Керченский маршрут

Город – Герой Керчь






Наш первый

троллейбусный маршрут






Путеводитель по остановкам экологически чистого общественного транспорта.


Булгаков Н.Е.
2011г

  Итак кто же главный герой нашего повествования? Ну конечно сначала сам троллейбус незаметно и неутомимо снующий по улицам нашего города с раннего утра и до позднего вечера. Во вторых это сами улицы нашего города с остановками на них и всем тем без чего наш город уже нельзя представить .О чем то я расскажу, а что то и покажу на своих фотографиях. И конечно же пассажиры троллейбуса это гости нашего города, те кому я буду рассказывать о нашем городе , и наши местные пассажиры. Лучше всех я знаю одного такого пассажира – это я . Поэтому я немножко расскажу и о себе.
  Главные  ворота Керчи  - это  конечно же железнодорожный вокзал, во всяком случае я впервые попал в  наш город именно так. С тех пор утекло немало воды по Северо – Крымскому каналу, который  как раз тогда и строился, но  старенький вокзал все тот же.  Совсем недавно его отреставрировали,  и он радует вид  свежей краской, новой  штукатуркой и темной металлочерепицей.   Крыша  спору нет красивая,  новая, но в дождь течет, как и старая.
   Рядом находятся и «воздушные ворота» Керчи – аэропорт, к сожалению, он практически  не функционирует, но готов в любое время принять и отправить воздушные лайнеры.
    С железнодорожного вокзала  можно уехать  поездом без пересадки в Москву, Киев, Львов, Днепропетровск, Херсон, Симферополь,  а  если , с пересадкой в Джанкое, то и в  другие города Украины, и даже в другие страны.
          Перед  вокзалом расположена привокзальная площадь с автобусной  и троллейбусной остановками, стоянкой такси и симпатичным сквером.  В этом сквере  рано утром на скамейках можно встретить, ожидающих  друг друга, степенных рыболовов, с рюкзаками и удочками в чехлах.  Или  вот веселая компания молодежи,  с палатками и волейбольными  мячами, собралась вырваться на природу.  А здесь шумное семейство, с корзинами снеди и разновозрастной малышней  в ожидании утреннего поезда, чтоб скорее попасть в район Пресноводной.
     Вокруг сквера разместились несколько продовольственных магазинов  станционный буфет, кафешки:  Пилигримм  -  именуемый в народе «Миллиграмм» и развеселая «Сваха».
    Здесь, в этом сквере, расположен памятный знак, посвященный такому печальному  и трагическому событию в  истории Крыма как депортация  народов Крыма.
     Итак -  наш троллейбус в пути от остановки «Железнодорожный вокзал» по Вокзальному шоссе, мимо  горводоканала  и Казенного сада. Если поехать в обратную сторону по вокзальному шоссе можно приехать в наш аэропорт. Ранее такой оживленный, а теперь почти совсем заброшенный. Но это уже другая история.
     А сейчас вашему вниманию предлагается несколько фотографий увиденных из окна нашего троллейбуса.
    За две с половиной тысячи лет официальной истории нашего города в нем произошло много разных событий, но вся история кажется скрытой за скромными фасадами старинных улочек и не бросается в глаза с первого взгляда. Нужно не торопясь пройтись по улочкам , посидеть , присмотреться и научиться замечать эти почти незаметные знаки старины. Просто можно пробежать и не заметить знаков того пролетевшего, того таинственного и несбывшегося, о котором так неповторимо писал Александр Грин.
     И пока  наш троллейбус следует от одной остановки к другой, автор позволит себе некоторое вольное художественное отступление,  которое и предлагается на ваш суд.



 

Грузовые ворота



 

И парадный вход в наш город
 

Памятный знак



 

И памятная доска о депортации в период  Великой Отечественной войны.
… из письма старому другу :

       Недавно ко мне пришло письмо от моих одноклассников, они приглашали меня приехать на вечер встречи по случаю сорокалетия нашего выпуска из школы. Мне  очень хотелось поехать, но обстоятельства сложились так, что я не смог попасть на это мероприятие. Я решил написать моим школьным друзьям письмо.
       Каждый год возвращаясь в школу после каникул мы писали сочинение на тему: «Как я провел лето». Вот такое сочинение я и рискнул послать своим однокашникам. Сочинение оказалось несколько больше того, что мы писали в школе, но ведь и времени пробежало тоже несколько больше.
      Дал почитать своим друзьям  и им понравилось. Рискую оторвать тебя от разных нужных дел, предлагаю прочесть сей опус в надежде, что и тебе может быть будет интересно вспомнить некоторые моменты студенческой юности.
      Не за горами сорокалетие наших выпусков из стен родного учебного заведения.
Хотелось бы верить, что никакие экономические трудности не помешают нам встретить это событие в стенах родного ВУЗа. Может быть, многим нашим сокурсникам, будет любопытно почитать мой отчет о пролетевших днях и делах наших больших и совсем маленьких, из которых и соткана наша жизнь.
   Буду рад доставить тебе несколько радостных минут отдыха и воспоминаний о юности,  нашей студенческой жизни и просто некоторых событиях, которые забылись в житейской круговерти.
                Николай.

     Несколько слов о себе: Последние двенадцать лет проработал в Керченском пассажирском вагонном депо, начальником технического отдела. Сейчас оформляю пенсию. Пора уступать молодым , да что там говорить, лучше прочти сочинение там почти вся моя жизнь, во всяком случае , та ее часть которая запомнилась , как яркая солнечная мозаика.




Школьное сочинение выпускника Булгаков Н.Е. на тему : «Как я провел 40 лет »

Солнечные  брызги.
 











                Звенит звонок!                Минута за минутой -                Стихают в коридорах звуки.                Идет урок.
                А за окном
Притягивает взгляды солнце,                И неба синего оконце,                И дальний гром.
                Сжимаю зубы от тоски:                -Как пережить мне эти муки,                Не по зубам гранит науки.                -Переминаюсь у доски.
                Я вновь с тобой.
Ах! Сердцу милая «Камчатка»,                И в клетку синяя тетрадка,                «И вечный «бой» …»
               


С тех школьных лет                Вдруг просочится лучик солнца,                И встрепенется сердце звонко,                Я вспомню твой ответ.

 Всему свой срок.                День в суете забот дробится,                И с детством нам пришлось проститься,                И пусть не все нам пригодится
Все впрок!   
                Вот вновь звонок!                Я в класс иду,  журнал, указка.                Кто улыбается украдкой                Кто с любопытством, кто с опаской                Ждет первый мой урок.









      Наш троллейбус Проезжает мимо Керченской нефтебазы и  первая остановка на нашем пути  «Хлебокомбинат». Здесь   для нас открывает двери магазин «Горячий хлеб». Особенно любим керчанами хлеб выпечки Керченского хлебозавода. Многие автомобилисты, проезжающие мимо, считают за правило остановиться здесь и приобрести буханку  душистого, свежевыпеченного  горячего  хлеба. Здесь в зарослях «Казенного сада» прячется начало исток нашей главной водной артерии. Трудно представить здесь римские корабли. Да и весь Керченский полуостров заросшим дубравами и громадными соснами. Сейчас вокруг Керчи степь и скорее приходят в воображение ночные костры скифов и ржанье их лошадей. А на самом деле и то и другое это живая история керченской земли.


