Английский Шпион. Глава 7. 2005г

                Глава 7
                МОМЕНТ ИСТИНЫ

    Момент истины случился позже. Дня через два.
    Рано-прерано, когда все ещё спали в благословенной квартире, Мак-Гири проснулся. Он стряхнул с себя остатки печальных английских снов и медленно возвращался к действительности. За те две недели, которые он провёл в России, он немного изменился. Он похудел. Во взгляде его появилась какая-то мудрая настороженность. Как у собаки, которую не раз жестоко били палками. Он предпочитал теперь лучше промолчать, чем сразу лезть нахрапом.
    Он спустил ноги в триковых кальсонах на пол. Посмотрел на часы. Было пять часов.
    Он встал, нашарил на полу тапочки и, захватив со стола большую эмалированную кружку, пошёл на кухню.
    Он не стал зажигать свет и шёл в темноте, ориентируясь на слабые просветы. В кухне был лютый холод. Близилась зима, и уже много раз за окном падал снег. Но тут же таял. Светил дворовой фонарь, и жидкий призрачный свет проникал в кухню. Громко шуршали крысы.
    Мак-Гири набрал в кружку воды и вернулся в комнату. Он тщательно запер дверь и включил лампочку. Пока закипал кофейник, он подошёл к косяку и широким десантным ножом вырезал свою двенадцатую зарубку. Потом он выключил верхний свет, придвинул к себе ближе настольную лампу; из тайника под подоконником он достал листы тонкой папирусной бумаги; и, завернувшись в драное зелёное одеяло, вооружившись карандашом, стал писать:
    «7 ноября
                Уважаемый сэр!
    Согласно приказа, нами был произведён отбор людей для выполнения спецзадания. Мы, Джон Ланкастер и я, погрузились в среду служащих завода «Невский Факел». Нами был выбран один. Почему-то Антоха (Антон Сергеевич Васильчиков) считает, что мы работаем в 5-ом цеху. Ну и пусть считает! Это неважно! Джон Ланкастер мастерски провёл знакомство!  В процессе выполнения спецзадания объект (Антоша) был препровождён в кино, в кафе и на карусели на Крестовском острове. Там объект вёл себя непринуждённо, много болтал, съел морожено… Объект работает инженером как раз в том самом цеху, где собирают турбины!.. Нам повезло!.. Пару раз он сболтнул лишнее, и мы записали на плёнку. Сегодня плёнка ему будет предъявлена. Сегодня мы произведём вербовку. Обо всём дальнейшем буду сообщать своевременно.
    …Гарри, пришли ты хоть немного денег! Ведь это ж невозможно! Ты попробовал бы просуществовать на полторы тысячи! Всё! Любящий Дональд. Да хранит бог королеву!»
    Он запечатал письмо и отпил сквернейшего кофе.
    – Новое утро в Африке… – поздравил он себя.
    Всё-таки Мак-Гири было любопытно. Петрович говорил, что почту переправляет Гэррик, шпион из Ньюкастля. Он хотел проверить это. Он наскоро собрался, съел два бутерброда с сыром и, захлопнув дверь, вышел из комнаты.
    На сыром и мокром углу он остановился. Тут был переулок, светил фонарь и была витрина маленького магазинчика. Стояла урна, и была навалена гора мусора. Картонку из-под кефира, куда было спрятано письмо, Мак-Гири поставил на оконный отлив и спрятался за углом. Он поднял красные руки и подул на них. Два дня назад он продал перчатки. Повыше поставил воротник.
    Но вот в тусклом свете фонаря мелькнула фигура. Худой, высокий человек, с лицом наёмного убийцы, с острым носом Буратино, механической ныряющей походкой приблизился к урне; он обернулся, протянул руку и спрятал картонку в карман. Мак-Гири проводил его тёплым взглядом. Как будто сердца его коснулся мимолётный привет. Как будто ветерком родной Англии подуло!


    На мокром снегу, на сухих тополиных листьях, лежали грязные ржавые радиаторы. Они лежали давно, и успели превратиться в тяжёлую мёртвую мрачную груду. При взгляде на них хотелось поёжиться и поглубже засунуть руки в карман. Сверху лежал снежок. Радиаторы были свалены под стенкой, где углём было написано: «Витя Цой», «Зенит» – чемпион», и т.д… в общем, картинка была невесёлая. Перед этим нерукотворным памятником человеческому гению кружком стояли Людка Строгова, Рита и Галя, Витька Синельников, Лёша Рыжаков, Димон Гиреев, и председательствовала Светлана Ивановна Приходько.
