Никогда не кончится июнь Главы 23-24

         начало здесь - http://www.proza.ru/2013/12/06/2300



Глава двадцать третья



     Я открыла глаза и села на постели.

          В эту ночь я плохо спала. Вчера мы со Степой отыскали в старой телефонной книге одну-единственную фамилию Чекнецкий с инициалами В.С., и он еле-еле убедил меня не звонить ночью, а дождаться утра.

          Там же, на наше счастье, был и адрес – тупик Музейщиков, дом № 34.

           Мне вспомнилось, как в детстве, не в силах дождаться завтрашнего дня рождения, я убеждала себя: «Нужно поскорее лечь спать! Тогда я проснусь – и сразу будет завтра…»

         Припомнив свои детские незатейливые мудрости, я, не сопротивляясь больше, улеглась в постель.

          И действительно, завтра наступило гораздо быстрее.

         Путаясь в ночной рубашке, я подошла к телефону и набрала номер.

           - Алло, - донесся с другого конца трубки женский голос.

          - Здравствуйте, - волнуясь, произнесла я. – Мне нужен Вадим Сергеевич Чекнецкий.

          Возникла секундная пауза. Затем голос сообщил:

          - Вадим Сергеевич Чекнецкий скончался в 1992 году.

          Я замерла с раскрытым ртом и уже собиралась, извинившись, повесить трубку, как вдруг голос спросил:

          - А Вы по какому вопросу?

          «А по каким вопросам обычно обращаются к покойному Вадиму Сергеевичу?» – хотела уточнить я, но вместо этого из меня сами собой выскочили два слова:

            - Кафе «Лабиринт».

            В этот момент в комнату, завернувшись в простыню, вошел Степа и встал напротив меня, прислонившись к притолоке.         

           Как ни странно, голос ничуть не удивился моему ответу.

             - Вопросами, связанными с кафе «Лабиринт», сейчас занимается его сын, Олег Вадимович. Вы по поводу закрытия пари?

             - Да… - не понимая ни слова, пролепетала я.

             - Чье пари Вы желаете закрыть?

             - Бориса Тимофеевича Залевского, - еле дыша, отчего-то шепнула я.

              Послышалось перелистывание страниц и стрекотание компьютера.

              Голос на другом конце стал механическим.

               - Борис Тимофеевич Залевский. Год одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой. Назовите код.

               - Что? – растерялась я.

                - Назовите код! – требовательно повторила механическая женщина.
                - Э-э… - промямлила я, - я… я его не помню…

                - Соединение не установлено, - отрезал робот, и в трубке раздались гудки.

                Я растерянно уставилась на Степу.

                - Ну, что? – он нетерпеливо вскинул светлые брови.

                Я передала ему содержание странного разговора.

                - Кое-что остается непонятным, - деловито резюмировал малец, выслушав мой сбивчивый рассказ, - но, по-крайней мере, мы нашли того, кого искали. Он явно в курсе дела. Осталось только узнать, что значит закрыть пари, и отыскать загадочный код.

                - А как мы его отыщем, этот загадочный код? – спросила я у Степы. Тот лишь растерянно пожал плечами.

                - Знать бы, как он выглядит…

                - Наверно, какие-нибудь буквы с цифрами, - предположила я.

                - Видимо, так, - согласился парень.

                Степа помолчал немного, а потом произнес, потупив глаза в пол:

                - Даш, а может… ну её, всю эту чертовщину? Ну, Чекнецкого этого, Горячева, код какой-то... Ноты ведь давно не пишутся, они выброшены на свалку, и всё спокойно… Давай не лезть в это дальше. Мне вообще уже кажется, что всё это нам померещилось. Никаких шагов ведь мы уже не слышим? И если хорошенько подумать, то они элементарно объясняются – мышами, например. Да и ручка со стола сама могла свалиться, от наших с тобой движений по комнате. А твои полеты на бабочке и прочее – это, извини, просто чушь какая-то. И чем дальше мы в этом бреду увязаем, тем меньше я верю, что вообще слышал эти шаги…

                Теперь настала моя очередь замолчать. Не говоря ни слова, я подошла к окну и взглянула на солнечный июньский день. Не верит он! А я почему-то должна спасать его жизнь! А может, и правда, бросить всё ко всем чертям? Только вначале пусть он прочтет вот это…

                Я вынула из сумки помятый конверт и протянула Степе.

