Сказка о Драконессе. Глава 9

Подражая Панкеевой, сгорая от зависти к Андерсену...



Постепенно фильм затянул их обоих. Два часа истории монаха поневоле, всю жизнь отмаливавшего совершенное по малодушию убийство, пролетели на одном дыхании.
Драконесса прикипела глазами к экрану, забыв о виноградине в своей руке. Симон тоже почти перестал замечать окружающее, захваченный обманчиво неторопливым сюжетом.
Один короткий, ничем не примечательный на первый взгляд эпизод, уже в самом конце, особенно зацепил его чувства. Тело упокоившегося с миром главного героя перевозили в лодке на кладбище. Монах, стоящий на корме, держал большой деревянный крест, приготовленный для могилы. И, когда лодка проплывала под тем мостом, по которому главный герой много лет изо дня в день возил свою тачку с углём, крест пришлось наклонить, чтобы он смог пройти под низким настилом.
Этот момент подметил не только Симон.
– Ты видел? Видел? – воскликнула Драконесса и в запальчивости схватила его за руку. – Какую они аллегорию сделали! Крест Господень поклонился пути его покаяния.
Она смотрела на него сверкающими глазами. Она вся была ещё там, на маленьком островке в холодном море, на хлипком деревянном мосту, присыпанном свежим снежком, без единого следа, ибо некому было сегодня по нему пройти.
– Госпожа Драконесса, вы так говорите... – Симон посмотрел на её руку, сжимавшую его запястье, потом медленно перевёл взгляд на её лицо.
По экрану тихо плыли финальные титры.
– Как? Как человек? – переспросила Драконесса, тоже посмотрела на свою руку, вспыхнула и разжала пальцы. – Ох, прости, я нечаянно.
– Не просто как человек. А как человек, воспитанный в христианских традициях.
– Что же тут удивительного? Мы столетиями живём рядом с людьми и вместе с людьми. И то, что мы не очень любим пускать людей в нашу жизнь, вовсе не значит, что мы, в свою очередь, полностью отгораживаемся от человеческой жизни. Нам близки и понятны христианские заповеди, и я не вижу в этом ничего странного. Ведь наш Великий Создатель завещал нам примерно то же самое.
– А Великий Создатель был дракон? – полуутвердительно спросил Симон.
– Конечно, дракон, – улыбнулась Драконесса. – Он создал весь этот мир, всё живое и неживое, драконов, людей...
– Ну, драконов – это понятно. А зачем он людей создал?
– Как зачем? Чтобы мир был гармоничным, чтобы мы дополняли друг друга. Ты никогда не задумывался о том, что, если бы на земле жил только кто-то один – либо люди, либо драконы – то мир был бы несовершенным, ущербным?
– Нет, в таком ракурсе я на это не смотрел, – честно признался Симон. – Но то, как сильно драконы влияют на человеческую историю, с этим невозможно поспорить. У меня дипломная работа почти на эту тему.
– О влиянии драконов на человеческую историю? – спросила Драконесса, притворившись, будто впервые об этом слышит.
– Нет, я же говорю, не совсем. Всю историю я бы не потянул. – Он смущенно усмехнулся. – Я рассматривал только влияние на королевскую власть в нашей стране за последние полтора века.
– Дашь потом почитать? – попросила Драконесса.
– Разве вам это интересно? – искренне удивился Симон.
– Конечно! Мне всё интересно... – "...что связано с тобой" чуть не слетело с её языка, но в этот раз она успела его прикусить. – Всё, что люди о драконах пишут. И в жизни самих людей мне тоже очень многое интересно. Только одного я у вас не могу понять, вернее, понять с трудом могу, а вот принять – нет. И это вопрос не только религиозный.
Драконесса оторвала очередную виноградину, покрутила в пальцах и положила обратно на блюдо.
– Как могут люди убивать своих нерождённых детей? Сколько живу – привыкнуть не могу. Вот пришла к нему, – она кивнула на телеэкран, имея в виду главного героя фильма, – эта несчастная девчонка. Её аж трясёт всю, бедную, что незамужняя – да забеременела. Людского осуждения боится. И замуж, боится, что не возьмёт никто. А эта просьба о благословении на аборт? Зачем оно ей? Чтобы было не так страшно убивать? И того не понимает, что ни один нормальный пастырь такого благословения не даст. Это до какой же степени её загнали в угол собственные сородичи, что она даже мыслить здраво перестала! И готова убить ребёнка, которого на самом деле уже любит, лишь бы на неё пальцем не показывали и ярлыки не навешивали! Потому что если бы ей было на ребенка наплевать, она бы не поехала за этим невозможным благословением. Просит о нём, а у самой в глазах бьётся: "Чудо!.. Дай мне чудо!.. Сделай так, чтоб он выжил!". Ну, и получила, о чём просила. – Голос Драконессы заметно смягчился. – Услышала, что "мальчик будет золотой", и весы качнулись в нужную сторону.