    Уже довольно светло было. Где-то пол-одиннадцатого утра.
    – Комиссия по дворам пройдёт, – говорила Светлана, – начнут с Марата, с 53-го дома, потом по детской площадке, потом сюда зайдут. Кожин ещё прошлый раз говорил убрать. Подвалов здесь нет, надо затащить на чердак 25-го дома. Гиреев. По одной штучке аккуратно уберёшь наверх… потом промети здесь маленько… чтоб чисто было. Людка, – с тебя лестница жилконторы. Рита и Галя, со мной пойдёмте, для вас тоже работа найдётся. В пол-двенадцатого собираемся в каптёрке. Витька и Лёша – распилите этот тополь, который грозой свалило, и выкиньте в пухту. Всё понятно? Идите.
    Тишина стояла.
    За углом прозвенел троллейбус, наполненный жёлтым мерцающим светом.
    – Почему я? – тихо спросил Мак-Гири. Он сунул руки в карман и смотрел в угол, где под грязной стенкой лежали обугленные тополиные листья.
    – Гиреев, не задавай глупых вопросов! – Светлана брезгливо поморщилась. Она вытащила блокнот и стала делать пометки.
    Людка ехидно хихикнула.
    – У Витьки пупок развяжется! И у Лёши тоже.
    Витька Синельников и Лёша сконфуженно молчали. Они были не виноваты, что самая тяжёлая работа досталась не им. Рита и Галя тоже не вмешивались.
    – Почему я? – монотонно повторил Мак-Гири. Он выплюнул жевачку и остекленело смотрел перед собой. Лицо его пошло красными пятнами.
    – Гиреев! – Светлана с досадой оторвалась от блокнота. – Здоровый мужчина! Ты посмотри на них! Это ж два доходяги! Они ведро поднять не могут!.. Нечего здесь рассусоливать! Уберёшь по одной штучке, ничего с тобой не станется!
    – Я не буду, – сказал Гиреев.
    – Что? – удивилась Светлана.
    – Я не буду. Сама таскай.
    – Что??
    – С утра метёлкой намашешься. А потом ещё радиаторы тягать? Чёрта лысого!
    – Да-т… да… – Светлана стала заикаться. – Что ты сказал?! Быстро! щас же! немедленно! Взял батарейки по одной штучке и унёс!
    – Ага. Только шнурки поглажу.
    – Что такое?! – завопила Светлана. – Галя, дай корвалол!.. Я ему!.. мы ему!.. работу ему! комнату! А он! Ах ты… ах ты ж, негодник! Ах ты, пьянчужка! Спорить удумал? Командировочный задрипанный! Знаем мы, в какие вы командировки ездите! Щас же на улице окажешься! Понял меня?! Сегодня же Кожину бумажка на стол ляжет! Ты слышал меня, ты понял?!
    Мак-Гири взорвался.
    – Да ты знаешь, с кем разговариваешь?! – заорал он. – Ты!.. Да я Паншерского Льва как тебя видел!.. Вот так! – он растопырил красную пятерню и шёл на неё, огромный и неустрашимый.
    – Носить будешь!.. – визжала Светлана.
    – На одной линии огня с Рашидом Дустумом был!..
    Светлана валилась на спину и пела как граммофонная труба:
    – Бы-ренько!.. бы-ренько, я сказала!.. Взял батарейки и отнёс! – по лицу её текли слёзы; её испуганно поддерживали Галя и Рита. – Ой, бабы, не могу! Доконал он меня!.. Галя, дай таблетку!.. Я жаловаться буду!! – закричала она.
    …Ржавые и тяжёлые батареи Мак-Гири носил на широкой спине. Поджилки у него подгибались, он помрачневшим взором смотрел перед собой. Губы его что-то бессмысленно шептали. После 5-ой батареи он сбился – и пёр, и пёр их без конца! Как Сизиф толкал свой камень. Как герои Эллады совершали свои подвиги. После какой-то батареи по счёту к нему подсоединились Витька и Лёша, но он уже ничего не видел и не слышал. Сердце жарким комом билось в груди, пот градом катился по щекам. Ещё одна жертва на алтарь старушки Англии!


