Новый год по-русски

                Встречу грядущего Нового года семья Барышниковых планировала встречать дома. Впрочем, никаких планов, собственно, по этому поводу и не строилось. Так уж было заведено изначально, что каждый Новый год семья встречала исключительно дома. Тут и обсуждать нечего. Только дома, но далеко не в узком семейном кругу. Глава семьи Иван Митрофанович, а также хозяйка Алла Ильинична славились своим гостеприимством, душевной широтой, веселыми характерами и хлебосольством. А если принять во внимание, что каждый из них происходил корнями из многочисленной семей, и, стало быть, родни на обоих наберётся – ого-го! – сколько, то нетрудно догадаться, что все праздники, а уж Новый год особенно, семья Барышниковых гуляла шумно, весело и широко.
          Впрочем, в этот Новый год ожидали гостей особых – из Германии должны были приехать на два дня и одну новогоднюю ночь дочь Анна с мужем Эрихом. Так случилось волею обстоятельств, что пять лет назад дочь неожиданно выскочила замуж за немца, с которым познакомилась в Турции, где отдыхала с подругой, и укатила на постоянное место жительства в Германию. Мать, пережив первый шок по этому поводу и попереживав -поплакав, смирилась с произошедшим. Отец философски отнесся к этому, завив жене: «А пусть себе. Не понравится, не приживётся – вернётся домой. Только и делов». Но дочь прижилась, выучила язык, получила немецкое гражданство, устроилась на работу в клинику мужа и родила девочку, которую счастливый отец назвал Кэтрин. За все пять лет Анна ни разу не приехала домой – то вживалась в чужую страну, то беременность, то маленький ребенок и вот, наконец, она, впервые после замужества, собралась навестить родных, да еще и мужа с собою везёт. Эриха родители Анны видели пока только на фотографиях – солидный рослый мужчина тридцати шести лет, вида добродушного и строгого одновременно, с усами, очками и лысиной. Маленькую  Кэтрин решено было оставить на попечение родителей Эриха. Мала ещё для столь дальний поездок, тем более, зимой.
            Ясное дело, что Алла Ильинична с ног сбилась, готовясь к приезду столь важных гостей. Оба холодильника на кухне ломились от запасенных продуктов. В который раз уже редактировался и переписывался начисто список новогодних блюд. Она созвонилась с подругами и родственницами, выспрашивая рецепты новых салатов и необычных закусок. «Хочется не ударить в грязь лицом. Всё же из Европы люди едут».
           - Умерь пыл, Алка, - пытался урезонить супругу Иван Митрофанович, - Чего ты тут суету развела? Они сюда жрать, что ли, едут? В Германии с этим всё нормально, сейчас не сорок пятый. Они едут себя показать, на людей посмотреть.
           - Ваня, ты не понимаешь. Ведь Эрих этот в России не был никогда. Ему всё в новинку будет. А первое впечатление – оно самое главное, от него останется воспоминание на всю жизнь. Хочется, чтобы всё на высшем уровне было. А то у них там, я слышала, очень искажённое представление о нас, русских. Навешали им лапшу, будто мы тут дикие, отсталые, в валенках ходим и в шапках-ушанках, с балалайками под мышкой, водку пьем из самоваров и без конца или морду бьём друг другу или вприсядку пляшем.
           - Вот и покажи этому Эриху культурную сторону нашей жизни, а не только стол, ломящийся от жратвы.
           - И что ты предлагаешь?
           - Что, что... А хрен его знает что. Но главное, чтобы твоего дяди  Михаила не было у нас в эту новогоднюю ночь. Иначе, пиши пропало.
