Красавица города Глупова

«Дорогой друг! В России нет не только свободы слова, свободы звука, но нет даже свободы взгляда», – написал СМС своему товарищу доцент-славист Миша Салтыкофф, вернувшись весной 2011 года домой из путешествия по России, а именно из города Рязани, куда ездил с чисто познавательной целью узнать, как у них там протекает на самом деле жизнь. Такой категорический вывод молодого человека требует пояснения, тем более, что Миша Салтыкофф направлялся в Россию из самых лучших побуждений, науськанный бабушкой по отцовской линии на ту тему, что «пора присмотреть  подходящую девицу для продолжения древнего рода, скромную, красивую и, по возможности, умную». Следуя тому поверью пращуров, что «настоящая жена может быть только из своих и обязательно из глубинки, что будто на родине люди хорошие, а не на родине дурные», он оказался в Рязани.
Почему была выбрана именно Рязань, трудно сейчас дать вразумительный ответ, скорее всего, так случайно совпало. Могла быть и Тверь.
Поскольку Миша Салтыкофф вел путевые заметки, то попробуем на их основе хоть приблизительно воссоздать цепочку событий, приведших к столь нелестному для нашего Отечества выводу. И поскольку Миша Салтыкофф делал записи на немецком языке, приводим их в вольном переводе на русский. Оставаясь на языке романогерманцев, эта история вряд ли представляла собой какую–либо ценность по причине отсутствия у ненаших народов маломальского интереса к такой предельно узкой человеческой разновидности, как русский человек в третьем поколении, оседло проживающий в Западной Европе.
Приводим записки, естественно, в сокращении, стараясь не упустить главного.
«Сразу оговорюсь, - писал в своих записках Миша Салтыкофф, - что вследствие необъяснимых причин иностранца, приехавшего в Россию, везде встречают как родного, нет, как больше чем родного, даже будто он не иностранец, а инопланетянин, и ему за два дня пребывания в городе показывают все самое лучшее, и он умудряется посмотреть за эти дни то, что сами местные не видят годами, и, между тем, так обыкновенно совпадает, что и город блестит, как начищенные штиблеты, будто приведен в порядок к приезду высокопоставленного государственного сановника, или ни с того ни с сего выясняется, что вечером состоится «Конкурс мисс Рязань», а уже назавтра намечен военный парад местного гарнизона, причем первый с начала Второй Буржуазной революции, а днем открывается новый торговый центр с фонтаном «Афродита», будущее место встречи и купания десантников на День ВДВ...»
Тут мы пропускаем описание купания десантников в фонтане, способное шокировать своей разнузданностью читательскую аудиторию дам. Перейдем лучше к историко-культурному ландшафту:
«...В краеведческом музее города Рязани, - пишет автор, - стоит в качестве экспоната стол самого М. Е. Салтыкова–Щедрина, за которым вице–губернатор в свободное от службы время записывал хроники города Глупова, в том числе и глуповского давнего прошлого, не подозревая о том, что как–то невзначай описал и будущее, потому что в городе с тех пор толком ничего и не изменилось, несмотря на войны, большевистский переворот, коммунизм со светом в конце туннеля и реставрацию капитализма в одной отдельно взятой коммунистической стране...
В этом же музее есть еще один уникальный экспонат – серебряная кастрюля, позолоченная изнутри, предмет в своем роде эмоционально захватывающий своей бессмыслицей на сегодняшний день если не вообще: суп в ней варить не станешь, потому что в серебре суп не варят, в сервант для красоты тоже не поставишь – кто же в сервант ставит кастрюли, только что сдуру или на старости лет. Вот и получается, что вещь хоть и уникальная, но бесполезная, сродни нашей великой литературе, сродни произведениям нашего великого сатирика–выстраданность, который наверняка писал хроники для того, чтобы хоть что–то поменялось в городе Глупове, а получилось так, что не только не поменялось, а только усугубилось, а потому закрадывается крамольная мысль, что литература, в частности сатира, в России носит не поучительно-назидательный характер, как планировалось великим Виссарионом, реалистами, Виссарионычем и его кагортой соцреалистов, а переходит в разряд предсказания будущего, причем в худших его проявлениях»...
