Партизан

                П А Р Т И З А Н

Июнь месяц в Белоруссии стоял по-настоящему летним, и легкий дождик под вечер в пятницу на 1 июня 2012 года появился и исчез внезапно, едва порадовав дружное семейство тюльпанов в сквере. Столица Белоруссии, величавый город Минск, встречал ветеранов партизанского движения. Гостей было немного и основная масса состояла из женщин, назвать старухами которых Леониду Петровичу никак не хотелось, хотя, в то же время, не получалась представить их и комсомолками тех лет.  Это они испили все тяготы той страшной войны в лесах и болотных островах этих мест, тонули, голодали, умирали под пытками, но боролись насмерть с врагом с небывалой отвагой юного максимализма. «Откуда только силы брались, - удивлялся он теперь сам, - на чём только душа держалась?». В свои восемьдесят три года, он выглядел вполне здоровым, был легок на подъем и на память не жаловался, хотя перенес один инсульт и чудом выкарабкался.  Теперь, сидя в сквере недалеко от гостиницы «Спутник», он был рад своему приезду и благодарил внука Сашку за то, что он привез его по интернет-приглашению на места боевой славы. Сам внук , правда, убежал сразу после регистрации и распределения по номерам гостиницы. «Где-то успел узнать о проходившимся рок - концерте  и смотался,  шалопай». 
Поздравляющих и устроителей праздника было множество, они предлагали различные автобусные экскурсии, кормили в ресторане и ему, что бывает в эти годы редко, поверилось, что их не забыли. Не зря, значит, потрачено такое детство, которое не дай Бог повторится с другим поколением. «Да, и можно ли называть это детством? А почему бы и нет. Все же они были детьми, хотя жили и думали по-взрослому  разве сто с некоторыми отклонениями».   

Тогда в 1941-м пионерский лагерь, где отдыхал Лёня Сташкевич, не успели эвакуировать. Два пионерских отряда в количества 61 мальчика и девочек так и остались в одноэтажных зданиях лагеря, которые с приходом немцев, больше стали походить на бараки концентрационного лагеря. В начале, отряд ждал эвакуацию, но из-за бомбежки, потеряв нескольких детей и завхоза дядю Степана убитыми, двинулись в путь по лесам пешим ходом, но были загнаны немцами обратно в свой лагерь. Потекли серые дни без звука горна и детского смеха. Особо страдали дети из младшего отряда.  Леонид Петрович уже помнил смутно, как хоронили детей и завуча на поляне сразу за лагерем, завернутыми простынями со склада лагеря. Уж больно много было потом смертей, чтобы так хорошо запомнить каждый случай.
Чего только не забрали фашистские солдаты из их лагеря: столы, стулья, матрацы, подушки и даже посуду. Все вокруг перебили. Особо глумились над портретом Макаренко, видимо считая кем-либо из основоположников марксизма-ленинизма, истыкали штыками, разорвали холст, а после сожгли с уже развалившейся рамой   возле волейбольных ворот. Сетку волейбольную они так же унесли с собой. Еда в лагере кончилась быстро, ребята по несколько человек ходили в две недалеко находящиеся деревни побираться, но перепадало им совсем немного, ибо всю скотину фашисты угнали. Кое-кому все же удавалось спрятать свою живность, но то, чем они делились с ребятками, явно не хватало. Овощной жидкий суп стали выдавать один раз , а хлеб - менее чем по сто граммов в день на едока. Младшие ребята все время хотели есть, плакали, но убежать было некуда, везде были патрули. Со старшими, коим едва исполнилось по тринадцать лет, хлопот тоже хватало. Они не умели скрыть свою злобу и перестали бояться при появлении немцев, которые стали устраивать регулярные обыски, искали оружие и листовки. Однажды, после обыска, выбили челюсть прикладом Ване Гончару за один его ненавистный взгляд , а после его с другим товарищем увели за территорию лагеря и расстреляли. Имя второго мальчика Леонид Петрович не помнил, хотя хорошо знал и помнил, как тот пытался помочь Ване, огрызался и пытался заслонить его собой от озверелого фрица. После этого случая, мальчики организовали дежурство и следили за дорогой и лесными тропами. При появлении немцев старшие ребята стали прятаться в лесу. Вожатые Ольга с Людмилой отвечали карателям, что дети собирают в лесу ягоды или пошли просить что-нибудь съедобное по деревням.
