Русские горки Часть 1 Глава 1

- 1 –

Никто так и не узнал, откуда он появился в нашем городе. Но стоило этому случиться, как город перестал быть городом и стал одной сплошной линией фронта.
Стрелки и перестрелки стали обычным, можно даже сказать, ежедневно-будничным явлением. Как следствие этого, каждые три дня, словно по расписанию, убивали, а потом хоронили убитых. Иногда эти мероприятия совпадали по времени.
Мирные жители не покидали своих домов после девяти часов вечера, а я, хоть и жестоко страдал от страха поносом, проследил всю эту историю до конца, стараясь, по возможности, не влезать в круговорот событий, хоть это и получалось с трудом. Честно сказать, совсем не получалось. Я так ни разу, ни на один день, и не закрыл своего бара. Счастие мое, что вся эта катавасия a-laЧикаго 30-х, длилась недолго, иначе я бы в итоге просто выпал в осадок.
А началось все до пошлости прозаично.
Ветреным октябрьским днем этот парень просто зашел в мой бар. Невысокий, худощавый, с кошачьей пытливости глазами, он привлек мое внимание еще и тем, что его сразу можно было отличить от местной гопы, хотя та – поголовно – и одевалась в дорогие костюмы, а кое-кто даже галстуками обзавелся в своем стремлении походить на людей. А этот был одет в трико «Адидас» и того же помола спортивную куртку.
Но отсутствие вызывающего хамства, замененное на глубокую внутреннюю уверенность в своих силах делали так, что его далеко не элитная одежда смотрелись в баре лучше многих пиджаков и галстуков работы от кутюр. Сказать по этому поводу можно было только одно – он – человек породы.
Ни на кого не обращая внимания, словно это он. А не все остальные был завсегдатаем бара, парень прошел в дальний конец зала и сел за угловой столик, наполовину скрытый от посторонних глаз лимонным деревцом.
Все бы ничего, но за этим столиком обожал сидеть Папа Дервиш, далеко не самый крутой, зато самый мутный тип в городе. Для случаев, подобных сегодняшнему, он держал в баре шестерку – бритого наголо идиота с торчащими, почему-то, несимметрично, ушами. Шестерку звали, исходя из собственной способности воспринимать окружающее, кто Гладким, кто Лысым.
Из тех, кто постоянно посещал мой бар, Папу Дервиша знали все, поэтому работа у Гладкого была непыльная. Стоило ему подойти к замаскированному столику и назвать имя того, кто навеки полюбил это место, как непрошенные гости спешили пересесть. Никто не хотел связываться с придурком Папой.
Как только лысо-ушастая фигура нарисовалась у кадки с деревцом, я настроил свои локаторы в нужном направлении и весь превратился в слух. Любопытство – это, наверное, мой главный порок. Хотя, может, достоинство?
- Этот столик нравится Папе Дервишу, - сказал Гладкий вместо приветствия.
Хороший вкус, - безразлично похвалил парень в «Адидасе».
Гладкий ошарашено вытаращился на него. Имя Папы не произвело должного впечатления – нонсенс! Такое в его практике случилось впервые.
- Ты занял его место! – Гладкий тужился долго, но, в конце концов сумел выдавить из себя вот это.
- Я извиняюсь, - сказал носитель «Адидаса» и остался сидеть на месте. Гладкого это добило. Пребывая в трансе, он развернулся и побрел в комнату с двумя нолями на двери.
Меня эта сценка развлекла, хотя ничего нового – в смысле информации – я и не почерпнул. То, что новичок не убоялся грозного имени, могло говорить о двух вещах – либо он полный дурак, даже не смотря на свою впечатляющую внешность, – внешность, известно, бывает обманчива, - либо о том, что он не привык бояться. Следовательно, там, откуда он прибыл, был либо акулой, либо другой какой крупной рыбой. Но в каком болоте такие водятся, оставалось только гадать.