           Дядя Аллы Ильиничны, Михаил Потапович - человек очень пожилой, отметивший недавно свое восьмидесятишестилетие, сохранил еще бодрость и духа и тела. Великую Отечественную он, в виду своего юного тогда возраста, успел едва захватить, да и то в самом её конце. Честно говоря, на фронте ему так и не довелось побывать, пока проходил в тылу месячные курсы подготовки, да пока готовили к отправке на фронт, война уже и закончилась. Но всю жизнь он считал себя настоящим бойцом, прошедшим огонь и воду, и до сих пор испытывал ненависть к вероломным врагам, так внезапно напавшим на нашу  страну «двадцать второго июня, ровно в четыре часа». Посему факт приезда к Барышниковым в новогоднюю ночь немецкого гостя строго умалчивался всей родней от Михаила Потаповича.
          Накануне приезда гостей Алла Ильинична с утра пораньше возилась на кухне, муж драил ванну и раковины,  сын Аркадий выбивал на снегу паласы и ковры. К вечеру квартира блестела и сверкала. В углу зала сверкала и блестела искусственная ёлка под потолок, увешанная шарами и мишурой. Перед сном хозяйка еще раз обошла всю квартиру с инспекторской проверкой, в очередной раз заглянула в холодильники, где в ряд стояли формы с застывающим холодцом, заливные, селёдка под шубой. На нижней полке в кастрюлях заготовленная начинка для пирогов – с капустой и яйцом, с капустой и мясом, с яблоками, с грибами. На столе в тазу под полотенцем пыхтела закваска для теста.
               Алла Ильинична вспомнила фотографию, присланную дочерью на электронную почту с недавнего дня рождения внучки Кэтрин, Катеньки: на красочных фотографиях красивая румяная девочка сидит перед столом, на котором красуется торт с тремя свечками, вокруг стола сидят гости. Аллу Ильиничну поразило, что кроме торта и чашек с чаем на столе больше ничего не было. Это что за день рождения такой, если стол пустой? Нет, так не годится. Уж если гостей зовешь, то и стол должен ломиться. И завтра она покажет зятю, да и дочери заодно напомнит, как надо встречать гостей. Вздохнув и перекрестившись, Алла Ильинична отправилась спать. Назавтра предстоял очень ответственный и суматошный день.
            Гости прибыли к обеду. Аркадий привёз их из аэропорта. Родители смотрели в окно, как из машины не спеша вышел большой мужчина в кожаной светло-коричневой куртке, обошёл машину, открыл заднюю дверь, галантно помогая выйти жене Анне.
           - Видал, как надо? Что значит культура, - вздохнула жена. Муж только хмыкнул: ну-ну.

           После знакомства и плотного обеда, Эрих отправился отдыхать в спальню. Анна переодевшись явилась на кухню помогать матери с подготовкой праздничного стола, а заодно пошушукаться – посплетничать, соскучились обе страшно по общению друг с другом. Аркадий до вечера слинял к приятелям, а то припахают – то одно, то другое. Иван Митрофанович тоже прилёг перед телевизором.
           Часов в семь начали потихоньку оформлять стол, вернее, три раздвинутых стола, соединенные в один огромный стол – от окна почти до стены. Свежий, отдохнувший Эрик старательно помогал своим русским родственникам в подготовке к празднику. Внутренне он поражался размаху происходящего, расставляя на столах стопку в пятьдесят тарелок. «Анхен, - незаметно спросил он по-немецки свою жену, - это из-за меня твои родители так постарались?» «Из-за тебя, конечно. Но у нас так каждый Новый год происходит», - объяснила она ему. Эрих всё ещё до конца не мог привыкнуть к нелогичности своей жены. Нет, женщина она добропорядочная и разумная, хозяйственная, но иной раз её высказывания ставили его в тупик. Вот как, например, её понять сейчас: с одной стороны, она сказала, что всё так серьезно организовано из-за него, а, с другой, что так всегда бывает, но ведь он приехал сюда впервые?
           К девяти часам потянулись первые гости. Сестры и братья хозяев дома с женами и детьми. Родные, двоюродные. Тёти и дяди.