                - Что это?  - отшатнулся он.

                - Письмо твоего покойного дяди, - сообщила я с улыбкой, - в котором он просит меня оказать ему неоценимую услугу. Я получила его уже после его смерти. Оно свалилось мне на голову, прямо с неба.

                Степа, нахмурившись, начал читать.

                - И обрати внимание на последнюю фразу. Насчет одной юной жизни, оставшейся у них в плену. Что-то мне подсказывает, что речь идет о тебе. А теперь можешь выпутываться из этого сам. А можешь не верить и жить дальше. Но я ни за что больше не отвечаю.

                Развернувшись, я направилась к двери и вышла на лестничную площадку.

                <Пора приняться за прослушивание оперных шедевров или пострелять пиратов. Что-то я о них подзабыла в последнее время…>

                Я вошла в пустую прихожую.

                Прошла в свою комнату, открыла балконную дверь. Вот здесь я стояла, когда прямо к моим ногам упало это письмо… После ссоры со строптивым племянником из Астрахани. Потом стояла здесь еще раз, и опять после ссоры...

                Я вспомнила, как сверху свешивалась рыжая голова и бормотала какие-то необычные слова…

                - Даша! – раздалось сверху.

                Я подняла голову и увидела рыжую голову наяву.

                <«Одна на другую похожа, но всё ж не одно и то же. Между мною и тобой днем... не помню что, а ночью… тоже не помню…»>, - вдруг всплыли в голове строки, как только я увидела повторение картинки. Интересно, откуда он взял эту загадку?..

                - Что тебе? – сухо поинтересовалась я.

                Степа помахал конвертом.

                - Я прочел письмо.

                - Можно сказать, что ты осчастливил меня этим известием, - не меняя тона, сообщила я, намереваясь вернуться в комнату. Степин окрик задержал меня у балконной двери.

                - Даша!

                Я чуть помедлила, потом обернулась и вновь подняла голову.

                - Что еще?

                - Все-таки, что-то за всем этим кроется странное.

                - Неужели! И твой вердикт в связи с новым поворотом событий?
                За головой высунулась веснушчатая рука и почесала в затылке.

                - Будем искать код. Только прежде ты расскажешь всё, что знаешь. Всё-всё-всё! Обещаю, что выслушаю и не буду смеяться!




Глава двадцать четвертая



                - Придется пошарить по шкафам и тумбочкам, - вздохнула я, окидывая взором пространство зала, уставленное старинной мебелью.

                - Придется… - как эхо, повторил племянник.

                - Тогда засучивай рукава и приступай!  - сурово приказала я, - Давай ты начнешь вон с того прикроватного шкафчика, а я с книжных полок.

                И мы со Степой дружно принялись перебирать бумажки, тетради и книги покойного антиквара.

                Через три часа, сидя перед тарелками с яичницей и чашками с чаем, мы вынуждены были констатировать, что никаких записей букв с цифрами обнаружено не было.   
               
                Отхлебывая чай, я окинула взглядом окно, где за шторой стоял эфедрин. И вспомнила, как именно на этом месте бабочка впервые донесла слова Бориса Тимофеевича.

                <Как давно она не появлялась…>

                - Как давно она не появлялась… - тихо произнесла я вслух.

                - Кто? – спросил Степа.

                - Бабочка, - ответила я.

                - Она больше не прилетит, - быстро проговорил племянник.

                Я вздрогнула.

                - Почему?

                Степа помолчал с минуту, а потом сказал:

                - Ты знаешь, с тех пор, как я сюда приехал, мне иногда кажется, что я схожу с ума.

                Он поднял на меня зеленые глаза.

                - Когда ты уходила на почту, тут кое-что случилось... Все-таки она и правда прилетала  - и тогда, и теперь.

                - Кто прилетал?

                - Ну, бабочка. Я думал, что это просто под впечатлением твоих рассказов, но нет, я же ясно слышал эти слова!

                - Какие слова?

                - Ну, эту загадку.

                - Уж не эту ли? «Они друг на друга похожи, но всё ж не одно и то же…»
                Степа остолбенел.

                - Ну да! Откуда ты знаешь?!