Гарсон Вадик, притаившийся за лимонным деревцем и с неменьшим, чем я, интересом прислушивавшийся к диалогу, уловив еле заметный кивок моей головы, матриализовался уже по другую сторону кадки и, услужливо склонившись над столиком, спросил:
- Будете что-нибудь заказывать?
- Бутылку водки, - сказал новичок. – И стакан.
Я поперхнулся пивом, которое именно в этот момент поднес ко рту. У Вадика не было возможности выразить свое удивление по этому поводу. Должность не позволяла. Он только мельком взглянул на меня, спрашивая совета. «Неси» - сделал я пальцами, и Вадик бесшумно исчез.
Какой-то он был странный, этот парень из неизвестного. Вел себя не то, чтобы нагло. Но вполне естественно. Словно он сидел дома, свесив с дивана ноги в тапках и держа в лениво расслабленных пальцах сигарету, а не находился в баре, в котором до этого ни разу не бывал. Я старался не выпускать его из виду.
А когда Вадик принес ему бутылку и парень, налив себе полновесных сто семьдесят граммов и, не морщась, влил их в себя, я не выдержал и подошел к его столику.
- Добрый вечер, – очень вежливо сказал я.
Новичок по-хозяйски повел рукой – мол, присаживайся. Я удивился, но предложением воспользовался.
- Понимаешь, слегка поерзав в кресле, сказал я. – Это столик Папы Дервиша. Он всегда здесь сидит.
- Да, спасибо, - ответил он. – Мне об этом уже говорили. Тебе сколько наливать?
Я удивился еще больше и указал на полстакана. Он налил именно столько, сколько я показал, и я выпил. Поскольку закуски под рукой не было, пришлось обойтись без нее.
- Понимаешь, - снова заговорил я, - мне плевать на Папу Дервиша. Но он дурак, а ты мне чем-то понравился. И я не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
Не говоря ни слова, парень снова налил полстакана и придвинул мне. Я снова выпил. Интересно, чего он добъется, споив мне две трети бутылки? Я запросто мог выпить в два раза больше, но ведь дело-то не в этом.
- Послушай, - сказал я. – Это, конечно, все очень оригинально – подсовывать мне водку и все такое, но я ведь не шучу на счет Папы. Он идиот, каких свет не видывал.
Черт бы его подрал! Он в третий раз налил в стакан водки и снова подсунул мне. Я безнадежно принял его дар и уже поднес было стакан ко рту, когда сверху раздался голос самого Папы Дервиша. И я чуть не подавился.
- Странные дела творятся в твоем баре, Зося! Что это за харя сидит за моим столиком?
Я все-таки допил водку, пытаясь заставить себя держаться с независимым видом. При виде Папы меня всегда бросало в дрожь, но сегодня с ним была Красотка Дина. Она мне нравилась, и мне совершенно не хотелось позориться перед ней. Поэтому я все-таки допил водку. Потом встал и сразу оказался на полголовы выше Папы. Но мне совершенно не верилось, что это так. Потому что Папа был псих. И потому что за его спиной маячили два амбала. Добровольные телохранители.
- Ну что ты молчишь? – усмехнулся Дервиш.
Во мне-таки медленно набухала злость. Я терпеть не могу, когда меня называют Зосей. Меня это бесит. Что из того, что моя фамилия Зосимов?
- С каких это пор, Папа, в моем баре имеется твой столик? – наконец выдавил я из себя.
- Вот как? – Папа удивился.
- Да, так, - подтвердил я. – И никогда не называй меня больше Зосей, Мелкий.
Папа побагровел. Он терпеть не мог, когда вспоминали кличку его молодости. Но меня понесло, и мне было уже плевать. Я совершенно не хотел выглядеть тюфяком перед Диной, и меня бесил сам Дервиш. Если на то пошло, то в таком состоянии я бы пошел и на конфликт. И еще неизвестно, у кого из нас двоих в городе больше влияния.
Но обстановку разрядил новичок. Пока мы с Папой пыталсь растерзать друг друга глазами, он допил водку прямо из горлышка, поставил пустую бутылку под стол, поднялся и сказал:
- Извините, но, кажется, я стал невольной причиной вашей стычки. Прошу прощения, - и, вынув червонец, сунул его Папе в нагрудный карман, добавив: - Это за аренду.