Симон не сразу нашелся, что ответить, подавленный этим неожиданным всплеском её эмоций.
– Меня и моих близких... друзей... подобное не коснулось, – он покраснел и запнулся, мучительно подбирая слова. – Я тоже не очень понимаю, почему так происходит. Наверно, это наши старые предрассудки, которые ещё не изжили себя, и несовершенство наших законов... Наверно... Но я надеюсь... надеюсь... надеюсь, что из-за меня такого не случится. – Он перевёл дух и, чтобы увести разговор от своей персоны, спросил. – А у драконов по-другому?
– Для нас это в принципе немыслимо. Ни одна драконесса, вне зависимости от обстоятельств, не будет стыдиться своей беременности, от кого бы та беременность ни была. И ни у кого язык не повернётся её осуждать. Родственники могут, конечно, немного поворчать, если их не устраивает папаша, но не более того. А уж руку поднимать на невинную драконью кровь никому и в голову не придет. Если даже найдётся такой выродок, то заплатит он за это дорого. Жизни не лишат, но накажут очень жёстко.
– А как за это наказывают? – дало о себе знать профессиональное любопытство Симона.
– Есть способы, – уклончиво ответила Драконесса.
– Значит, раньше бывали случаи, раз наказание предусмотрено? – Если способы – тема закрытая, то почему не попытаться узнать хотя бы об истоках?
– Не могу сказать тебе точно, – извиняющимся тоном ответила Драконесса. – Может быть, в какие-нибудь дремучие времена, тысячи три-четыре лет назад, такое и случалось, но в хрониках не сохранилось. А драконьи законы – штука древняя. И не скажу, чтобы сильно менялись по этой части. Наверно, когда-то что-то было. На пустом месте не стали бы закон прописывать. Но что я доподлинно знаю, так это то, что беременная драконесса во все времена, при любых войнах, была неприкосновенна.
Симон вспомнил свои сегодняшние неудачные изыскания в драконьих хрониках и хотел спросить её, кто из родителей Жоффруа был человек, но никак не мог решиться. Пока он раздумывал и набирался смелости, Драконесса кинула взгляд на большие настенные часы и встала с дивана.
– Поздно уже, – сказала она. – Я, пожалуй, спать пойду. И тебе советую. Или ты ещё здесь побудешь?
Момент оказался упущен.
– Думаю, мне тоже лучше пойти к себе, – ответил Симон, сходил к письменному столу взять "Речи..." и вслед за Драконессой вышел в коридор.
У двери её покоев они пожелали друг другу спокойной ночи. Драконесса ласково улыбалась; Симон физически ощущал на своём лице тепло её взгляда. И ему показалось или она хотела поцеловать его в щёку на прощанье, но не осмелилась?
"Наверно, показалось" – подумал он, закрывая дверь своей комнаты.
– Ничего не показалось, – тяжело вздохнуло либидо. – Дурак ты всё-таки, хозяин. Неужели не убедился?
– В чём? – недовольно отозвался разум, предвидя очередную серию грызни.
– В том самом! – напомнило противное либидо. – И опять от тебя толку, как от пенька сухого. Она сама тебя за руку взяла. Что ж ты инициативу не перехватил? Чего тебе ещё не хватает?
– Иди на фиг! – устало огрызнулся разум. – Много ли ты понимаешь! Она случайно и по другой причине. И вообще, после такого кино блудить – не комильфо.
– Да куда уж мне, деревенщине! Я и словов таких не знаю, – принялось кривляться либидо. – А что, не будь кино, так и комильфо было бы?
– Сидишь у себя там? Вот и сиди! И не лезь, куда не просят.
– Ну и дурак! – повторило обиженное либидо, но на этом отстало.
Симон просмотрел свои дневные записи, безжалостно разорвал листки и отправил в мусорную корзину. Он сел за стол, будучи совершенно недоволен собой, и стал заново перечитывать тот материал, что не смог одолеть днём. По второму разу всё пошло легче и быстрее, Симон мог бы продвинуться и дальше, но в какой-то момент взглянул на часы и решил, что на сегодня достаточно. "Совсем другое дело" – сказал он себе, пробегая глазами по свежим выпискам.
Он принял душ и улёгся в постель, уверенный, что скоро уснёт. Но сон отказывался приходить. Надежда на то, что вода поможет расслабиться, не оправдалась. Тело чувствовало себя бодрым и совершенно не хотело спать. Симон проворочался какое-то время, надеясь уснуть, понял, что только напрасно себя мучает, и встал с постели.
"Ну вот, днём выспался, теперь две спички в глазах. А завтра носом клевать буду".
