Вечно мечтают

"Судьба любого человека, как бы сложна и длинна она ни была, на деле заключается в одном-единственном мгновении - в том мгновении, когда человек раз и навсегда узнает, кто он".  Борхес


1.

            Этот сон снится ему бессчетное количество раз. Во сне он видит человека-снеговика. Он на камне стоял и глядел на бесконечное темное море, что жило своей жизнью, а друзья этого человека-снеговика жадно взирали в небо, ибо луна и звезды сияли со смыслом, что понятен лишь им одним. «Я отвергаю нечто, что стучится ко мне. Выбор делать пора. Ладно, попытаюсь ощутить образ. О, я словно снеговик, ощущаю, что стал таять. Таяние начинается со спины. Капля за каплей течет по моей спине. Кап-кап. Мое чувство обрело образ. Да, я – снеговик. Я являюсь тем, что я делаю. Капаю, таю, следовательно, я снежный человек» - вот что он им говорил этот главный персонаж из сна Павла.
       И вот еще абсурдный сон Павла. Темный квартал, где ночами никто не ходит. Фонари тут постоянно перегорают. Вот в углу, под домом, мусорный ящик, а на нем черный краской написано «Еды нет. Смерть капитализму!». Медленно поднимается крышка ящика, а и из него бомж в белом халате вылезает. Он напряженно смотрит на Пашу. Паша же замер. Он ожидает, что же предпримет бомж. А бомж обходит Пашу со всех сторон, а потом, стоя за его спиной, быстро достает ножницы и вкалывает их со всего размаху Паше прямо в шею. Да, он из всех сил вгоняет их глубоко ему в шею. Паша стонет от боли. Просыпается. А бывает, что не просыпается, а видит иной сюжет этого сна. Вместо ножниц и удара ими, бомж просто гладит его по волосам, а после ворчит что-то нечленораздельное. Во сне Паша бежит настолько быстро, что пыль столбом стоит по всей улице. Бомж встает на коленки и пожирает пыль, что оставляет за собой Паша, он чавкает и улыбается, говорит, что вот она, вот она, еда, долгожданная еда, а когда бомж наедается пылью, то его разрывают на части бабушка и дедушка. Старики часто прогуливаются по улице без цели. Они уже сто тысяч лет ходят туда-сюда по этой улочке, ведь дома скучно сидеть, пенсионный возраст такой одинокий. Они ходят по улочке и вспоминают свою молодость: он ухаживал за нею, как все тогда было хорошо. Им так хочется вернуться в то время, ведь она любила ему говорить, держа его под руку, о том, что траектория русского суицида поражает своей причудливостью и непредсказуемостью. Безумие располагается где-то неподалеку от творчества, в том же самом ландшафте. То едва различимой черной точкой на горизонте, то вдруг огромной черной тучей, заполняющей весь небосклон. Что такое психическая нормальность – никому не ведомо. Это абстрактное понятие.
        Паша всегда после этого сна сам не свой целый день. Ему кажется, что он видит знаки кое-какие в этом сне: ножницы означают лишь то, что он полюбит девушку, которая занимается стрижкой людей, а пыль значит лишь одни деньги, а следует из этого то, что дела пойдут в гору. Так все и произошло. Сны на руку, что и говорить. Он Линча фильмы на ночь смотрит зачем-то.
       Паша увидел на своей правой ладони знак всевидящего ока после такого вот кошмарного сна. Сразу понял, что будет масть идти. И вот, он уже перебрался в стильные апартаменты, где на крыше горело электронное сердце высотой метров двадцать, таким образом, вершину этого дома можно было видеть из любой точки городка. Ночью же бродяги рассматривали электронное сердце, и пили водку, а рядом у их ног спали изящные кобельки. Паша слушал U2 в своей квартире или Dawid Bowie. Ему казалось, что он хочет быть геем. Что это весьма модно и стильно. Он даже начал читать книги Берроуза, чтобы понять тот мир лучше.
           В один прекрасный день Паша задумчиво бродил по своему району, радость внутри поселилась, божественное провидение ощущал он все это время. Вдруг вышел на проспект, идет себе, смотрит на елочки, что растут вдоль дороги. Он брел мимо универмага, думая о науке умирать, а ноги сами несли его куда-то. И тут он забрел в букинист «Гений рода», что находился в подвале по улице Большой Морской. Там же его с радостью встретила тетушка Полина. Паша протянул ей свою руку, на, мол, видишь, что скажешь насчет этого?
- Ты сам себе эту пирамиду на руке нарисовал, - ответила Полина, глядя на его протянутую ладонь, - твой каприз лишь все это, мания величия, твой собственный сон. А вот у меня проблема тяжкая. У меня тут в башке дырка, вон, глянь, а из нее дурь бежит. Вылечишь? Мы постмодернисты.
Паша помолился, коснулся кончиками пальцев ее головы и сказал:
- Все, выздоровела, но держи ум в аду и не отчаивайся. Карьера, быт и вещи есть лишь буржуйская тема.
- Купи пару книг хотя бы, тут у меня есть Гюисманс, а то и Жене и Бальзак, да даром даю, только бери! - уговаривала его Полина.
- Не люблю читать, я не знаю, во что я верю, – ответил мрачно Паша.
Полина не ответила. Тихо глядела на корешки красных книг. Взяла одну – полистала. Поставила на полку.
