Начало переписки Пушкина и Керн

С отьездом Керн из тригорского  Пушкин  совершенно потерял покой. Поняв, что им упущена возможность обьясниться до конца, он решается чистосердечно излить свои чувства в письмах. Однако первое признание он делает через посредницу Анну Вульф, которая искренне любила Пушкина. Адресуя ей письмо, он выражает в нем чувства к Керн, будучи уверенным, что Анна Вульф передаст их своей кузине.

«...Все Тригорское поет: не мила ей прелесть ночи, и у меня от этого сжимается сердце; вчера Алексей и я говорили 4 часа под-ряд. Никогда у нас еще не было такой долгой беседы. Угадайте, что нас вдруг так соединило? скука? сходство наших чувств? Не знаю, право. Каждую ночь гуляю в саду и говорю себе: она была здесь – камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе рядом с увядшим гелиотропом, я пишу много стихов, все это, если хотите, очень похоже на любовь, но я вас уверяю, что это не то. Если бы я был влюблен, то в воскресенье со мной сделались бы судороги от бешенства и ревности, а мне было только немного обидно. Но мысль, что я ничего для нее, что, пробудив и заняв ее воображение, я только забавлял ее любопытство, что воспоминание обо мне ни на минуту не отвлечет ее от побед, не сделает ее в скучные дни более грустной, что ее прекрасные глаза будут смотреть на какого-нибудь рижского фата с таким же томным и страстным выражением… Нет, скажите ей, что этого я не могу вынести, что меня мысль об этом убивает… Нет, не говорите ей ничего, это прелестное создание будет только смеяться надо мной. Но скажите ей, если в ее сердце не найдется для меня ни тайной нежности, ни влечения меланхолического и таинственного, то я ее презираю. Слышите? Да, презираю! Ее, вероятно, удивит это новое для нее чувство» (21 июля 1825 г.).

Затем Пушкин дополняет:
"Я так наглупил, что сил больше нет - проклятый приезд, проклятый отьезд!"

Поэт был прав: у Керн действительно не было к нему "таинственного влечения".

Не дождавшись ответа от Анны, Пушкин через четыре дня отправляет по адресу Керн первое письмо, сразу под горячим впечатлением разлуки (все письма написаны  им по-французски).

25 июля 1825 г. Михайловское

Я имел слабость попросить у вас разрешения вам писать, а вы - легкомыслие или кокетство позволить мне это. Переписка ни к чему не ведет, я знаю; но у меня нет сил противиться желанию получить хоть словечко, написанное вашей хорошенькой ручкой.

   Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных. Лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревенской глуши,- это стараться не думать больше о вас. Если бы в душе вашей была хоть капля жалости ко мне, вы тоже должны были бы пожелать мне этого,- но ветреность всегда жестока, и все вы, кружа головы направо и налево, радуетесь, видя, что есть душа, страждущая в вашу честь и славу.

   Прощайте, божественная; я бешусь и я у ваших ног. Тысячу нежностей Ермолаю Федоровичу и поклон г-ну Вульфу.
   
25 июля

   Снова берусь за перо, ибо умираю с тоски и могу думать только о вас. Надеюсь, вы прочтете это письмо тайком - спрячете ли вы его у себя на груди? ответите ли мне длинным посланием? пишите мне обо всем, что придет вам в голову,- заклинаю вас. Если вы опасаетесь моей нескромности, если не хотите компрометировать себя, измените почерк, подпишитесь вымышленным именем,- сердце мое сумеет вас угадать. Если выражения ваши будут столь же нежны, как ваши взгляды, - увы! - я постараюсь поверить им или же обмануть себя, что одно и то же. - Знаете ли вы, что перечтя эти строки, я стыжусь их сентиментального тона - что скажет Анна Николаевна? Ах вы, чудотворна или чудотворица!
 
   Знаете что? пишите мне и так, и этак,- это очень мило {Последние несколько слов написаны поперек письма в разных направлениях.}.