    Ровно в 4 часа, как и было запланировано, Мак-Гири стоял на углу кафе «Малыш и Карлсон». У него было мрачное, решительное лицо человека, который летит в пропасть, которому всё равно. Спроси у такого время – и сразу получишь. Он махнул рукой и привалился к углу дома. Плащ был испорчен безвозвратно. Если раньше он только немного пообтрепался снизу, то теперь был весь в ржавых пятнах и полосах. Он полез в карман, достал папироску и закурил. Сразу стало легче. Потом полез во внутренний карман, вытащил бутылку беленькой и сделал хороший глоток. Мысли были тяжёлые, невесёлые. «Если так пойдёт дальше, – думал он, – придётся её убить. Я знаю одну точку за ухом. Надавишь на неё – и всё, каюк. Придётся применить, если не отвяжется.»
    Пришёл Петрович. Он поздоровался с ним за руку, потом спросил подозрительно:
    – Что-то случилось?
    – Нормально, – махнул Мак-Гири. – На работе достали.
    Петрович был холоден и спокоен.
    – Всё помнишь, что надо сделать?
    – Всё помню.
    – Взял плёнку?
    – Взял, взял…
    Петрович покосился на него.
    – Сейчас садимся. Спокойно пьём кофе с плюшками. Пусть он расслабится. Раньше времени не начинай. Потом я спрошу его: а ты знаешь, кто мы такие? Это я спрошу, ты не всовывайся. Он будет смеяться. И тут ты предъявляешь ему плёнку. Ту. Где он болтал на Крестовском Острове. – И тут он колется! Тут эффект важен! Понимаешь?! Переход от глубокого веселья и расслабленности – к осознанию своего падения и приниженности. Всё! Он наш!.. Он подавлен и растерян, и соглашается на все наши условия!.. Ну как? – Петрович удовлетворённо рассмеялся. – Подходит?.. Да, кстати, ты отослал корреспонденцию?
    – Да отослал я, Джонни, отослал! – раздражился Мак-Гири. Он оттолкнулся от стены и полез во внутренний карман за поллитровкой.
    – Чего ты бесишься?!
    – А то, Джонни! Чего ты меня учишь? То Светка достанет, то ты теперь учишь… Не учи меня! Я не маленький.
    Петрович холодно посмотрел на него.
    – Не налегай на водку.
    – Ладно. Я разберусь, – сказал Мак-Гири. Он отхлебнул, спрятал бутылку и вытер тыльной стороной ладони губы.
    Петрович скосился в сторону и зашипел:
    – А ну-ка возьми себя сейчас же в руки! Что такое?! Ты на задании или где?!
    – Ладно, ладно, я нормальный…
    – Нет, ты не нормальный! Не можешь делать дело – иди в кабак!
    – Ну всё, Джонни, всё…
    – Я на тебя рапорт напишу!.. уезжай в Англию!..
    – Да… кабы так всё просто было…
    Оба напыжились и замолчали.
    – Вот он идёт, – сказал Петрович.
    По лужам, по тающему снегу к ним бежал студент. Антошка Васильчиков. Он был такой юный, такой вихрастый. От студёного воздуха у него разрумянились щёки, и глаза за стёклами очков весело поблёскивали. Мак-Гири впервые заметил, что на рюкзачке у него прицеплено много разной мелочи. Какие-то мишки, стеклянные рыбки.
    Он подбежал и весело закричал:
    – Здорово, ребята!
    – Здорово, – сказали ребята. Мак-Гири кашлянул.
    – Ну что… пошли, – пригласил Мак-Гири. Они прошли в кафе.
    Петрович напоминал пожилого кота. Он был невысокого роста. Весь в чёрном. И очень плотно упакован. – Он был туго завёрнут в какие-то чёрные майки, в чёрные фуфайки, в чёрный свитер, в чёрную промасленную куртку, и воздушных прослоек у него между одеждой не было. Вдобавок сверху была маленькая чёрная промасленная кепчонка. От постоянной черноты он казался немного смуглым. Мак-Гири был как рыхлый громила в нахлобученной шляпе. В грязном плаще и в нахлобученной шляпе. Антошка перед ними был как юный вихрастый птенец.
    Да… по правде сказать, эти две недели не прошли для Мак-Гири даром. Он по-прежнему оставался таким же здоровым, но теперь его полнота выглядела более обрюзгшей, более оплывшей, что ли. Он не смог бы теперь быстро вскочить со стула и двинуть в ухо. По утрам пошаливала печень, болело колено. К тому же он стал кашлять. В сыром тумане «славного и страшного города на Неве» он стал незаметно сдавать. Лицо опухло. От постоянной холодной воды он был выбрит плохо. И только глаза… Глаза всегда выдают человека. Это были по-прежнему глаза английского шпиона. – Маленькие, но правильной формы, узенькие, как холодные голубые льдинки, они злобно горели.
