Гамбург для неудачника

В Гамбурге мне не то чтобы особо везло, но и невезение было поначалу не сильно значительным. И все-таки я мог бы считаться счастливчиком, ведь мало кому удавалось вырваться "в европы" из серого, все еще постсовдеповского анклавного городишки начала двухтысячных, а я проходил здесь летнюю студенческую практику от нашей Академии рыбопромыслового флота. К тому же, Академия чуть менее чем полностью оплатила эту поездку для умных и перспективных студентов. Черт его знает, каким образом угодил сюда я, ведь ни к умным, ни, тем более, к перспективным, не относился.
И все же периодически становилось грустно, может, потому, что Ленка на меня не реагировала, а может, так влияли постоянные похмельные депрессняки.
Сам Гамбургский порт оказался довольно примитивным. Конечно, всякие навороты погрузо-разгрузочных машин и удобные подъездные пути удивляли неимоверно. У нас-то оно, само собой, каменный век. Куда уж  облезло-российской Балтике до всего этого, когда они едва только начали скупать по дешевке бэушных «Кальмаров», чему были рады по уши.
Пиво тут, в Габмурге архидешевое. За ящик 5 евро – почти что даром. На бесплатных сосисках все мы сказочно отожрались, даже Ленка. Сама практика утомляла. Наш наставник, алкаш и зануда, был из тех людей, что обожают не в тему цитировать самих себя: «как я обычно говорю в таких случаях», «я называю это (какая-нибудь пафосная фигня)», «я люблю произносить эту фразу каждый раз, когда…» - и выдает  очередную дешевую цитатку, давно уже растасканную на клочки такими же идиотами.
Группа наша подобралась из тех самых «умных и перспективных» то есть, на редкость унылая. Из всех более или менее нормальным казался  Димон, да и то, годен был чисто для того, чтобы вместе нажраться пива, и навряд ли мне было с ним по-настоящему интересно. Ну и, конечно, Ленка - отличница с длинными волосами и удивительно упругим телом. Остальные бабы были рыхлыми толсто-серыми амебами, которые меня интересовали мало, хотя переспать с любой из них, наверное, не составило бы труда. Было лето. Примерно июнь, плавно переходящий в июль.
Вечера проходили, как правило, в одиночестве. До желтых глаз накачанный просроченным «Клаусталером», я лениво бродил по центральным улицам, фотографируя с разных сторон виды Рыбного рынка и тоскливую городскую ратушу, в большей степени для мамы. Чтобы она оценила, что я действительно тут находился, и что мне было весело. 
Разумеется, сильнее всего манил Реепербан, но тащиться туда одному было довольно стремно, а Димон постоянно просиживал в своем номере, глуша доступный алкоголь и играя в карты с девчонками, и ничего «такое» его, по всей видимости, не интересовало.
В один из последних дней, до блевоты сытый сосисками, дешевым виски и надоевшим за три месяца видом Кунстхалле, я все-таки посетил знаменитую улицу «красных фонарей». Разочарование, постигшее меня, было просто адовым. До этого  много раз представлялось, как густо намазанные косметикой жирные шлюхи в ажурных чулках будут страстно тащить меня в подвалы, хватать за промежность и предлагать ущипнуть их за грудь, перед этим погрузив в нее один евро; как трансвеститы будут приставать ко мне, а наглые сутенеры захотят кинуть на наличность, и, возможно, даже избить.
На самом деле все было почти как в моих фантазиях, но все-таки немного не так. Там действительно были проститутки. Безо всякого стеснения разгуливали размалеванные педики. Мелькали невзрачные люди, которые, возможно, являлись сутенерами. Главное же заключалось в том, что квартал жил своей ****ской жизнью, совершенно не обращая внимания на меня. Мое присутствие там осталось практически незамеченным, если не считать навязчивых распространителей рекламных буклетов с призывами различных дилдо-кингов и прочих гей-ревю,  каким-то странным образом без конца оказывавшихся у меня в руках. Почему-то стало жутко обидно, и я покинул Реепербан неимоверно оскорбленный.
В гостинице, где мы обитали, я оказался около часа ночи и решил зарулить к Димону, чтобы накатить и немного взбодриться. Дверь в его комнату была открыта, а точнее, просто не заперта на ключ. Оттуда, как ни странно, доносилась тишина, если, конечно, дозволительно применить к тишине такой глагол. Войдя, я окликнул Димона, но тот не отозвался. Из-под двери в уборную по вытерто-серому ковролину расплескивалась тонкая полоска света. Где-то отдаленно и глухо шумела вода.
Присев на кровать, я стал ждать, пока Димон завершит водные процедуры. Тишина стала вязко-тоскливой,  хотелось спать. Я не заметил, как дверь в ванную отворилась, и появился Димон. За ним, гогоча и визжа, как последняя проститутка, вывалилась Ленка. Это был единственный в моей жизни раз, когда я созерцал ее голой. Впрочем, особой радости от этого факта я не испытал. Увидев меня, Ленка брезгливо скорчила свое пьяное кукольное лицо. Извинившись, я вышел в убогий гостиничный коридор, спустился на один лестничный марш, сел на ступеньку и закурил.
За чисто вымытым стеклом общего балкона разливался огнями Гамбург. В красноватом небе обидно и горько дрожали крохотные звезды. Сигарета (настоящий «Мальборо») невыносимо горчила.