Ради жизни

- Следующий, - объявляет медсестра в белом отглаженном халате, когда на экране над дверью появляется мое имя.
Я поднимаюсь со скамьи и вхожу.
Кабинет врача слепит белизной стен и бьет в глаза светом флуоресцентной лампы.
- Имя, - сухо произносит доктор, не отрывая взгляд от карты.
- Марта Картер,- говорю я.
Зачем ему мое имя, если он держит в руках мое полное досье?
- Возраст?
- Двадцать пять лет.
Доктор одобрительно кивает головой.
- Рост, вес.
- Рост 5 футов и 3 дюйма. Вес 63 килограмма.
Снова одобрительное кивание.
- Наследственные или перенесенные в жизни заболевания? Роды? Аборты? Выкидыши?
- Доктор, - не выдерживаю я, - это все есть в моей карте.
Мужчина поднимает на меня глаза и хмыкает в седые усы.
- Раздевайтесь.
Я захожу за ширму и снимаю с себя джинсы, потом футболку, потом белье. Медсестра выдает мне зеленый больничный халат на завязках сзади. От ощущения грубой ткани на плечах меня передергивает.
Потом беглый осмотр. Не появилась ли сыпь, нет ли где уплотнений. Досконально меня осматривали на предыдущем этапе, а сейчас просто так. Чтобы удостовериться.
- Вы подходите, - наконец говорит врач, - ваш номер 573. Пройдите в свою кабинку и ожидайте, когда за вами придут.
Я прохожу через заднюю дверь в коридор. Его стены прозрачные, по обе стороны находятся небольшие комнатки, в которых юноши и девушки ожидают своей очереди. Мне не дают хорошо осмотреться, охранник берет меня под руку и проводит в мою кабинку. Прозрачная дверь захлопывается с глухим щелчком. Кодовый замок, просто так не открыть. Не сбежать. Да и кому нужно будет отсюда сбегать? Здесь все добровольно. Из-за почета, из-за денег, из-за безысходности…
В кабинке стоит застеленная зеленой простыней кушетка, возле нее тумбочка с бутылкой воды и пластиковым стаканом, за ширмой – унитаз и раковина.
Стены кабинки матовые, так что своих соседей я не вижу, а комната напротив пока пуста. Я наливаю себе стакан воды и сажусь на кушетку. Сколько мне ждать? Полчаса, час? Больше? Поскорей бы уже, надоело.
Мой номер 573. Значит, до меня было уже 573 человека.
573 человека, которые отдали себя «во имя науки и жизни», как гласит слоган.
И я тоже отдам. Отдам свою жизнь ради жизни. Мои органы пересадят другим, мою кровь разделят на плазму и форменные элементы, часть отдадут в банк переливания, а часть используют, чтобы сделать вакцину от рака или СПИДа. Мои кости… интересно, а что они сделают с моим скелетом? Странно об этом ничего не говорилось в брошюре…
Мою фотографию поместят в музей Ради Жизни, а под ней будет табличка с цифрой,  говорящей, сколько человек смогли спасти с мой помощью.
Это очень престижно. И очень высокооплачиваемо! Каждый, кто пройдет до самого конца, до своего конца, усмехаюсь я сама себе, получит 300 тысяч. То есть не он получит, а его родственники. А если нет родственников, то деньги можно отписать одной из организаций земли. И тогда рядом с твоим портретом будет надпись – Гражданин Мира, а в честь тебя назовут школу, или детский сад, или больницу.
Да, моим именем назовут школу, а что, думаю я, вполне неплохо, нужно только хорошо подумать, кому отписать свои 300 тысяч, наверное, организации по защите детей или в поддержку вымирающих животных. В общем, надо подумать.
Наверно, таких, как я, немного. Тем, которые не нужны деньги. Но, ни матери, остро нуждающейся в пересадке сердца, ни умирающего от лейкемии младшего брата, у меня нет. Все мои родственники мертвы. Никому не нужна высокооплачиваемая операция, и никто не залез в огромные долги. И никто  не будет раз в год приходить к моему портрету с цветами. Даже детей нет. Не успела. Да, и к тому же рожавших сюда не очень допускают.
Если хорошо подумать, я вообще мало что успела в своей жизни: ни детей, ни дома, ни мужа, никаких выдающихся успехов. Единственными моими достижениями было то, что я родилась, и то, что я умру.
Я умру.
