деть куда-нибудь

Омерзительная серость проносящихся мыслей раздавалась в висках будто среди ночи вопила колокольня Собора Парижской Богоматери.  Чугунными ударами о голову били размышления об утерянном прошлом, невозможном будущем и совсем размытом настоящем. Сомнения, великие и тончайшие, сжимали горло железной плетью.  
Что-то творилось во всем этом мире. Что-то безразмерное, аморфное, не поддающееся попыткам определения. Что-то, что сбивало с толку. Разъединяло, расталкивало, отталкивало. Тянуло, склеивало и, в итоге, незаметно и незаменимо спасало. 
Будничная желтизна стен при долгом взгляде менялась на светлые потолки детсадовских залов, на которые смотришь, как на небо, сидя где-то там совсем низко и не высовываясь. А потом все менялось снова - бешеное танго начиналось из приходящих в сознание залов самых разных эпох этой самой маленькой жизни. И сильнее било в виски. И кости пальцев мучительно кровоточили от беспрестанных, безнадежных ударов о бесконечную серую холодную стену, которая отталкивала все взгляды, все бесчисленные вопросы...
В отчаянии этих секунд, казавшимися веками, можно было с легкостью тонуть, улавливая смертельную смесь пчелиных крыльев, собачей шерсти и черных-черных глаз с самого дна мирового океана...
Думалось, что под снежными лавинами можно было бы переждать...бурю? Апатийно-экстатический страх обвивал тело, проникая своими мощными щупальцами в голову, сжимая, комкая все-все-все надежды, все-все самые отчаянные попытки...
Но бывали моменты, секунды осознания, что лишь одна она могла собирать узор того сигаретного дыма по шершавым серым кусочкам и читать в них все самые немыслимые созвездия...

Между тем, из-за высоких домов высыпалась в воздух невесомая золотая пыль, кружа его холод в задорном зимнем вальсе. Морозное солнце бросало свои невидимые лучи на разноцветные карусели, беспрестанно приводимые в движение легким топотом детских сапожек. И птицы останавливались, садились на крышы и поднимали свои маленькие бездумные головки наверх. И весь мир замирал, наслаждаясь ненавязчивым веянием спасительного "несмотря ни на что" в грубоватом колком воздухе.