Страх

Никто не видел его таким подавленным. Если в обычное время он был всегда спокоен и невозмутим,  то сейчас было ощущение того, что он вот – вот потеряет сознание, что ему очень плохо и он едва держится на ногах.  Страх перед неизвестным всегда угнетал его, но теперь… Теперь же он чувствовал приближение чего – то ужасного, чего никак нельзя было изменить. Это был даже не страх, это был ужас. Он охватил всю душу, взял в свои цепкие лапы пошатнувшееся сознание и не желал опускать его ни на минуту. Уже несколько дней он не спал. А утром, подходя к зеркалу, он боялся поднять взгляд и увидеть там свое отвратительное отражение. Да и зачем ему было смотреть туда? Он и так знал, что у него красные белки, ужасные синие мешки под глазами, искривленная страхом кривая улыбка и помятое лицо. Отпечаток бессонницы явно виднелся на его вечно бледном теперь лице.  Оставалось несколько дней и избежать этого было уже нельзя. Он должен взять себя в руки, должен контролировать свои эмоции, пусть мысли несутся как ненормальные при одном упоминании этой жуткой даты.

Наступил понедельник. Он встал, подошел  зеркалу и поблагодарил бога за то, что эти бесконечные выходные наконец закончились. Медленно оделся, аккуратно причесался, привел в порядок ботинки, и хотел уже было уходить, но на минуту задержался у двери. Он ведь не завтракал, и теперь боялся потерять по дороге сознание. Подойдя к мини – бару, он открыл блестящую дверцу, подумал с минуту и вынул начатую бутылку вермута. Хлебнул прямо из изящного горлышка несколько раз и поставил вино на место. Живот больше не урчит и руки уже не так трясутся. Теперь можно идти.

Несколько раз по дороге он врезался в прохожих, шедших ему навстречу. Там и тут он встречал знакомые лица, которые приветливо махали ему рукой и спрашивали о его самочувствии (он был бледен как полотно). Солнце светило вовсю, было чудесное теплое утро, и казалось, упади он сейчас здесь, прямо на тротуаре, подбегут развеселые санитары, подхватят его и под веселые песенки Диснея поволокут отдыхать в тень деревьев. Все казалось ему издевкой, и веселые лица, и добродушные прохожие, вытаскивающие его из - под колес машин на красном свете светофора, и тепло весеннего утра. Ему казалось, что солнце издевается над ним, он искренне желал ему перегореть, а хлопотливым коллегам и знакомым медленной и мучительной смерти.

Наконец он дошел до знакомого старого здания и пошатываясь, зашел внутрь. Все стало серым и унылым, но так ему даже больше нравилось. Назвав свою фамилию молоденькой девушке, щебетавшей по телефону, он уселся ждать под дверь, на которую указала барышня. Левая нога немного подрагивала, и он заметил, что старушка, сидящая рядом с ним, косится на него. Он натянуто  и как бы виновато улыбнулся, но от этого старушка испугалась еще больше. Поспешно встала и пересела на кресло напротив.

Он  шумно вздохнул и посмотрел на часы. Ему было назначено на половину десятого, уже без четверти, а он все ждет. Наконец назвали его фамилию. Он медленно сосчитал до пяти, выдохнул воздух, и встал. Оправил брюки в последний раз, и шагнув к двери, потянул на себя блестящую резную ручку.

Шагнув в белоснежный кабинет, он почувствовал резкий яркий свет, который неприятно бил по глазам, и невольно зажмурился.  В нос ему ударил приторный лекарственный запах. Полная женщина в белом халате указала ему  на стул и вежливо поинтересовалась, не ел ли он сегодня. Он лишь отрицательно мотнул головой и сел рядом. Пока он опускался на стул, он случайно задел рукавом какую – то зеленую толстую папку, и та повалилась на пол, засыпав разными бумажками весь пол. Он хотел было встать, но встала другая женщина, которую он и не заметил, и стала собирать бумажки с пола. Полная женщина тем временем взяла его руку, отогнула средний палец и начала медленно его сдавливать, от основания к фаланге. Ледяные пальцы его не слушались, не гнулись, в висках бешено стучало, во рту пересохло. Наконец, женщина взяла маленький и острый предмет, напоминающий не то пинцет, не то иголку, протерла его спиртом и … он не успел отвернуться, как делал всегда,  увидел, как капля крови выступила на беззащитном пальце. Из крохотного отверстия полилась еще одна капля, и женщина поспешила собрать её. Ему казалось, что он видит каждую пору на руке. Каждую колею, каждую клеточку на пальце. Он следил за ярко алой каплей, скатывающейся по бугорку, и миниатюрный укол казался ему отвратительной рваной раной. Он почувствовал, что уже не так отчетливо слышит удары сердца в висках, почувствовал жуткую слабость, сознание изменило ему,  и он закрыл глаза, медленно сползая со стула.

Очнулся он от ужасной вони, резкого запаха прямо перед его лицом махали какой – то баночкой. И он узнал знакомый запах нашатыря. Едва открыв глаза, он увидел двух женщин, маячивших перед ним. Тут подошла третья, молодая девушка, и улыбнувшись ему, спросила:
- Ну как Вы, очнулись?
- Похоже, - просипел он, лежа на стерильной кушетке.
- Ну вот все и позади, мы закончили. Вы можете идти, как только придете в себя. А пока посидите – ка здесь.

Он сел, в голове промелькнула мысль поблагодарить эту девушку за заботу, но она уже вышла. Через пару минут он почувствовал ноги и решил, что уже в состоянии идти, тем более, ему противен был запах больницы, нашатыря, стерильных бинтов и прочей медицинской атрибутики. Подумать только, и чего он испугался? Вида собственной крови, стыдно сказать. Теперь, когда все было позади, он чувствовал себя куда более уверенно, и собирался уже уходить, как взгляд его упал на урну в углу кабинета. Сверху, прямо на помятых синих бахилах лежала маленькая ватка. Маленькая белая ватка с ярким красным пятнышком.
Он качнулся, отошел на шаг назад, и последнее, что он успел увидеть – белый потолок с ослепительными яркими лампами.