- Бред про пирамидку все-таки, ведь не могла она сама появиться! – не утихала Полина, - ты ее сам себе ночью нарисовал, но забыл об этом. Ты просто забыл об этом. Уяснил себе, да? Эти бедные селенья, эта скудная земля…
- А вот и не бред! – резко возразил ей Павел, – это после этих снов отвратительных у меня пирамидка на ладони появилась. Мог бы доказать тебе, что это так. Тысячу раз мог! Я бы доказывал тебе это до самого утра, пока петухи не прокричали бы трижды свои любимые «ку-ка-рек-ку!». Мой отказ от рода, а соединение с женщиной всегда обусловлено зовом рода. Я отказываюсь от аскезы. Род и аскеза есть два полюса. Я избрал эрос невозможного. Запад – это Антихрист. Косой белый заяц сидит под коричневым деревом на луне. Я самозабвенно разыгрываю роль. Любовь и желание в этом спектакле не участвует. Я видел, как прелестны по-детски припухлые губы актрисы в местном театре. Но по–прежнему не испытывал ни малейшего возбуждения, а ведь она часто спала в моей квартире на полу. Я надеялся, что во время поцелуя нормальность и неподдельная страсть проснутся во мне сами собой. Механизм придет в движение и никакая сила не сможет остановить. Я приложил губы  к губам актрисы. Прошла секунда, две, три и мне стало все ясно. Отодвинувшись подальше, я посмотрел на актрису трагическим взглядом. Если бы она сейчас заглянула в мои глаза, то прочла бы любовь, не поддающуюся определению, находящуюся за гранью человеческих чувств. Но актриса ничего не видела. От стыда и удовольствия она крепко закрыла глаза и была похожа на красивую куколку. Я не знаю ни зла, ни времени. Если есть разрыв, то нет никакого рая. Отец познает мать. Мать познает отца. Отсюда рождается форма. Цена за покой – красота. Боль признак жизни. Она огонь и гниение. Нет разницы между красотой и уродством. И то и другое есть жизнь. От жизни. Красота есть крест мира. Это мука и обновление. Смерть навсегда. Смерть как абсолютный повтор. Смерть как абсолютная метафора.
- Лес, наверное, очень любишь? – спросила Полина.
- Конечно, а кто лес-то не любит? – ответил ей Паша.
- Молчать с тобой так приятно, - глубоко вздохнула Полина, - я у тебя поживу, будем друзьями!
- Идем пить кофе! – предложил Паша.
- Идем! – ответила тихо Полина.
      Он заказал еще кофе. Полина живо сняла свою черную шаль, оставшись в черном платье с изображением красного дракона. Она сидела напротив Паши и мечтала о том, что этот городишко уйдет скоро под воду. Она хочет попасть в страну чудес. Ей почудилось, что окружающие ее люди начали стонать от боли. Ей чудилось, что они мечтают об аде. Ведь такого удовольствия от мечтаний они уже давно не испытывали. Ей казалось, что дяди и тети тут стонали, попивая свой кофе, так громко стонали, что аж на улицу доносились их стоны. Зеваки припали к окнам и пытались понять: кого же тут славные мечты об аде вдруг посетили. В кафе был полумрак. Зеваки ничего не могли разглядеть в окно, они лишь вслушивались в стоны пьющих кофе людей, и им хотелось того же самого: чтобы мечта об аде давала такое сильное блаженство, ведь нечего терять. По улицам бежали дети с огромными ранцами домой к своим компьютерам, чтобы быстрее поиграть в компьютерные игры.
     Официант принес поднос с счетом. Полина вдруг поняла, что официант желает чаевых. Он глядит на нее так пристально, что хочется пристрелить его. Она сняла свои часы.
- Это вам за кофе, - сказала она официанту, - устроит?
- Это же подарок! – охал официант, - спасибо, я вам еще кофе за счет заведения принесу.
       Еще часик, попивая кофе, она обдумывала звуки, что лились из колонок. То был дешевый джаз. Эти звуки могли увести ее туда, где нет координат. Вот бы сделать свое бытие таким плотным, как эта песня. Паша молчал. Она молчала. Посетители изнывали от боли. Дергались, ворчали, стонали.
- Идем к морю что ли, боль есть, мы страдаем, чтобы жить вечно, в раю, на небесах. Идем к морю! – взял ее за рукав плаща Павел.
      Они сидят под скалой. Парубки стоят на скале. Они дружно ныряли со скалы и быстро плыли к камням, что выглядывали из-под воды. Девки резво плывут к пирсу. Они в мечтах о светлом будущем, довольны до слез, парубки наливают им пива. Пьяная молодежь кричала на весь темный берег о том, что они будут всегда вместе, что смерти уже не будет никогда, ибо они любят друг друга.
- Лучше уж пойти в лес, там деревья, волки! - предложила Полина.
- Да, тут слишком много скал и воды, - ответил ей Паша.
       Полина кормила из рук чаек, а Павел пытался поймать рыбу руками, но ему ничего не удалось. Рыбаки говорили, что удача будет лишь с опытом. Один из рыбаков мило улыбнулся Полине, глядя в ее синие глаза, и тихо произнес:
- Они у вас цвета васильков, котенок. Солнце мое, как же я счастлив, что встретил вас!
- Да, мой капитан, - ответила ему Полина, - надо хватать быка за рога, пока железо еще горячо, пока есть порох в пороховницах, а мысли ваши свежи и багряны, словно рыба, что лежит пойманная у вас в ведре. Я буду лететь над миром кометой, но с вами! Как тут хорошо. Ночью у моря сидим себе на бережку с другом, но лес манит. Зачем сидим? Бог его лишь знает.
Рыбаки стали громко смеяться над ее речью.