Чтобы чем-то себя занять, он решил отнести "Речи..."  обратно в библиотеку.
В коридоре никого не было в этот поздний час. Тускло горели лампы дежурного света. Тишина стояла во всём замке, только звук его шагов, эхом перелетавший от стены к стене, нарушал её.
В библиотеке было совсем темно, и Симону пришлось включить свет, чтобы пройти в видеотеку. У журнального столика он задержался.
Блюдо стояло на своём месте, на общипанной грозди висела одна виноградина. Ещё одна ягода лежала с краю. Симон зацепился за неё взглядом, вспомнил, как сидел здесь на диване рядом с Драконессой.
Увиденный фильм потряс его до глубины души; Симон решил по возможности посмотреть его ещё раз. Но было и другое "кино", которое он тоже не мог не смотреть. Он стеснялся признаться в этом самому себе, но все два часа, проведенные у телеэкрана, украдкой наблюдал за своей похитительницей. И оно того стоило.
Он увидел её в ином свете. Её эмоциональность, её живой отклик на каждый следующий сюжетный ход, искреннее сопереживание героям или, наоборот, ироничная улыбка, неприкрытый смешок, когда она потешалась над игрой человеческой глупости и тщеславия, – всё это раскрывало ему доселе неизвестные грани её натуры. И незаметно она, пусть не на шаг и не на полшага, но стала ему чуть-чуть ближе и понятнее.
А еще он подумал, что она, наверно, кинестетик. И сам удивился, с чего вдруг такая мысль пришла ему в голову.
Он хотел идти обратно, спохватился, что всё ещё держит в руке книгу, и улыбнулся собственной рассеянности.
Выйдя из библиотеки, Симон пошел к двери в свою комнату и уже взялся за ручку, но вдруг передумал. Смутное, необъяснимое чувство повлекло его в сторону лестницы и дальше, на третий этаж.
Тот же тусклый свет дежурных ламп, тёмные окна. Драконьи предки удивлённо, мерещилось ему, смотрели с портретов на этого чудного, чужого мальчишку, непонятно зачем пришедшего сюда в столь неурочный час. Ему стало жутковато, по спине побежал холодок, но это его не остановило. Он понял, он знал, куда и зачем идёт.
Вот он, уголок в дальнем конце коридора и занавеска в цвет стены. Симон медленно отодвинул её, открывая портрет.
Девушка-подросток с тонкими руками и в "дурацком" пышном платье недоумённо глядела на него с картины своими нечеловеческими глазищами.
Скудное ночное освещение преобразило краски, и лицо Драконессы казалось живым. Симон смотрел на неё и чувствовал, как уплывает в её глаза, в её золотистые колдовские глаза, и у него кружится голова, и это уже было сегодня.
Реальность в его сознании раздвоилась, он продолжал стоять у портрета, он приподнялся над полом, оказавшись с Драконессой лицом к лицу.
Здравствуй.
Здравствуй. Ты пришел ко мне? Зачем?
Я не знаю.
Странный ты какой. Так не бывает.
Меня многие считают странным. Я привык.
Так зачем ты пришёл?
Не знаю. Просто...
Просто – что?
Можно я прикоснусь к твоей руке?
Зачем?
Не знаю.
Опять не знаешь? Чудной...
Я, правда, не знаю! Не обижайся. Только чувствую, что для меня это очень важно почему-то...
Что ж, попробуй.
Симон медленно протянул руку и почти дотронулся до холста. Где-то невдалеке раздался громкий стук. Симон вздрогнул и оглянулся. Никого. Он вновь посмотрел на портрет. Холст, масло. Гадкое розовое платье и пустой взгляд. Видение рассеялось.
Стук повторился. Теперь Симон смог определить, что звук идёт из зала приёмов. Что это? Воры? Или?.. Он рывком задёрнул занавеску на портрете и вжался в угол, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
Вздрогнули створки одной из дверей. Симон, затаив дыхание, смотрел, как они медленно открываются...

Очутившись в своей гостиной, Драконесса опустилась в кресло и задумалась. Мысли пробегали по событиям сегодняшнего дня, хаотично перескакивая с одного на другое, пока не застряли на истории с Ваней и на её, Драконессы, такой нескладной лжи.
"Нет, я не солгала ему, – в который раз принялась она уговаривать себя, – это всего лишь недоговорённость. Да и мыслимо ли рассказать ему сейчас, как всё было на самом деле? Как всё было...".

...Баско проворно выскакивает из кареты. Один.
– Эльза не приедет, у неё голова болит. Вроде бы.