 

Если очень устали на любой остановке можно отдохнуть  под навесом.
Глава 1.Истоки.
  Когда смотришь на лужу, в которой отражается весеннее солнце, поневоле прикрываешь глаза,  потому что если топнуть ногой, вылетающие брызги грозятся затопить все вокруг, ярким, ослепительным  блеском и это буйство света заставляет счастливо жмуриться рыжего кота на завалинке.
          Самое первое впечатление в моей жизни, о чем я помню отчетливо, это громадные бело-голубые ступени из плотного снега,  идущие от порога нашей хаты куда - то высоко вверх. Нашу хату за ночь занесло снегом под самую крышу, в окошках занесенных снегом ничего не видно. На круглой «буржуйке» целый день стоит ведро, в котором  растапливается снег,  потому что колодец занесло так,  что к нему не добраться. Большая русская печь не топлена – дрова засыпаны и заметены двухметровым слоем снега.  Нашу хату занесло снегом по самую трубу и мы самостоятельно не можем выбраться на свет божий. Наконец-то нас откапывают соседи. Отец приносит дров. Окна засыпаны снегом полностью и поэтому в хате почти темно. Мать растапливает большую «русскую» печь. Она занимает большую часть хаты. По стенам бегают отблески от горящих в печи поленьев. Становится тепло и уютно. Бабушка зажигает керосиновую лампу. В хату к печи приносят мокрого еще теленка. Корова отелилась. Теленок обсыхает и пытается встать на ноги, которые еще никак его не слушаются - подгинаются и разъезжаются на глинобитном полу. Под загнеткой печи, в решете возится и высказывает громким квохтаньем свое недовольство наседка. Я наблюдаю за всей этой суматохой, забравшись с рыжим котом на печь.
          Над столом, где висят фотографии в деревянной рамке, и зеркало пришпилен цветной портрет красивого усатого дядьки, разворот из журнала «Огонек». Я каждый день стараюсь перерисовать его  в своей тетрадке (писать я еще не умею, мне только четыре года, но с карандашами я уже знаком.).
          В один из дней этот портрет исчезает, и я никак не могу добиться от взрослых,  куда же он делся. Так к нам в Кубанский, затерянный в степи, хуторок пришла весна 1953 года.
           Снежная гора над нашей хатой долго не тает. Потом, когда теплеет, я выбираюсь на  эту гору снега с санками и качусь далеко за ворота. Рядом с нашей хатой, в соседних дворах,  такие же заснеженные хаты наших соседей и все это называется хутор «Сеятель».
          Весной эти горы снега, весело звеня ручейками, сбегают в речку. но в тени, за хатой сугробы лежат засыпанные мусором, листьями  и  соломой до середины лета и  даже в летний зной, если покопаться,  то можно достать кусочек холодного спрессовавшегося снега и полизать тайком от взрослых, как весеннюю сосульку.
        Самое интересное, для нас мальчишек,  находится рядом, буквально через забор, это  так называемый «общий двор». Там находится колхозная кузница, столярная мастерская, амбары, магазин и школа. Все свое свободное время мы с моим первым, неразлучным и верным другом – соседом Валеркой проводили тут. Нам разрешают раздувать меха горна и оттуда летят искры, мы крутимся под ногами у  взрослых,  когда осаживают шину на новом колесе от телеги и меняют зубья на бороне. Потом приезжает трактор с большими колесами и блестящими зубьями на металлическом, в два наших роста, ободе, от трактора пахнет керосином и машинным маслом – нам все интересно увидеть и потрогать руками.
        Когда мы уж очень мешаем взрослым, то нам пообещают непременно надрать уши, и мы скрываемся в нашем убежище. Наше убежище находилось на громадной райской яблоне, которая росла на меже наших дворов. Оттуда открывался отличный вид на лес, который рос примерно в паре километров, вдоль горной речки Лабы, вода там быстрая, чистая и холодная в любой летний зной. А если посмотреть на юг, то в хорошую погоду  далеко на горизонте видно призрачные зубчики Кавказских гор и двуглавый  седой Эльбрус.  Это уже потом мы узнали, что «Эльбрус из самолета видно здорово …».
          В нашей начальной школе было два учителя  два кабинета и четыре класса, ученики каждого класса сидели на своем ряду, первый соседствовал с третьим, второй с четвертым.
          Читать я выучился к пяти годам  по такой замечательной книжке Виталия Бианки, которая называлась «Егоркины заботы». Забравшись зимними вечерами на печку, я любил слушать, как мне читала и перечитывала эту книжку мама, потом читал ее сам.
          В пять лет, имея карандаш и тетрадку в косую линейку, я отправился в школу и две недели сидел за первой партой, тянул руку, отвечал у доски. До доски доставал с трудом, забирался на  скамейку, но вскоре затяжные осенние дожди  прервали мое образование и только со второго раза, уже через год я стал настоящим учеником первоклассником с портфелем, ручкой, чернильницей «невыливайкой» и настоящей форменной фуражкой
        Мою первую учительницу звали Антонина Иосифовна.  Она курила папиросы и держала нас в строгости. Мы все ее любили и немножко  побаивались. За четыре года она успешно научила нас читать, писать и считать в полном объеме программы начальной школы.
         В третьем классе, когда меня, как я считал несправедливо, удалили с урока, я решил сбежать из дома.  Для этого я отправился  пешком за 8 километров на ближайшую железнодорожную станцию - станцию Курганная, где с большим интересом наблюдал за движением маневровых паровозов. Куда я отправлюсь  путешествовать  дальше у меня было весьма смутное представление, но решительности было не занимать.
        С пробега я был благополучно снят родителями, но интерес к железной дороге, по всей видимости,  остался до сих пор. Вот уже более десяти лет я работаю на железной дороге, в Керченском пассажирском вагонном депо. Сначала проводником пассажирского участка, а потом начальником техотдела депо - иногда ворчу,  иногда ругаюсь, иногда хочется бросить эту работу, но утром я снова и снова иду туда, где гудят, где стучат, где бегут поезда.
          Школа на хуторе выполняла так же и культурную функцию, задняя стена, не имевшая окон, была выбелена и играла роль киноэкрана, в летнее время один, два раза в месяц,  в выходной приезжала агитбригада, с лектором, духовым оркестром и кинопередвижкой. Именно оттуда остались только названия фильмов, может быть даже и не названия а только воспоминания об этих названиях : «Тарзан», «Альба Регия», «Господин 420», «Бродяга», немые фильмы великого Чаплина …
            Фильмы крутили поздно вечером, когда темнело, вся ребятня дружно располагались на траве или забравшись на ближайшие деревья и отправить оттуда нас домой, конечно же, было невозможно.




     Следующая остановка по пути движения нашего троллейбуса это –«АТП», здесь выходят стайки школьников, спешащих  в школу получить знания, а светофор указывает путь спешащим  рыбакам или просто отдыхающим на берег Азовского моря, где всегда клюет азовский бычок, туда,  где расположено уникальное  озеро  Чокрак, знаменитое своими лечебными грязями, их состав круче будет чем в Мертвом море.