Заметим, тут, конечно, Миша несколько загнул. Сказать прямо, что Рязань – это Глупов, значит обидеть рязанцев, тем более, что из школьной программы они хорошо усвоили, что Глупов – это всего лишь собирательный образ Российской Империи, и Рязань тут стоит в одном ряду с Тверью, где Михаил Евграфович также служил вице–губернатором, Пензой и Тулой, где управлял Казенной палатой, а также с Вяткой, где начинал службу по тогда еще вполне человекотерпимому Министерству Внутренних Дел в сравнении с лютой эпохой хозяйничанья большевиков, в котором, к слову сказать, мог найти себе место государственного чиновника писатель–сатирик и дослужиться до генерала, – но и игнорировать тот факт, что наблюдательный автор мог там кое-что подсмотреть, невозможно. Так что получается, не сравнить Рязань с Глуповым тоже нельзя. Тем более, что в городе, как на зло, есть свой глуповский Кремль, а в нем Собор с неповторимой красоты каменной резьбой, неповторимой еще и в том буквальном смысле, что автору по окончанию строительных работ князек-заказчик в благодарность выколол глаза, чтобы не сотворил подобное больше никому! То есть поступил совершенно по–глуповски. Против Кремля расположилась зубная клиника с ярким и двусмысленным названием глуповским «Кремлевская Стоматология — вставляем и удаляем», есть в городе искусственно созданный архитектурный островок европейской архитектуры «Конюшенный Двор» с намеком на то, кто у кого задворки, а на въезде в город со стороны Москвы бытует памятник Георгию Победоносцу, лицом к Москве – хвостом к Рязанскому Кремлю, и так встречает дорогих гостей, причем самому рязанскому народу не очень понятны символы, то есть кто кому Змий, тем больше вводит их в заблуждение тот факт, что губернаторы все исключительно из московских, и поэтому в городе издавна установились крепкие и упрямые взаимоотношения на выживание между законодательной и исполнительной властью, каждая из которых назойливо претендует на то, чтобы называться воистину георгиевской, победоносной и держать в руках заостренное копьецо...
«Рязанцы искренне уверены, - продолжал Миша свою летопись, - что если бы не роковое прямое соседство со степью и не разорение Старой Рязани Ордынским войском в 1237 году, неизвестно, где была бы сейчас столица России. К слову сказать, город, называющий себя Рязанью, и не Рязань вовсе, ту самую Рязань с энтузиазмом сожгли ордынцы, а то, что сейчас называют Рязанью – всего лишь Переяславль Рязанский, и на столицу, по правде, могла претендовать только та, другая Рязань. Но история России всегда была путаная в том смысле, что всегда свободно ориентировалась на сомнительные источники как церковного, так и государственного или партийного образца, - но факт, что на месте Старой Рязани чуть ли ни каждый год находят драгоценный клад, а то и два, а это неоспоримый факт, свидетельствуют о некогда процветавшем городе за счет торговли и ремесел в богатом русском регионе...»
«Деревянный одноэтажный дом, - сообщает нам немецкий летописец, - где жил и работал писатель, откуда, собственно, переехал в музей на телеге под руководством вечно пьяного кучера писательский стол, стоит себе до сих пор в центре города, однако в довольно враждебном окружении современного многоэтажного торгового центра «Бакс», банка с дурацким названием «Анексим» и Регистрационной земельной палатой, дальней родственницы небезызвестной Казенной палаты под руководством великого сатирика-генерала, бдительно наблюдавшей в том числе и за сохранностью земельного госимущества, и смотрится довольно нелепо на заасфальтированной улице, потому что этому дому скорее подходит большая перед ним лужа и барахтающиеся в ней свои, соседские и приблудные свиньи и гуси, но усилиями нынешней муниципальной власти эти ландшафтные достопримечательности былого российского бытия окончательно исчезли, за что им, властям, в лице нынешних градоначальников, от горожан искреннее человеческое спасибо и хвала...»
