Люди подземелья. Рассказы о войне

   Январь 1943 года был снежным и морозным. Село было заметено сугробами слежавшегося снега, морозы по ночам доходили до -30 С. Всё вокруг выглядело пустынным, неухоженным и заброшенным. Многие крестьянские дворы были лишены ограждений, ворот и калиток. Хаты стояли нежилыми, во многих из них были выбиты стёкла в окнах и сняты с петель входные двери. В некоторых местах на пустынных улицах и вовсе отсутствовали хаты и дворовые строения. Вместо них стояли оголившиеся русские печи с высокими плетёными из ивовых прутьев и обмазанными глиной дымовыми трубами. Сплошь зияли глубокие воронки от орудийных снарядов и авиационных бомб, настолько глубокие, что их не могли полностью занести снежные декабрьские метели. Следы от страшных пожарищ всюду бросались в глаза. На улицах, во дворах и на огородах из-под снега выглядывали брошенные пушки, трактора, трофейные автомашины и другая военная техника. Огромные штабеля из ящиков с патронами, снарядами и минами возвышались на колхозных бригадных дворах и на других открытых площадках. И вся эта, в основном трофейная, военная техника, снаряжение и боеприпасы никем не охранялись и всем были доступны. Людей в селе совсем было мало. Воинские части после разгрома фашистов ушли из села, продолжая преследовать врага. В селе остались небольшие тыловые подразделения, да часть неэвакуированных молодых женщин, оказывавших хозяйственные услуги и другую помощь военным. Общая панорама села выглядела печальной и неприглядной. Правда, всю эту полусонную картину несколько разнообразили длинные колоны военнопленных итальянских солдат и офицеров разгромленной на Среднем Дону Восьмой  итальянской армии, которые этапом проходили через село и иногда задерживались на ночлег в полуразрушенной школе и в колхозных животноводческих строениях, а утром уходившие дальше на восток.
   Так выглядело село Гороховка, когда стали возвращаться её жители из временной эвакуации. Начиная со средины января, многочисленные обозы из саней, запряженных лошадьми и волами, стали ежедневно прибывать в село. Одним, из вернувшихся в село, сильно повезло, так как их дворы и хаты уцелели, и в них можно было быстро наладить жизнь, другим не повезло – их, встретили руины или пепелища. Семье Марьи Бирюковой не повезло – вместо хаты и дворовых сооружений, их встретили жалкие руины, занесенные снегом. Высадил ездовой Марью и двух её сынов, с её жалкими пожитками, у трёх уцелевших огромных дубовых столбов, когда-то державших добротные ворота с калиткой, и поехал развозить таких же, как и она, бедолаг дальше. Обняла Марья своих детей, прижала их к себе и горько заплакала.
  -И что же мы теперь будем делать, горемычные? Где будем жить? Что будем есть? И за что нам такое горе ты послал, Господи? – причитала она, обливаясь слезами.
  -Успокойся, мама! Мы ни одни теперь такие. У многих в селе большое горе. Как-нибудь, проживём, ведь мы у тебя с Мишуткой уже взрослые, - успокаивал Марью старший сын Василий, которому шёл пятнадцатый год.
   Мишутка тоже расхныкался, уткнувшись лицом в огромную материнскую шаль, свисавшую с её головы до самого пояса. Мишутке в марте должно было исполниться восемь лет. Из стоявшей рядом и чудом уцелевшей хаты, вышла соседка Марфа, приехавшая в село из эвакуации со своей шестнадцатилетней дочкой Зинаидой на два дня раньше, и прямо по сугробам, глубоко проваливаясь в снег своими старенькими валенками, зашагала к Марье.
  -Здравствуй, соседушка! Не убивайся, слезами горю не поможешь. Забирай своих детей, и пошли в мою хату. Я её за два дня натопила, там и отогреетесь.
