Молибдена руду искать

Посвящается
Валерию Борисовичу Крапухину

«Молибдена руду искать…»

В этот раз воспоминания пришли после того, как кто-то сказал, что где- то слышал, что вот американцы – «дураки, затратили сотни долларов на изобретение устройства, чтобы вести записи в космосе, а мы (т.е. русские) взяли простой карандаш, и дело с концом».
Между прочим, у нас во всех инструкциях значится, что вести полевые записи надлежит только карандашом. Если журнал намокнет, записи сохранятся.
В 1973 году экспедиция московского Института минерального сырья вела разведку запасов на молибденовом месторождении Жирекен. Своеобразие месторождения в том, что окрест нет больше рудопроявлений, нет запасов, а это значит, что открывать комбинат на этом месторождении экономически невыгодно.
Но, стране нужен молибден!
 Вот и разведуют близлежащие к основному месторождению, территории вдоль поперек и в шахматном порядке, много лет и многими экспедициями.

Не на пустом месте родилась песня: «Закури, дорогой закури, завтра утром с восходом зари ты пойдешь по тайге опять молибдена руду искать».

Прибыли в поселок Жирекен. Разместились в брошенной школе и на намеченных участках начали прорубать «профили». И вот среди зарослей обнаружили вешку. На затесе карандашом значился адрес. Вешка №, Ленинградская экспедиция, партия №, число, 1941 год! Вполне возможно, что люди тогда не сразу узнали, что началась война.

Лето – на осень, полевой сезон к окончанию. Но не всегда, не всегда. И осень – уже на зиму, и зима уже о себе напомнила белыми мухами. Но так не так, а маршруты уже последние. В тот раз разошлись бригады в разные стороны «концы заделывать» и на базу вернулись подзамерзшие и подуставшие и вид имели далеко не блестящий. С дядей Валерой встретились и рады были друг другу. Казалось, что не виделись так давно.
– Здорово, голуби!
– Здорово, чудаки! Здоровей не видали?
– А что это у вас с лицом?
– На себя оборотись. 
И сразу в баню! Баня – это тепло и горячая вода! Баня – это таинство! Забыты холодные ночи, раздолбанные сапоги и сгоревшие на костре портянки. Отмылись, отогрелись и душой воспарили. После бани в магазин. «Запасец» на вечер – шесть «пузырьков» и один «огнетушитель». (Шесть бутылок водки и вино «Солнцедар», 0,75.)
Из магазина шли уже по темноте (темнело рано), ледок хрустел под сапогами, звезды подмигивали, «Солнцедар» подогревал. На базе столы уже сдвинуты, гомон стоит, сосед соседу наливает. Пока распаковались, под шумок спрятал я одну бутылку под раскладушку. На утро. Застолье само собой угомонилось, «как все выжрали» и все расползлись, кто куда, а кто уснул, где сидел.
У нас с дядей Валерой была отгорожена комнатенка на две раскладушки. Залезли в спальные мешки, но настроение от встречи нас не покидало, и спать не хотелось.
Улеглись, но свет не выключали. Что-то обсуждали. И вдруг дядя Валера мечтательно так произносит – сейчас бы еще… Не вылезая из мешка, я вскинул руку и бутылка в руке засверкала, как новогодняя елка огнями. Беру на себя смелость заявить, что ни один фокусник не испытал такого восторга публики от своих фокусов. Дядя Валера тут же принял «низкий старт», намереваясь бежать на кухню за кружками.
– Не суетись. Будем так.
И мы еще долго «продлевали удовольствие», передавая бутылку друг другу для очередного глотка, пока посудина не опустела.
Не вспомню теперь, какие планы преследовал начальник, но была дана команда всем с утра – на машины и отбыть в распоряжение местной администрации. На базе оставались я и Дядя Валера. Но нам вменялась обязанность «подать машину к семи утра».
Поднялись мы где-то после шести утра. Мороз и звезды на черном небе. Подожгли факел и стали разогревать движок. Потом столкнули машину с горки, и она завелась. Стоим, смотрим на дело рук своих. И вдруг дядя Валера говорит:
-«Ничего не понимаю. Мы вчера приняли участие в шести бутылках. После такого я должен три дня лежать!»
-«Дружно – не грузно, а врозь, хоть брось».

Проводили, вернулись в помещение, а в помещении после пьянки воздух, как ночью в казарме, где койки в три яруса. От нечего делать решили порядок навести. Шоркую веником по полу, валенки переставил. Тяжеловатыми показались. Сунул руку, а там бутыль. «Солнцедар». Кто-то припрятал и забыл.
Под рассуждения о том, что по законам тайги «водка, табак, хлеб – не товар», оприходовали и эту бутылку. (Рассуждения были к тому, что если хозяин и объявится, то претензий к нам за выпитую бутыль у него не может быть никаких.)
И тут появляется почтальон и приносит почту. Письма, газеты, квитанции. И между прочими одна на мое имя. Почта, как и магазин, открывается в 11. И прогулочным шагом отправляемся на почту.
В этом месте следуют отступление и пояснение.
Как-то «напал на меня стих». Сшил себе кожаный пиджак. Пиджак из старого китайского пальто, что отец когда-то носил. Пиджак по тему времени получился «моднючий», на зависть пижонам. Очень пиджак нравился дяде Валере, и не только ему.
Был в отряде студент. В сентябре ему уезжать к началу учебного года. Пристал он ко мне, что называется, с ножом к горлу: «Продай, да продай». Не мог я это сделать по разным этического плана соображениям. Наконец решение было найдено.
– Ты одолжи мне пиджак. Я в нем на кафедре покажусь, а потом верну.
В таком случае, как говорится – нет вопросов. И поехал пиджак в Москву.
Итак, разворачиваем бандероль. Внутри пиджак. Разворачиваем пиджак. Внутри бутылка.
Дядя Валера только молча дивился.

Чтобы закончить историю с пиджаком – подарил я пиджак дяде Валере, что доставило удовольствие нам обоим.

Но история того памятного дня имела отзвук.
И опять осень. Осень, какая иной раз бывает в Москве. Промозглая и слякотная. И сквозняки. Вот когда радуешься уютному свитеру, теплому плащу и добротным ботинкам. Радуешься возможности навестить друга.
Встреча состоялась, но радости не принесла. Видно было, что очередной срыв назревает, а также известно было, что слова пользы не принесут, а вызовут раздражение.
Так, молча, мы «гоняли чаи» из огромных кружек. Дядя Валера был большой мастер заваривать чай! Да, к слову сказать, и чифирь у него, на мой взгляд, получался особый.
Вдруг Дядя Валера каким-то затравленным голосом сказал: «Может, повторить?».
– «Ты хочешь сказать: «участие в шести бутылках»? Нет. Не получится. Москва не позволит.  Москва «добро» не даст».

Прошли незаметно годы и опять осень. В этих годах затерялись многие «законченные чудаки», и уже два года как не стало дяди Валеры. Есть фотография. Очень удачная фотография. На фотографии дядя Валера улыбается и хитро так говорит: «Не верь пьяницам».
Я и не верю.
Но уже никто тебе так не скажет: «Здравствуй, голубь». И не предложит отведать «холостяцких пирожков» (для непросвещенных – холостяцкие пирожки – это жареные пельмени).
И еще я знаю, что отчаяние бывает не от чая, а душевная непогода не зависит от погоды.