Это "вроде бы" сразу ставит всё на свои места. "Ну, и не больно-то я жаждала с ней общаться, так даже лучше", – думает Драконесса. Ваня с хитрым видом берет Баско под локоть и увлекает к столам с угощениями, по пути радостно сообщая, что "успели, привезли свежайшую икру, и сейчас ты убедишься, как с ней замечательно пойдёт та водочка, которую...".
Из другой кареты неторопливо выходит принцесса Грета и оглядывается вокруг. Она старается держаться чинно и с достоинством, но не может скрыть детскую восторженность при виде карусели и огромной деревянной горки, которые уже оккупировали деревенские ребятишки. Вслед за принцессой из кареты высыпают её подружки-фрейлины, не обремененные необходимостью соблюдать королевское достоинство, и радостно щебечут в предвкушении праздника. Подбегает жена старосты и с многочисленными поклонами уводит Её высочество со свитой в ту сторону, где над ситцевой ширмочкой пищит и кривляется русский Полишинель со странным именем Петрушка.
Охрана растекается по округе и становится почти незаметной. Драконесса испросила разрешение у тётушки и огородила всю деревню парой хороших заклинаний, поэтому особой работы у них сегодня не предвидится. Разве что утихомирят какого-нибудь не в меру набравшегося селянина. Но королю по статусу положено ездить с охраной, и точка. Ничего, пусть ребятки немного развеются.
Драконесса чувствует, как её кто-то тоже деликатно берёт под локоток. Маня.
– Ну, что, пойдём и мы? – улыбаясь, спрашивает она.
Они едят блины с осетриной и икрой, запивают их крепким чаем. Посмеиваясь, глядят, как Петрушка выбирает себе невесту. Вина пока не хочется. И без него хорошо.
– Почему вы не вместе? – вдруг спрашивает Маня.
– Что? – улыбка застывает на лице Драконессы безжизненной маской. Икра потихоньку падает с блина на снег, но она этого не замечает.
– Почему вы не вместе – ты и он? – Маня кивает на Баско, уже немного пьяного, раскрасневшегося, опрокидывающего вторую стопку под Ванино "давай-давай-давай!".
Она аккуратно берёт из руки Драконессы развернувшийся блин и кладет на тарелку.
– Извини, если я что-то не то спросила.
– Это настолько очевидно?
– Для меня – да.
Взгляды двух колдовок встречаются, тёплая ладонь Мани накрывает разом продрогшую ладонь Драконессы и крепко сжимает.
– Маня, а что именно ты видишь? – спрашивает Драконесса.
– Что вы очень любите друг друга, но вы не вместе. И не любовники, причем давно. Почему?
– Так сложилось. – Драконесса опускает глаза и пытается свернуть в трубочку недоеденный блин. – Это долгая история. Можно, я тебе потом расскажу? Не хочу сейчас портить праздник.
–Прости меня, я действительно не то спросила. – Маня виновато смотрит на неё. – Давай лучше выпьем!
И лихим жестом наливает два полных бокала вина.
Это потом, за день до свадьбы, она посадит Драконессу на свою метлу, они тихо исчезнут из дворца и где-то далеко, в безлюдном месте, на вершине скалы, нависшей над широкой рекой, больше похожей на море, устроят самый странный в истории девичник. Разведут костёр, будут смотреть на огонь, и Драконесса всё расскажет. Маня выслушает её, не перебивая, и задаст один-единственный вопрос:
– Как ты живёшь с этим, подруга?
– Не знаю. Как-то живу.
Они долго будут сидеть молча, наблюдая, как постепенно прогорает костёр, и угли покрываются пеплом.
Но это будет потом. А сейчас...
У мужчин заканчивается вторая бутылка водки, Баско уже откровенно пьян. Ваня орёт, что он ничем не хуже местной ребятни и что он тоже сейчас пойдёт кататься с горки.
– И я пойду! – пошатываясь, заявляет Баско и поворачивается к дамам. – Девочки, а вы?
Он обращается к обеим, но смотрит только на Драконессу.
"Девочки" хохочут в ответ, весёлые, разрумянившиеся. В погребах Драконессы великолепное вино, бутылка опустела совершенно незаметно. Отодвинулся в прошлое и потускнел тот короткий, тяжёлый разговор, хмель затуманил головы, и сейчас им хочется одного – веселиться.
Все четверо они идут к горке, не переставая смеяться, взбираются по ступенькам наверх и под визг барышень скатываются по обледенелому деревянному настилу вниз, в снег, сбившись по приземлении в одну кучу.
– Бесподобно! Пойдёмте ещё! – восторженно кричит Баско, и они наперегонки бегут к лестнице.
Грета, начисто забыв о королевском достоинстве, вопит, совсем как дитя: "Папочка, и я хочу с вами!", спрыгивает с ещё не остановившейся раскрашенной повозки, на которой вместе с фрейлинами каталась вокруг деревни, и бежит к горке, на ходу поправляя шапочку. И вся стайка её подружек несётся вслед за ней.