                - Ты мне ее загадывал, но только как-то вскользь… И я почему-то сегодня тоже вспомнила о ней.

                - Мне тогда показалось, что я точно схожу с ума, понимаешь? Когда ты рассказывала всю эту чепуху про говорящих бабочек, я думал про себя, что ты… ну, малость того. Но ведь и мне… и мне тоже виделась бабочка и слышался голос... Просто я не хотел в это верить. Она прилетала в ту ночь, когда ты в первый раз уехала на почту и проторчала там допоздна. Помню, мы как раз поссорились, и ты ушла. Я тогда лежал, лежал и не мог уснуть. Не знаю почему, но не мог – и всё… -  быстро затараторил Степа.

                - И вот я так лежал, лежал… И вдруг увидел бабочку за стеклом. Она словно просила, чтобы я её впустил. Но я просто прирос к матрацу, понимаешь?

                А потом услышал этот голос. Он как будто прилетел вместе с ней. Такой тихий-тихий, но ясный. Она проговорила несколько слов, похожих на какую-то загадку. Но, понимаешь… - Степа понизил голос, словно нас мог услышать кто-то еще, - я тогда подумал, что это от той сигары, что лежала у дяди Бори в тумбочке…

                - Сигары?!.  Ну ты, брат, силен!... -  поразилась я.

                - …Знаешь, я никогда не курил кубинских сигар. Мало ли что от них бывает, откуда мне знать? Я знаю только, что бабочки не умеют разговаривать! А вчера ты опять ушла на почту, и я опять ее видел. И уже без всякой сигары. Вот тут-то мне стало по-настоящему жутко… Она сказала, что больше ничем помочь не сможет. Это был последний ее полет. Она должна была застать тебя… Но не застала. А больше ей не разрешено… И после этого улетела. Всё, - развел руками Степа.

                - И ты еще утверждаешь, что нам всё это мерещится! Обоим сразу! – рассердилась я.

                Степа опустил голову.

                - Ну бывает же коллективное помешательство… - буркнул он себе под нос.

                «Напрасно старушка ждет сына домой…», - почему-то пришли на ум строки русской народной песни.


                <Бабочка больше не прилетит.>

                - Почему же она не повторила мне эту загадку позже? – растерянно спросила я Степу.

                Тот наморщил веснушчатый лоб.

                - Она, кажется, сказала что-то насчет «единожды»...

                - Что?

                - Да я не помню уже, но что-то «единожды». Вроде как два раза не повторяет…               
               

                <…Она должна была застать меня.

                … Но не застала.

                …Словно какая-то черная сила вытянула меня на почту как раз в тот момент, когда в последний раз прилетела бабочка…>


                - А как звучала загадка? – спросила я, тяжко вздыхая,  - может, в ней ключ к шифру?
                - Да белиберда какая-то, - отмахнулся Степа, - я уж и не помню. Они друг на друга похожи, но все ж не одно и то же. Вместо… нет, не вместо… Между мною и тобой… нет…
                - Вспоминай! – сердито приказала я. – Бабочка не могла сообщить белиберду. Только что-то <очень важное>! И мы не знаем, сколько у нас времени, чтобы успеть закрыть пари!

                <Неясная мысль шевельнулась при последних сказанных словах. Время… сколько у нас времени…

«Да любой музыкант без всяких дипломов победит с ней на конкурсе…»

 А сколько времени мне осталось до того дня, когда я получу диплом?>

Два этих, казалось бы, не связанных между собой факта, вдруг качнулись передо мной, как на весах.

                <…И ведь я не могу его получить из-за странного листа бумаги, вырванного из тетради антиквара… Именно Борис Тимофеевич не дает мне вовремя получить диплом… Значит, я нужна ему без диплома… Не означает ли это…>

                - Они друг на друга похожи, но всё ж не одно и то же. Между мною и тобой для тебя небо… - забубнил Степа.

                <…Не означает ли это, что я – ТОТ САМЫЙ МУЗЫКАНТ БЕЗ ДИПЛОМА, который должен выиграть конкурс?..

                Знать бы еще, что это за Алька, которая не вышла замуж…

                И передо мной встало залитое слезами лицо девушки в свадебном платье.

               Но как ее найти?

               И причем тут композитор Вячеслав Горячев?>

               Я повернулась к Степе.

