Просто медицина

1

«По простате, знаете ли, можно многое сказать о характере мужчины».
Николай Иванович вешал новую картину на стену.
- Это Айвазовский? - спросил пациент, натягивая штаны.
Николай Иванович выдержал паузу, во время которой аналитически разглядывал произведение искусства.
- Хм.. Вы думаете, если на картине изображено бушующее море, то...
- То это Айвазовский, - перебил врача пациент и гордо улыбнулся своей проницательности.
- Да, вы правы — это Айвазовский. Сразу видно, что вы человек положительно дальновидный. И простата ваша об этом же говорит.

2

У Николая Ивановича не было своего пропитанного спиртом кабинета. Не было важной атмосферности, официальных бумаг, дипломов на стене и назидательных плакатов в стиле «Настоящий пионер не курит. А если видит курящего, то решительно выходит из комнаты». Сам Николай Иванович был досужим курильщиком, да и пациентам предлагал иной раз сигаретку. Принимал он у мебя дома — в однокомнатной квартире в центре Москвы.
Право слово, выглядела она причудливо: большие книжные шкафы, картины на стенах и клизма, висевшая в прихожей вместо звонка. Сдавливаешь клизму — и моментально воздухом попадаешь по китайским колокольчикам, которые праздно звенят. Подарил их один путешественник, ревностный коллекционер сувениров.
Николай Иванович работал массажистом простаты. Эту профессию выбрала сама судьба. Однажды ему наскучила рутинная медицинская жизнь, и он решил посвятить себя единому делу. Да такому, которым еще никто специально не занимался.

3

В клизму позвонили. Николай Иванович важно накинул белый халат и пригласил войти.
- Меня зовут Михаил Васильевич. Михаил Васильевич Каменский. Я к вам по очень деликатному делу.
- Проходите, Михаил Васильевич. Что-то срочное?
- Это касается не меня, а моего друга. Только.. Только пообещайте, что никому не расскажите.
- Что вы, что вы, Михаил Васильевич, о чем речь? Это врачебная тайна, мы не выдаем секретов пациентов. Так что же случилось?
- Это Айвазовский?
Они оба повернулись на картину.
- Впрочем, не важно, - продолжил Каменский. - У моего друга. Ну как вам сказать. Моего друга затравили петербургские критики. Совсем не ведают границ. Критикуют как слева, так и справа. Словом, переволновался он. Ходил по врачам, даже ездил в Париж за советом, но все без толку.
Николай Иванович принял задумчивую позу, исполненную превосходства. Он догадывался, к чему клонил Каменский.
- Видите ли, у него боли... В известном смысле боли. Тревоги, треволнения... В общем, простата...
- Треволнения в простате? - потер руки Николай Иванович. - Так ведь это же лечится. Медицина не стоит на месте.
- Вы сможете ему помочь?
- Массаж. Лучшее решение. Не хотите ли чаю?
Каменскому было неудобно отказывать, ведь он торопился, а перед ним сидел человек, знавший рецепт спасения. Однако попытался-таки изловчиться.
- Я только что пил чай. Спасибо. Мне нужно к Тургеневу.
- Не торопитесь-не торопитесь. Доверьтесь мне, это может подождать.
И Николай Иванович как-то странно покачал головой, будто догадываясь обо всем.

4

В полночь Каменский вернулся домой. Взволнованная жена с кругами под глазами набросилась на него с расспросами.
- Что же это, что же случилось?
- Извини, милая, но доктор очень любит поговорить.
- Значит, ты не зашел к Тургеневу?
- Я торопился. Но не успел. Доктор пил чай, потом говорил о философии простаты, а затем принялся мне рассказывать про разнообразие в творчестве Айвазовского.
- И что же теперь будет?
Каменский гордо заявил:
- Я терпел, но договорился.