С появлением партизан жить стало лучше. Они взяли над ребятами шефство, помогали едой и одеждой, которая так же быстро приходилась в негодность. Лёня с одноклассниками Сережей и Витей стали собирать  по местам боев различное оружие и патроны. Хорошее исправное оружие было тяжело обнаружить, но пригодились различные части и механизмы от них.  В один из таких дней они обнаружили под разломленной сосной у самого болота умершего солдата Красной Армии с наганом и двумя гранатами за поясом, видимо прятался при отступлении и умер от потери крови. Партизаны похвалили их за такую добычу и похоронили солдата недалеко от того места. Сколько бы они втроем не просились в отряд, все не получалось. Позже выяснилось, что этот отряд малочисленный по составу и плохо вооруженный в начале, не мог иметь такую обузу, менял места дислокации, совершая лишь небольшие налеты на полицаев или одиночные патрули фашистов.  Позже к ним влились другие небольшие отряды, и они стали организовать налеты на казармы, контрольно-пропускные пункты и даже на склады оружия. Тогда три товарища оказались в отряде, но не постоянными партизанами, а их помощниками, помечали адреса, где живут полицаи, пулеметные точки, устанавливаемые в различных местах, и все сообщали связному возле той могилы, где был похоронен найденный ими красноармеец. Пулеметов в отряде было мало и они бы дорого отдали за каждый из них. Пионервожатые то ли догадывались, толи знали об этом, а потому не очень удивлялись, что трое друзей часто пропадают неизвестно где, а иногда не ночуют в лагере. В одну из ночей, когда шел проливной дождь, партизанами было совершено сразу два нападения на посты в различных местах, откуда увели два станковых пулемета с боеприпасами, несколько автоматов и гранат.   Ребят опознал один из полицаев из патруля, который приметил их возле колхозного сада на краю села. Ребят закрыли в участке и долго били,  требуя рассказать, где находятся партизаны, но ничего не добились и отпустили через два дня. Вернулись, а вернее их забрали те же вожатые, едва переступающих ногами только двоих. Сережу застрелил немецкий солдат из гестапо, которому он прокусил руку и пытался убежать, выпрыгнув в окно. После этого случая, вся старшая группа ушла к партизанам. Связные встретили ребят в сосновом бору и переправили в партизанский отряд.  В пионерском лагере начался переполох и обыск, но обе выжатых стояли на своем: «После избиения в участке мы уже не были в силах удержать старших, они не послушали нас и разбежались. Тем более один из них был убит вашим солдатом. Мы не смогли их удержать».
Позже к партизанам переправили весь лагерь, но они содержались в особом месте за болотом, где вожатые Ольга с Людмилой приступили к своим основным профессиям. Они снова стали учителями. Вместе с ними в этом же спецотряде находились и старшие ребята, которые редко посещали уроки, а в основном изучали различные виды оружие, навыки взрывного дела и разведки.