Развернулся и направился к выходу.
Я дико захохотал. Прямо заржал. Так Папу еще не опускали. Стоило посмотреть на его лицо. Оно покрылось пятнами. Белыми. На красном фоне эти пятна напоминали картину Дали.
- Догоните его! – рявкнул Папа, когда дверь за парнем в Адидасе захлопнулась. – И предъявите ему! За аренду! По повышенному тарифу!
Оба телохранителя нестройно кинулись выполнять это поручение. Для них Папа Дервиш был царь и Бог в одном лице. Его воля была – закон.
Не дожидаясь, пока Папа примется и за него, Гладкий, только что вышедший из туалета, снова скрылся там-же. Я усмехнулся и направился в свой кабинет. Смотреть на буйствующего коротышку не хотелось.
Ни один из хранителей папиного тела, посланных за обидчиком, не вернулся. Папа совершенно расстроился, отловил в туалете Гладкого и побил его. Гладкий испачкал своей кровью два из трех унитазов, но на Папу не обиделся. Потом коротышка совсем расходился и, пока я, сидя в своем кабинете, успокаивал нервы джином-тоником, отхлестал по щекам Красотку Дину. Красотка тоже ужасно расстроилась, бежала за стойку и принялась усиленно накачивать себя коктейлями. В чем, сказать – не соврать, изрядно преуспела. Но поправить настроение ей так и не пришлось. За нее это пришлось делать мне.
В два часа ночи, засрав уши красивыми словами, я увез Красотку к себе домой и там принялся менять ее эмоции в сторону позитива. Дело было долгим, но приятным. Уже потом, лежа на кровати и слушая, как сладко сопит примостившаяся на моем плече белокурая головка Дины и глядя на занимающийся за окном рассвет, я думал, что мне это удалось.
Занималось тихое осеннее утро, а сна у меня не было ни в одном глазу. Зато дико болела голова и хотелось курить.
Я трус, и не скрываю этого. Вчера, в разговоре с Папой, я дико перенервничал, и потом, чтобы успокоить трясущиеся конечности, изрядно поднабрался. Не так, как Дина, но все же. Пил, не закусывая. И потом – эти ночные па-де-де с Красоткой. От такого у кого угодно голова заболит.
Поискав глазами будильник, я не нашел его. Потом вспомнил, что в квартире такового у меня вообще не имеется – только на работе. Зато на прикроватной тумбочке лежат наручные часы с пищалкой.
Я осторожно убрал со своего плеча белокурую голову. Не просыпаясь, Дина забавно почмокала губами, потом обхватила руками подушку и снова затихла. Усевшись на кровати, я взял с тумбочки часы и посмотрел на циферблат.
Стрелки показывали половину шестого утра. В такую рань добрые люди должны быть уже на ногах, готовясь к трудовому дню, а я должен дрыхнуть без задних ног, потому что в три часа мне нужно быть в баре. Однако сегодня я режим нарушил. Почему-то
В принципе, я знал, почему. Потому что мне не давала покоя вчерашняя история. Сунув ноги в шлепанцы и накинув халат, я прошлепал в кухню и сварил себе кофе. С ним у меня проблем не было – я спал после него точно так-же, как после газировки, с той лишь разницей, что в туалет реже просыпался. Да и любил я его очень, что уж говорить.
Прихватив с собой сигареты и пепельницу, я вышел в зал, оттуда – в лоджию, оставив приоткрытой дверь. Пусть проветрится. Совершенно не люблю, когда в моей спальне пахнет сексом и перегаром.
Приподняв оконную раму, я подставил потное тело утренней прохладе последних летних дней и, блаженно прищурившись, закурил сигарету.
Это было хорошо: глоток – затяжка, глоток – затяжка. Мне уже не казался таким страшным Папа Дервиш. Рассердится, конечно, мужик, что я увел у него Красотку Дину, ну и пусть себе сердится. С его деньгами он ей быстро замену найдет. Да и зачем, спрашивается, такая киска такому козлу?