5

В клизму зазвонили. Николай Иванович разминал пальцы. Это был Тургенев. Он нервничал.
- Да простит меня моя память, но, если я не ошибаюсь, вы — Тургенев?
Гость, задыхаясь, точно во сне, посмотрел как-то неуклюже в пол и ответствовал:
- Да.
- Проходите-проходите, Иван Сергеевич. Не знал, что вы проездом в Москве.
- Да принесла нелегкая...
- Иван Сергеевич, может, чаю? Смотрите, какой я самовар растопил!
Тургенев охотно принял обходительность врача и молча кивком головы отвечал на его любезности.
- Я знаю, почему вы здесь. Так что не волнуйтесь. Я — хороший врач и умею хранить профессиональную тайну. Расслабьтесь.
- Это Айвазовский?
- Ха-ха... И как вы догадались?
- Вечно у него эти волны, да стихии...
- Ха-ха... Вижу вашу любовь к описательности. Это заложено в вас.. и в вашей простате, разумеется.
По спине Тургенева пробежал холодок.
- Не знаю, с чего начать... - задергался Иван Сергеевич.
- Полно вам! Вчера ко мне приходил Михаил Васильевич Каменский и все рассказал.
- Все?
- Решительнейше все! Даже о критиках, которые вас затравили.
Тургевев поперхнулся.
- Да у Михаила Васильевича длинный язык.
Николай Иванович налил горячего чаю и предложил Тургеневу. Гость пил с наслаждением.
- За «Отцов и детей» меня разнесли. Говорят, дескать, уничижительно отзываюсь о дворянстве. Поношу нигилизм.
- Ох, Иван Сергеевич, понимаю, каково вам приходится. Вы допили чай? Ложитесь пока на кровать. На левый бок.
- Ложиться?
- Чай — очень хорошее средство, чтобы расслабиться. Теперь мы сможем поговорить о треволнениях... ну вы понимаете какиех треволнениях... разумеется, когда вы ляжете. Это я вам как доктор говорю.
Перечить человеку знающему — не в натуре Тургенева. Он это знал по себе, когда раздавал литературные советы молодому поколению: тут пиши лаконичнее, тут слишком много картинности, тут весьма избитая тема... Николай Иванович, стало быть, не хуже разбирался в своем деле, поэтому Тургенев лег на кровать.
- На левый бок, пожалуйста, и приспустите штаны.. Так, ага... Значит, оскорбляете нигилизм?
- Да ничего я не оскорбляю... ой... Я хотел написать о новом поколении детей-революционеров... ой... оторванных от традиции, понимаете? Не ведающих истории, нашего прошлого, глубины веков... ой...
- Глубины, да-да, продолжайте, - тужился Николай Иванович, но делал это не без потери достоинства. Его пальцы обладали филигранной техникой. Мастер, чего уж там.

6

В Москве собирались регулярные «пятницы», на которых присутствовали поэты, художники и острословы. На этот раз посетил «пятницу» Тургенев. Он сидел рядом с Каменским.

Не рассуждай, не хлопочи —
Безумство ищет — глупость судит;

- Михаил Васильевич, почему вы не предупредили? - возмущенно спросил Тургенев.

Дневные раны сном лечи,
А завтра быть чему — то будет…

- Иван Сергеевич, клянусь, я не умышленно. Я хотел вам сказать в тот же день, когда встретился с доктором. Но он начал мне рассказывать про философию простаты.

Живя, умей все пережить:
Печаль, и радость, и тревогу —

- Философию? Хм... Мне тоже ее рассказал. Даже.. кхм... показал. Я и не догадывался, что этот доктор так помешан в своем деле.

Чего желать? О чем тужить?
День пережит — и слава Богу!

Тютчев закончил читать стихоторение. Зал рукоплескал. Тютчев, впрочем, не улыбался. Кряхтя, он встал со стула и под овации подошел к Тургеневу.
- Иван Сергеевич, что-нибудь стало ясно?
- Федор Иванович, мне неудобно признаваться, но случился казус... Не подумайте, что я неглижировал вашим недугом... Я сначала очень стеснялся идти к врачу...
- Да что же вы тогда комедию ставите? Так бы и сказали, что не поможете...
- Нет-нет, что вы, Федор Иванович, не гневайтесь. Я попросил Каменского это сделать. Ну, то есть поговорить о вас с врачом. А потом тотчас же передать мне.
- И? - неистовствовал Тютчев.
Каменский подхватил в испуге:
- Видите ли, доктор задержал меня до ночи, и я не успел сообщить Ивану Сергеевичу...
Поэту не нужны оправдания, когда и так все очевидно. Тютчев вежливо попрощался и был таков.

7

«Это называется меланхолия простаты».
Николай Иванович читал новые стихи Тютчева, которые за год разлетелись по всей Москве.
«Интересно, а что там с Тургеневым? Как он?»
В клизму позвонили...