Рецензия на фильм Пикник у висячей скалы 1975

"Пикник у висячей скалы", реж. Питер Уир, 1975
"Последняя волна", реж. Питер Уир, 1977

Эти два фильма австралийского режиссера Питера Уира образуют своего рода диптих, двойную картину. Их следует смотреть вместе, сначала — «Пикник», потом — «Волну». Объединяет их многое, и прежде всего — лукавая режиссерская игра со зрителем. Уир сознательно сконструировал фильмы-ловушки, фильмы-обманки, которые на витрину выставляют один смысл, после некоторого размышления открывают второй, и только самым проницательным зрителям дарят третий, с восхитительным привкусом откровения.

Сразу следует предупредить, что оба фильма — «голимое старье», они сняты в 1975 и 1977 гг. Но дай Бог каждому нынешнему кинопродукту, со всеми теперешними технологиями и достижениями, иметь такую «картинку» — и по сочности красок, и по содержанию. В этих — несомненно — произведениях искусства лишь кое-что может показаться старомодным, да и то — в самом лучшем смысле этого слова; но ничто и никогда не покажется устаревшим или несовершенным. 1975 год вообще - год киношедевров, таких картин как "Барри Линдон" Кубрика, "Дуэлянты" Ридли Скотта, "Профессия - репортер" Антониони, "Пролетая над гнездом кукушки" Формана. "Пикник у висячей скалы" дополняет список абсолютных шедевров того года до пяти. Все перечисленное — высочайшие образцы киноискусства, на них учатся, их цитируют. Многие эффектные кадры новейшего кинематографа ведут свою родословную именно оттуда, например, из "Пикника" - расхожий символ трагедии: муравьи, ползающие по куску торта.

Итак, «Пикник у висячей скалы». На первый взгляд — не то мистическая, не то детективная картина о пропаже трех учениц и одной учительницы во время праздничного завтрака на дикой природе. Автор мастерски увлекает нас в поиски, заставляет сочувствовать героям, искать разгадку — и, в конце концов… Впрочем, не будем лишать потенциального зрителя удовольствия, или, не исключено, разочарования. Концовка такова, что способна доставить оба ощущения одновременно.

Но это лишь первый смысловой слой. Второй появляется позже, когда возбужденный, но неудовлетворенный зрительский ум пытается справиться со взбудораженными чувствами. Остается мучительный вопрос: что же, все-таки, произошло? Возникает подозрение, что изумительный звуко- и видеоряд способен что-то объяснить. Поневоле начинается поиск тайных знаков. И таковые мы находим в изобилии: таинственные фразы, звучащие рефреном, чертеж в книге пропавшей учительницы, ее рассуждения о миллионнолетней «молодости» «Висячей скалы» — каждая деталь занимает наше воображение и как будто сулит разгадку. Тем не менее, это всего лишь мираж, хитроумная режиссерская мистификация.

Только пройдя все стадии обмана, изучив каждую сцену (а эти сцены так и тянет пересмотреть, вернуться к ним), наконец, понимаешь, о чем хотел поведать мистер Уир. Главные герои тут отнюдь не Миранда и Майкл, а мистер Время и госпожа Утрата. Этот фильм — о невозможности вернуть то, что ушло. Пожалуй, никому не удалось показать ностальгию так страстно, с такой неподдельной дрожью и напряжением, как Питеру Уиру. А ведь он в то время был совсем молодым тридцатилетним человеком, успешным и счастливым творцом. Наверное, поэтому его картина о тоске и ностальгии получилась поразительно светлой, энергично-молодой. Вместо ожидаемого уныния и печали, она парадоксальным образом дарит нам радость. Да, они ушли, исчезли, да, их не вернуть — но, боже, как они были прекрасны! Как прекрасна сама память о них и о том времени, когда они были с нами!

Кто ушли? Что ушло? Ушли три симпатичные девушки и некрасивая, но замечательная ученая женщина. Но это всего лишь символы; на самом деле ушли характерные типажи викторианской эпохи, тоску по которой зритель начинает испытывать буквально с первых минут фильма. Ушел прекрасный XIX век, - ведь действие с величавым символизмом открывается 14 февраля 1900 года и эта дата, разумеется, не случайна. Ушли времена, когда девушки без всякого стеснения спали в обнимку и писали друг другу на День Св. Валентина стихи о любви — ибо так приличнее, чем молодым людям, даже воображаемым. Ушло странное, прекрасное время, когда "сорок лет ничего не менялось и все было прекрасно". Ушло время, воплощенное в странных, красивых людях, которых больше нет, и подобных которым больше никогда не будет. Можно плакать, можно рыдать, можно сбить ноги и сломать ногти в поисках — все это сделают за нас "оставшиеся" герои фильма, но тщетно. Впрочем, "оставшимся" удается совершить невозможное — но лишь затем, чтобы понять: невозможное, увы, совершить нельзя. Все происходит в свое время и в своем месте. Те, кто должны уйти — уйдут.

Вот о чем "Пикник на висячей скале".

«Последняя волна» — как бы обратная сторона, реверс «Пикника». Тут, вместо сладкой печали о прошлом мы сталкиваемся с леденящим страхом будущего. Второй фильм несколько слабее, но по строго объективным причинам. Нам, жителям XXI века, легко испытать ту же (и даже более сильную) ностальгию по викторианству, что и человеку 1970-х. Но страх перед будущим у нас иной, пугать нас следует уже по-другому. Кроме того, Уир напрямую грешит конъюнктурой и злободневностью: он вводит в картину важную для своего времени проблему ассимиляции австралийских аборигенов. Все это вполне интересно смотреть здесь (в России) и сейчас (спустя 40 лет), но с налетом некоторого отстраненного любопытства: забавно, экзотика. Если «Пикник» целиком «забирает» зрителя и поселяет его внутри себя, то «Последней волне» это, поначалу не под силу. Мы смотрим этот фильм отстраненно: красиво, страшновато, даже жутковато, но - не тут, не сейчас. Москвича не напугать летним дождем и цунами. Ощущение отстраненности не отпускает до того самого момента, когда героя вдруг спрашивают в упор: «Кто ты»?

И вот тут - как будто экран бросается на зрителя, растерянного и смятенного. Ради этого вопроса, от которого — мороз по коже, от которого — страх Божий, от которого хочется убежать, выключить экран, спрятаться, — вот, только ради него стоит смотреть «Большую волну». Смотреть, чтобы с ужасом спросить себя: А кто я? Я рыба? Я птица? Страшное лицо австралийского шамана, представителя древнейшей расы Земли, неприличная обнаженность вопроса «Кто ты?» производит впечатление, редчайшее по силе. И оно обрушивается на зрителя — до того лишь слегка заинтересованного, лишь слегка напуганного, для того, чтобы подмять, подчинить, покорить. Одна сцена, один вопрос — ради этого весь фильм. И как тут вновь не восхититься смелости и силе режиссерской мысли?

Моя рекомендация — смотреть оба фильма, в указанной последовательности, всем, кто устал от обыденности, запутался в повседневности и давно не испытывал серьезных чувств. Всем, кому начинает иногда казаться, что он — робот. Эти фильмы покажут Вам, что Вы небезнадежны; это привет всем нам из тех времен, когда люди были людьми в большей степени, чем сейчас. Но уже тогда они кое-что подозревали о нас, грядущих.