Синестет. Джо слышит все

Ржавые, поросшие плющом, ворота лечебницы для душевнобольных «Нортвуд» открылись передо мной пасмурным утром вторника. Дня недели, который я больше всего ненавидел в детстве, и буду ненавидеть в старости. Если в этом месте вообще возможно постареть. Все вокруг буквально кричало, истошно вопило, о недостатке средств. Казалось, все, кто работал в лечебнице, жили с помощью одной только силы божьей.

И на том же благом помысле содержались пациенты. Их, благо, было не так много: десятка три, от силы четыре. Такое количество людей довольно легко контролировать при наличии помощников-врачей, коих в «Нортвуде» явно не наблюдалось. Но это и не нужно было. Большая часть пациентов спокойно доживали свой век на лавочках, в тени ив, молодые и полные сил же ходили в смирительных рубашках сизого цвета и ежедневно выпивали настои корня валерьяны. Отец Алан верил, что это самое лучшее средство от всех болезней. Остальное за него сделает Бог. И, слава Всевышнему, у него в помощь был я.

Каждый день я вставал раньше всех, покидал свою спальню и, пусть сонный и злой, пусть простуженный и голодный, но все же делал свою работу. Причем делал ее хорошо. В пример можно было взять Сэлли Хейли, девушку с расстройством личности. Сегодня она будет собой, дочкой фермера, а завтра возомнит себя демоном ночи и бросится на санитаров, в тщетных попытках прокусить запястье или шею. С моей помощью она все чаще пребывала в хорошем настроении, и теперь раз только в месяц мнила себя волком. Отец Алан не считал и до сих пор не считает это улучшением.

- Что в этом хорошего, Джоэл? Да, раньше она каждую ночь мнила себя упырем, а теперь всего раз в месяц, да и то каким-то шерстяным чудовищем, но она все еще больна. И только Господь поможет ей встать снова на путь истинный, вернуться к Свету, - говорил он мне за обедом, и слова Алана, словно загробное пение, воском вливались мне в уши.

Старый дурак совсем помешался на своей вере. Ну и пусть. Все-таки я единственный врач в этом заведении. Я помогу бедняжке не хуже настоя валерьяны.

Но все же не Сэлли была моим любимым пациентом. Мисс Хейли все время казалась мне сиреной, напрасно зовущей мужчин. Никто к ней не шел и она, как мне всегда казалось, думала, оттого, что она слишком тихо кричит. Голос этой женщины не казался мне приятным, хотелось бежать далеко за пределы больницы от этого зова.

То ли дело Роуз Эствик. Хрупкая, истощенная временем и голодом, шатенка, с маленькими шрамами на запястьях от оков, смеялась очень тихо и редко заговаривала с кем-то, кроме меня. Разве что в те времена, когда недуг ее обострялся, девушка могла быть такой болтуньей, что щебет весенних птиц затихал на фоне. Казалось, весь мир закрывал рот на пару минут, чтобы послушать ее голос. Вот и сегодня она шла ко мне, в парк при больнице, чтобы поделиться чем-то, что известно только ей. Роуз обладала удивительным даром подмечать всякие глупости и мелочи.

- Доктор Лэнс! – закричала она на полпути. В голове моей тут же возникло пианино, по которому кто-то почти невесомо провел короткими пальчиками. – Доктор Лэнс, вы нужны мне!

Девушка радостно кричала на весь сад, размахивая перед собой молитвенником. И лишь достигнув лавки, на которой я искал покоя, она смолкла, протянув мне книгу.

- Джо, смотрите, что я нашла под подушкой! – Короткие волосы, подстриженные в неровное каре, растрепались и сейчас дрожали и возмущались вместе с ее голосом. В темно-синих глазах плескалась ярость. – Отец Алан снова подложил мне молитвенник!

- Полагаю, у него на то была веская причина, мисс Эствик, - смиренно ответил я. – Говорят, вы уже неделю не ходите в церковь при больнице.

- Мне не интересны песнопения отца Алана. – В этот миг она наклонилась близко-близко ко мне, и я знал – шепот ее будет подобен на шелест листвы у дороги. – Он глупец, вы совершенно правы! Бога нет, доктор Лэнс, только отец пока не понял это… Когда вы сообщите ему эту новость?

- Не раньше, чем вылечу вас, мисс Эствик, - ответил я, с презрением косясь на молитвенник. – Отдайте его Сэлли, Роуз. Ей он нужен больше, чем вам.

Роуз немного успокоилась, мир вокруг нее перестал беспокойно вращаться. Вчера она уже рассказывала мне, как это происходит: сначала она видит вещи, затем эмоции накрывают ее холодной, соленой волной, словно в день шторма, а потом мир начинает суетиться, кружиться и смешиваться, как грязь в луже смешивается с водой.

- Скажите, доктор, а мне уже лучше? – она задавала этот вопрос каждый день в течение двух месяцев, что я здесь. Я был для Роуз Эствик глотком свежего воздуха в затхлом помещении, ключом к свободе из «Нортвуда».

- Конечно, Роуз, сегодня вы непременно выглядите намного лучше, чем вчера, - эту же фразу я говорил вчера и скажу завтра. Роуз вряд ли запоминала мои слова.

Услышав желанные слова, она тихо засмеялась, будто боясь, что медбратья накажут ее за радость. Будто кто-то помешает ей выбраться на волю. Бедная девушка за много лет так и не поняла, что с ее недугом путь на свободу закрыт, и никакой ключ не подойдет к замку.

Роуз исчезла так же быстро, как появилась. Лишь стук маленьких каблучков по мощеной камнем дороге отдавался в ушах чудной музыкой. Я мог бы вечно слушать мелодии, сопровождавшие слова и движения юной особы, но, увы, она была так же неусидчива, как и молодая лань.

- Джо? Джоэл, вот вы где! – окликнул меня отец Алан. Он стремительно приближался к лавке, чуть прихрамывая на одну ногу.

- Добрый день, - буркнул я.

- Джо, я видел, от вас только что убежала Роуз. – Он медленно опустился рядом и чуть наклонился ко мне, притворяясь, что плохо слышит. В голове снова возникли отголоски похоронной молитвы. – Скажите, вы слышали ее сегодня?

- Да, - нехотя ответил я, отворачиваясь.

- Что именно вы слышали?

- То, что вам не дано. – После этих слов я вскочил с лавки и бросился в здание.

Что кричал мне вслед отец Алан, я уже не разобрал, но среди всех слов явно присутствовали призывы вернуться, обратить душу к Богу и поговорить с ним. Сейчас меня больше волновала интонация, с которой он обращался. Казалось, он не верит мне, не понимает. Но то ведь не так важно. Люди считают ошибкой или даром все, чему не могут найти объяснение. И отчего-то кажется, что отец Алан видит во мне скорее промашку Бога, чем его служителя или провидца…