 
А вот и «Чокрак» со своими уникальными лечебными грязями.
Глава 2 Корни.
       Все это время моим воспитанием занималась моя бабушка, она была самым главным моим  арбитром и защитником  в отношениях с внешним миром.
         Морозиха, как звали ее соседи и хуторяне – Морозова Матрена Прохоровна была седьмой дочкой бедного казака Прохора Ильенко, проживавшего в станице Старо – Михайловской. Мазанка стояла на крутом берегу речки Чамлык с быстрым течением, мутной водой, с водоворотами и глубокими ямами, в них по слухам водились громадные сомы, которые любили полакомиться  неосторожными молодыми утятами.
        Прохор, приехал  на Кубань, из под Полтавы. Хотелось новой жизни на новой родине, но так и не получилось. Земли к тому времени уже раздали и вновь прибывшие перебивались случайными заработками, плотничали, занимались извозом, батрачили на богатых соседей. И хоть шапку Прохор ни перед кем не ломал, зажиточные реестровые казаки в свою среду не принимали  и презрительно называли таких:- «голытьбой» и близкого знакомства с ними старались не водить.
          У Прохора было восемь дочек, Мотя была  бойкой, смешливой девчонкой, хорошо учившейся в церковно-приходской школе и собиравшейся непременно уйти в монастырь.
         Но однажды ей приглянулся высокий крепкий хлопец Морозов Николай, из пришлых, и как только он посватался, ее тут же выдали замуж.
         Свадьба была красивая, гуляло полстаницы, венчались в Курганинской церкви. Все было хорошо, да казачата поозорничали, вынули шкворень из свадебной коляски и пришлось жениху нести свою суженую к венцу на руках, под дружный свист и хохот молодых повес, поскольку  свадебная коляска безнадежно застряла в громадной луже, на площади перед храмом, а  лошади вырвались  и убежали.
       Потом, вечером, на свадьбе была драка. Крепко побили обидчиков, что тоже не прошло бесследно.  Среди побитых оказался сын станичного писаря. ( Он  тоже сватался, да невеста категорически  отказалась -  уж лучше в монастырь -  заявила отцу Мотя).
       В общем  через полгода ушел молодой муж служить во солдаты, в далекий град Питер.
       Ну, а дома, в родной станице еще через полгода, родился сын, назвали его Семеном и  стала молодая  мать  растить сына и ждать весточки от своего служивого.
       Над комодом в рамке долго висела старая фотография с двумя бравыми солдатами в дореволюционной форме русской армии, с вензелями на погонах, в высоких сапогах и форменных фуражках. «Вот этот, усатый и высокий твой дед перед отправкой на германский  фронт» - показывала мне бабушка. После революции 1917 года дед Николай вернулся с фронта на родную Кубань с крестом на шинели, с едва затянувшейся раной на ноге и трехлинейкой за плечами.
          С затвором от нее я играл лет до десяти, потом подарил своему дружку, большому любителю охоты и оружия - Витьке Клюкину.
           А в далеком 1918 году зимой, под рождество собрались станичные мужики - фронтовики, подымили самокрутками,  поспорили до хрипоты,  выбрали комитет и установили в станице  свою советскую власть. Поделили землю, как им казалось по справедливости, по количеству едоков, вспахали и  засеяли по весне. Пришла осень  убрали урожай. Вот тут и родилась осенью боевого восемнадцатого года моя мать, Морозова Екатерина Николаевна. Радовался дед Николай дочурке, да и сын Семка подростал, помощником становился, но не судьба была пожить мирно и счастливо.
        Через Ростов на Кубань, под ударами Первой конной,  с боями отходил атаман Каледин.
        Ночь напролет спорили комитетчики, курили самокрутки и снова спорили, а  утром ранехонько оседлали коней и ушли на Армавир. Оттуда и начался знаменитый «Железный поток»,  лучше всех описанный Серафимовичем,  поход от Новороссийска вдоль кромки морского берега до Туапсе.
        Очень немногие вернулись из этого похода, мой дед Николай из этого похода уже не вернулся.
          После восьмого класса, в летние каникулы мы работали в составе школьной бригады на полях совхоза и потом,  в качестве поощрения, нам выделили автобус и мы проехали от Анапы до Адлера по всему Черноморскому побережью. Зелень травы и деревьев, чистый горный воздух, яркие краски моря, все это никак не позволило нам в полой мере представить отчаяние отряда красных бойцов, зажатого между морем и горами, без воды и пищи. Жестокие стычки, перестрелки и смертельные сабельные атаки непримиримых врагов, вчерашних соседей, друзей и  приятелей; тех и других сражающихся за лучшую долю. Об этом напоминали только отдельные скромные обелиски у дороги.
         А к вечеру в станицу вошли белые. Мотя спряталась с двумя детьми вместе со стадом гусей под домом у своей подружки – соседки Маруси. Мужики не ладили между собой, отстаивая каждый свою правду, а вот соседки  выросли вместе и были настоящими подружками.
      Дом стоял на больших дубовых колодах. «Наверху в доме целую ночь  казаки гуляли, самогонка рекой, а я  под полом маленькой Катерине сиську сую в рот, чтоб молчала – говорила бабушка – Семка- то он постарше, уже понимает что к чему, а эта совсем мала, плачет».
         Вышел пьяный казак  погонять собаку, чтоб не скулила под домом. Шашкой помахал не достал, а за граблями к стогу в огород идти поленился. Вот так и остались мы жить дальше. А кого нашли в ту ночь, то в  отместку за советскую власть, повесили на площади: одного раненого пацана и  четырех женщин – жен комитетчиков. (Был приказ - «повесить всех краснозадых сучек»). А старого Прохора атаман приказал пороть шомполами. Забили до смерти старика озверевшие подручные, да видно самим на себя со стороны страшно стало глянуть. Никого в этот день больше не тронули, ушли вдогонку за красными на Курганную. Забрали с собой и мужа соседки Маруси.
         Ну а потом, когда красные пришли, прибежала к  Моте прятаться ее подружка.
 Так вместе  две подружки – две вдовы всю свою жизнь и прожили : в коммуне работали вместе, потом в колхозе трудодни зарабатывали вместе, детей и внуков рядом растили, строили рядом свои мазанки на хуторе, а счастье вместе с мужьями, как синица упорхнуло из рук в те далекие годы гражданской войны.
        Жили «Коммуной», потом организовали колхоз. Вырос сын Семен,  выучился, стал трактористом, работал в знаменитой бригаде Шацкого. Построились на хуторе «Сеятель». Дочь выросла, выучилась на швею. Семен женился внуки пошли (и внук Толик  и внучка Женечка, мои двоюродные брат и сестра. Анатолий, всю жизнь зарабатывал тяжелым физическим трудом, работал слесарем, сварщиком, мыл золотишко в артели да и всего не перескажешь, а вот недавно уехал к своим детям и внукам в Америку, в Калифорнию. Вот такие «узоры»  рисует наша судьба).
         «Жить бы да радоваться»- говорила Морозиха в далеком теперь сороковом году. И снова не судьба пожить мирно и счастливо – началась вторая мировая, а для нас - Великая Отечественная. Ушел на войну сын Сема и пришла похоронка. Погиб красный пулеметчик в боях под Москвой. Вот так и оплакивала  Морозиха сначала мужа, а потом сына, получала пенсию сначала за мужа, а потом за сына и каждый месяц, получая пенсию, плакала  и учила, как могла,  уму-разуму меня, своего внука, за что от меня ей низкий поклон.
          Мама моя, Екатерина Николаевна Морозова, была мастерица на все руки, как говорили комсомолка и красавица. После окончания училища, до войны, она в ателье работала мастером по пошиву одежды  в ателье станицы Курганной. В самые первые  дни войны всех комсомольцев мобилизовали под Краснодар рыть противотанковые рвы. Эти рвы немецкие танки благополучно обошли стороной, а мама с двумя хуторскими подружками попала под бомбежку. Одна из них отделалась легким испугом, маму контузило и повредило уши, третью подружку они похоронили в воронке от бомбы.
         Похоронили, поплакали и отправились домой. Пешком, без теплой одежды, в ноябрьскую слякоть из-под Краснодара на свой далекий хуторок. В тот год были ранние заморозки, шли по ночам, днем прятались в копнах сена. Вдобавок к контузии мама простыла и потеряла слух. Никакое лечение, к сожалению, ей так и не помогло. Она очень страдала из-за невозможности полноценного общения с окружающими.
           Так с тех пор она и осталась с бабушкой на хуторе. Всю жизнь она не расставалась со своей старенькой «зингеровской» швейной машинкой, шила наряды всем хуторским модницам. Она могла сделать все: и сшить брюки или ватную фуфайку,  перелицевать пальто из драпа и сшить платье из тончайшего шелка. Могла подобрать фасон и сделать крой и при всем этом успевала все сделать по дому и по огороду, а как она готовила,  могли оценить не только мы, ее дети, но и все гости, которые частенько заглядывали на огонек к Морозихе.