    Они сели за стол, и Мак-Гири повозил локтем по столешнице. Утвердил локти на столе. Сунул в рот спичку.
    Петрович скинул кепку и заулыбался.
    – Ну что будем есть? – спросил он.
    – Сегодня я вас угощаю! – заявил Антошка.
    – Ого! Это по какому же случаю?
    – А я премию на заводе получил!
    – Отлично! Значит, наберём плюшек… или этих, знаешь, таких кругленьких бараночек, присыпанных сахарной пудрой.
    – Пышек!
    – Точно! Пышек! Дима, ты чего будешь?
    – Я ничего не хочу, – сказал Мак-Гири.
    – Брось! Расслабься! Один раз живём! Щедрая рука угощает!
    – Сказал, не хочу, – значит, не хочу.
    – Ну ладно, ладно. Оставь его. Он потом передумает.
    – Нет, сегодня пышек не будет! – заявил Антошка.
    – А чего так?
    – Будет шампанское и мороженое!
    – Ого! ни фига себе, какая струя пошла.
    – Гулять, так гулять! – сказал Антошка.
    – Давай, я сбегаю, – предложил Петрович. Он сбегал к стойке и сделал заказ.
    – Люблю, знаете, мороженое поесть, – сказал он, когда вернулся. – Да так, чтобы с вареньем! Да с шампанским! Просто не жизнь, а райское наслаждение. Как реклама «Баунти».
    Мак-Гири перегнулся через стол и спросил мрачно:
    – А ты знаешь, кто мы такие?
    Петрович хлопнул его по руке и весело закричал:
    – А ну не лезь поперёд батьки в пекло!.. Ты ешь, Антош, ешь, – добавил он ласково, потому что как раз подошла эта женщина и принесла на подносике шампанское и мороженое.
    – Я не буду, – сказал Мак-Гири. Он накрыл свой фужер ладонью. – Не хочу. У меня есть.
    – Ну не хочешь, и не надо, – сказал Петрович. Он налил шампанское себе и Антону. – А мы будем, Антоша, правильно? Ты пей, Антош, пей! Не обращай на него внимания! А ну его! – он махнул рукой.
    – Дима сегодня какой-то кислый, – сказал Антоша.
    – А ему мастер на заводе вставил! – заржал Петрович.
    Мак-Гири мрачно посмотрел на него.
    Но он не стал ничего говорить. Достал из кармана поллитровку и отхлебнул. Он решил не вмешиваться. Поплотнее поставил локти на стол и исподлобья смотрел то на одного, то на другого. Он изжевал одну спичку и вставил в рот вторую. Один раз только он поднял руку и, когда женщина подошла, сказал: «принеси бутерброд с сыром». И всё. Чуть позже он снял шляпу. Так как кафе было с претензиями, то он закурил. Давно уже не было денег на «Лаки Страйк»! И приходилось курить то «Ватру», то «Приму». То «Беломор». Теперь он цедил «Беломор».
    А студент и Петрович – разболтались! Эти двое точно созданы были друг для друга. Или Петрович так удачно притворялся, или ему на самом деле было интересно с Антоном. Так как сошлись они на почве книг, то и знакомство «книжное» продолжалось. Антон притараканил из дома «Ночной Дозор». Петрович упросил его дать на недельку. Антон сказал, что фильм никуда не годится. Барахло. То есть, не то чтобы барахло, а непохоже нисколько. «Длинный!» После книги фильм не смотрится. «Но ты на недельку дашь?» – спросил Петрович. – «На недельку дам.»
    Петрович благожелательно откинулся на спинку стула и пригладил себя ладонью по волосам.
    Глаза у него лучились, как у доброго старого друга.
    – Антоша, сынок, – сказал он, – как ты думаешь, а кто мы такие?
    – Как кто! – тонко воскликнул студент. – Дима Гиреев и Коля Потапов! Тут и думать нечего.
    – Ну, это само собой, – усмехнулся Петрович. – Ну а всё-таки?
    Мак-Гири протянул толстую руку и затушил окурок в пепельнице.
    – А действительно? – воскликнул студент. – Кто вы такие? Я про вас ничего не знаю. Расскажите о себе!