           Эрих с удивлением спрашивал у жены: «Анхен, почему так много людей? Это так надо? Но где же они все разместятся? Тут всего три небольшие комнаты и кухня!» Удивительно, но помещались все. А народ всё прибывал и прибывал. Женщины помогали хозяйке накрывать стол. Мужчины, скучковавшись в несколько группировок по возрастам и интересам, неспешно говорили о политике, о спорте, о работе и бизнесе. Малышня с визгом носилась у всех между ног.
          За стол сели ровно в десять. Ведь надо успеть ещё проводить старый год.Уходящий год Змеи, да еще оканчивающийся такой несчастливой цифрой, как «13», в целом оказался совсем не плохим. Подвели итоги: две свадьбы, три поступления в институты, рождение мальчика Димы и девочки Оленьки, четыре юбилея и, к сожалению, одни похороны - тёти Матрены в возрасте девяноста шести лет. «И зятёк Эрик вот с дочерью приехали в гости, наконец», - добавила улыбающаяся Алла Ильинична. «Зятёк», услышав своё имя и увидев  улыбку тещи, обращенную к нему, привстал и вежливо поклонился присутствующим.
        Пили, ели, переговаривались. Стол, ломившийся от блюд и яств, потихоньку облегчался. Пустеющие бутылки мгновенно заменялись на полные. Эрих ел с аппетитом, вежливо пригубливал рюмки, вежливо улыбался направо и налево, а также гостям напротив.
        - Э, нет! Так не годится!  - не выдержал Михаил Потапович, сидящий как раз напротив Эриха, - Чего ваш хранцуз водку не пьёт? Брезгует, что ли? – Михаилу Потаповичу по предварительной договоренности со всеми было сказано, что Эрих – француз, и что они приехали с Анной из Парижа, где и проживают.
        - Ты! Мусью! – его желтый старческий палец указал на немца, - Ежели ты нас уважаешь, то и пить должен наравне с нами. ПонЯл?
        Анна не заметно показала Михаилу Потаповичу кулак, но перевела слова старика.
       - О! Я, я, - согласился уважить деда гость, поднимая рюмку.
       - Ты, ты. Пей! Как я! – и дед мгновенно опрокинул в себя содержимое своей рюмки.
       - Я, я, - пришлось сделать то же самое и Эриху.
       - Во. Другое дело, - сразу помягчел старик, - а то сидит здесь, губы обмакивает, как баба беременная.
       В двенадцатом часу пошли танцы. Плясали весело, шумно. Заводил всем, как всегда, брат хозяина дома Афанасий Митрофанович. Явился он с гармошкой, потому как живую музыку уважал больше, но  и магнитофоном не брезговал.
       - А теперь – ручеёк! – выкрикивал он, наяривая на гармошке. И люди быстро строились в пары, создавая живой ручеёк. Раскрасневшийся от веселья и выпитого Эрих в паре со своей Анхен тоже бегал в «ручейке».
       - Хоровод! – командовал Афанасий Митрофанович, и тут же создавался двойной хоровод – внешний круг шел слева направо, внутренний справа налево.
       - Паровозик! – и люди цеплялись вагончиками друг за другом, а тянувший за собою «состав» паровоз - Илья Митрофанович резво бежал по всем комнатам. «Вагончики» время от времени отрывались от состава, не успев за быстрым ходом паровоза, происходила толкотня, смех, давка. Удивленный происходящим Эрих старательно бегал вместе со всеми.
       - Цепляемся через одного! – и состав превращался в извивающуюся змею, - а теперь шаг вправо, шаг влево, прыжок вперед, прыжок назад. – Люди наступали друг на друга, валились на пол. Хохот. Неразбериха.
       - Хоровод! Но необычный: каждый свои руки просовывает между ногами соседа! – и все дружно наклоняются, суют руки между ног соседей, - Танцуют все! Ноги выше! Веселей!