- Уморила, мать, ой, как уморила! – сквозь слезы говорили они ей.
Тот рыбак встал, взял Полину за локоть и сказал с улыбкой:
- Заблудшие души мы ведь с вами, товарищ, ибо томятся они у нас. Сексуальная женщина часто не красива. Смерти я совершенно не могу перенести. Никакого интереса к будущему. Любовь несет болезнь души, а желание добра приносит с собой зло. Я видел своего Владыку как безбородого юношу. Массовая культура, являясь детищем капиталистической системы.
       Полина легла на камни под скалой, закрыла глаза, ей пора лететь над миром. Хотелось туч и молний, раскатов грома, урагана, что смел бы все корабли на горизонте в бездну. Ум молчал, Полина была равнодушна к вещам мира сего. Земля словно перышко. Полетает планета над звездами, а потом новый кон, новый круг. Планета не устает.
         Павел молчал. Ему было душно. Хотелось пить. Глядел на темное море. Рыбаки с пирса ушли по домам, но тот самый рыбак подошел к Павлу.
- Мой друг, ты знаешь, я знаю, что жизнь в мире этом лишь игра и забава. Нам нужно оружие, будем в себе государство убивать! И так, Паша, представь себе, что я даю тебе меч. Ты скажешь мне, Павел, что любить войну есть самое большое удовольствие в жизни. Я славлю войну! Над нами господствует слепой закон бессилия, неполноты, зависимости перед лицом абсолютного бытия. Все, ищущие абсолютную жизнь вовне, изливая себя и теряя в женской сущности, отрекаются от этой жизни. На Востоке, да и в ранние времена на Западе, божества любви и плодородия оказывались божествами смерти. Нет такой вещи, какой бы я для тебя не сделал. Несчастен мужчина, который вступая в половую связь, не думает, что она будет вечной! Жизнь жизни живет в сердце. Страдание – в самой природе бесконечности. Правильно лишь то, что тебе соответствует. Я как-то видел ночью на стоянке машину, рядом с которой стояла тетка с плакатом «Спаси планету – убей себя», а потом за ней я увидел еще толпу баб с такими же плакатами: они просто стояли тут, окружив автостоянку. Смотрели на меня загадочно, а после сказали хором: «Один висит на древе креста, а другой на осине. Один висит на древе мира, а другой висит на горе, где его подвесили гоги». Я предложил им пойти к морю. Они согласились, мы дошли до моста, я снял сапоги, а за спиной никого не было, хотя отчетливо помню, как они шушукались меж собою. Эх, елки-палки! Солнце потеряно и Земля. Никто не знает более, где все это искать. Поднимайся душа, ты должна учиться, когда нет звезд, когда черные своды ночи нас устрашают быть себе своим собственным светом. Мне кажется, Толстого мало любили. Он потому и написал своего «Дьявола». Мне и одному хорошо, и со всеми. Как мало солнышка. Идет борьба на земле между партией плоти против партии духа или же партия бога против партии сатаны. А у меня правый глаз искусственный, мне его повредила чайка, когда я блуждал по Северному океану на промысловом судне. Мы есть деревья: растем друг возле друга, по стволу ползают муравьи, птицы вьют гнездо в наших ветвях, под нашей тенью укрываются любовники, они занимаются сексом, глядя на наши кроны, как мило, как приятно, что мы все осознаем, будучи деревьями. Мои сны лишь о том, как я плыву по Северному океану.



2.
        К Паше домой народ подтягивается. Руслан рисовал граффити на поездах и автобусах. Рисовал мишек и елки, князей и мышей, детей и ежей.  Потом пришел Леха-художник, что жил раньше в Сибири, но сбежал оттуда и уже лет двадцать бродит по миру. Он рисовал преимущественно голых женщин на крышах высоких домов темными красками и иллюстрации к фильмам ужасов. Еще пришел Саша, который жил в подвале, собирал бутылки на свалках, плел ловцы снов и проклинал все на свете. Руслану же сказочно повезло: он нашел себе девушку, у которой была квартира, свой магазинчик тканей и постельных вещей. Он у нее живет пятый год, а она все деньги давала ему на личный праздник, ибо боялась, что он бросит ее и уйдет куда-то далеко.
      Саша быстро подбежал к тумбочке, где валялись вещи Полины. Он с силой рванул дверцу: перед его глазами была куча шортиков и трусиков. Саша стал нюхать их, а потом снял штаны, упал на пол и стал брызгать себе на трусы освежителем воздуха, что стоял на полочке, в результате у Саши на трусах осталась белая лужица. Руслан живо прыгнул на Сашу, который извивался на полу, словно бы в припадке эпилепсии. Руслан стал жадно целовать Сашу в губы и слизывать беленькую жидкость с поверхности  трусов, на что Леха усмехнулся, и, сбросив с себя штаны, живо надел зеленые шортики Полины, а потом подошел к зеркалу и стал смотреть на себя и улыбаться. Хохотал и спрашивал:
- Божественно, не правда ли, друзья? Я сегодня в ударе, я шут, я арлекин! Гоните чернуху чем угодно, хоть даже игрой в бисер. Уеду к любимой скоро за Урал. Там снега. Буду там жить и рисовать свои фантазии.
       Друзья подтвердили Лехе, что он просто демон в этих в шортах Полины. Саша и Руслан стали рыться в комоде дальше. Саша надел блузку серенькую и лосины черные, подкрасил губы алой помадой, что лежала в сумке Полины, а на ногах разбитые кеды были весьма уместны. Саша измазал лицо зеленой краской, что лежала в карманах брюк Лехи.
