугач то? На праву сторону у острога по мосту перейдем.  - Все молча двинулись за предводителем. Минут через сорок, когда мальчишки были уже на полпути к острогу и подходили к небольшой рощице посреди широкой луговины, Есыгей вдруг остановился, прислушался:
-  Казаки скачут!

Опрометью бросились к опушке. Только  успели спрятаться  за деревьями, как увидели, - по правому берегу со стороны острога скачет отряд служилых татар. Впереди, нахлестывая коня, -  отец Есыгейки.
-  Ну, будет нам таперь, - снова  заныл Васька.
-  Да ладно  тебе, - одернул его Есыгей, - давай живо ребята, нужно поспеть к их возвращению дойти до острога. И штобы ни-ни, - приложил он палец к губам. - Охотились, мол, соль парили и все. Сами, мол, слышали на обратном пути, удивились, а што там было, - не знам…