               - Степ, а ты случайно не знаешь никаких девушек…

               <Нет. Сейчас ей должно быть не меньше сорока лет. Ну тридцати восьми.>

               - Вернее, женщин по-имени Аля?

               - Ты про эту Альку? Нет. Никогда не слышал ни от кого этого имени.

               - А мама случайно не упоминала? В связи с этой историей?

               - Не-а… Да и без связи с историей тоже не упоминала.

               - А как зовут твою маму? - спросила я.

               - Лена. А причем тут мама?

               Я пожала плечами.

               - Ну так... На всякий случай. Утвердить либо опровергнуть...

               Мы помолчали.    

               - Альку нам, наверно, никогда уже не найти… - наконец, констатировала я задумчиво.

               - …А Вячеслав Горячев умер. И он нам тоже ничего уже не расскажет, - подхватил Степа.

               - А что он мог бы нам рассказать? – уставилась я на Степу.

               - Ну, наверно, что-нибудь рассказал бы, будь у него такая возможность. А так только гитару свою подсунул…

                Услышав это, я словно окаменела. <Славушка! Это и есть Вячеслав Горячев! И он таинственным образом передал мне свою гитару!>

                Я искоса взглянула на Степу. Как это он сопоставил?.. А я? Вроде бы всё очевидно… Но вот очевидное-то и замечается обычно в последнюю очередь… Просто старушка с гитарой и Славушка были у меня как бы с одной стороны, а Вячеслав Горячев и его ноты – совершенно с другой. А вот Степа сразу сообразил, что к чему.

                Я еще раз взглянула на рыжеволосого юнца. Хорошо, что я привлекла его в союзники!

               <А интересно, отчего Вячеслав погиб в таком молодом возрасте?>

                - Утонул, - глядя в экран, объявил Степа через пять минут. – Предполагают, что утопился в море. Самоубийство.

                <Бедная неприкаянная душа… утопился в море…>

                <И странный запах кафе «Лабиринт», напоминающий воздух морского побережья, словно опять проник в мои ноздри…>

                Я прильнула к экрану.

                - А из-за чего, не сказано?

                - Не-а. Да тут вся биография очень вкратце. Всего два абзаца про него.

                …Но ведь неприкаянная душа гитариста бродит <по квартире антиквара>, именно <здесь> он пишет ноты, бренчит ночами на гитаре… Получается, ему нужно то же самое, что и хозяину квартиры?..

                <Чтобы я закрыла пари! 

                Мысли побежали, как тесто из кастрюли.

                А как именно закрыть пари? Что это значит?

                Закрыть пари… Закрыть пари…>

                Размышления вернулись к предыдущему озарению. Если я права, и Борису Тимофеевичу я понадобилась именно в качестве музыканта (гитариста!) без диплома… То - для чего?

               <Только для того, чтобы выиграть этот пресловутый конкурс, упомянутый в пари.

             А для чего его выигрывать?..

             Только для того, чтобы доказать, что он был ПРАВ.

             ВЫИГРАТЬ ПАРИ спустя девятнадцать лет.>
       

               Таким образом, получается, что закрыть пари - значит выполнить его условия? Которые не были выполнены все эти девятнадцать лет. Которые каким-то образом сгубили жизнь молодого гитариста и композитора Вячеслава Горячева, неведомой Альки и много лет не давали покоя Борису Тимофеевичу Залевскому.

              У пари было два пункта...  Замужество незнакомой девушки и победа на конкурсе с музыкой Горячева.

              А сбыться, согласно письму, может только один.

              <… ОНИ не отпустят меня и там, за гранью, пока не исполнится то оставшееся, единственное из двух, что еще может сбыться.          
            Первая жизнь загублена раньше твоего рождения, и этого тебе уже не исправить…> 

                Первая жизнь.

                Это, видимо, и есть Вячеслав.

                Вернуть его в мир живых мне и впрямь не удастся.

                И, вероятней всего, он и был Алькиным женихом, и именно поэтому ей уже никогда не выйти за него замуж.

                А может, наоборот... Утопился потому что она собиралась выйти замуж за другого...

                Как бы там ни было, остается заняться вторым пунктом - тем, что мне как раз по силам и по профилю.
               