Серый город расползался в утренней полутьме под моими ногами, я чувствовал, что жизнь постепенно возвращается в мои жилы. Над Папой мне хотелось сейчас только смеяться – вчера, конкретно, был не его день. Сперва его жутко оскорбили, затем куда-то исчезли оба его телохранителя, а под конец еще и девушку увели. Это вам не батареи по ночам облизывать, это дело серьезное. Дервиш – человек немолодой, к тому же нервный, от таких переживаний и инфаркт легко заработать мог, чего я ему от всей души и желал.
Но Папа Дервиш был сам по себе, а вот парень в «адидасе» - сам по себе. Чем-то он меня зацепил. Прямо до колик в мозгах. Я сходил в кухню, навел себе еще кофе и вернулся на балкон.
Итак, человек с кошачьими повадками. Откуда же он взялся в нашем городе? В большой толпе он не терялся, значит, к крупным городам привык. Но явно не из соседних областей, большая часть элиты которых была мне знакома если и не за руку, то в лицо. Парня в ее числе не было. На гонца с востока или ревизора из центра он тоже не походил. О таких обычно предупреждают. И в то же время я готов был голову прозакладывать, что парень – рыба крупная. Все его поведение говорило за это.
Если только это не крупная рыба из мелкого озера. Приехал в город, чтобы стать крупной рыбой и здесь. Это было похоже на правду. Но тогда мне было жаль парня. Город – не озеро, это уже море, вокруг куча акул. Чтобы стать крупной рыбой, здесь нельзя быть одиночкой, нужно сбиваться в косяки, иначе сожрут.
Откуда-то издалека прилетел противный фабричный гудок. Я передернул плечами. Кофе уже не грел, а ветерок из приоткрытого окна начинал подмораживать.
Я закрыл окно и вернулся в спальню. Дина лежала в такой бесстыдно-привлекательной позе, так соблазняющее белело ее тело в предрассветной мгле, что я не выдержал пытки плоти…
Мне так и не удалось заснуть. Эта курвочка, Красотка, оказалась ненасытной тварью. Настолько, что я едва не умер в страшных муках. Я бы действительно умер, кабы это были муки, но, поскольку все было в кайф, я остался жить.
Без четверти два я выбрался из ванной, где принимал душ и брился, вышел в спальню и снова плотоядно уставился на Дину. Какая женщина! Я ее опять хотел! Но, решив, что хватит, поскольку сил осталось только на то, чтобы добраться до рабочего места, подошел к кровати и мягко ткнул сексуальное тело, не покрытое даже одеялом, в ягодицу.
Реакция была нулевой. Блондинка даже не пошевелилась. Тогда я толкнул посильнее. Ноль эмоций. Я ущипнул ее и был ошарашен, услышав:
- Папик, отвали! Ты старенький, а трахаешься, как кот! А если сдохнешь когда-нибудь на мне?
Я закусил губу, собираясь с мыслями. Спутать меня с Папой Дервишем – каково?! Это не просто задевало мое мужской самолюбие, это било по нему буквально кувалдой.
- Я не Папик, киска! – раздраженно бросил я наконец. – Ты ошиблась. Жестоко.
Она повернулась в кровати и удивленно уставилась на меня. Поняв наконец, что я из себя представляю и где она сейчас находится, Дина удивленно вопросила:
- Зося? Ты?..
- И ты туда же?! – грозно перебил я. – Чтоб я такого больше не слышал!
- Да ладно – отмахнулась она. – Лучше расскажи, откуда ты здесь взялся?
Я подавился собственными соплями. Вопрос был тем более странным, что это была моя квартира и даже моя кровать. О чем я в немногих словах и рассказал Красотке.
Это поразило ее еще больше.
- А что я делаю в твоей квартире, в твоей постели, совершенно голая?