 
   

     Очередная остановка на пути следования нашего троллейбуса это -
« Горбольница». На этой остановке заботятся о нашем  самочувствии: здесь и городская больница и травмпункт и первая поликлиника. Но не только свой организм здесь можно починить, но и приобрести  в магазине любые материалы для ремонта и строительства  своего дома.
     Следующая на нашем пути «Стадион»  – название говорит само за себя. Здесь и детская спортивная школа и магазины спортивных товаров, гостиница при стадионе и развлекательный центр, центр продажи автомобилей и Дельта банк, а за стадионом вещевой рынок.







 Первая горбольница. Травмпункт. Это для ремонта тела   А это все для ремонта дома.

Глава 3. Школа.
        Четыре года учился я в начальной школе хутора «Сеятель». Дальнейшее образование продолжалось в Южно-поселковой средней школе расположенной на центральном отделении совхоза «Южный». Моими друзьями – товарищами одноклассниками были в это время два Володьки - Панарин и Ярош, с которыми мы и отправились,  получать среднее образование в пятый класс. Расстояние около семи километров в теплое и сухое время года мы преодолевали чаще всего на велосипедах. Зимой и в осеннюю слякоть нас возили на телеге или санях запряженных лошадьми, а позднее на грузовике или тракторном прицепе, иногда даже оборудованном сиденьями и будкой.
          Настоящий праздник наступал тогда, когда увозить нас было некому и мы отправлялись в самостоятельное пешее путешествие. По дороге, мы успевали покататься на снежной горке, поиграть в хоккей на замерзшем пруду (наш пруд назывался «Круглое») и замерзая превращался в прекрасный каток. По весне было замечательно покататься на льдинах того же пруда. Набрать при этом полные сапоги воды или снега, высушиться на костре,  а  заодно и  поджарить на нем  шкворчащие кусочки сала из «обеденного бутерброда», собранного нам с собою нашими заботливыми матерями.
            В школу, конечно,  мы попадали только к началу третьего урока, обсудив все свои самые главные и неотложные дела. Теперь разные предметы нам преподавали разные учителя. Первой нашей классной руководительницей была Александра Федоровна, учитель русского языка и литературы. Когда она начинала нам что ни будь рассказывать, или читать, мы в буквальном смысле слова, сидели  открыв рот и затаив дыхание.
         Учиться мне нравилось, в школу я ходил с удовольствием, и не доставлял особых хлопот своим родителям, но был один случай когда в школу вызвали моего отца. Это случилось когда мы (я с двумя своими тезками Николаем Горяиновым и Коляном Кудрявцевым) добираясь в школу пешком, сняли с трактора в поле одну фару (их у него было целых четыре, а нам так хотелось проверить вечером под стрехою  крыши гнезда воробьев и организовать ночной лов пескарей на удочку). Нас тут же вычислили, фару заставили поставить на место, мне, как постоянному члену редколлегии стенной печати, поручили нарисовать на нас карикатуру и в школу вызвали  наших отцов.
         Профилактика возимела действие.  Колька Кудрявцев, после окончания восьмого класса устроился на работу, в колхоз, через два года был призван в СА, где остался служить бравым старшиной, потом прапорщиком. А с Николаем Горяиновым , Сашей Петуниным и Алексеем Безматенным мы начинали трудовую жизнь в городе Таганроге, в морском торговом порту. Потом наши пути разошлись и Николай  Горяинов уехал во Владивосток. Он с детства мечтал стать моряком, но судьба ( в белом халате со стетоскопом на шее обнаружила хроническое заболевание гипертонию)  не пустила в море, а сердце заставило стать докером в далеком  российском порту, на краю света в нашем тогдашнем понимании.
     Реакция моего отца была неожиданной,  скорее даже непредсказуемой. Он вообще был немногословен, сказал только что-то вроде того что надо бы занять тебя интересным делом чтоб не бедокурил и купил  мне подарок - мой первый фотоаппарат «Смена» с набором всех необходимых принадлежностей. Это был достаточно громоздкий набор приборов и химикатов, которые заняли львиную  долю темной кладовки с бабушкиными закатками и моего свободного времени.
      Отец мой, Булгаков Емельян Иванович, «курский соловей», родился  в 1913 году в селе «Солотино» Курской губернии, на территории современной Белгородской области, там где вырыли котлован, добывая железную руду, там где в Великую Отечественную произошло крупнейшее танковое сражение .
       Задолго до этого, у курского мужика - крестьянина Павла Булгакова, пала лошаденка пытаясь выбраться с возком сена по осеннему косогору. Павел будучи крут характером и обладая недюжинной силой осерчал, впрягся в воз сам и протащил его с полверсты до дома. Но такого напряжения сил не выдержал, надорвался, слег и вскоре умер и сын его Ванюшка в пятнадцать лет стал главой семейства, в которой куча сопливых ребятишек, что наверное,  ничуть не легче чем командовать полком или стать пятнадцатилетним  капитаном.
       Тяжело пришлось Ивану Павловичу,  но справился и братишек своих меньших поднял и мать поддержал и хозяйство в порядок привел, женился и своих семерых стал растить, лошадей завел пару, да свиней пяток,  да коровы две, а как без них семь - десять ртов прокормить,  но тут-то как раз и  подоспела коллективизация. Раскулачили Ивана Павловича и отправился он вместе с  любимой женой строить Беломорканал, откуда они уже не вернулись. Ну а дети разлетелись по городам и весям нашей, необъятной тогда, Родины.      
        Емельян Булгаков уехал на Донбасс, война застала его в Краматорске.
        Воевал с первых дней, был в плену, бежал, снова воевал, был ранен, контужен. Войну закончил в госпитале, из госпиталя вышел в 1946 году. Зимой было холодно, неуютно, голодно поехал погостить к своей сестре на Кубань, сестра отца Александра жила на хуторе «Сеятель» с мужем и детьми. Здесь он и   познакомился с Катериной Морозовой – моей  мамой и остался навсегда в этом краю.
         О войне отец рассказывать не любил, не любил говорить о том, что был инвалидом войны, очень был горд тем, что  в 60 лет вышел на пенсию по труду ( всегда любил говорить – я свою пенсию честно  заработал), свои военные награды никогда не носил. (Чего о войне то рассказывать - приказы выполнял, товарищей не бросал, от  противника  не убегал, пулям не кланялся, а убить человека - невелика заслуга).
           Может быть поэтому,  мальчишкой я и  растерял все отцовские награды, где были и ордена и медали о чем сейчас жалею, сыну рассказать о дедовых наградах не могу. Помню медали «За отвагу», «За освобождение Белграда», орден «Отечественной войны», и еще штук пять было разнокалиберных наград , но каких уже теперь  и не вспомню. Остались только юбилейные, послевоенные медали.
         Ноябрь 1948 года выдался снежным, ветреным и  морозным поэтому родился я дома, в своей хате, на хуторе «Сеятель»  в ночь с 30 ноября на 1 декабря. В сельский совет отец смог выбраться только 5 января,  в день получки, и чтоб не нарушать отчетность  в книге  регистраций меня и записали этим днем, так по крайней мере говорит наше семейное предание. Долгое время день рождения у меня совпадал с днем  зарплаты  почти всех трудящихся Советского Союза и это всегда радовало.  Назвать меня решили в честь одного из моих дедов, так я и получил свое имя – Николай.