«Вокруг Рязани полезных ископаемых нет, следовательно, из всех природных ресурсов первое место занимают девушки, национальное значение которых в российской экономике всегда возрастало обратно пропорционально экспорту нефти и газа. Таким образом можно сделать вывод, что чем ниже цены на природные ресурсы в смысле полезных ископаемых, тем выше девочки в цене за рубежом, а чем выше за рубежом цены на нефть и газ, тем востребованнее они дома среди резко богатеющей вне зависимости от регионов новой российской буржуазии. Так было перед дефолтом 1998 года, так было и перед кризисом 2008, так будет до тех пор, пока Россия не откажется от сырьевой экономики и не перестанет торговать природными богатствами, а будет производить машины в широком смысле, и пахать...», - записал Михаил вполне банальную западную мысль о России, забывая о том, что исполнение этой утопии выйдет европейцам, что называется, себе дороже.
«Короче, рязанцы при упоминании о С.–Щедрине смущаются и отводят глаза. Зато при упоминании о местных красавицах, количество которых опять же зависит во многом от близости города к степи, рязанцы с гордостью расправляют плечи, и будто сами повышаются в цене. То есть период подготовки и проведения «Конкурса красоты мисс Рязань» в городе самое лучшее во всех отношениях время года...»
«Скажу по совести, Михаил Евграфович С.–Щедрин к конкурсам красоты прямого отношения не имеет, - пишет в продолжении автор записок. - По логике вещей он более имеет отношение, например, к тому, как по-глуповски праздновали в Рязани 770 годовщину битвы с ордынцами, широко и задорно, когда переодетые в степняков десантники инсценировали взятие Кремля, что, конечно, не соответствовало исторической правде, потому как битва происходила не здесь, а в 60 км отсюда. Не успели переодетые десантники выйти из приземистого лесочка, как раз напротив «Кремлевской Стоматологии», спуститься в овраг и подняться на холм для имитации штурма, как с моста, ведущего прямо в Кремль, стихийно разобрав на колья деревянные заграждения и с криком «Долой Орду», на них устремились поддатые рязанцы под руководством Евпатия Коловрата II, стали на прежний манер крушить налево и направо древом, как мечами, и не позволили десантникам вновь взять Кремль, восстановив тем самым историческую справедливость. Когда в милиции спросили рязанских ополченцев, зачем они в кровь избили переодетых курсантов известного на всю Россию Рязанского училища ВДВ, те просто сознались, что взыграла кровь. И хотя их отпустили, но вывод сделали такой, что сильно волю рязанцам давать нельзя, о чем, кстати, давно предупреждал великий сатирик».
От себя же хочется добавить, что он больше имеет художественное отношение, скажем, к тому, как двадцать славянских группировок и одна армянская из бывших спортсменов, комсомольцев и уголовников в течение всех 90–х годов при помощи металлических прутьев, бейсбольных бит, пистолетов Макарова и Стечкина, автоматов Калашникова и, наконец, взрывчатки и фугасов, уничтожали друг друга с той лишь заветной целью, чтобы оставшиеся в живых смогли жить хорошо, то есть завладеть бесхозным вследствие развала СССР имуществом всей Рязанской Губернии, некогда так ревностно охраняемым самим Михаилом Евграфовичем на посту вице–губернатора, чудесным образом со временем превратиться в местную культурную элиту, стать меценатами и спонсорами, и прийти с женами или без них на финал конкурса красоты «Мисс матушка Рязань» в ресторан под названием «Седьмое Небо».
«Стало быть, Михаил Евграфович к конкурсу красоты никакого прямого отношения не имеет, делает вывод наш Михаил Салтыкофф, - он всего лишь часть историко–краеведческого и культурного фона, не заметного, как радиация, но на котором все как раз и происходит. Именно благодаря этому гумусу становится отчасти понятно, почему события происходят именно так, да и вообще, оказавшись в Рязани, нельзя было не уделить писателю должного внимания, поскольку именном он выдвинул гипотезу варяжско–хазарского происхождения глуповцев, что косвенно ложится тенью на происхождение рязанских красавиц и на их этнически–победоносный, воистину жизнеутверждающий генофонд. При этом приходится сожалеть, что ни один из его героев не ляпнул ничего типа «Красота спасет мир», самой дурной, самой часто цитируемой фразы на гламурных вечеринках и конкурсах красоты по всей умом и аршином необъятной России.