На горке становится тесно, у лестницы толпа, люди съезжают один за другим и не успевают отбежать в сторону, как за ними уже скатываются следующие. Образуется куча мала.
Баско пытается встать, на него налетает Ваня и сбивает с ног. Баско падает на спину, ногой случайно цепляет только что поднявшуюся Драконессу, и она падает на него. В них кто-то врезается, возится рядом, стремясь отползти в сторону, чтобы не быть сбитым. Они ничего не замечают.
Его губы так близко... И глаза. Как же давно она вот так не заглядывала в эти родные, безнадёжно любимые глаза! Почти двадцать лет.
"И, правда, почему мы не любовники? Чего пытались добиться этой договорённостью? Кому и что хотели доказать? Столько времени потеряли...".
Их обоих накрывает одна волна, они тянутся друг к другу, её волосы щекочут его лицо, губы почти слились...
– Значит, масленица у тебя, паскудник? С этой сучкой рыжей? До того стыд потерял, что среди улицы на неё полез?
Драконесса поднимает голову и какой-то частью сознания жалеет, что под рукой нет фотоаппарата. Свекольно-красная морда нависшей над ними королевы стоит того, чтобы её запечатлеть.
– Вообще-то это я на нём лежу, – резонно замечает Драконесса и нарочито медленно встаёт. То, что она не рыжая, а тёмно-медная, она сейчас решает не уточнять.
"Приехала всё ж таки, не утерпела. Испугалась, что Баско твой на сторону гульнёт, пока тебя нет? Ну, и как? Насмотрелась?".
Эльза втягивает ртом воздух, пытаясь подобрать слова для достойного ответа. Баско, чертыхаясь сквозь зубы, неуклюже встаёт и тоже ищет слова, чтобы хотя бы на время утихомирить объятую гневом жену.
– Да ты ещё и пьян, как сапожник! – вскипает королева, видя, как нетвёрдо он стоит на ногах.
– Ну, что ты, Эльзочка, не подумай плохого! Они же не дикари какие-то, чтобы прямо посреди улицы в снегу да при всём народе сексом заниматься! И выпили мы совсем чуть-чуть! – встревает так некстати подоспевший Ваня.
Водкой от него разит на милю, если не дальше; Эльза с отвращением кривится и машет рукой перед своим носом.
"Успел ещё раз скатиться. На нашу голову", – обречённо думает Драконесса.
К ним бежит Маня, хватает своего ненаглядного за руку и тащит прочь, шипя что-то о дипломатическом кретинизме, помноженном на выпитые литры, но уже поздно. Это не поможет.
Королева разражается непотребной бранью, вдоль и поперёк проезжаясь по всем достоинствам ненавистной соперницы, которая, оказывается, руками этого тупоголового мужлана Царевича, ничего, кроме водки, не разумеющего, намеренно опоила её драгоценного супруга, чтобы легче было соблазнить. Иначе как бы он позарился на эту тварь, которая даже и не человек вовсе? Визжит во весь голос, не щадя никого, и её слышит вся деревня. О политических последствиях своих оскорблений в адрес Вани она, похоже, даже не задумывается.
Драконесса слушает молча, глядя исподлобья и до боли сжав кулаки. Ей хочется крикнуть: "Заткнись, ты, дрянь! Да мне пальцем пошевельнуть – и он будет мой, и никакой водки мне для этого не надо, а ты останешься без всего! И без твоей любимой короны, которая всегда была тебе дороже, чем он". Она уже готова высказать это вслух и только ждёт, когда королева на секунду прервётся, но натыкается глазами на умоляющий взгляд вмиг протрезвевшего Баско.
– Собака лает, ветер носит, – криво ухмыляясь, бросает она. – А я и не знала, Ваше величество, что у вас такой талант к площадной брани. И – да, я не человек.
Лицо Эльзы идёт пятнами, глаза белеют от ярости, она готова удушить Драконессу собственными руками. Баско с трудом удерживает её и уговаривает поехать домой.
Драконесса подчеркнуто неторопливо поворачивается к ним спиной, отходит на несколько шагов, собирает ладони ковшиком, легонько дует в них и резко перебрасывает невидимый ком через голову, зная, что не промахнётся. Тётушка дала ей разрешение на ТРИ массовых заклинания. Как чувствовала.
И все молча расходятся. По волшебству. Праздник кончился.
Король увозит притихшую королеву заканчивать скандал в родном дворце. Грета уезжает в одной карете с ними и, пока усаживается, всё косится на Драконессу, и в глазах её тысяча вопросов. Самое прискорбное, что она вряд ли кому-то их задаст, будет мучиться в раздумьях одна, и Драконессе её искренне жаль...