   Марья перестала плакать, вытерла концом шали слёзы со щёк, и стала благодарить свою соседку, которую не видела с осени прошлого года, когда они эвакуировались из села. Василий ловко подхватил жалкие их пожитки, лежавшие тут же на снегу, и они все пошли по проторенному Марфой следу на снегу к её хате. На пороге хаты их встретила Зинаида, подхватила на руки Мишутку и понесла его в тёплую хату. Так и стали теперь жить в одной хате две семьи. Вместе коротали горе, боролись с трудностями, делили на всех добытый с трудом кусок хлеба, несли в общий очаг найденную палку дров. Радостей в то время у людей было совсем мало.
   Немного освоившись с окружающей обстановкой, Василий стал обследовать руины своего подворья. Начал вытаскивать из-под снега сохранившиеся куски брёвен и досок, кое какую домашнюю утварь и другие вещи. Самой большой и радостной его находкой был сохранившийся под снегом погреб. Погребка сгорела, а вот входная ляда в погреб выстояла и никем не была обнаружена. Когда он спустился в погреб, то обнаружил там, в полной сохранности, заготовленные ими ещё с осени на зиму продукты: картошку, бурак и большую кадушку с солёной капустой. Он был так счастлив, что не верил своим глазам, и бросился в хату Марфы, чтобы сообщить о своей находке матери и остальным жильцам. Полуразутые и полураздетые, все бросились из хаты к погребу, чтобы убедиться лично в привалившем им счастье. От такой неожиданной радости все плакали и обнимали друг друга.
   Найденные Василием продукты помогли им, хотя и впроголодь, но дожить до весны. Весной можно было собрать в лесу прошлогодних желудей, нарвать скороды и щавеля, наловить в реке или в озёрах ракушек, рыбы и раков. И они, как и другие сельчане, это делали. Марфа и Марья, Зинаида и Василий работали в колхозе, наряду с другими колхозниками, восстанавливая колхозное производство. За свой труд они практически ничего не получали, но трудиться там было необходимо, и они это прекрасно понимали. Мишутка находился дома, помогая взрослым в домашнем хозяйстве. От мужей Марьи и Марфы с фронта никаких известий не поступало.
   Наступила весна, вскопали вручную лопатами огороды и посадили на них картошку, кукурузу, тыквы и фасоль, семена которых с большим трудом добывали у соседей и в райцентре на базаре. Настало лето. Василий навёл порядок на своём подворье и стал задумываться, как жить дальше? Не всё же время им жить, хоть и у хороших, но у чужих людей. Надо обзаводиться и своим хозяйством. О каком-либо нормальном строительстве, не могло быть и речи, так как не было у них никаких средств ни на стройматериалы, ни на оплату строителям. После долгих раздумий Василий предложил матери построить на родном дворе нечто вроде окопа-землянки. Это не требовало больших затрат и посторонней рабочей силы. Марья согласилась, и они взялись за выполнение своего замысла.
   В свободное от работы в колхозе время, а иногда и по ночам, в течение всего лета сооружали они своё новое жильё. Откопали вручную котлован размером 3х4 метра и глубиной около 2-х метров. Вертикальные стены котлована укрепили свежеизготовленными плетнями, которые забутили со стороны стен котлована землёй, а с лицевой стороны обмазали глиной и побелили меловым раствором. Перекрытие сделали из наката брёвен, сохранившихся от разрушенной хаты. Сверху этот накат засыпали полуметровым слоем земли, а снизу обшили досками, тоже сохранившимися от старых дворовых строений. Пол забутили слоем утрамбованной глины. В одном торце окопа-землянки сделали небольшое окошко, а в другом торце примитивную дверь. Внутри получившегося помещения соорудили из кусков старого кирпича небольшую печку с плитой в две конфорки и металлической трубой для дымоотвода. Своё новое жильё они «по-царски» меблировали: поставили две сохранившиеся металлические кровати, небольшой самодельный столик, две табуретки и небольшой шкафчик для посуды и продуктов. Получилось тесновато, но, как говориться, «в тесноте, но не в обиде». Когда же  наступили первыеосенние холода, семья Марьи ушла из хаты Марфы, и справила новоселье. Было тесновато и неуютно, но зато было у них своё жильё на родительском дворе, и они теперь, ни от кого не зависели. Василий с Мишуткой в течение лета заготовили много дров в виде пуков из тополевых и ракитовых кустарников и складировали их большой горкой не далеко от их жилища. Собственный огород обеспечил их скудными продуктами.