Так было и на этот раз!
А он даже ни разу нигде не намекнул, что красота спасет хотя бы Рязань! Хотя бы ее, одну отдельно вырванную из общего российского контекста. Но метаморфоза российской жизни такова, что в конце концов оно в реальности так и произойдет», - оптимистично подвел промежуточный итог автор путевых записок.

«Когда ситуация в городе, по населению сравнимым с немецким Ганновером, такова, что каждый второй его житель – бизнесмен, а каждая вторая дама – модель, причем вокруг города 15 лагерных зон и одна в самой Рязани (кстати, на этих зонах зеки делают ножи, как у Рембо – напомню, как он убил этим ножом косулю, снял с нее кожу, вырезал филейную часть, разрезал на ровные квадратные кусочки, и такой задумчивый отправлял их в рот, накалывая на острие ножа, – вот именно такие ножи делают в рязанских зонах из поршневой стали отработанных тепловозных двигателей), – то становится очевидно, откуда произошел весь местный бизнес и откуда берутся модели», - так думал автор этих строк перед началом «Финала Конкурса мисс Рязань» и был, в сущности, не прав.
- Теперь все не так. Мы изменили условия, – рассказывал один из организаторов конкурса. – Теперь у нас почти все участницы — студентки вузов, мы ввели интеллектуальный конкурс, так что одной внешности теперь будет маловато. У нашей авторитетной элиты за двадцать лет подросли детки. Ха-ха-ха-ха-ха!»
«И вот девушки 90–60–90, а одна вообще шнурок 81–56–81, вышли на помост, подест или на «язык», как вам будет удобно. А вокруг все модные, все одинаково чинно сидят за белыми столами, совсем молодежь и немного постарше, а в нескольких местах сидят кучками уже слегка расслабленные бизнесмены, но только одни мужчины. Они одеты проще, не по-армански, и глухо бухают...»
«Честно признаюсь, одна из финалисток была особенно хороша! - сделал Миша восхищенную запись, - и красива, даже, я бы сказал, чересчур, и такая, что не против умную книжку почитать, хотя, как было сказано, из простой семьи. Она была так замечательна, что описать ее красоту я даже не решусь. Скажу только, что она была ослепительной блондинкой. Весь зал разделился на два лагеря – за нее и против нее, то есть за другую, из одной, как раньше говорили, очень обеспеченной рязанской  семьи.
Я был всей душой, всем сердцем за первую, и признаюсь, не отрываясь и с восхищением смотрел на нее все время конкурса.
Кстати, присутствовавшие в зале были уверены, по старой памяти, что победит финалистка из очень обеспеченной семьи, что, дескать, жюри давно куплено, и результат предсказуемо понятен. Но оказалось, что она не только не победила, но не получила ни одного утешительного приза от спонсоров, что называется, ни солнечных очков, ни новых трусов, ни туфель про запас. Ни та, в прочем, ни другая. Но народ не угомонился и заподозрил, что, видимо, родители пожадничали и мало заплатили. Мою же блондинку просто громко жалели. И активно обсуждали неожиданный финал до самого утра.
А жюри, состоявшее в основном из приезжих, в том числе и из Голландии, которую представляла очаровательная Анна ван Дельфт, тоже известных варяжско–хазарских-фаянсовых кровей, надело короны на трех других. По какому признаку они выбирали победительниц, дав им путевку в финал «Мисс матушка Россия», не ясно и остается загадкой, но им, профессионалам, видней. А девушки, наверное, поняли урок в том ключе, что настоящая жизнь полна неожиданностей и удача выбирает подчас не лучших и вообще не тех, и в жизни бывают разочарования до слез, если проиграешь. Или нечаянная радость. Тоже до слез. Если ненароком победишь»...