       Руслан надел красные обтягивающие шортики и черную обтягивающую футболку с надписью «Я люблю секс». Леха же решил надеть кожаную мини-юбку, бархатную кофточку с блестками и разноцветным бисером, на ноги он надел черные туфли на длинных шпильках, подкрасил глаза и губы фиолетовой помадой. Павлик же надел серебряную шапочку возлюбленной, натянул ее желтые трусики–стринги и черный лифчик, надел длинное золотистое платье, бусы, серьги нацепил, сумочку взял лакированную из крокодиловой кожи, а Руслан вытащил из сумки видеокамеру, дабы убить время.
        Друзья медленно и демонстративно вышли из многоэтажного дома, где жили одни лишь курочки и петушки, которым было на все плевать, ибо их волновали лишь деньги. Соседи глядели на них с пониманием, они словно и не смотрели в их сторону, отводили глаза по сторонам, а друзья знали, что дальше будет веселей. Соседи лишь усмехались, глядя на безумие молодых.    
          Они подошли к кинотеатру «Заря» и там они сели на лавочку. Руслан суетливо бегал и снимал лица прохожих, что дивились на них, а Саша стал целовать Леху, что сидел у него на коленях. После этого Леха заявил, что теперь будет всем весло, ибо он купил в аптеке настойку боярышника, которую сейчас сам выпьет залпом. Саша посадил Леху на коленки снова и на этот раз нежно целовал его в шею и упоительно шептал слова благодарности за любовь, которую Леха дарит ему.
       Руслан же подходил к людям, что смотрели на ребят: он снимал их выражение лиц. Они громко пели гимн красоте. Стало несколько скучновато сидеть на скамье и тут Паша спас положение. Он предложил зайти в местный клуб «Мятеж», что находился в подвальчике гастронома. Все с радостью приняли эту весть, но вначале решили зайти в гастроном, дабы купить сладостей. Леха подошел к продавщице с желтыми волосами, что стояла в растерянности, глядя на ребят. Леха утешил ее своим взглядом, а потом елейным голоском молвил:
- Деееевушкаа, а девууууушка, пожалуйста, взвесь мне грамм триста карамелек «Голуби над городами», а ирисок «Ведомые страстью» грамм двести для моего парня. Чтобы ему, котику, было сладенько от них, как ты считаешь, ему будет сладенько от них?
          Продавщица улыбалась им всем дружелюбно, глядела в зеркало на свое лицо. Вот паренек обнял за талию Руслана, а Руслан же положил голову на плечо друга и зажмурил по-детски глаза в блаженстве, ведь глина научит и подскажет. Продавщица вдруг засмеялась и крикнула: «Запад на дворе, запад! Лови Антихриста за рога!». Она, улыбаясь, сказала звучно Лехе о том, что эти конфеты дадут им ощущение полета в неизвестность, на что Леха, уверенным кивком в сторону Руслана, который засыпал на его плече, страстно произнес:
- Конечно же – это наш полет в космос. Я вам, дамочка, верю, ибо вы честная - по глазам вижу. Мой девиз – это путь в неизвестность навстречу ночи. Корабль, отчаливающий от берега в никуда. И нет маяков, нет координат, а если Европа вдруг будет по курсу, то она будет мелкой лужей. Я, словно, озябший мальчишка с пером мотылька. Берега уже нет. Суша осталась позади. Куда плыть? Мы вот шли с моим милым Русланом за город. В школе было жарко. Мы шли в обнимку через густой лес. Мы ушли от речки, ибо там было жаб полно. Светило солнышко, начало весны, жажда жизни охватила нас. Мы увидели на пустыре одинокий недостроенный двухэтажный дом. Мы решили зайти в него, дабы проникнуть на крышу, чтобы насладиться видом весенней степи. Ведь сколько трав распускается в это время! Степь так красива, снег уже почти растаял, край степи сливается с горизонтом, кажется, что это край света, что дальше ничего нет, но лишь купол неба, словно некая таинственная граница, которая не дает перейти этот рубеж. Мы перешли рельсы, что блестели на солнце, отражали лучи, посылая сигнал нам на сетчатку глаз. И вот у самой железной дороги стоял этот проклятый дом. Мы увидели, что окна забиты, что дверь зацементирована, тогда мы обошли его и увидели, что тут есть черный ход - дверь эта была не заперта на замок. Я потянул ручку двери на себя, а она живо открылось. Без скрипа, словно бы эта дверь была слишком хороша смазана. Мы вошли в просторный коридор, а за ним следовал зал, но там не было ничего, но лишь стены белые и лестница, ведущая на второй этаж, мы поднялись по ней, а потом увидели еще лесенку, что вела на крышу. И так, мы сидим на крыше, нам кажется, что тут Мефистофель рядышком дышит нам в спины. Холодное дыхание его жуткое и беспредельное. То, видимо, его брошенный дом, кажется, что он тут когда-то жил. Руслан нежно целует меня в губы и говорит, что жить без меня не может. Какой простой молодой человек. Как ему повезло в жизни. Мол, любит меня до смерти, а солнце светит лишь для нас, а запах цветущей степи так дик и приятен, а горизонт так манит своей бесконечностью, ведь мы не знаем, что там находится: урок географии ничему нас не научили. Мы целуемся и созерцаем безграничную степь вновь и вновь до самого вечера, а вечером мы идем в лес. Пересоздай себя. Платон писал в «Пире» о любви между мужчинами, что это очень высокая любовь, девушка, вы должны были читать