"Так мы и не поцеловались тогда, – с грустью подумала Драконесса. – Ох, надо же ему позвонить, про Адамса сказать".
Она набрала номер короля.
– Баско, привет! Не помешала?
– Привет! Если ты насчет Эльзы, то нет. Я у себя в кабинете, усердно изображаю кипучую государственную деятельность.
– Ой, а что так? Семейный скандал по второму кругу?
– Не совсем. Я действительно с бумагами разбираюсь. Они могли бы и подождать, но лучше я сейчас ими займусь. Пересижу, так сказать.
– Ну-ну... Есть новости в расследовании?
– Есть. – Голос короля поскучнел. – Информация пока не подтвердилась, но, похоже, моего племянника кто-то шантажировал. Он обмолвился об этом вскользь одному из своих приятелей. Поэтому он так судорожно искал деньги. Кто и чем – выясняем. Анри под колпаком. Прослушка, слежка. Если это так, то рано или поздно этот шантажист объявится.
– Как всё серьёзно, – поёжилась Драконесса. – Серьёзно и... гадко. Ты можешь предположить, чем его могли зацепить?
– Предположить я могу всё, что угодно, – даже по голосу слышно было, как король досадливо морщится, – да толку с того? Знаешь, я уже ничему не удивлюсь после вчерашнего.
– Кстати, о вчерашнем. Я заезжала к Адамсу. Договорилась. Можешь передавать той девице. Он её ждёт.
– Как же ты сумела? – подивился король.
– Вот как-то сумела. Этот жук знаешь, какую цену заломил? Не обедняю, конечно, но прижал он меня знатно. В другой ситуации я бы ни за что не согласилась. Сразу понял, что никто, кроме него, этот вздорный иск не потянет, и что мне не приходится выбирать. Ладно, пусть радуется. Сегодня его праздник.
– Хорошо, передам, – король немного повеселел, слушая ворчание подруги. – А ты когда успела в город слетать? Ты же, вроде, не собиралась. И пленника своего одного оставила.
– Пришлось. Мне Тьери форс-мажор устроил. Разругался со своим сожителем и с горя наелся успокоительных таблеток в непозволительных количествах. И половину эскизов уничтожил, тоже с горя. Вот нет, чтобы побегать с палкой за этим Клодом, пёрышки ему повыдергать...
– Ах, какая ты у нас кровожадная! – засмеялся король. – Так чем дело кончилось? Хотя, судя по твоему тону, ничем плохим не кончилось.
– Магический детокс и словесная реморализация. Что ещё с ним было делать? Теперь сидит, заново модели рисует.
– Ну, а как твой пленник?
– Ничего, осваивается потихоньку. И моё дневное отсутствие, как мне кажется, пошло только на пользу. Вечером он держался уже гораздо свободнее, чем утром. И он очень любопытный. Слушает меня чуть ли не с открытым ртом.
– Ты так спокойно говоришь о нём в третьем лице... – удивился король. – Разве он сейчас не с тобой?
– Нет, конечно.
– А где?
Этот бестактный вопрос и, особенно, тон, которым он был задан, изрядно позабавили Драконессу.
– Как это "где"? – с нескрываемой иронией вопросила она в ответ. – У себя в комнате, естественно. И, наверно, спит. Время-то позднее.
– М-да? – замялся король. – Извини... Я просто подумал, что вы уже могли... договориться.
– Баско, у тебя совесть есть? – опешила от такого предположения Драконесса.
– Не-а, – хихикнул король. – Откуда взяться совести у власть предержащего?
– Тьфу на тебя! – невольно улыбнулась Драконесса. – Опять, что ли, с левой оппозицией поругался?
– Я с ней постоянно ругаюсь, привык уже, – отмахнулся король. – Но, знаешь, я почему-то был полностью, прямо-таки совершенно уверен, что сегодняшнего дня тебе хватит.
– Окстись, дорогой! Такие дела за один день не делаются.
– Да ну! А помнишь, как у нас?..
– У нас с тобой было, как в сказке. Только сказка быстро закончилась.
– Но год у нас всё же был... – тихая печаль зазвучала в голосе короля.
– Да, был, – так же тихо повторила Драконесса.
– А ты ему полетать предлагала? – неожиданно прицепился король.
– Тебе зачем? – подняла брови Драконесса.
– Нет, ты скажи – предлагала? – не отставал король.
– Баско, ты ревнуешь??? –  изумилась Драконесса.
– Ты можешь мне сказать или нет?
– Ты всё-таки ревнуешь, – вздохнула Драконесса. – Зачем?
– Ну, ревную, ревную, – нехотя согласился король. – Ни зачем. Просто ревную, и всё. Наверно, дурак потому что... Так предлагала или как?
– Предлагала.