     Следующая на нашем пути остановка «Стадион»  – название говорит само за себя. Здесь и детская спортивная школа и магазины спортивных товаров, гостиница при стадионе и развлекательный центр, центр продажи автомобилей и «Дельта» банк,( никак не могу понять почему дельта – это чтоб разделить наверное), а за стадионом вещевой рынок.


 

Наш стадион
 

У нас праздник
Глава 4.Вот моя деревня, вот мой дом родной.
         Хата, в которой  я родился,  состояла из трех  помещений – жилая комната с тремя окошками одно, выходило во двор, два других в палисадник заросший кустами сирени, роз,  жасмина, лилий, ирисов, пионов и других цветов, которые посажены и  выращены бабушкой. Большую часть комнаты занимала русская печь, кроме нее стоит кровать, стол, две табуретки, лавка с ведром воды в углу и сундук. Дверь из нее вела в сени. Из сеней одна дверь вела во двор, а вторая в клеть, где стояла корова,  теленок и прочая живность (первое время пока теленок был маленький, и на улице было холодно, он тоже находился с нами в комнате). Под печью в старом сите сидела наседка и клевала всех,  кто подходил близко. Доски потолка поддерживал большой деревянный брус (матица или матка) на нем висели связки лука, чеснока, перца,  пучков сухих трав. На припечке стояла керосиновая лампа. Ее  зажигали  по вечерам, и тогда тени разлетались по стенам и потолку,  устраивая  бесконечное представление театра теней. Крыта наша хата, как и прочие на хуторе соломою, с камышовым коньком, в ней обитала стая воробьев, на которых иногда охотилась наша кошка, а иногда мы с друзьями. Пол в нашей хате был глинобитный и его,  каждую пятницу,  приходилось маме мазать тонким слоем специально замешанной глины и коровьей лепешки, часа через два, три глина высыхала и новый пол был готов к эксплуатации.
           Отец мечтал построить дом с деревянным полом, с черепичной крышей, большими светлыми окнами. Пришлось походить по Европе, посмотреть на цивилизованную жизнь.
         Тут как раз и началась «хрущевская оттепель», в совхозе «Южный», где всю свою послевоенную жизнь и проработал отец ездовым, выделили участки земли для желающих построить свое жилье и дали долгосрочный кредит под строительство. Я хорошо помню все перипетии этой нашей новостройки, поскольку и сам принимал в этом посильное, но активное участие. Наш поселок назвали «Веселый». Залили фундамент из гравия привезенного из ближайшей речки, срезали на столбы три десятка акаций со старого двора (в свое время, так предусмотрительно их посадила  бабушка Мотя, на хуторском дворе.)
         Через два года наша мечта стала обретать реальные черты, и мы наконец-то переселились в наш дом. Может быть, он и не был верхом совершенства, но нам нравился очень. У нас было две светлых комнаты, с деревянными полами, с высоким светлым потолком, коридор с подвалом и резное крылечко.
  Здесь у меня появился свой угол, письменный стол и настольная лампа. А главное, хоть на два - три часа, появилось электрическое освещение. Оценить это может только тот, кто  внезапно окажется лишен одного из благ цивилизации-электричества. Я стал запоем читать все, что находилось в домашней, школьной библиотеке и у друзей. Надо признать что и бабушка и родители к  книгам относились очень уважительно, и  несмотря на постоянную занятость  деревенскими  делами,  любили почитать хорошую книгу.
         Большинство друзей моего детства и юности появились в результате обсуждения прочитанных  книг. Так  в это время  моим другом стал  Виктор  Клюка, большой любитель охоты и рыбалки, мы вместе зачитывались рассказами о природе, путешествиях, дальних странах и диковинных животных. Виктор не закончил с нами полный курс средней школы, он ушел после девятого класса. Уехал  с другом сначала в Казахстан, где стал нефтяником, а затем позднее  все – таки вернулся  к своей школьной мечте, закончил  Астраханский  техникум рыбной промышленности. Работал инспектором рыбоохраны в Красноводске, а затем вернулся в родные края и стал рыбоводом в рыборазводном хозяйстве под станицей Михайловской. Мы долго переписывались с Виктором ,  я несколько раз бывал у него в гостях. Он увлеченно рассказывал мне о своей небольшой коллекции охотничьего оружия, о том  где он охотился в прошлом году, куда собирается  в этом году и куда планирует поехать в следующем. Показывал мне своих охотничьих собак, которыми очень гордился, рассказывал об охотничьих трофеях и искренне радовался книге о птицах, которую я привез ему в подарок. Мне кажется, Виктору  больше всех нас удалось жить той жизнью, которую выбрал  и построил он себе сам, а не сила жизненных обстоятельств. Как часто мы отступаем от своих детских и юношеских мечтаний, устремлений, задумок и делаем не то, что нам хочется, а то, что предлагают нам обстоятельства.
      С Сашей Петуниным,  мы подружились  зачитывая до дыр журналы, сначала «Техника молодежи», «Знание – сила», а позднее «Вокруг света», «Юность». Благодаря «Петеньке», как все звали моего друга, я впервые прочитал «Мастера и Маргариту» Булгакова, «Войну» Стаднюка, «Горячий снег» Бондарева, а вот осилить  «Войну и мир» Толстого из школьной программы во время не удалось. Не «читалось», скорее всего,  по причине слишком юного возраста. К осознанию некоторых книг необходимо просто дорасти, а может быть дозреть.
           С Васей Сачковым мы подружились на почве увлечения живописью, постигая секреты грунтовки холста и приготовления кипяченого льняного масла, применения  скипидара, растворителя и секретов смешивания красок. Вася был заядлым футболистом и спортсменом.
В десятом классе первая любовь и конфликт из-за этого с педагогами привели к тому, что Вася остался в десятом классе на второй год,  а мы перешли в одиннадцатый.  Это впрочем, совсем не помешало нам одновременно закончить школу. В этот год выпускалось сразу два класса, и десятый и одиннадцатый.
        Спасибо нашим учителям, они смогли приобщить нас к большому миру и мы не считали себя заброшенными на задворках страны, хоть это и громко звучит, но это главное ощущение, которое мы вынесли из школы. Мы получили заряд оптимизма и искренней веры, что перед нами открыты все пути, несмотря на все эксперименты проводимые министерством образования.     Так в 1964 году выпускному классу добавили год обучения, поэтому выпуска не было, и кто поступал в ВУЗы в том далеком теперь 1965 году, году я не знаю. Зато точно знаю, что в нашем выпускном году выпускалось сразу два класса десятый и одиннадцатый. Наш одиннадцатый, пытались профессионально подготовить,  и мы получили «корочки»  тракториста - механизатора  широкого профиля, которыми  мы  очень гордились.
         Они сохранились до сих пор. Мне эти корочки даже пригодились однажды. В студенческом строительном отряде, на целине, мне пришлось сесть за руль трактора. Моему другу Петеньке повезло больше, он был призван в танкисты, а потом трудился механизатором. Позднее он закончил заочно институт и работал механиком, заместителем директора  по технике, в совхозе, где он проживал в станице Павловской на Кубани. Думаю сейчас он настоящий фермер.
        Наверное, они пригодились и Володьке Ярошу, он всегда любил технику и механиком был по призванию всегда, да и работал он всегда с техникой рядом.
        Не  знаю, были ли они нужны нашим девчонкам, но мы все дружно учили по плакатам и в натуре гайки и болты, разбирались в тайнах работы четырехтактного двигателя внутреннего сгорания и прочих премудростях сельскохозяйственной техники  В конце концов каждый из нас смог завести трактор «пускачем» и лихо прокатиться на нем по улицам нашего  поселка.
        1961 год был знаменит не только полетом Юрия Гагарина, но и тем, что к нам в класс пришли новенькие, в том числе двоюродные сестрички: Таня Козлова и Наташа Дороженко. Вот так я и  познакомился со своей будущей женой, правда узнал я об этом несколько позднее. В девятом классе я еще не задумывался об этом, в десятом  мы с Наташей дружно готовились к выпускным экзаменам и катались на таком ярко - красном, блестящем и громко - тарахтящем  двухколесном средстве передвижения марки «Ява»  и мало представляли себе, что нас ждет дальше.
           А дальше я работал в Таганроге, а Наташа с нашей одноклассницей Верочкой Князевой  работала в Курганинске на консервном заводе. За время работы на заводе, девчата перемыли  «горы» стеклянных банок, перечистили  «горы» лука, и  пустили при этом  «море» слез. Пришлось перебрать «горы» огурцов, помидоров и баклажанов, порубить на салаты «горы» капусты и морковки. Подружка Вера осталась в нашем родном городке Курганинске, работала и училась,  и стала успешным  экономистом.
          Наш Курганинск - зеленый кубанский городок – казачья станица Курганная,  всегда для меня был  знаменит  тем, что здесь снимался фильм «Кубанские казаки». Декорации ярмарочных павильонов, построенные на выгоне, на берегу Лабы за станицей,  оказались так хороши, что в них расположился воскресный или центральный рынок, (в отличие от привокзального). Он простоял без ремонта больше двух  десятков лет.  Наш серый в яблоках, знаменитый жеребец, по кличке «Казбек», выставлялся на ВДНХ  в Москве.







