Аллегория

В этом аду было склизко и холодно. Мерзко. По углам густо разрослась плесень, по стенам текла мутная, вонючая жидкость и ползали слизни, оставляя за собой влажный, жирно поблескивающий след. Даже воздух, казалось, был напитан скользким зловонием, оно взвесью весело в воздухе, и при вдохе проникала в легкие. Тусклый свет источали блеклые грибы, проросшие на камнях, и их грязно-белые шапочки свисали неаккуратной бахромой, похожей на прогнившее, плохо выстиранное белье.
Возле стен, бессильно привалившись к ним, на голом полу, лежали тела. Слизь плотно обволакивала их; сосульками обвисшие грязные, спутанные волосы, закрывали лица лежавших, из ртов хрипами вырывалось слабое дыхание.
В луже грязной воды, кишевшей мелкими жучками, прямо в середине, лежал человек в некогда белых одеждах. Лицо его было повернуто вниз, прямо в мерзкую лужу, и не единым, самым слабым, вздохом не тревожилась  тусклая гладь.
- Отче!? – раздался удивленный вскрик, - ты ли это, Господи!
В пещеру вбежал мужчина с окладистой, тщательно расчесанной бородой. Он мигом преодолел расстояние и бухнулся на колени рядом с распростертым в луже телом.
- О! – возопил он, - переворачивая лежащего лицом вверх и утирая с него грязную воду, - о, Ты, создатель земли и неба! Как это могло произойти! Ты, Творец всего сущего, неужели ты не совладал со  своим же детищем! Я не верю, что ад, который ты сам сотворил, смог одолеть тебя!
По лицу Апостола текли слезы, смешиваясь с первыми каплями, дождя.
- Во имя всего святого, - вдруг произнес лежащий, - Фома, нет от тебя нигде покоя. Даже в аду не могу отдохнуть нормально.
Бог встал. Утер лицо, отряхнул, вмиг просохшую одежду, запустил пальцы в белую бороду, сердито глянул на сидевшего, на коленях Фому, и, похрамывая, вышел прочь…