Следующий

Пенсионер Клюшкин Иван Иванович, оптимист и не склочник по натуре, недолюбливал людей в белых, голубых халатах и куртках, накрахмаленных шапочках и штанах. Среди оснований нелюбви числилось самой важной – невнимательность с их стороны к его болезной и стареющей персоне. А что он хотел получить от бюджетного учреждения, если по внешнему виду сразу было заметно, что он – пенсионер. Спрашивается, что с него в таком случае взять кроме многочисленных диагнозов и нытья? Ясно дело, что нечего. Но Клюшкин в отличие от большинства здесь шаркающих и шамкающих ветеранов был ещё работающим пенсионером и поэтому его всегда подмывало задать каверзный вопросик, а куда это деваются мои 13% налога? Неужели я не заслужил к себе более достойного отношения и качественного обслуживания? Только он не знал, кому этот вопрос следовало бы задать.

Обстановка ему в поликлинике тоже не нравилась. Больные, как вампиры, постоянно приставали со своими болячками и жалобами на врачей… почему-то именно к нему. Это его уже угнетало. Младший медперсонал, по его разумению, был слишком не сдержан и криклив, при этом, стремился всегда изображать из себя высокое начальство. Как только в очереди он оставался один, обязательно и как нарочно, мимо его пробегала, какая-то фифа, цокая каблуками, и командным голосом спрашивала: «Так! Вы к кому?» - и, не дожидаясь исчерпывающего ответа, тут же обрывала – Подождите! Вас вызовут! И он ждал, а его не вызывали. Другой бы возмутился, а он интеллигентно помалкивал. Он, очевидно, давно запомнил, что терпение здесь золото, а если ему что-то не нравится, то ему быстро напомнят, «пожалте», уважаемый, через дорогу, в платную клинику, где за Ваши денежки Вы получите всё в лучшем виде, сразу и с уважением.

В кабинетах у врачей его оптимизм, накопленный непомерным трудом и терпением в годы перестройки, лихих девяностых, крутых реформ и формул, ещё заметней истощался. Но невнимательность и равнодушие докторов уже не так шокировали. Он адаптировался к ним лучше, чем хамелеон. Они его даже как-то по-своему веселили, но разговор от этого по душам, всё равно не клеился. Шуток его здесь не понимали и не принимали. Едва успевал Клюшкин заскочить в их кабинеты, как они уже что-то писали, не отрывая взгляда от бумаг. Своим строгим видом они будто говорили «сидите тихо и молчите, пока Вас не спросят». Пациент в этом белом пространстве уже не существовал, он сразу в нём умирал. Далее разговор шёл по накату, но словно без него, а с этим пространством. Не отрывая по-прежнему взгляда от бумаг, и как бы сговорившись, все врачи задавали одни и те же вопросы и поступали одинаково: «на что жалуемся», «как давно…», «что принимали», «попробуйте вот это…». И опять-таки не глядя на Клюшкина, выписывали ему рецепт и только тогда, поднимая голову и, устремляя свой взгляд мимо него на дверь, устало произносили «следующий».

Но ни шатко, ни валко работа в поликлинике всё же какая-то шла, народ шастал по кабинетам, пациенты в коридорах на стульях терпеливо ожидали своей очереди и надоедливо перед глазами мельтешили медработники. Однако здоровья Клюшкину от этого не прибавлялось. А тут как назло стал подкрадываться ещё один диагноз – глухота. Он понимал, что это явление старческое, все его здравствующие сверстники давно уже были беззубыми, слепыми и глухими занудами, а он ещё как-то цеплялся за реальность и пребывал в ней, по его мнению, полноценно.

Да, Клюшкин продолжал работать и приносить пользу обществу. Он читал лекции интересно и увлечённо, успевая при этом следить за аудиторией и молодецки порой подмигивать молоденьким студенткам. Но самое худшее наступало в завершении занятия, когда его засыпали вопросами. Он прикладывал ладонь к уху и поддакивал словами «так… так…». Потом, когда пытался повторить суть вопроса, переспрашивая «так ли я Вас понял?..», в аудитории почему-то раздавался громкий хохот. Опять что-то не расслышал, - думал Клюшкин, - и какую-то очередную хрень сморозил. И вот, наконец, он решил, что надо бы сходить к очередному врачу, тем более, что жена угрожающе требовала этого тоже.

- А что Вы от меня хотите, годков-то Вам сколько? – спросила Клюшкина полная женщина по прозвищу «ухо-горло-нос».
- Что-что?..
- Годков... годков Вам сколько!?
- А-а-а, ну, немало годков…но посмотреть-то мои уши Вы можете в конце концов или нет..., может быть там у меня пробки?
- Что мне на них смотреть, уши как уши, а пробки, уважаемый, у нас на улицах и проспектах, у вас просто нормальные изменения... в соответствии с возрастом.

Потом врачиха наклонилась к своей ассистентке и, не стесняясь в выражениях, очевидно, подразумевая полную глухоту пациента, недовольно продиктовала ей для оформления рецепт. Но Клюшкина нисколько не обидели слова толстой «выпиши этому старому пердуну каких-нибудь витаминов и пусть на этом успокоится». Они его даже рассмешили. Обиднее ему было услышать совсем другое, прозвучавшее громко, как приговор:
- У нас появились замечательные импортные слуховые аппараты, совсем не дорого. Я сейчас выпишу Вам адресок. Тем более, Вам там, как ветерану, скидочку дадут… и всё у Вас наладится, а витамины и другие лекарства будете принимать как укрепляющее и успокаивающее, нервы у Вас и общий тонус мне что-то не нравятся... на всякий случай, рекомендую посетить невропатолога…

- Ну, что сказал врач? – спросила дома жена.
- А-а, что!? Повтори...не понял...
- Врач что сказал, глухота моя ненаглядная!?
- А-а, врач-то?.. Врачиха…, - поправил и рассмеялся Клюшкин, - рекомендовала заменить уши…
- Как заменить?.. Всё шутишь?
- Нет, вполне серьёзно, посоветовала приобрести слуховой аппарат с ветеранской скидкой, чтоб лучше тебя слышать, моя дорогая!
- Ага, понятно, ну а ещё что?
- А больше ничего, да вот ещё что… сказала: «следующий!»…

Москва, 12.12.13.
Илл. из Интернета