  Следующая остановка нашего маршрута это главная транспортная развязка города.   
 «Автовокзал»  – все автобусное и автомобильное движение происходит вокруг  Мелек - чесменского кургана. (Захоронение1век  н.э.). История увы забывается.
 Беседуют на остановке двое оболтусов:
Что это за холм? - спрашивает один.
Да это старое бомбоубежище – отвечает другой

      На автовокзале  расположен центральный городской рынок. Отсюда от автовокзала разбегаются автобусные маршруты во все уголки города и пригородные поселки, а так же в другие города Крыма, Украины и сопредельных государств.




 

Вид на рынок с остановки троллейбуса.
 

Автовокзал
 

Мелек Чесменский курган
 


Глава 5. В большой мир.
         Отсюда, с маленького Курганинского  железнодорожного вокзала, начинался наш путь в большой мир.
        Я уехал работать в Таганрог, затем поступил учиться в ХПИ и уехал в Харьков, а  Наташа уехала в Минск к подружке  – однокласснице (Валя Дубинина уже  жила в то время в Минске). Мы переписывались, встречались, приезжая домой. А иногда, я, советский студент, разорившись на стипендию,  прилетал самолетом к Наташе на свидание в Минск…
             .Осенью 1970 года договорились мы с Наташей, что она переедет  в Харьков. Наташа рассчиталась с работы с Минского мотовелозавода, где работала в то время. Собрала чемодан и ждала меня  в аэропорту Минска. А я в это время с букетом и при параде бегал по залам аэропорта города Харькова. Самолет, на который я взял заблаговременно билет, благополучно пролетел мимо Харькова.  Как  нам объяснили в справочном бюро, из Волгограда летела международная делегация в Харьков, а далее в Минск. Но на наших немецких друзей осмотр мест былых боев Великой Отечественной  на Волге произвел неизгладимое впечатление, и они потребовали прямой и срочной их доставки в Минск и далее в Брест, минуя Харьков.
           Пассажирам предложили вернуть деньги и отправиться на железнодорожный вокзал. Народ разбредался потихоньку. А я от отчаяния и безнадежности ситуации отправился тогда к начальнику аэропорта за выручкой.  Он, на удивление доброжелательно, с пониманием отнесся к моей проблеме и отправил меня грузовым рейсом. (Наверное, свою роль сыграло то, что сам начальник работал на этом месте третий день, был переведен с какого- то далекого северного аэропорта, и был несколько ошалевшим от количества свалившихся на его голову проблем.) Самолет летел в Ригу, вез почту, для меня он сделал посадку в Минске, пришлось, правда, померзнуть в грузовом салоне. Зато через двадцать минут после посадки самолета,  я уже сидел за столом, где девчата из заводского рабочего общежития  успокаивали и отпаивали Наталью  чаем с лесной малиной, а меня угощали пирогами с грибами и рыбой.
          Рисковать еще раз с Аэрофлотом мы не захотели  и в Харьков поехали поездом.
          Наташа устроилась работать на «Шарикоподшипник», весной мы подали заявление, летом я уехал в стройотряд на целину в северный Казахстан, а 30 сентября состоялась наша свадьба.
          Тогда мы еще не знали, что 30 сентября это праздник «Веры, Надежды и Любови». Это ведь был религиозный праздник, а мы воспитывались в школе, как активные атеисты. Мы мало задумывались о «вечных» вопросах, ведь мы были молоды, жизнь бурлила вокруг нас и мы, не задумываясь, бросались в ее водовороты  и омуты. Мы с радостью носили пионерский галстук, а позднее и комсомольский значок, это давало нам ощущение нашей причастности к жизни всей нашей страны.
          Так 29 октября 1963 года нас принимали в комсомол. (В день рожденья комсомола). Райком комсомола находился в городе Лабинске, нам выделили грузовик и мы отправились в трехдневное нежданно – негаданное путешествие. Перед райкомовцами мы предстали веселые, чумазые, проголодавшиеся, но полные энтузиазма и готовые свернуть горы. Мы охрипли  и потеряли  голоса потому, что пели всю дорогу комсомольские песни. С тех самых пор и запомнилась песня про «зеленое море тайги», - которое поет – «под крылом самолета», про целину, новостройки, огоньки железнодорожных станций   о  геологах  и дальних странствиях, о моряках и летчиках. Сейчас это модно называть псевдо романтикой, а настоящей романтикой объявлять блатной тюремный жаргон. Хоть жизнь и внесла коррективы в наши взгляды, но тот щенячий романтический восторг остался в нашей душе неистребим, на всю нашу последующую жизнь.
       В 1966 году мы сдали выпускные школьные экзамены. Получив аттестаты «зрелости» вчерашние школяры  разлетелись по всей стране, по всему тогдашнему Советскому Союзу от западных границ до Владивостока.   
       На наш выпускной с утра шел дождь. Мелкий, нудный, долгий, обложной.  Он пытался испортить нам настроение, но это у него не получалось никак. Настроение было приподнятым и улыбки не покидали наших, слегка очумелых,  физиономий. Торжественное напутственное слово  произнес  наш  бессменный директор школы - Гиль Борис Григорьевич. В нашей школе долгое время не было  учителя иностранного языка, поэтому  нас учили все понемногу, кто какой язык учил в свое время тому и нас пытался научить. Когда пришел в школу Борис Григорьевич  он попытался за два года научить нас свободному владению немецким языком, но я, к сожалению,  всю свою жизнь писал : иностранным языком владею со словарем, т.е.  знаю буквы.
         Музыка, школьный вальс и вот наконец-то мы отправились встречать наш  первый  взрослый рассвет в лес, к Лабе. Если приложить к уху морскую раковину, говорят можно услышать шум прибоя, а я всегда слышал шум бегущей горной речки.
         Праздничный стол наши девчонки накрыли в доме у Люды Ябуровой, родители которой тактично оставили нас в этот праздничный вечер одних. Дом стоял на лесном кордоне, на опушке леса , недалеко  от поселка.  Отец  Людмилы работал в лесничестве.