«Что же касается публики, то ли нежданно–негаданно разразившийся недавний экономический кризис их насторожил и они попритихли и подпоясались, то ли оказавшись под влиянием неземной красоты, местная рязанская элита вела себя на удивление спокойно, и хотя бритые затылки и люди без шеи не сильно блистали манерами, но драка, которую осторожно прогнозировали организаторы конкурса между сторонниками и противниками предполагаемой победительницы, не состоялась, видимо, в силу еще именно той причины, что она вообще не попала в число трех коронованных дев. А может, сыграло, наконец, и то обстоятельство, что драться на фоне «спасительной красоты», что в избытке присутствовала в зале, было как–то не совсем гоже, несвоевременно и по-пацански совсем западло».
«Но мне, - пишет далее Миша Салтыкофф, - по не понятной до сих пор причине, вдруг захотелось сказать несколько добрых и утешительных слов той самой, что была фавориткой конкурса, но не попала даже в тройку. Я проследовал за ней в лифт, и мы поехали с третьего этажа вниз. Робость овладела мной, и я даже не успел сказать слова, произнести звука, даже не взглянул толком на нее, как мы уже приехали на первый этаж и я вышел из лифта, как положено по этикету, первым. И тут случилось нечто, что я никак не могу до сих пор объяснить: я вдруг очнулся через некоторое время на мраморном полу перед лифтом в луже крови, левая щека вздулась, как при флюсе, левый глаз опух. Кровь текла из носа, но нос не был сломан. Из всего случившегося я понял, что удар был нанесен внезапно и с неимоверной силой, в результате чего я потерял сознание, но при этом удар был точный и мастерский в том ракурсе, что не были повреждены ни нос, ни зубы, ни глаз, что уже само по себе радовало и походило на большую удачу. Первая моя мысль была: «Неужели TOT знал этикет?» И следом возникает тогда резонный вопрос: «А за что?»
И уже готов был ответ: «А ни за что!»
И признайтесь, читатель, Вы этот ответ ждали или он у Вас был наготове?
Отсюда исходя, любая наша с вами версия происшедшего может считаться правильной и вместе с тем всего лишь догадкой, как и та, которую вывел по горячим следам наш герой в СМС своему другу.
Если же вы готовы с этим спорить и не соглашаться, пожалуйста. Только тогда назовите хоть отдаленно причину того, почему Миша Салтыкофф, не успев еще написать ни одной строчки про Россию, Родину предков, не успев даже сказать несколько утешительных или восхищенных слов девице, ехавшей с ним в одном лифте, даже толком не взглянув на нее, огреб на своей исторической Родине с лихвой и две недели ходил с двумя фингалами на оба глаза и распухшим носом, потому как гематома с одного глаза имеет обыкновение перекидываться и на другой, веселил и развлекая своих студентов по филологическому факультету одного из берлинских университетов, подтверждая всем своим видом, что русские загадочный народ, а Россия неожиданная и совершенно непредсказуемая страна?
Однако есть и другой вариант объяснения случившегося события: этикет злоумышленнику был принципиально чужд, и тогда вся история обретает совершенно иной, я бы сказал, конспирологический или криминальный оборот, и удар предназначался вовсе не Михаилу, но об этом, вследствие европейского воспитания, ему как-то не хочется думать.
С тех пор прошло около года. Сам же Миша Салтыкофф будто и не помнит, что с ним случилось, и несмотря на тот трагический фингал, хочет в скором времени снова поехать в злополучную Рязань, чтобы найти ту распрекрасную девицу и сказать ей все, что не успел поведать в лифте в силу робкой застенчивости добропорядочного характера. И к ужасу его немецкой матери, урожденной Зоннтаг, его в этом деле снова поддерживает без малого девяностолетний бабулетик Клавдия Степановна, совершенно божий одуванчик, урожденная Салтыкова.
А как же быть с первоначальным выводом в начале повествования о том, что в России нет никакой свободы? Да он, этот вывод, учитывая российскую самобытность, просто побоку и зависит от произвольного расположения изображаемого объекта к окружающей его действительности.