– И?..
– Отказался! – злорадно объявила Драконесса. – Сказал, что высоты боится.
– Ой, ты, боже мой! – ехидно прогундосил король и продолжил нормальным тоном. – Да, действительно тяжелый случай. Что ж, удачи тебе, дорогая! Борись!
– Да уж борюсь, – без всякого энтузиазма согласилась Драконесса. – Спокойной ночи, дорогой!
– Спокойной ночи!
Драконесса отключила телефон и принялась уговаривать себя, что пора спать. Уговоры не действовали. Несмотря на утомление, спать она не хотела. Мысли снова забродили кругами, прихотливо смешивая недавнее и давнишнее. От такого "кипения мозгов", как она это называла, у Драконессы имелось давно проверенное средство – как следует полетать.
Она поднялась на обзорную площадку центральной башни, откуда обычно взлетала. Пока пересчитывала ногами ступеньки на бесконечной винтовой лестнице, вспомнила, что не показала башню Симону. "С другой стороны, ничего страшного, – успокоила она себя, – не стоит валить всё в одну кучу. И почему бы мне не сводить его сюда завтра? А вдруг у него боязнь высоты за ночь пройдет?". И она тихонько засмеялась собственной шутке.
Небо было ясное, звёздное. Ущербный месяц, не толще ниточки, низко висел над горизонтом и почти не давал света. "Вот и хорошо, – подумала Драконесса, с наслаждением вдыхая холодный воздух, – не увидит никто". Она сменила облик, вспрыгнула на каменный парапет площадки, резко оттолкнулась от него и, широко взмахивая крыльями, понеслась всё выше, выше, пока фонари вдоль столичного шоссе не стали казаться крохотными размытыми пятнышками.
Здесь, на большой высоте, ей всегда хорошо думалось. Она поймала струю восходящего тёплого воздуха и, неспешно перебирая крыльями, попыталась разобраться в своих чувствах к Симону. "Что с тобой происходит, Дракошенька?" – спросил её Бейкер. Действительно, что? Откуда эта буря эмоций, эта безумная тяга к мальчишке, о существовании которого она узнала только вчера? Она не понимала.
Что в нём такого особенного? Умён, воспитан. Но это не объяснение. Умных и воспитанных она знает много, но ни по кому не сходила с ума.
Внешность? Да, похож на короля, хотя у Баско глаза серо-голубые, а у Симона карие. Но типаж один, Баско прав.
"И на принца тоже немного похож, – безжалостно напомнила себе Драконесса. – Кощунственно сравнивать моего ангела с этим приторным голубоглазым блондином, но они оба – каждый со своей стороны – похожи на Баско".
И что, в этом весь секрет? В том, что её особенно тянет именно к такому типу мужчин? И поэтому она так запала на Симона? Но ведь подобных мальчиков полно! Так почему он? Уж не едет ли она на старых дрожжах, перекидывая неизрасходованные чувства на первый же подходящий объект?
"Нет, нет! Там, с принцем, было другое. Там я была стерва, стремилась покорять и повелевать. А здесь... Дикая смесь юношеского романтизма и материнской нежности. И очень хочется, чтобы он сам... Сам... Наверно, тётушка права – мне, действительно, пора замуж. А как быть, если я с ним хочу, то есть, за него?.. Ой!..".
От такой неожиданной мысли она перестала работать крыльями и резко провалилась на полсотни метров вниз.
"Лезут же в голову всякие глупости, – недовольно подумала она, выгребая на прежнюю высоту. – Знакомы без году неделя, он шарахаться от меня только-только перестал, а я уже о замужестве ахинею несу. И тут права тётушка. Где гуляют мои мозги? Всё это бесполезно. Зачем мучить себя вопросами, на которые не можешь ответить? Для этого надо быть вне ситуации, а не внутри неё. Так что нечего морочить себе голову. Просто жить дальше, а там видно будет. И спать пора. Вроде, устала уже".
Драконесса начала снижаться. Она собиралась вернуться в замок тем же путём, через центральную башню, но представила, что придётся опять наматывать круги на винтовой лестнице, и ей стало откровенно лень. "Пойду через балкон, – решила она, – кому я среди ночи нужна?".
"Но если честно посмотреть правде в глаза, – призналась она самой себе, открывая балконную дверь, – он только выбежал из-за спины Баско, а во мне уже что-то дрогнуло. Всё, спать! Довольно вздыхать попусту".

..."Даже спрятаться негде", – подумал Симон, глядя, как дверные створки нарочито медленно, словно в дешёвом фильме ужасов, расползаются в разные стороны.
Наконец они распахнулись. Драконесса, в своём первозданном облике, вышла из зала приёмов в коридор и повернулась к двери, чтобы закрыть её.
