С чем боролись, на то и напоролись

Опять сижу тут дотемна. Мой автобус приходит каждый раз по-разному, и не могу сказать точно, когда он будет в этот раз. Забавно… Я чего-то не знаю.
За день мимо меня проходят  сотни людей, десятки автобусов развозят их кто куда. Некоторые подходят задать какой-то вопрос или просто поболтать – я филантроп, так что не без интереса разговариваю с людьми и помогаю, чем могу.
Сейчас темно, но фонари ярко освещают остановку, этот маленький кусок земли. Кроме меня сейчас на ней никого нет. Пока нет.
Из-за угла ближайшего дома вышла молодая цыганка и направилась к автобусной остановке. Женщина остановилась чуть поодаль от меня, но спустя полчаса ожидания решила завести разговор. Говорила быстро, часто прибегая к родному наречию, и все же, мне ее ни к чему прерывать – она была подавлена.
- То будет у тебя. Имей терпение и веру, – всё, что мне удалось вымолвить.
Ее автобус подъехал и увез ее во тьму, оставив меня наедине со своими мыслями: «Человека пугает неизвестность, неопределенность и недосказанность, вследствие этого они не могут ждать, хотят все и сразу, а вера в неопределенность и неизвестность – равносильно адской пытке».
Прошло три месяца, и я снова на автобусной остановке, снова лишь фонари освещают клочок земли.
Из-за ближайшего угла выходит молодая цыганка, она идет прямиком ко мне, улыбаясь. Улыбка.
Сумка в ее руке шевелится. Остановившись передо мной, она расстегивает сумку и протягивает мне ее содержимое – курицу.
Без сомнений, мне известно, что все это значит – она пришла сюда только для того, чтобы отдать мне ее. Улыбка все еще не сходит с ее лица: «Это была ложь, а это теперь твое. Навсегда».
Курица выпрыгнула из ее протянутых рук и принялась больно клевать меня за ноги, подбегая с разных сторон и грозно кудахча.
Женщина отвернулась от меня и, молча, направилась к скамейке, ее улыбка была все еще растянута в оскале.
Подавив вздох скорби, я осторожно поймал курицу и посадил ее за пазуху. Птица мгновенно успокоилась и поджала под себя ноги.
А вот и мой автобус! Я молча достал белый конверт и протянул его ей: «А это тебе», — ей я больше не произнесу ни слова, она сама все поймет. Разворачиваюсь и, молча, сажусь в автобус.
Приземлившись на свое сидение, я наблюдал в окно, как она раскрыла конверт, посмотрела на кроваво-алую фотокарточку с изображением какого-то несформированного багряного сгустка и начинает неистово рыдать, упав на колени…

«Да, человека пугает неопределенность, неизвестность и недосказанность… Все, что от тебя требовалось – вера и терпение. Ведь не так важно, во ЧТО ты веришь, и сколько времени на ЭТО утечет, важно просто верить. Часть Господа есть в каждом из нас, часть Господа – есть каждый из нас. Мы, с момента рождения, с того самого момента, как выходим из под власти матери нашей, становимся сами творцами своей жизни. Имеет значение все: каждое слово, каждый взгляд, каждый вздох, каждый поступок…»
Автобус двинулся. Курица, пригревшись на руках, уснула. Ей суждено навсегда остаться со мной.
Закрываю глаза: «А у тебя никогда не будет детей, и эта смерть – твое же проклятье».