Партизанское движение разрасталось по всей Белоруссии. Но немецкое командование не хотело смириться таким положением, а потому увеличивалось число карателей и специальных команд,  подготавливаемых для борьбы с партизанами и подпольем. Широко использовались националисты из числа украинских и латышских предателей. Они лезли из кожи вон, чтобы выбиться хотя бы в унтер-офицеры, которым обещаны наделы и поместья на Белорусской земле и работники из числа еще не уничтоженных славян. Эти обещания были обманом, ибо никто, в последствии,  этими холуями делиться не собирался.  Фашистский министр земледелия Дарре не успевал повторять : « На всем восточном пространстве только немцы имеют право быть владельцами крупных поместий. Страна, населенная чужой расой, должна стать страной рабов».  Уничтожались до десятка деревень при каждой карательной операции, убивали всех. «Возраст не имеет значения. Славянская нация на 75 % должна быть уничтожена, а остальные 25% будут рабами». Старики и дети не могли быть рабами, их самих нужно кормить, а Рейху это невыгодно. Если расстрелянных стариков тащили к общей яме, то грудных детей бросали в горящие избы и сараи, держа навесу за одну ногу. У многих из детей, до умерщвления,  брали кровь в тех количествах, от чего они впадали уже в полумертвое состояние и летели в те же ямы, как отработанный материал для «великой расы». Борьба разрасталась. Хваленый «режим на оккупированных территориях», действовавший во многих европейских государствах, в этой стране дал сбой. Уже кричал рейхсфюрер СС Гиммлер о необходимости разбомбить любой населенный пункт, где возможна связь с партизанами. Уже командующий армий «Центр» генерал-фельдмаршал Буш, обливаясь слюной, отчитывает группенфюрера войск СС генерал-лейтенанта полиции Готберга , что невозможность уничтожения партизан задерживает отправку на фронт значительные армейские силы. Все тщетно. Словно вся Белоруссия состояла из подполья и партизан. Подпольные парткомы отчитываются перед Центральным ВКП(б) Белоруссии, а в тылу самой германской армии действуют и обороняются вновь созданные советские территории, где восстановлены колхозы. Более 140 карательных операций на территории Белоруссии унесли миллионы жизней, а страна воюет и восстанавливает свои советские порядки в окружении фашистов, и нет никакой силы их сломить.
В те самые тяжелые дни 1943-44 годов, когда завалили горами трупп саму столицу Минск и велись самые жестокие карательные операции, Лёня находился в партизанском отряде «Дяди Коли» , вступил в комсомол и получил билет ЦК комсомола Белоруссии с одним лишь небольшим недостатком – не полагалась фотография. Это было знаменательным событием в его жизни, но впереди предстоял смертельный бой с отборными войсками фашистов. Против их соединения отрядов «Дядя Коля», «Железняк» и «Белорусь»  фашисты бросили две дивизии охраны, пять полицейских полков, подразделения 3-й  танковой армии и вспомогательные части. Силы были неравны, и фашисты были уверены в своей победе. Названная немцами «Бакланом» карательной операция по сути своей была войсковой операцией, со стратегическим планом и тактическими задачами разгромить соединение партизан в междуречье Березены, Цны, Гейны. Бой был яростным и жестоким, но отработанные фашистские правила боя натолкнулись на упорное нежелание славян быть рабами. Это они не изучали, и не одна тактика не могла противостоять этому сопротивлению. Весь фашистский пыл, как и любой фанатизм, оказался слабым по сравнению с патриотизмом обыкновенных в своем большинстве миролюбивых граждан, никогда ранее не державших оружие.  Однако силы были не равными, опытных командиров не хватало, и противостоять артиллерии и бронетехники было сложно. Отряд, где воевал Лёня в составе комсомольской группы, оказался запертым в котле. Основные силы немцы бросили на другие участки, оставив против них полицейские полки и ягдкоманды, но перед своим уходом решили обескровить остатки отряда и пустили танки с пехотой СД и СС. Какое бы не проявляли партизаны бесстрашие,  это был незнакомый для них ход событий. Они привыкли нападать сами и только в тех случаях, когда для победы имелся хоть малый шанс. Здесь по небольшому полю, между редкими молодыми деревья шли танки, и остановить их было невозможно. В отряде оставалась всего одна пушка, которую можно было использовать только по прямой наводке, но и она была выведена из строя от попадания сразу нескольких танковых снарядов. Вход пошли связки гранат, которыми пользоваться мало, кто умел. Учения проводились по метанию одиночных гранат, а метнуть целую связку на большое расстояние не получалась, нужно было подползти близко. Именно в этом бою сгорел Витя, пятнадцатилетний друг Лёни и убитого гестаповцем Сережи. Он подполз к немецкому танку и едва приподнялся, чтобы бросить бутылку с зажигательной смесью, подпалив пропитанную бензином тряпку, но был сражен пулей и упал, опрокинув свой «снаряд» на себя. Леня выскочил из неглубокого окопчика, чтобы выволочь его на свою территорию, но его затащили обратно, схватив за голенище огромного сапога, выданного перед боем. Танки с пехотой наступали, стреляя на ходу, и нужно было отступать.  Он бежал зигзагами к опушке вместе с остальными, видя лишь размытые контуры товарищей. Глаза застилали слезы, и было обидно, что из-за проклятых фашистов даже нет возможности отойти куда-либо и выплакаться наедине с самим собой. Было невыносимо , что он не может отомстить за товарища, с которым шесть лет проучился в одном классе, а позднее делился последним куском хлеба.