                И это значит, что мне нужно победить на конкурсе гитаристов, исполнив музыку Вячеслава Горячева.

                <До момента, пока я не получу диплом.>

                Только и всего.

                Я исполню… -  я почему-то содрогнулась – «Свадебное танго». Ведь других произведений я не знаю.

                Но какая-то незавершенность моих выводов не давала мне покоя. Словно я что-то упустила из виду. Других его произведений… Произведение… произведение…

                <Последнее произведение!> Не «Свадебное танго», а последнее произведение Вячеслава! Помнится, Борис Тимофеевич сказал – «его музыку», но в самом конце проклятый тщедушный спорщик уточнил…

                Мыслительный процесс начал притормаживаться в связи с нарастающим чувством голода.

                - Принеси чаю! – звонко отдала я распоряжение Степе в зал. – И два бутерброда с сыром. И один с икрой. Икра в холодильнике, на нижней полке. Там две баночки икры семги…

                <…Если я была нужна антиквару только как музыкант, ещё не получивший диплома, тогда с какой целью я бывала у него так часто, что знаю наизусть всё до мелочей?..

                Может быть, дверца той, другой памяти, откроется еще раз...>

                Мои мысли прервал Степа, возникший на пороге с подносом в руках.  В отличие от меня, он уже ничему не удивлялся.

                Взяв бутерброд с красной икрой и чашку кофе, который мальчуган принес вместо требуемого чая, я вернулась к прерванному внутреннему диалогу.          
 
                …А откуда я узнаю, какое у него последнее произведение?..

                <«…является автором неоконченного сборника «Календарь нимф…»>

                Значит, надо найти этот сборник. «Календарь нимф». И взять из него <самую последнюю пьесу… Неоконченную.  А где его найти?> В Интернете, конечно, где же еще? В Интернете всё есть…

                < Только и всего…         

                Если не считать того препятствия, что Степа выбросил ноты.

                Видимо, ноты, что писал по ночам умерший девятнадцать лет назад Вячеслав, и были тем самым окончанием…>

                Я снова покосилась на парня, покорно ждущего, пока я допью кофе и верну ему пустую чашку. Вот дурак! Где я теперь раздобуду окончание <последнего произведения?.. Если бы речь шла о «Свадебном танго»…>

                Мысленно обругав Степу непечатными словами, я сделала последний глоток и немного успокоилась.

                Может, сыграть его неоконченным?..

                <Нет, это же не Шуберт с его «Неоконченной симфонией»!..>

                <А как тогда быть? Все-таки подсунуть им «Танго»?..>

                Раз десять переварив в голове все возможные варианты, я, наконец, лопнула, как пузырь, и поделилась своими измышлениями с напарником.

                Тот, похвалив меня за недюжинный ум и железную логику, моментально предложил собственное решение проблемы, простое, как пряник.

                - Господи, да закончи там как-нибудь… на тонике.   
 
                Упомянутый Степой музыкальный термин меня удивил.

                - А ты что, музыке, что ли, учился?

                - Не-а… В школе по пению проходили.

                Я уставилась на «юную душу». И правда… что мне стоит дописать десяток тактов и завершить произведение?..

                - Вот что значит светлая голова, - одобрила я.      

                И Степан вдруг зарделся, как девчонка.            


                …Ладно, окончание я придумаю сама. Для меня это вовсе не составит труда, все будет в лучшем виде и вполне в стиле Славушки. Надеюсь, жюри любого конкурса через двадцать лет не вспомнит даже фамилии этого композитора, а не то что его позабытых гениальных творений…

                Я откинулась на спинку кресла полностью обессиленная, словно только что совершила безумно тяжелую работу. И в то же время где-то в глубине души появилось уверенное ощущение победы.

                «Только и всего»! - опять подумала я, но уже гораздо более весело.

                < … Только и всего? А причем тут тогда Олег Чекнецкий и дела его отца по кафе «Лабиринт»?..

                По вопросу пари нужно обращаться лично к нему и знать какой-то непонятный код…

                Наверно, пари закрывается по-другому…>
 
                Я почувствовала, как голову начинает раскалывать нарастающая боль.

                <…но  обо всем этом я, как Скарлетт, подумаю завтра.>



               

                продолжение http://www.proza.ru/2013/12/16/903