Ну, милая, - я развел руками. – Если ты не знаешь, чем занимаются голые люди в постели, то я тебе ничем помочь не могу. В твоем-то возрасте…
Дина не нашлась, что ответить, и вообще надолго задумалась. Я не мешал ей. Пусть пошевелит извилинами, если таковые у нее имеются. Может быть, в следующий раз не будет путать меня с этим гондоном, Папой Дервишем.
Очевидно, вчера девочка перебрала ликеров и прочей вино-водочной продукции. Неудивительно, что сегодня в ее голове царила пустота, а в глазах металось сомнение. Просто удивительно, как это она умудрялась быть настолько страстной, будучи пьяной больше, чем в стельку.
Наконец она не выдержала такого морального напряжения и с мольбой посмотрела на меня:
- Ну скажи, что вчера было?
Меня восхитило ее милое бесстыдство. Убедившись, что я не Папа, а с Папой она вчера вдрызг разругалась, Красотка даже не попыталась скрыть свою наготу – очевидно, считая, что от мужчины, который обладал ею, таить больше нечего. Поэтому я сжалился над ней и поведал о вчерашнем инциденте с пощечиной. Выслушав сию печальную повесть, Дина томно потянулась:
- Ну что ж… Ты, конечно, не Папа Дервиш, но все же…
Я во второй раз за последние полчаса подавился собственным языком. Ни хрена до нее не дошло! Я сделал два шага вперед, оказался у кровати, и, схватив мадаму за талию, перевернул на живот. Она явно нуждалась в отеческом наставлении. И таковое было ей предоставлено посредством увесистых шлепков по заднице. Аккомпанементом этому звучали слова:
- Послушай, милая, никогда не называй меня больше Зосей, никогда не сравнивай меня с Папой Дервишем! Я этого терпеть не могу. А если тебе что не по нраву, можешь собирать свои манатки и валить отсюда куда глаза глядят, хоть на Берег Слоновой Кости, я плакать не стану. Я не мальчик, чтобы со мной шутили таким образом!
Если учесть всю весомость произнесенной мною речи, то выглядел этот урок вполне солидно. Когда я отпустил Дину, она прижалась к стене и надула губки:
- Не хочу больше с тобой дел иметь!
Я совсем не хотел обижать ее сверх меры. Просто слегка проучить, а этого я уже добился. Оставалось только сделать так, чтобы в ее мозгу появилась и поселилась надолго мысль о том, что без меня она и шагу ступить не может.
Для осуществления этой цели я выбрал самый легкий путь, усевшись рядом с ней на кровати и ласково, но твердо взяв ее руку. Развернув ее ладонью вверх, я ткнул пальцем прямо в середину, туда, где сходились все линии.
- Смотри! – она послушно уставилась на свою конечность. – Видишь, линия судьбы? – Она кивнула. – Здесь написано: Папа Дервиш. А что идет следом?
- Не знаю, - Красотка была явно заинтригована экскурсом в хиромантию.
- А дальше идет – черным по белому – Сема Зосимов. Видишь?
- А кто следующий?
Нормальная женская логика, видимо, поэтому я подрастерялся. С видом мудреца сморщил лоб, стараясь быстренько найти выход из этого идиотского положения. И нашел.
- Я его не знаю, даже не слышал ни разу. Некто Михеев. Что за тип? – сделал невинные глаза и посмотрел на Дину.
- Я его тоже не знаю, - она была глупа, как пробка, и, похоже поверила всему, что я ей наговорил. Но мне это было только на руку – мне нужна была ****ь, а не компьютер. – А ты что, по руке читать умеешь?
- Ты же сама видела, - гордо соврал я.
- Какой ты умный! – восхитилась Дина и погладила меня по голове.
- Я знаю. А вот тебе лучше одеться. Мы едем в мою забегаловку, а то я боюсь, что уже опаздываю.
Это была правда – я опаздывал, причем намного. Появляясь на совеем руководящем посту обычно в два часа дня – после отсыпания и приведения в надлежащий вид лица и прочих деталей туалета. Сегодня же неожиданная, но приятная возня с Красоткой выбила меня из привычного графика на целый час.