Симон облегчённо выдохнул и тут же почувствовал себя провинившимся школьником. Вот спросит она его сейчас, почему он среди ночи по замку шатается, да ещё на третьем, нежилом, этаже и аккурат в том углу, где её портрет висит, – и что ему отвечать? Хорошо, что в полутьме не видно, как у него опять щёки покраснели, а то бы ей и спрашивать ничего не надо было.
Драконесса, уже взявшаяся лапами за створки, вздрогнула, резко повернула голову в сторону Симона и удивлённо на него уставилась.
– Симон? – она взмахнула лапой, меняя облик. – Ангел мой, а что ты... – "А что ты здесь делаешь?" хотела она спросить. – А что ты не спишь?
– Да вот, режим сбил, теперь уснуть не могу. Решил пройтись, – стараясь не глядеть ей в лицо, ответил Симон и, дабы отвести разговор от себя, спросил. – А вы что не спите?
– Да так, бессонница. Бывает иногда. Летала, воздухом дышала.
Слово "бессонница" напомнило Симону о вчерашнем вечере.
– Госпожа Драконесса! Мне вчера синьор Филиппе какое-то питьё приносил, снотворное. И я с него очень хорошо спал. Нельзя ли попросить синьора Филиппе и сегодня приготовить мне такое же?
– Пойдём на кухню, – предложила Драконесса. Уголки её губ попытались уехать вверх; она подавила этот зачаток улыбки и только на лестнице, пользуясь тем, что идет впереди, и Симон почти не видит её лица, спросила. – Ангел мой, ты не обидишься на меня, если я открою тебе один маленький секрет?
– Думаю, что нет, – осторожно ответил Симон и в свою очередь спросил. – Я правильно догадываюсь, что это был эффект плацебо?
– Не совсем, – Драконесса не выдержала и улыбнулась. – В этом молоке не было никаких лекарств, но это и не самое простое молоко. Две коровы с нашей фермы пасутся отдельно от всего стада, на том лугу, где растёт шалфей и мелисса. И корм на зиму для них тоже заготавливают отдельно, добавляют туда разные душистые травы. Молоко от этих коров идёт только на нужды замка. Вчера ты пил именно его.
В кухне Драконесса включила свет и уверенно направилась к холодильнику.
– Разве вы не будете звать синьора Филиппе? – спросил Симон.
– А зачем? – вопросом на вопрос ответила Драконесса. – Пусть спит, он рано встаёт. А молоко я и сама погрею, чего тут сложного?
И она не шутила. Симон внимательно наблюдал, как она наливает молоко в ковшик, ставит на плиту, регулирует нагрев. Она делала всё так, будто сама хозяйничает на кухне каждый день. И это особенно поразило Симона.
Пока молоко грелось, Драконесса вынула из посудного шкафа стаканы, причём не искала их по всему шкафу, а точно знала, где они стоят. Она перелила молоко в стаканы и подала один Симону. Тот пригубил и довольно прижмурился. Молоко было приятно-тёплое, такое, как он обычно пил дома. Своеобразный, чуть горьковатый привкус будил воспоминания об ушедшем лете и о чём-то из детства, о чём-то далёком и полузабытом, но очень родном...
Драконесса забрала у Симона опустевший стакан и поставила в раковину вместе со своим:
– Поварята утром вымоют. Пойдём. А, нет, подожди.
– Что? Что-то случилось? – Симон, уже сделавший шаг по направлению к двери, остановился в недоумении.
– Да нет, ничего, – в её голосе появилась новая, странная интонация. – У тебя след от молока на верхней губе.
Драконесса достала из ящика буфета бумажную салфетку и подошла к Симону. Её рука потянулась вверх, к его лицу, но на полпути изменила направление. Драконесса неловко вложила салфетку в руку Симона и, отвернувшись, нервозным движением заправила за ухо выбившуюся из косы прядку.
В коридоре второго этажа они опять пожелали друг другу доброй ночи, но на этот раз Драконесса не улыбалась, более того, была вся какая-то напряжённая и явно торопилась уйти к себе.
"Наверно, я задержал её с этим молоком, и она теперь недовольна", – подумал Симон, неловко кивнул в ответ на слова Драконессы и тоже поспешил удалиться.

Драконесса захлопнула дверь своих покоев и еле сдержалась, чтобы не стукнуть по ней кулаком. Вместо этого она привалилась к двери спиной и попыталась успокоиться. Её взгляд машинально скользил по гостиной, а виделось ей совсем другое: Симон с пустым стаканом в руке; над верхней губой белой полоской молочный след, крошечные капельки на отросшей за день щетине... Мысленно она вновь и вновь снимала эту полосочку своими губами. И вот как теперь уснуть? Как? Весь полёт насмарку! Ёлки-палки...

Продолжение следует