    – Ай-яй-яй, сынок, – сказал Петрович. – Вот видишь, как получается. Сколько раз сказано: никогда не разговаривайте с незнакомыми… А? Так-то! – он цыкнул сквозь зубы. – Ну-ка, Дима, покажи нам.
    Студент смотрел с любопытством.
    Мак-Гири полез в карман и достал плоскую коробочку. Как будто такой маленький магнитофон. Не больше сигаретной пачки. Видно было крошечное окошечко и там две маленькие катушки с плёнкой. Мак-Гири нажал кнопку.
    Послышался голос:
    – …Вытеснительные системы подкачали! С вытеснительными системами беда! Ну почему бы не воспользоваться старым добрым способом? Как немцы во второй мировой войне? Турбонасосы? Это, конечно, требует изготовления точных турбин, но зато гарантировало бы нас от такой неприятности, как взрывы. Я говорил. Я 10 раз говорил! Да разве кто послушает?!.
    Это был Антошкин голос.
    Он то приближался, то отдалялся, как будто его сносило ветром, и слышался сквозь постоянный механический лязг и визг (это крутилась карусель).
    Антон удивился.
    – Это мой голос… Вы зачем-то записали… Зачем?
    Он внезапно выпрямился и посмотрел на них. Он как будто впервые их увидел. Кто они такие? Рыжий небритый громила с холодными глазами и маленький чёрный мужик, похожий на пожилого механика. Антон внезапно побледнел и отпрянул на стуле. И тут же Петрович и Мак-Гири перегнулись через стол, и ухватились за него, и усадили обратно на место.
    – Сидеть! – весело сказал Петрович.
    Мак-Гири злобно пыхтел.
    – Вы кто?.. – испуганно спросил студент.
    – Вот так, сынок. Попался ты. Мы представители одного государства. Неважно какого! Мы давно уже за тобой наблюдаем. У нас на тебя столько материала, что – уй! – в пять минут расстреляют под стенкой.
    – Сейчас не расстреливают… – еле слышно сказал Антоша.
    – Ну какая разница. Закатают прижизненное. А там, глядишь, и расстреляют под скорую руку. Тут, в России, с этим долго не засиживаются… Короче. Мы представители одной иностранной разведки. Давно наблюдаем за вашим заводом. Будешь делать то, что мы тебе скажем. А то мы тебя в бараний рог скрутим. Надеюсь, ты понимаешь, что мы не шутим. (Петрович сделал строгие глаза.) Нам нужна турбинная лопатка от двигателя СВР-531. Запомни. А ещё лучше запиши на бумажке. Смотри, не перепутай! Сроку тебе трое суток. И предупреждаю, что у нас длинные руки. А яд кураре – он очень быстродействующий яд. И каково будет твоей мамаше, когда она однажды утром заглянет в спальню и обнаружит там холодный труп?.. а?..
    И чем больше говорил Петрович, тем бледней становился Антоша.
    Он стал просто как белая бумага.
    Однажды он опять подскочил на стуле и пискнул «мама!», но Мак-Гири заорал: «А это видел?!» – и сунул ему под нос кулак, размером с детскую голову.
    Петрович стал шикать на них и усаживать на место.
    Через 5 минут воцарилась тишина.
    Все карты были раскрыты; нужно было действовать.
    Петрович удовлетворённо откинулся на стуле и подмигнул Мак-Гири: «Вот как нужно дела делать!» Он стал хлопать себя по карманам. Мак-Гири дал ему папироску. Они закурили.
    Антон смотрел в стол.
    Он тягостно над чем-то думал, потом поднял голову и поправил очки на переносице.
    – 10 000 баксов, – сказал он.
    – Что?? – папироса у Петровича вывалилась и покатилась по скатерти.
    – Да ты что, Антон, обалдел?..
    – Совесть есть?..
    – Вам нужна лопатка или мне?
    – Так-так-так… подожди… давай хоть поторгуемся!
    – Никакой торговли, – Антон помотал головой. – Вы представляете, чем я рискую? Никакой торговли. Деньги на бочку, – и лопатка ваша. Завтра аванс. 5 000.
    – Подожди!.. давай хоть план финансирования составим?!
    – Вот жадюга, а!..
    – Ты посмотри, какой жмот!..
    Тяжёлый разговор продолжался.