       Пораженный до глубины души видом людей, уткнувшихся в свои колени и выставив вверх "пятые точки", Эрих пытается изобразить танец. Он наклонился почти до пола, его правая рука застряла где-то в подоле платья танцующей рядом жены, левая рука между штанин Аркадия. Баба Таня, пенсионерка с солидным стажем, визжит под хохот остальных: «Ах, охальник! Куды ж руку-то тянешь, зараза?»
        Когда снова сели за стол, запыхавшийся Эрих, вытирающий белоснежным носовиком катящийся со лба пот, подумал: «Странный народ. Странный и... весёлый».
        Без пяти двенадцать наступила полная тишина. Даже дети замолчали. Все внимательно слушали новогоднее поздравление президента России. За минуту до боя курантов бокалы наполнили шампанским. Все встали. Часы стали бить. Мужчины молча слушали бой курантов. Некоторые женщины вдруг засуетились, схватили салфетки, стали что-то на них писать ручками. Эрих в полной прострации наблюдал, как его милая Анхен тоже что-то строчила на огрызке салфетке, потом вдруг её подожгла невесть откуда взявшейся зажигалкой, кинула наполовину сожженный кусок салфетки в свой бокал и выпила-проглотила содержимое до того, как прозвучит последний удар часов.
             - Уррра!!! – прогремело громовое над столом.
             -Урррра!!! – отозвалось эхом по всему дому, всему городу, по стране.
              И снова танцы, снова ручеек и хоровод, снова застолье. Ошалевший и мало что соображающий, а потому ничему уже не удивляющийся Эрих, ест и пьет вместе со всеми, пляшет в хороводе, бегает вагончиком и даже пытается подпевать частушкам бабы Тани:
           «Сидит милый на крыльце
           С выраженьем на лице.
             Выражает то лицо
             Чем садятся на крыльцо!»
           Дед Михаил Потапович, вдруг проникшись симпатией к иностранцу, доверительно говорит ему: «Нравишься ты мне, парень. Нормальный мужик, хоть и хранцуз. Хотя вы, мусью, тоже народ скользкий. Дали мы вам жару в восемьсот двенадцатом и правильно сделали. Не суйтесь!»
         Эрих даже не понял когда и в какой момент все вдруг оказались на улице. В соседнем дворе большая ель, рядом высокая ледяная горка. Вокруг здоровенные  сугробы. На улице полно народу. Воздух свеж, легкий морозец, на котором так хорошо дышится после обильной еды и возлияний. Анна заботливо кутает шею мужа в теплый шарф, застегивает ему куртку, выговаривая по-русски: «Это тебе не твоя Германия. С русской зимой шутки плохи». «Я, я!!» - улыбается ей муж. «Ты, ты! Пошли на горку! Кататься!» – тянет его за рукав Аркадий. Подняв глаза Эрих вдруг выхватывает взглядом свою тещу. Алла Ильинична едет с горки стоя во весь рост, подняв правую руку вверх,  а левой призывно зовя за собою остальных. В этот момент Эрих мигом вспоминает фотографию монумента «Родина-мать зовет», находящегося в том самом городе, о котором ему в далеком детстве с ужасом на лице рассказывал его дед Фридрих, бывший личным участником страшной битвы. Ему вдруг на секунду становится не по себе, но тут же все перекрывается хохотом и суматохой, царящей вокруг.
                Эрих зовет: «Анхен!» Он слышит в визжащей толпе ее голос, но разобрать в этой толчее где его милая жена, не может. Он вдруг понимает, что ему надо срочно в туалет. Он все оглядывался вокруг в поисках кабинки биотуалета – ведь быть такого не может, чтобы при столь значительном скоплении народа на многочисленном мероприятии не было предусмотрено такое элементарное и необходимое условие человеческого существования, но ничего похожего не находит. Наконец, не выдержав и понимая что еще чуть-чуть и произойдет непоправимое, он в панике обратился к оказавшемуся рядом Михаилу  Потаповичу: «Туалэт! Туалэт!»