Платона, вам же не пять лет! Жестокость и сладострастие суть одно, как жар и холод. И так, я помню, хорошо помню, как мы поехали с Русланом к морю. Мы купили бутылку вина, взяли воздушного змея. Помню, что утром я проснулся в ужасе от того, что тени в моей комнате открыли свою пасть. Тогда все было ясно! О, день великий, храбрость доспех, сила меча, крики о пощаде. На моих пальцах кольца с изображениями египетских символов. Взял со шкафа желтую кожаную куртку, намазал лаком волосы и поставил себе гребешок, посмотрел на себя в зеркало, улыбнулся своему отражению. А моя тень подошла сзади, и обняла меня нежно за талию и прошептала, что довольна мною. Вон там Руслан, мой Фауст, стоит на остановке. Он весь пылает, хочется пить водичку, я жажду плыть за горизонт. Поцеловались, взялись за руки, улыбнулись друг другу. Мы ехали в автобусе, я положил свои руки ему на коленки и стал про тень свою ему рассказывать, а он тихонечко закрыл глаза и замер. В тот момент я прошептал ему о том, что он мой любимый тюлень. Нас ждал берег моря, где мы будем бегать как угорелые за чайками, а за нами будет лететь воздушный змей. Все так и случилось. На берег мы вышли ровно в полдень. Мы уселись на камнях и смотрели на огромные волны, что бились о скалы. Все здесь говорит нам о том, что чудес масса на земле, ибо чудеса в нас заключены. Я открыл бутылку и вина и сделал пару глотков, передал бутылку другу. Он отпил и внимательно смотрел на чаек, что ловили рыбу на глубине. Я не знал, что взгляд чаек. Фанатизм, фундаментализм – это все для овец. Я только в этот момент смог толком понять взгляд чаек, ведь до этого чаек особо не замечал. Я глядел им пристально в глаза. Тут чайки к нам летят. Мы смотрели целый час друг другу в глаза. Чайки клевали хлебушек. Мы молчали. Потом встал на коленки, стал фотографировать чаек. Какой чудесный миг, чудные чайки, что может быть краше их криков. Птицы! Мы допиваем остатки вина. Руслан со скалы бросается в воду. Его мощная фигура, красавец, настоящий бог греческого пантеона. Я просто не могу оторвать взгляд от его торса и упругой походки. Рыбаки на лодке плывут и махают нам рукой в знак приветствия. Вон медуза плывет, я принялся целовать морские кораллы, что достал со дна. Рыбаки стали у огромного камня, кличут нас, у них там бутылка вина. Вон, Руслан уже сидит на одном из камней рядом с рыбаками. Я доплываю до камня. Жму руку рыбакам, а они все такие радостные, ведь рыба клюет.
- На, пей! – протягивает бутылку рыбак, - мы тут боги, у нас рыба, мы тут под скалами в пещерах ночуем. Пьем вино, сидим у костра, ловим крабов. Что грустить, когда есть вино!
       Мой язык спешит коснуться этой драгоценной красной жидкости. Так освежает, словно бы потоп на луне ощущаю я в тот миг. Я не могу больше ни о чем думать. Бутылка вина почти пуста. То экстаз, а рыбаки смеются, им нравится, что я тут со сдвигом восприятия, ибо и они точно такие же тут, проповедники, что собрались на камне меня лечить. О, вот оно море вина в моем теле! А вот воздушный змей трепетал на сильном ветру, веревка была привязана к одному из камней. Мы забыли обо всем, мы лишь любимчики силы. Рыбаки плывут еще за бутылкой. На лету я ловлю чайку. Я целую шею птицы. Она пушистая. Руслан говорит, что у чаек очень нежное мясо. Я не могу допустить, что мы съедим эту чайку. Это невозможно! Я целую шею чайки, перехожу к клюву, боже, до чего хорошо, я готов вечно целовать любимую чайку. Я касаюсь губами клюва, он соленый, он еще не обсох, на камне становится не уютно, ветер крепчает, но рыбаки плывут с очередной бутылкой вина. Мы плывем к берегу, рыбаки прыгают с лодки на берег, вытирает меня алым полотенцем с изображением солнца. Наливают мне стакан вина. О, вот это дело! Виноградная кровь у меня, о, восторг охватывает меня в предвкушении дальнейшего хода событий. Мы на черных камнях сидим угрюмо, словно буддисты, а рыбаки спят на камнях. Нам все нипочем! Я медленно целую крылья чайки, глаза, клюв, я не могу оторвать губ от клюва птицы. И вечно будет длиться день. Мне больше ничего не надо, лишь целовать ее крыло. Птица закрывает глаза, дрожит от удовольствия: тепло внутри у меня по всему телу разливается, она чувствует, как ее сердце охвачено пожаром. Чайка кричит. Ему снится жуткий сон. Во сне лошадь избивают люди, а Руслан с ума чуть не сходит. Он плачет во сне, я укрыл его своим пиджаком. Руслан бормочет о том, что я в его крови нахожусь, я блуждаю по его венам, я заставляю его гореть, а мои губы отчетливо чувствуют, как горизонт охвачен пожаром. Губы мои нежно начинают целовать его волосы, Руслан просыпается, он обнимает меня обеими руками за плечи и как можно сильнее прижимается губами к моему торсу. Его слова так много значат для моего ума. Он говорит, что лошадь убили люди просто так, что теперь он хочет стать иным, чтобы выжить. Я продолжаю и продолжаю целовать его волосы, я обнимаю его еще крепче, он прижимается сильней, а в тот момент наши сердца открыли очи и увидели друг друга. Он весь пылает огненным сиянием, внутри него идет алхимический огонь, я глажу его волосы. Не