 Так он плакал еще в середине 1942 года, когда узнал от диверсионной группы, углубившейся в глубокий тыл для подрыва железнодорожного моста в районе Улла-Камень, что его деревня сожжена и никого из жителей не осталось. Мать и девятилетняя сестренка Марина пропали и , как он понимал, были убиты или угнаны в Германию. Шансов выжить у них не было.
Фашисты стремились любой ценой покончить партизанами   до наступления Советской армии.  В огромном котле оказались все отряды бригады, но продолжали упорное сопротивление. Против их отряда натиск был ослаблен, но оставшиеся полицаи и предатели из «белорусской краевой обороны» продолжали преследование под прикрытием двух бронемашин, расстреливая раненных.  К этой же карательной части были причислены вспомогательные батальоны фашистов  из саперов и охраны внутренних объектов. Особо досаждали минометы фашистов, которые они успевали установить  при любой остановке, встречных атак и в ночное время, когда прекращали преследования для отдыха. Андрей Подвинский, командир группы, старался так же дать отдых своим партизанам за короткие ночи. Ребята грызли сухари с сушенными прошлогодними фруктами и пытались поспать, хотя бы по два часа за ночь. Узнать в них детей было бы невозможно.  Уставшие, голодные, грязные и с большими потерями им удалось соединиться с основными силами бригады только на четвертые сутки. Здесь отход от наступающих фашистов осуществлялся грамотно, что позволило сохранить силы. Партизаны, едва почувствовав слабину, переходили в наступление. Боеприпасы и вооружение, сброшенные и доставленные на временные лесные аэродромы пригодились как никогда и использовались в полную силу. Собираемые в лесу орудия, минометы, доставленные в разобранном виде  «заговорили»  в полную мощь. Фашисты вдруг с ужасом увидели в этих «бандитах, угрожающих тыловым коммуникациям» настоящие воинские подразделения, способные вести открытый бой лицом к лицу. Горели их танки, бронемашины и часто приходилось отступать,  теряя живую силу. Об уничтожении заблокированной бригады уже речи не было, а сами партизаны продолжали вылазки и рейды.
Бригада продолжала вести боевые действия почти полмесяца, до прихода частей 3-го Белорусского фронта, хотя потеряла почти третью часть своих бойцов. Много было раненных. Шестнадцатилетний Лёня имел легкую контузию, просился в часть, которая должна была наступать в сторону Прибалтики, но его отправили в тыл.

Ехали обратно в свою Тулу на поезде в купе с двумя парнишками по 17 лет, с которыми подружился внук Сашка. Ребята пили пиво, слушали музыку и рассказы Леонида Петровича. Перед сном ребята раздобыли у проводницы  « 250 граммового мерзавчика для деда». Леонид Петрович выпил и расхваливал Белоруссию.