    Через два дня, на перекрёстке улиц Маяковского и Некрасова, стояли Петрович и Мак-Гири. Тоже где-то 4 часа дня было. 4-30. Падал мокрый снег, и небо было серое. В последнее время установилась погода, которой так славится Петербург. Было грязно, дождливо, туман, лужи. Нева «парила». На Фонтанке была клёклая снежная каша. И было удивительно холодно; пронзительный ветер. Очень промозгло. Мак-Гири с огорчением чувствовал, что его левый башмак промок. Он стоял, сгорбившись, повыше поднял воротник плаща, поглубже насадил шляпу. Он понурившись думал, что пребывание в России достаётся ему всё тяжелее и тяжелее.
    Под мышкой у него был батон, обмотанный скотчем. Просто – «городской» батон, за 11 рублей, разрезанный вдоль, и скреплённый на концах блестящей коричневой лентой. В этом батоне лежала турбинная лопатка. Тяжёленькая, холодная, идеально отшлифованная турбинная лопатка. Тускло поблёскивающая. С зубчиками по краям. Скоро она отправится в Англию, где над ней будут колдовать эксперты из МИ-5. Где её подвергнут анализу. И сразу станет ясно: на каком этапе находилась промышленность России в 2003-ем году… В ноябре 2003-го года.
    Петрович спокойно покуривал рядом. Его фокусами русской зимы было не пронять.
    И в этот же день, 9 ноября, Серёгу Балакирева из 5-го отряда опять зарядили на дежурство.
    Светло-песочный «уазик» с голубой полосой быстро катился по городу. Балакирев был в патруле; он охранял город. Рядом за рулём сидел Миша Аносов, Синегрудов привычно храпел на заднем сиденье. Балакирев трепался с Аносовым и зорко смотрел по сторонам. «Любимый город!» Балакирев был молодой милиционер, и ему нравился этот город. Он любил Петербург. Эти мрачные каменные ущелья. Жёлтые горящие фонари. Жёлтый туман, застилающий улицы. Он был хороший милиционер. Он часто останавливал «уазик» и спрашивал документы у черноголовых людей, проверял, не несут ли в сумках оружие, взрывчатку. На перекрёстке Некрасова и Маяковского, у хлебного магазина, они остановились. Пока мигал светофор, Балакирев смотрел вперёд. Странную же парочку он увидел! Краснорожий опухший детина в обтрёпанном плаще, и маленький чёрный мужик, похожий на пожилого кота.
    – Глянь-ка, Миша, – кивнул Балакирев. – Красавцы!..
    У краснорожего снизу плаща висели какие-то нитки, и шляпа была в пятнах.
    – Останови рядом…
    «Уазик» переехал перекрёсток и остановился. Балакирев даже наружу не стал выходить. Он открыл дверцу и придержал её ногой.
    – Бомжи? – спросил он.
    – Чё? – не понял Мак-Гири.
    – Я спрашиваю, документы есть?
    – Начинается… – проворчал Мак-Гири и отвернул голову.
    – Что ты сказал? А ну подойди сюда.
    Но Петрович не стал раздувать конфликт.
    Он весело подошёл к Балакиреву (как-то ухарски, вразвалочку), бросил папироску, сплюнул, поправил кепчонку на голове.
    – Ну чё ты, чё ты, командир, сразу горячишься, – сказал он. – Какие же мы бомжи? Трудящие мужчины! И документики имеются. Глянь-кось!.. – он полез в карман, что-то достал, показал милиционеру, они о чём-то пошептались, Петрович напряжённо улыбнулся, опять зашебуршал по карманам, потом вернулся.
    – Полтинник пришлось дать, – сказал он. – Чтоб отвязался.
    – Я бы не давал, – сказал Мак-Гири.
    Петрович кашлянул и выразительно посмотрел на него.
    – Ну-ну! – сказал он. – Не будем с сержантом спорить…


    И сразу же, как уехал «уазик», даже полминуты, наверное, не прошло, из-за угла дома показался человек. – Высокий, худой, с лицом наёмного убийцы, с острым носом Буратино, – он ныряющей механической походкой пересёк тротуар, ступая по лужам; подошёл к Мак-Гири; не глядя, протянул руку; Мак-Гири сунул ему батон, и сразу же человек скрылся. Лицо его было жёстко, шляпа надвинута на глаза. Это был Гэррик. Лопатка начала свой путь к берегам Англии. Петрович тепло посмотрел ему вслед. В глазах Мак-Гири была ностальгическая любовь и печаль.