торопливо, спокойно, вдумчиво, я замечаю, как он грустит о той убитой лошади во сне. Я весь поглощен чувством удовольствия от того, что другу так сладко. Я прижимаюсь губами к его плечу и снова целую раз за разом, мои губы двигаются по всей поверхности его плеча, я дохожу до самого края плеча и иду обратно. Чайка кричит, рыбаки спят на берегу, волны бью о скалы. Мне так жарко, что я бегу на самую высокую скалу и ныряю в прохладное море. Руслан бежит за мною. Мы плывем до дальнего камня, забираемся на него, а после я с упоением целую ему шею, я ощущаю, как он проглатывает слюну, он снова и снова делает глотательные движение и мои губы соленые делают этот миг просто прекрасным. Боже мой, как чудно жить на свете! Я еще сильней обнимаю его за шею, и мои губы снова целуют его губы. Его лицо манит мои губы. Море не дает им никакого покоя. Начинает шторм. Волны сбрасывают нас с камня, мы плывем к берегу. Рыбаки проснулись и глядят на то, как мне приходится целовать его подбородок, а после плавно переходить к носику, глазам, а он их закрывает и улыбается. Слышу его слова о том, что такого не бывает, что это сон, сладкий сон, что это не явь. Рыбаки костер развели, танцует вокруг него. Мои губы по-прежнему целуют ему лобик, он неистово дрожит от экстаза, который накрывает его и наше сознание уносится в необозримые миры. Уходит из-под ног земля. Все так быстро смешалось, он больше не желает знать координат своего местонахождения, теперь готов плыть навстречу всему неизвестному, а мои губы сладко целуют ему ушки, они так притягательны, губы просто в восторге от ощущения их удивительных форм. Руслан не открывает глаз, нам так хорошо, что мы забыли о том, что рыбаки поют свои песни, нам кажется, что это некий остров необитаемый, где полно тюленей, которых нам нужно спасти от голода. Ловить для них рыбу, например. Паренек теперь ощущает тепло в теле. Я выпиваю его, словно бокал прекрасного вина. Он говорил, что раньше у него была девушка, но это все не то, нет глубины, нет прорыва в мир огненный.
       Тут Руслан толкает в бок Леху и сам продолжает рассказывать о том времени, когда он жил с девушкой.
- Я лежал с девушкой  в постели, видел, что ее тело напряглось, грудь стала твердой, тело ноет, но самое феерическое происходит в животе, там такие взрывы только потому, что я языком лизал ей клитор. В этом акте там много жалости к ней, сострадания. Да, но я–то знаю, что когда я целую ее, то мы точно живем между сном, грезами и смертью, что нам необходимо достичь полного бессмертия, погрузится в всеобъемлющий свет. Леха сильно повлиял на меня. Он мне часто говорит, что больше ничего не надо для счастья, лишь ласки могут дать все, что так не хватает мне, я склоняю медленно голову к его плечам и нежно целую его в шею. О боже, как мне приятно это все, но как это дико, как я хочу вечной любви. Мы же созданы для этого. Выпили на ночь вина – благодать! Он лежит на спине и смотрит в окно на серую луну. Я делаю ему массаж, вдыхаю запах его молодого тела, я ощущаю его внутреннюю дрожь, мне нравится слушать стук его сердца. Я целую его в темечко и снова и снова жадно вдыхаю запах его тела. Ощущаю его мысль, он мечтает побывать на луне, о, как я люблю слушать стук его сердца. Вот это и есть самое настоящее, самое трепетное. Чарующий магнетизм нашей любви, вот что он говорит мне, ведь его ласковый взгляд пронзил меня, а змеиный язык огня начал подниматься из корня по спине – вверх.
     В магазине стоит толпа и слушает с огромным аппетитом все, что говорят сейчас эти парни. Леха решил рассказать о самом главном.
- О, ты заставляешь меня забывать обо всем, я погружаюсь в состояния полной экзальтации, я ощущаю тебя всем своим существом и мне не важно, совсем не важно, как можно все это назвать, я ощущаю тебя всем своим телом, каждой частью крови. Ты у меня в крови, малыш. Сердце нагрето, и я медленно начинаю целовать твою грудь. Ты так горишь, я так горю, твоя грудь вся в напряжении, она жаждет касания моего языка, тебе так приятно, язык медленно играется с твоим соском, что стал таким твердым от экстаза, что разлился по всему телу. Руслан, твои соски так ноют и болят, я же все вижу, котик, ты забыл все слова, какие знал, ты не можешь связать и пару фраз, ты разучился говорить, но зато познал экстаз, тело твое настолько горячо, что могло бы вскипятить Байкал. Мой язык продолжает ощущать вкус сосков, мои губы целуют сосок, они ищут в этом акте ощущения некого, которое когда-то было, ты говоришь мне о том, что подаришь мне свои ласки, я шепчу тебе, что я буду рад узнать теплоту твоих ласк. Никто никуда не спешит, никто никуда не торопится, все идет без всякой суеты, все идет так, словно это все происходило миллионы и миллионы раз, конечно же - это лишь один из вариантов игры, ты говоришь, что мы всегда будет экспериментаторами в этой игре. А как-то мы ездили в горы, мы нашли интересную поляну, с которой открывался вид на море. На поляне мы обнажены. Любимый, ты говоришь, что будешь ласкать меня, я сжимаю тебя в своих объятиях и слагаю наш гимн вечности, ты гладишь меня, я же смеюсь, глядя на тебя.