И я не жалел об этом. Потому что реклама мне была сделана классная, лучше не придумаешь. Когда мы выходили из дому, когда ехали в машине, когда входили в бар, окружающие откровенно глазели на нас и не скрывали этого. Мужская половина – на Дину, женская, - на меня.
Мы действительно были классной парой. Она – высокая, пышногрудая белобрысая нимфоманка с ногами от шеи, я – еще более высокий потаскун, черноволосый, элегантный. В общем, та еще парочка.
Когда мы вошли в бар, гарсон Вадик восхищенно округлил глаза и показал нам большой палец. Он мог бы сделать это и ночью, когда мы покидали мою бедную харчевню, но тогда мы были совершенно нетрезвые и на богему походили мало. Сейчас – совершенно другое дело, и Вадик не преминул отметить этот факт.
Потом он вспомнил о своих обязанностях и сказал:
- Атас, шеф! Папа Дервиш уже здесь, жаждет перетереть базар.
- Где он? – честно говоря, особого энтузиазма при этом известии я не испытал.
- В твоем кабинете. Я его пока туда поместил. Ничего?
- За неимением у тебя мозгов ты, как всегда, думал задницей! – я быстро запамятовал, что приперся сюда в сопровождении Красотки Дины и, оставив ее стоять напару с поглупевшим на лицо Вадиком посредине залы, широким шагом пошел в направлении кабинета.
Нет, действительно, у Вадика напрочь отсутствовали даже зачатки разума. Его далекие волосатые предки, только что спустившиеся с деревьев, имели в голове больше. Додуматься – разместить Папу Дервиша в моем кабинете – месте, где сходились все нити управления моим маленьким княжеством! Где находились финансы и финансовые бумаги, где лежал компромат на друзей-товарищей и просто хороших знакомых вроде этого самого Папы.
Конечно, все это находилось в сейфах, причем, весьма и весьма надежных, но кто сказал, что Дервиш в молодости не медвежатничал? Я этого не говорил. Я вообще не желал знать, кем был Папа в юные годы. Хотя, говоря откровенно, об этом знали бумаги из моего сейфа.
Папа Дервиш в кабинете был не один. Рядом присутствовали два типа подержанной наружности. Его всего сопровождали два типа такого вот внешнего вида, и каждый раз – разные. И нынешние были не лучше и не хуже прежних.
Они сидели на диване, расползясь по его кожаной поверхности, как медузы. При моем появлении Папа оскалился в улыбке и сказал:
- Здравствуй, Зося.
- А тебя не учили, - сказал я, раздуваясь от ярости, - вставать, когда в кабинет входит хозяин?
- Да брось ты, - хохотнул он. – Мы же с тобой давно друг друга знаем, зачем нам эти вежливости? К тому же я к тебе по делу пришел, а не любезностями меняться.
- И в чем же твое дело? – я постарался взять себя в руки, прошел к своему рабочему столу и уселся, как и подобает хозяину помещения.
- У меня есть интерес узнать, что это за типок сидел вчера за моим столиком?
- Столик мой, - быстро возразил я. – Я за него из собственного кармана расплачивался.
- Ну хорошо! – Папа явно начал раздражаться. – А что это за ханурик?
- Не знаю, - я усмехнулся. – Честно. Но уделал он тебя вчера классно.
- Еще не вечер, - буркнул Дервиш сердито.
- Скоро будет вечер. Еще вопросы есть?
Мы сидели друг напротив друга, звеня клинками взглядов. Ни дать-ни взять, энергетические вампиры – когда смеется Папа, раздражаюсь я, когда я смеюсь – бесится Папа.
- Есть! – Дервиш стал слегка багровым. – Куда делись вчера два моих парня?
- Которые? – я сразу понял, о ком речь – не настолько глуп, - но решил поиздеваться.
- Которых я за этим твоим инкогнитом отправил!