                «Понял, - сразу сообразил старик, - пойдем. Тут рядом» - и потащил изнемогающего немца к ближайшему подъезду жилого дома. Набрав на цифровом табло домофона первую попавшуюся двузначную комбинацию, старик уверенно ответил на прозвучавший вопрос «кто?»: «Сантехник!» Дверь тут же открылась, никто не удивился, чего это вдруг в новогоднюю ночь явился сантехник. Через пять минут несколько смущенный, но успокоившийся немец выходил из подъезда, тихо-задумчиво констатируя: «Там нет туалэт».
                Еще через несколько минут ошалевший немец со свистом мчался с ледяной горы на куске картона, услужливо подсунутом под него Михаилом Потаповичем, прежде чем старик со словами «счастливого пути, мусью!» с силой пихнул иностранца в спину, придав ему приличное ускорение.
Водили хоровод вокруг наспех коллективно слепленной снежной бабы: «Как на снежно-бабины именины испекли мы каравай! Каравай! Каравай! Кого хочешь выбирай!»
                - Я люблю, конечно, всех! – выкрикнула из хоровода Алла Ильинична, - Но зятька Эрика больше всех! - и она кинулась горячо обнимать и целовать немца, тот растерянно улыбался, вежливо ответно обнимая русскую тёщу.
                Откуда-то приволокли захмелевшего Деда Мороза. Тот, видимо, возвращался восвояси после отработанной миссии по вручению детям подарков, да вот снова нежданно попал на праздник.
                «Вот и Дедушка Мороз! – заревела хором толпа, - Он подарки нам принес!»
                «Дед Мороз, а где твоя Снегурочка?» - вопрошал басом Иван Митрофанович.
                «Мы вместе шли с Камчатки, но она ушла на б...ки», - в рифму пояснил Дед Мороз под хохот толпы.
                Веселье пошло набирать новый виток. Подвыпившие дяди и тети пели и плясали, за что волшебный дед, пошарив в практически пустом мешке, одаривал таланты карамельками и чупа-чупсами.
                - Давай, Эрих! – кто-то выпихнул немца вперед. – Изобрази чего ни того!
                «Kling, Glоckchen, Klingelingeling, - запел иностранец неожиданно высоко и мелодично, -
                Kling, Glоckchen Kling
                Hell ergluhn die Kerzen,
                ;ffnet mir die Herzen,
                will drin wohnen frohlich,
                frommes Kind wie selig.
                Kling, Glockchen, Klingelingeling
                Kling, Glockchen Kling
                (Звони, колокольчик, звони-звони.
                Звони, колокольчик, звони.
                Мерцают светом свечи.
                Открываются сердца.
                Хочу жить радостно,
                Святой ребенок как благословение.
                Звони, колокольчик, звони-звони.
                Звони, колокольчик, звони
                Рождественская немецкая песенка).
                - Молодец! Браво! Наш человек! – раздалось вокруг.
                - На. Честно заслужил! – сунул слипшуюся карамельку Дед Мороз, пьяно улыбаясь ему перегаром и хлопая его по плечу. Эрих развернул фантик, сунул в рот сладкий комочек. Было очень вкусно,  как в далеком детстве.
                - Танцуют все! – проорал здоровый дядька и врубил плеер.            
                «Желаю, чтоб вы все были здоровы.
                И чтобы над вами,
                сияло солнце ярче,
                чем на Мадагаскаре!
                Чтоб до ста лет жили!
                Чтоб горя не знали!
                И чтобы ваши дети вас радовали! – понеслась-загремела разудалая песня над землею, - 
                Я желаю мира!
                Я добра желаю!
                И каждому здоровья
                от всей души желаю!
                И мне не много надо:
                хочу, чтоб были рядом любимые
                и вся моя родня!!!»
                Толпа ревела, плясала, пела, хохотала, прыгала, обнималась, целовалась и визжала. Небо вспыхивало взрывами петард, расцветало фейерверками и салютами.
                Новый 2014 год наступил.