     Слушателей стало больше. Весь гастроном наполнился ими. Руслан продолжил:
- Леха сидел без смущения, нагой и смешной. Я же стоял в стороне и просто смотрел, боясь своих чувств, ведь я знал, что растворюсь в нем. Он позвал меня, мне пришлось подойти робко. Ты пригласил сесть напротив себя, мы дышали друг другом. Смотрели в глаза. Целовались. Он показал пальцем на солнце. Я зачаровано глядел на его длинный палец, но он сказал, чтобы я глядел на солнце, ибо в этом для меня урок. «Не отвлекайся от главного, умей видеть красоту великого солнца» - сказал он в тот момент мне. Какой восторг! Я увидел солнце в его глазах, а засыпая на его груди, я твердо знал, что наша жизнь умопомрачительная. Я хочу вечно тебя любить, чтобы не на время, а в безвременье с тобой, только так, иного мне не нужно ничего. Чтобы и на том свете мы были вместе с тобой. Я дрожу весь от того, что ты вошла в меня, ты в моей крови теперь. Друг мой, давай забудемся друг в друге, чтобы ничто нас не смогло разлучить. Я знаю, что такое экзистенциальное одиночество, что оно пройдет в том случае, если у меня будет друг, ты мой вечный друг. Лишь тонкая вуаль отделяет любовь от смерти, а зеленая поляна будет служить нам домом, пещеры, гроты, леса, поля, берега рек и мы будем везде любить друг друга. Наш уютный домик вдали от городов, там будет уютный, сказочный мир, мы будем там вечно счастливы, мы будем собрать травы, разводить пчел, рисовать, читать, писать, все, что нам придет в голову. Ты шепчешь мне на ушко о пожаре, что в твоей крови, мы лежим на зеленой поляне, а вокруг нас горят звезды, ночь разлила свои краски по всей земле и теперь наше время для любви. Я видел воронов на снежном поле, они кружили над ним и каркали, потом видел уток-нырков, они бежали по берегу и плавно взлетали и пролетев метров десять и падали в воду, а лапки их при этом все время двигались, словно они бежали по земле, а в бухте была канава с водой и они что-то искали себе в ней, наверное, еду или просто грелись.
      Тут уж продавщица ответила им, глядя на скопление людей, что ждали, чем же закончится эта история.
- Ух, вот же история! А я сегодня гуляла на еврейском кладбище, искала место, где можно будет устроить пикник. И на одном обелиске видела такую надпись. «Покойся с миром муж, я точно знаю, что ты уходишь в лучший мир. Последний закон на земле – одиночество. В этом грешном и суетном мире не было для тебя места. Жди меня там, и я скоро буду рядом с тобой. Твоя великая рабыня Сара Бронштейн». Да, вера горы передвигает и вода, что суша.
Руслан и Леха заверили ее, что лучше всего в горы идти, а кладбище слишком людное место.
- Никогда! О, никогда я вас не забуду, ребята! – в трепетном волнении клялась продавщица. - Я прочту я вашего Платона после такой дикой исповеди. Я буду знать про мистическое плавание теперь. Ребята, вы такие милые, я вам насыплю еще грамм пятьсот за счет заведения конфет «Тотальное бессмертие». Они понравятся вашему любимому, вы если хотите, то смело говорите людям забитым, что еще Платон говорил об этом и вполне я уверена, что Платон знал об этом куда больше, чем современный мир, деградировавший до состояния скота. Десть лет я за этим прилавком. Устала. К черту все! Ухожу в горы жить. Жажда сияния охватила меня.
       Парни съели конфеты на глазах отрешенной от мира толпы. Идти же мальчикам теперь надо было в клуб «Глагол земли», что находился в подвале дома, где был гастроном, в котором вина можно было выпить за десять гривен. Леха обнял Руслана за талию, Паша взял за руку Сашу, предварительно поцеловав ему лоб, а Саша лишь умилялся всему, что происходило с ним в тот миг.
        В этом клубе по ночам собираются электрики и водопроводчики. Тут они пьют водку и танцуют под аккомпанемент дяди Вовы, который импровизировал на стареньком пианино в углу. Сейчас же клуб был пуст. Ведь был всего час дня. Леха мечтал о татуировке: Удачи нет! Она бы объяснила всю его жизнь. Он хотел ее набить на левом предплечье. Леха сел в вызывающей позе на стул и стал глядеть в разрез своей кофточки, а Саша и Паша, словно близнецы, пошли заказывать выпивку и закуску. Руслан от скуки ходил по залу туда-сюда и все снимал на камеру. На стенах висели черно-белые снимки, на которых дядя Вова пытался изобразить из себя комика. Он пьяный колотит дико по клавишам, изображая из себя джазмена. Старуха спросила насчет возраста, друзья сказали, что им уже есть восемнадцать, она не верила. Она просила предъявить ей паспорт. Мол, запрещено продавать ей детям алкоголь, а Паша стал говорить ей о том, что он убьет ее, ибо сбежал из сумасшедшего дома, что пусть не гонит, пусть не ломает кайф, не портит день, ведь он ей башку отстрелит сейчас.
- Скажите, а как вы относитесь к ребятам из U2 и Police? – спросил ее ласково Леха, чтобы заладить конфликт.
- Вам что, делать нечего? Вон отсюда! – бросила старуха.
- А я панк-рокер! Dawid Bowie вам знаком? – улыбаясь, спросил ее Леха.