- Не знаю. Может, до сих пор за ним ходят. Ты, Папа, человек страшный, они тебя боятся. Если ты сказал – ходить, они будут до усрачки ходить. Хотя, конечно, может, уже и не ходят, кто их знает? Все с вопросами?
Папа встал, сердитый и нахохленный, уставился на меня бешенным взглядом и собрался было что-то сказать, но в этот момент в кабинет ворвалась Красотка Дина. Не обратив сразу внимания на Дервиша, она наехала на меня, разыграв обиженную девочку.
- Послушай, Зося! После сегодняшней ночи…
Тут она заметила посетителя и заткнулась на полуслове. Я пропустил мимо ушей то, что она опять назвала меня Зосей, я во все глаза смотрел на Папу. Мне была интересна его реакция. А тому словно в морду дали – одна сторона лица стала пунцовой, другая – бледной, что твой мел. Он судорожно сжал сухонькие ладошки в кулачки и, глядя на Дину, выдавил:
- Та-ак… Эта шлюха уже в твою постель перебралась. Ну и хорошо. А то я все время боялся на ней что-нибудь подцепить. Теперь ты бойся.
Он сделал своим телохранителям знак уходить, те поднялись и, пидерестически покачивая задницами, скрылись за дверью. Папа направился следом. Красотка поспешно и предусмотрительно отскочила в сторону, но он на нее даже не взглянул. Я встал и вышел из-за стола, чтобы проводить дорогих гостей. Какие-то крохи приличия во мне еще остались.
Но Дервиш вышел не сразу. На пороге он обернулся и, сняв с пальца золотой перстень с огромным сапфиром, бросил его на диван и процедил сквозь зубы:
- Через неделю, Зося, ты на коленях приползешь, чтобы отдать его мне! – и развернулся к двери.
Только я не дал ему просто так смыться. Схватив с дивана безделушку о нескольких миллионах стоимости, я метнулся к Папе, хлопнул его по плечу и, когда он обернулся, сунул ему перстень в нагрудный карман пиджака. Потом удовлетворенно похлопал его по бочкообразной груди:
- Ну, вот и все. Здесь тебе не урна, чтобы отбросы раскидывать.
Дервиш просверлил меня убийственным взглядом и процедил сквозь зубы:
- Все равно ты можешь заказывать гроб и цветомузыку.
- Это война? – уточнил я.
- Война, - подтвердил он.
- Хорошо, - я взял со стола портативную рацию, включил ее и сказал в микрофон: - Первый – шестому. Прием.
- Шестой на связи. Прием, - сказала рация.
- Поднимись ко мне в кабинет и проводи Папу Дервиша на улицу. А то я боюсь, что он сам дорогу не найдет.
Папа напрягся. Его явно выпроваживали вон, причем с помощью вышибалы. Такого в его насыщенной биографии еще не было. А я усмехнулся, выключил передатчик и положил его на прежнее место. Потом зевнул прямо Дервишу в лицо и пообещал:
- А гроб со цветомузыкой я закажу. Да. Для тебя.
Папа оскорбился. Громко хлопнул дверью и ушел. Тут же мне на шею бросилась Красотка Дина, облапила своими страстными, пахнущими сексом руками и проворковала:
- Ты такой смелый, Зося! Я тебя так хочу!
Смелый, ага. Черта с два. Я чувствовал, что у меня зуб на зуб не попадает, а руки отчаянно трясутся. Почему-то я боялся, что Папа прямо здесь решит начать военные действия. Глупо, конечно. Хотя бы потому, что численный перевес был не на его стороне и мои люди похоронили бы и Папу, и его телохранителей не отходя от кассы. Но мне-то на орехи все равно бы досталось. А я не люблю получать на орехи.
Но признаваться в этом Красотке, которая болталась у меня на шее и терлась бедрами о самые заветные места, я не собирался. Вместо этого протянул руку за спину, нащупал кнопку на двери и нажал ее, закрывая. Потом подтолкнул Дину к дивану, и, устроившись на ней поудобнее, принялся выжимать из себя неприятные ощущения, оставшиеся после визита Папы Дервиша.