Странно, это слово «умру» в этом проекте вообще не употребляется. «Вы спасете сотни жизней», - говорят они. «Вы поможете нашему Миру стать лучше», «Вас будут помнить, как героев».
А что мне, собственно, до того, что будут помнить! Я же умру! Как странно, что осознание этого пришло так поздно! Я ведь месяц проходила все эти дурацкие комиссии, слушала речи агитаторов, гордилась, написала у себя в блоге о своем Долге Жизни, а вот теперь, когда от заветной цели отделяет только прозрачная дверь, поняла, что все к чему я стремилась – смерть! Такой изощренный способ самоубийства!
-  Нет! Я не хочу! – я кидаюсь к двери, но не успеваю, она сама открывается мне навстречу и в нее заходит врач и два здоровых санитара.
- Номер 573? – осведомляется врач, заглядывая в мою карту.
Поздно, думаю я и только киваю головой.
- Раздевайтесь, - говорит доктор, надевая резиновые перчатки, - последний осмотр.
Я снимаю зеленый халат. Санитары бездумно пялятся в стену, да уж, перед ними в день десятки девушек раздеваются, им уже все равно…
Доктор осматривает зубы, шею под волосами, подмышечные впадины, считает пульс.  Придирчиво изучает родинку на моем животе.
- Это родимое пятно у вас с детства? – спрашивает он.
Я пожимаю плечами.
- Наверное, я не помню.
Доктор осторожно ощупывает его еще раз, потом достает мою карту.
- Сестра вашей прабабушки по материнской линии умерла от рака кожи?
- Наверное, да, - отвечаю я и удивляюсь, откуда они такое раскопали?
- Мне очень жаль, мисс Картер, - говорит доктор, закрывая мою карту,- я не понимаю, как такое могло произойти, но, исходя из вашей наследственности, эта родинка вполне вероятно может развиться в злокачественную опухоль, поэтому вы не можете участвовать в нашем проекте. Вашу одежду сейчас принесут, мы просим вас покинуть здание клиники в течение пятнадцати минут. Еще раз приносим наши глубочайшие извинения.
Доктор и санитары выходят, дверь остается открытой, через минуту, медсестра вносит мою одежду. Еще через минуту, в соседнюю кабинку заводят девушку, она задумчиво осматривается, садится на койку, и, увидев меня, приветливо улыбается и  машет рукой.
А я стою, как стояла, голая, оглушенная неожиданной правдой.
Я не могу участвовать в проекте, я им не подхожу. Я могу жить дальше…
Одевшись, я выхожу на улицу, солнце ярко светит на безоблачном небе, теплый ветер шевелит листву. Я смахиваю слезы и останавливаюсь у крыльца, не зная, что делать дальше.
Мне некуда идти. Я сказала хозяйке квартиры, что не вернусь, я попрощалась с друзьями и продала все свои вещи.  Все те мысли о смерти, посетившие меня в больнице, кажутся теперь пустыми. Я не знаю, что делать. Как жить, если уже настроилась на смерть?
- Что, не прошла? - спрашивает мужчина в сером пиджаке.
Я киваю и хлюпаю носом.
- До какого этапа прошла?
- До последнего осмотра.
- Из-за чего выгнали? – не отстает он.
- Родинка,- я задираю футболку, демонстрируя свой живот.  В последнее время столько чужих людей видели меня голой, что мне уже все равно…
- А, - равнодушно говорит мужчина,-  возможность рака кожи.
Я киваю. Он вдруг с подозрительным прищуром оглядывает меня.
- Из-за денег?
Я отрицательно машу головой.
- Тогда зачем?
- Не знаю, - сознаюсь я,- просто, в жизни нет ничего … стоящего, а так я надеялась помочь остальным…
На этом месте я захожусь в рыданиях.
- Ясно, - тянет мужчина презрительно,- могу помочь.
- Как!?
Он приближается ближе.
- Ну, родинку уберем, сделаем тебе новые документы, и через три месяца снова будешь там, откуда сейчас вышла. Хочешь?
- Но у меня нет денег… – мычу я.
- Ничего, - ухмыляется он, - отпишешь свои посмертные на ту компанию, которую скажут. И все. Ну, так как? Идешь?
Я, подумав пару секунд, киваю.
Мужчина, взяв меня под руку, уводит от белого здания, на котором гигантскими буквами горит надпись «Ради жизни».
Последнее слово ехидно мигает мне вслед.