  1 сентября 1943 года Мишутка пошел учиться в 1-ый класс сельской начальной школы. В этой же школе в 3-ем классе учились я, и мои товарищи с нашего края села. В осеннее и зимнее время мы ходили в школу кратчайшим путём, по убранным от посевов огородам и через двор Марьи Бирюковой. Я учился хорошо и посещал школу с большим удовольствием. Но мои одноклассники - Ванька Берлизов, Васька Сотников, и Ванька Малахов – учились плохо и в школу ходить не хотели. Они заходили в окоп-землянку и уговаривали Мишутку, мать и брат которого были целый день на колхозной работе, тоже не ходить в школу. Мишутка соглашался и они весь день, пока я возвращался обратно из школы, находились в окопе-землянке, где развлекались, играя в карты «в подкидного дурака», или читали интересные книги. Я заходил к ним в окоп-землянку, рассказывал о том, что было на уроках, и давал переписывать домашние задания. Так продолжалось очень долго, пока  брат Василий случайно не забежал домой среди дня. Он сразу сообразил, в чём тут дело, и разогнал эту «тёплую компанию». Однако эти посиделки, хотя и реже, но всё равно продолжались. В результате Иван Берлизов и Василий Сотников вовсе бросили учиться в школе и стали работать в колхозе, а Иван Малахов, окончив начальную школу, уехал с родителями в Сталинград, где стал работать таксистом. Мишутка после окончия сельской начальной школы тоже дальше учиться не пошел.
   Так и прожили в подземелье Марья и два её сына до конца войны, там же они встретили и долгожданную Победу. Начали возвращаться с многочисленных фронтов односельчане. Но не вернулся в село Егор Бирюков. Погиб он на этой страшной войне, и могила его затерялась где-то на многочисленных полях кровопролитных битв. Семья потеряла ещё теплившуюся надежду на возвращение мужа и отца с войны. В селе им рассчитывать на хорошую и зажиточную жизнь не приходилось. Собрал Василий в дорожную суму свои повседневные вещи с запасом пищи на пару дней, и отправился на железнодорожную станцию Россошь, чтобы искать там лучшую жизнь. Устроился он в паровозное депо подсобным рабочим, а через полгода стал работать слесарем. Выделили ему небольшую отдельную комнату в бараке при железнодорожной станции, и он перевёз из родного села туда мать с братишкой. Марья устроилась наработу уборщицей на вокзале, а Мишутка пошёл по стопам брата, устроившись помощником слесаря в депо. Наконец-то семья Бирюковых вышла из подземелья и стала жить, по тем временам, нормальной жизнью.
   Дверь окопа-землянки при отъезде замкнули нехитрым замком, и она ещё долго стояла посреди опустевшего двора Бирюковых, как памятник прошедшей разрушительной войны. Ни Марья, ни её сыны в родное село не ездили. Потом кто-то из сельчан сорвал замок с дверей и стал потихоньку разбирать и использовать на дрова её деревянные части. Со временем двор зарос бурьяном и диким кустарником. Окоп-землянка стала разрушаться и совсем обрушилась. Её уже было трудно найти в заброшенном дворе.
   Василий отслужил положенный срок в армии, вернулся и стал снова работать в паровозном депо. Продолжали работать на железнодорожной станции и Марья с младшим сыном Михаилом. Вскоре они получили от государства трёхкомнатную квартиру в ведомственном доме при железнодорожной станции. Василий женился, а Михаил ушёл служить в армию. О той далёкой жизни в подземелье стало забываться. Та жизнь казалась им далёким кошмарным сном, который ушёл в страшное прошлое. Правильно говорят, что время лечит!