      Она не улыбнулась, не пошла навстречу ребятам, а нажала кнопку вызова патруля. Их участок был рядом. Пару зданий пройти всего лишь. Дернулись мигом черные шторы в секретной комнате и в зал зашли милиционеры, они уставились на ребят, один из них грубовато так, с ненавистью во взгляде, неулыбчивый такой, убитый дядька в сером пальто:
- Вы в каком классе, жуки? Вы бы уроки шли делать, а не шатались бы тут. Вы должны служить нашей стране. Я бы на вашем месте шел домой помогать родителям.
       Ребята проигнорировали его вопрос. Руслан стал снимать все на камеру. Парни в синей форме настойчиво просили, чтобы он камеру выключил, на что Паша им всем показал ему средний палец и сказал, что их сюда не звали, чтобы они проваливали снова в свою коморку. Леха не хотел разборок, он сказал Паше, что надо уходить, чтобы не создавать напряженной атмосферы. Паша взял Сашу за талию и медленно шел к лестнице. Он поднимался по ступенькам к выходу. Руслан бил бутылки, сбрасывал их прямо с витрины. Леха орал дико и страшно. «Как хорошо жить в пустыне!» - крикнула им вдогонку старуха.
       На улице солнышко светило. Холодок подземелья уже не властвовал на поверхности земли. Они пошли в секонд–хенд и стали примерять женские тряпки, а продавцы качали головами и причитали. Друзья целый час рылись в женских вещах, но ничего не выбрали, ушли себе гулять дальше. Им казалось, что они в этот день беспощадны ко всем, кто не читал Платона. Они шли по району дальше, где их ждала колоритная свалка, которую охранял араб, что совершал намаз.
- Это моя свалка! – крикнул он им, едва завидев ребят, - тут все мое! Не отдам! Прочь отсюда, оккупанты!
Леха нашел себе женский синий плащ, почти что новый, он тут же его одел и стал смотреть на свое  отражение в квадратное зеркало, что лежало совершенно целым на земле. Руслан нашел себе сумочку красную, там была помада, он подкрасился, а Саша нашел себе поясок алый, тут же надел. Паша же нашел желтый зонтик и часики, он тут же взял все это с собой. И тут вышла злая бабка из подъезда и стала кричать, чтобы они не грабили эмигрантов, а Паша стал доказывать ей, что они сами и есть бомжи, а бабка говорила, что надо работать день и ночь, чтобы богато и сыто жить, а не лазить по помойкам. Паша пообещал, что будет работать. Бабка успокоилась и ушла себе на этаж варить пельмени и смотреть две тысячи триста вторую серию «Богатые тоже вешаются».
       Ребята до самой ночи ходили так по городу, целовались у всех на виду, люди крестились, глядя, как Паша взял в автобусе на коленки Сашу и они обсуждают вслух романы Жене.
      Автобус едет в сторону моря. Саша все снимал на камеру, а Леха ласково шептал Руслану на ушко страстные признания. Друзей ждал пляж нудистов. Ребята катались по каменистому берегу и хохотали. Вино было выпито, еще бутылку взяли, а потом еще и еще, а потом решено было ехать к Паше домой, чтобы продолжить веселье.
         Полина в букинисте роется в ящике, ищет свою книгу, ей сегодня надо было ехать к подруге, чтобы дать ей совет насчет того, как убить в себе беса уныния. Полина увидела, что книги валяются на полу. Кто-то их раскидал за то время, пока она искала в ящике Паскаля. Она не увидела на полках Мережковского и Бердяева. Украли! Она ощутила, что теперь ей надо сменить работу. Мобильный телефон Паша выключил. Она сидела у монитора и пыталась понять: на какую сумму украли книг. И пила чай для согрева, вышла на улицу, грустно смотрела на полную луну и тоска закралась в душу. Она ощущала, что чужая здесь. Что ей теперь надо идти к морю, дабы там посидеть у воды и помечтать о светлом будущем под луной. Вдруг она услышала мощную сирену в ночи. Ей было тревожно так, ведь то было ощущение того, что все прошло, все мечты ее рухнули и теперь ей все равно на то, что будет дальше. Городок уходит под воду. Все стало на свои места. То предупреждение всем, чтобы покидали дома, ибо скоро все улочки будут под водой. Она закрыла глаза и увидела друзей Паши, что смеялись, глядя ей в лицо. Руслан весело показал ей татуировку на правом плече. То была пятиконечная звезда, что была составлена из АК-47, Руслан живо заявил, что это символ его любимой группы Anti-Flag. Мол, панкс нот дэд! Руслан стал кричать слова песни:
- Я проснулся утром в холодном поту, разбитое кругом стекло. Я оплакивал свободу, похороненную очень глубоко. Вот сиди грач. На ветке дерева, что перед моим окном. В билетах и радиопрограммах, через линии электропередач. Свобода похоронена в оглушающем шуме и заголовках газет. Анархию в кровь!
         На берегу моря Паша сказал друзьям мужественно, когда вино было допито.
- Я ухожу в Ночь, да, она темна, горит звезда, сияет звезда. Я еду навстречу к этой звезде. Да, гори, сияй звезда моя, к тебе навстречу еду я. Хочу сказать свое последнее слово, чтобы вы поняли одну вещь. Я отказываюсь от временного удовлетворения ради великого насыщения. В Ночь ухожу, вот в чем вся соль. Кант не прав. Мысль не есть мое высшее Я. Не прав Кант. Он ошибался глубоко, но я все равно его уважаю как мыслителя.