- Культурная страна стала, не то, что у нас. Вы бы видели, какой она была в 1944-ом. Можно было ехать часами и видеть одни руины сожженных деревень. Вряд ли есть еще одна такая страна, так пострадавшая и имевшая такой геройский народ. Партизаны были и в других местах, но их не могло быть столько, поскольку это зависит от героического настроя жителей. Без связи и помощи подполья и простых людей много не навоюешь. Будешь сидеть в лесу и толку от тебя никакого. Культуры у них тоже побольше нашего будет, это заметно… 
Уже засыпая под стук колес, он вдруг так ясно представил лица мамы и сестренки Марины, что удавалось редко. Уже самому, поди, осталось недолго, а потому очень хотелось видеть их, но вот из глубины подсознания очертания их возникали расплывчатыми и непохожими на себя.  Он знал, что это они, самые родимые для него люди, разговаривал с ними часто, а вот так  ясно видеть их черты удавалось редко. Леонид Петрович долго искал их после войны, писал в архивы Советской Армии, военкоматы, но так и не смог найти следы. Возможно, что это было скорее подарком , а не несчастьем, ибо узнай он о смерти матери и сестренки, лучше бы не стало.
Клавдию Ильиничну , с девятилетней дочкой Машей, схватили вместе со всеми жителями деревни и доставили на территорию бывшей овощной базы, превращенный фашистами в перевалочный пункт. Более молодые женщины и несколько девчат были отобраны для отправки в Германию, и  их загнали в большой ангар, пропахший запахом разлагаемых овощей, где уже ждали дальнейшей участи жители других сел. Не очень здоровой выглядела Клавдия Ильинична, и разлучать её с дочкой не имела смысла, Их загрузили в большую крытую автомашину и повезли в сторону леса. Люди внутри железного кузова ничего видеть не могли, устраивались молча, опершись в друг друга. Тесноте, да не в обиде. Заслонка от выхлопной трубы, ведущая в кузов была приоткрыты в меру, как и полагалась,  ибо фельдфебель Рейзвих уже получал нагоняи за то, что подчиненные предпочитали ехать быстро, наполняя кузов газами на полную мощь, от чего при выгрузке трупы имели нежелательные гримасы, а так же имелись испражнения, от разрываемые легких газом.  Как говорится, и на том спасибо. Умирала она не больно, обнимая уснувшую так быстро Машеньку, надеясь видеть сны. Снов не было. К яме её такую и потащили из «душегубки», в обнимку с дочерью…
Сон у Леонида Петровича был сладким, под стук колес. Мама с сестренкой провожали его с товарищами, уже заполнивших автобус, в пионерский лагерь.
- Лёня, сынок, ты ничего не забыл?, - все еще силясь вспомнить, что она могла забыть, собирая сына в дорогу, - Слушайся там и не хулигань.    
Он проснулся и долго лежал под впечатлением увиденного, пытаясь заснуть снова, мысленно требуя продолжения увиденного. Сон прошел. Нужно вставать, пока возле вагонного туалета нет очереди. Да и побриться бы не помешало.
Поезд шел уже по территории России, а в ушах все еще стояла музыка, гремевшая в Минске все эти три дня:
Молодость моя – Белоруссия,
Песня партизан, сосны да туман… 
Что ж, прощай Белоруссия, родина моя. Нет! Скорее - до свидания. Я еще поживу малость, и побываю там еще хотя бы раз. Обязательно приеду к тебе, детство моё! Найти бы еще в местах захоронений фамилию матери и сестренки. Наверное, уже не получится. Особой разницы нет, ибо там повсюду могилы убиенных, но все же…   
Отец его погиб в первые дни войны, о чем он узнал через военкомат Могилевской области уже после войны, а единственный дядя Валера пропал без вести. Лёня остался в городе Туле, где после небольшого лечения контузии устроился на завод, где и проработал рабочим сборочного цеха оружейного завода. К каждому собранному автомату он радовался и любовался вспоминая,  как собирали они с Сережей и Витей возвратные механизмы, затворы и цевье  для небольшого партизанского отряда во всех местах, где прошли бои. На своем заводе оружейных дел мастер проработал до самой пенсии.
- Спят шалопаи до сих пор, да и пусть. Было за что воевать и терять своё детство. У этих настоящее детство, да и пацаны они вполне нормальные и тоже бы смогли подняться, если что. Но не дай Бог.