           Люда Ябурова и Люба Непляхина   две самые веселые и неразлучные подружки, которые первыми уехали после окончания школы и я почти ничего не знаю об их дальнейшей судьбе.
      Праздничный вечер был долгим. Мы говорили тосты и пожелания, говорили признания и откровения, говорили о прошлом и говорили о будущем, танцевали под радиолу, пели любимые песни и снова говорили обо всем и все сразу, шумели и смеялись.
           Нас, выпускников одиннадцатого класса было тринадцать. Но вместе с нами в этом году выпускался и десятый класс. Мы разделили пирамидку с деревянными колечками( каждому по колечку на память) и обещали встретиться через пять лет ну обязательно и непременно. К сожалению, не получилось по разным причинам.  У каждого нашлись свои причины в новой  взрослой жизни.  Летом 1971 года я уехал на целину в студенческий стройотряд. В этом году мы создали с Наташей нашу главную ячейку общества. У всех нашлись тогда срочные дела, а встретимся мы обязательно, только чуть попозже, так говорили мы себе. А попозже конечно приезжали и встречались, но не все и уже не так, как тогда хотелось и мечталось в тот незабываемый летний рассвет.
            Ближе к утру,  мы  поутихли и немного загрустили, присели на дорожку, помолчали и вышли встречать рассвет, на опушку леса, к Лабе.
        Лаба моя, красавица Лаба!
        Мне ясно слышен шум твоей воды,
        И манит глубины бегущая прохлада,
        И ломит зубы от студеной чистоты.
Приходит запах давнего костра,
Мне кажется , что детство возвратилось,
Все ясно помнится, ну словно бы вчера,
Мне это все нечаянно приснилось.
       Лаба моя, красавица Лаба!
       На берегах твоих нам так мечталось.
       И разбросало нас в чужие города,
       И от Лабы лишь ниточка осталась.
Куда бы ни водила нас судьба
Из родников твоих нам хочется напиться.
Мы снова возвращаемся сюда
И это чтобы не остановиться.
      Лаба моя, красавица Лаба!
      Неси и дальше свои пенистые воды.
      И пусть нам не придется никогда
      Забыть далекие и радостные годы.
       Дождик стихал, но небо было в тучах и казалось  рассвет тоже грустил вместе с нами о том, что школьные годы пролетели и о том, что мы расстаемся.           На нашей выпускной фотографии 1966 года мы вместе оба  выпускных класса десятый и одиннадцатый и наши педагоги.
           Вот Булыга Павел Иванович.  На его уроках мы путешествовали по всему земному шару, из его рассказов поняли, что американцы тоже люди, но  они вверх ногами ходят, и утром, когда мы идем в школу, они ложатся спать.
        Вот Муратова  Анастасия Степановна. На ее уроках мы отправлялись в прошлое, бились с рыцарями на Чудском озере, вместе с крестоносцами отправлялись в крестовые походы, или мучительно вспоминали  даты войны алой и белой розы, а события новейшей истории находили отражение в каждой нашей семье. По правде сказать, все события до нашего рождения казались нам  тогда древнейшей историей.
       Вот Анучин Дмитрий Петрович – с ним мы изучали законы геометрии, законы треугольников нам казались тогда такими сложными, хотя  потом  в жизни треугольники встречались и посложнее и позаковыристей. Под его баян  мы учились петь героические и лирические песни  о гражданской войне, военные марши и другую самодеятельность. На уроках пения  он нам играл на мандолине,  а иногда, когда мы вели себя пристойно, то и на скрипке. У нас были и свои музыканты. Володька Ярош превосходно  играл на баяне. А когда  в клуб совхоза приобрели духовые инструменты,  то все мы  записались в оркестр и хотели стать музыкантами, но не всем это удалось. Мой дружок  Петенька стал  все-таки настоящим музыкантом и научился играть на  баритоне, это такая труба, которая   ведет основную мелодию в духовом оркестре.
            Мамонтова Лидия Петровна – физика для нас была  острием  научно – технического прогресса. Достижения физики впечатляли, задачи по физике вселяли уныние, гранит науки казался несокрушимым, но мы учились его сокрушать и это у нас даже иногда  получалось.
           Садовничая Валентина Николаевна – это благодаря,  ее заботам мы познали бином Ньютона, а такая сложная наука как математика стала нам немножко ближе и понятней.
            Гиль Борис Григорьевич – наш бессменный директор – пытался научить нас немецкому языку – в результате в анкетах мы пишем:- немецким владею со словарем, то есть практически никак. Но здесь нет его вины, будь это английский или иной язык мы бы учили его гораздо успешней, чем язык тех солдат, которые не так давно топали по нашей земле своими сапогами.
           Нет на фото нашей классной,  Ангелины Андреевны, она нас учила химии. Периодический закон и таблица Менделеева всегда были перед нашими глазами, меня  это и привело позднее на химфак  политехнического института.
             Нет на этой фотографии и  многих других, кто занимался с нами не так долго или по какой-то случайной причине не попал на нашу выпускную фотографию.
         В школьные годы,  мы  постигали не только азы наук, но и азы социальной культуры и семейной этики. Мы дружили и влюблялись, ссорились и мирились. Первой  семейной парой состоявшейся из наших школьных взаимоотношений стала семья Володи Яроша и Лены Синициной. Они из одного выпуска, хоть и из разных классов. Длинная дорога в школу и из школы способствовала образованию семейного союза. Наша, с Наташей, семья  образовалась позднее, но выросла она из тех же школьных будней и праздников. Из того далекого времени когда мы еще только собирались стать взрослыми: - « и все учились понемножку чему-нибудь и как- нибудь» - как сказал классик.
               


               
      Следующая остановка на пути движения нашего троллейбуса это - «улица Еременко». В районе остановки  находится сквер летчиков.
    А далее  «СРЗ» – судоремонтный завод. Здесь находится административный центр города  – здание горисполкома. Рядом главная гостиница города - гостиница  Керчь. Напротив морвокзал, перед ним сквер в нем памятник адмиралу Ушакову и   . В сквере  прекрасная детская площадка. Дальше идет строительство элитного  яхтклуба  «Золотой символ»


 

Памятник погибшим летчикам в Великой Отечественной войне.
 
Не забыт у нас и Великий Кобзарь.

 

 Фонтан у входа в мэрию
 

В сквере у морвокзала такой знак

 

И такой знак

 

Памятник адмиралу Ушакову

 

И настоящий адмиралтейский якорь.

 

А вот и сам морвокзал.

Глава 6. Начало.
                На развилке трех дорог   Стоит город Таганрог.      Ни проехать, ни пройти,      Ни по морю обойти…

              Мы, с моим ближайшим соседом по поселку Вовкой Панариным, очень хотели летать. Тогда все мальчишки хотели летать.  «Есть одна у летчика мечта – высота…» - пелось в песне тех лет. Поэтому, как только мы получили  аттестаты, мы тут же  собрали необходимые справки и срочно отослали документы в Ростовское училище гражданской авиации. Вызова на экзамен  мы так и не дождались. Решили ехать и узнать в чем дело. В приемной комиссии нам показали большой бильярдный стол, заваленный нераспечатанными письмами, В этот год учебные заведения могли себе позволить отбор абитуриентов даже  по адресам на конверте. Нам предложили самим найти свои письма и забирать их нераспечатанными.
             Прокопавшись в этой горе часа полтора, мы с нашими документами оказались на улице, т.е. на лавочке в Ростовском аэропорту. Мое внимание привлек плакат Харьковского авиационного института, там еще принимались документы  и я через час улетел в Харьков, а Володя решил ехать домой и остался на лавочке, где его вскоре обнаружил младший лейтенант из Армавирского военного авиационного училища. Этот лейтенант занимался , как теперь говорят профориентацией, набором в родное училище. Так мой друг Вовка стал курсантом, а потом  военным летчиком – штурманом дальней авиации. А я отчаянно сдавал химию, физику, даже написал сочинение в Харьковском авиационном институте.  Срезался я уже  на последнем экзамене (письменной математике) и по этой причине конструктора самолетов, вертолетов и ракет из меня не получилось.
            Более того, мы с моими друзьями: Петенькой ( Сашей Петуниным) , Лешкой (Алексеем Безматенным) и Коляном (Николаем Горяиновым –его семья переехала в Курганинск с нашего хутора «Южного». Николай  тоже выпускался в этот же год вместе с нами, но только уже в ШРМ- школе рабочей молодежи)   не смогли попасть даже в сельское профтехучилище. Лешка уехал сразу в Таганрог, где устроился  работать учеником токаря на Комбайновый завод и жить на квартиру к своему мастеру в каморку без окон и дверей. Мы втроем приехали к нему через месяц. Три дня мы ходили по улицам города из дома в дом и искали квартиру.  Никто не хотел сдавать квартиру молодым оболтусам, приехавшим в поисках счастья за три - девять земель в чужой город, не имеющим  ни специальности, ни знакомых, ни друзей в этом городе – имея только огромную уверенность в собственных силах и непреклонное желание свернуть горы. Без прописки и жилья нас не брали на работу.
       На четвертый день мы попали в район порта и увидели вывеску общежития. Через два часа мы уже были приняты на работу и поселены в одной комнате этого общежития. И началось для нас  Время сказочное, счастливое и беззаботное. За забором, в порту, раздавались гудки пароходов, шумел прибой за окном общежития и в соседнем дворе, где располагался  Таганрогский яхт-клуб, хлопали паруса крейсерских яхт. Соленый ветер с моря приносил запахи заморских стран, каждый день был полон ароматов и предчувствий грядущих перемен и свершений, синяя птица хлопала крыльями у нас под окном.
          Очень скоро Лешка, бросил свой завод  и перешел к нам в общежитие. Мы вместе работали, вместе проводили свободное время. Забегали после работы в припортовый буфет выпить кружку пива и послушать очередную  невероятную историю,  какого - либо заблудившегося  бывалого морского волка, зачитывались морскими рассказами и сказками Грина, по вечерам ходили в городской парк, где на танцплощадке играл духовой оркестр.  В обеденный перерыв прихватив пару досок  в портовом доке спешили в яхт-клуб,  где затаив дыхание смотрели как старый шкипер  клеит новую мачту, вместо старой, разбитой осенним штормом, помогали ему латать пробоину в борту, шлифовали, до кровавых мозолей, корпус нашей красавицы «Веги» - крейсерской яхты, Дивной музыкой звучали незнакомые нам, выросшим вдали от моря, слова: грот и стаксель, рында, оверштаг, шкот… Мы ловили каждое слово нашего старого капитана и были бесконечно счастливы,  когда выходили, наконец-то, в море. Мы были бесконечно благодарны ему, когда он поручал кому-то из нас румпель. Яхта, словно живое существо, слушалась малейшего  движения руля, и ветер казался другом, и брызги случайно срезанной  верхушки шаловливой волны еще больше придавали азарту этому,  призрачному, и почти нереальному, фантастическому полету над морем. Мы тогда не могли и поверить, что очень скоро нас разбросает в разные стороны света, как горошины из спелого стручка, мы твердо были уверены в том, что не сегодня-завтра мы все вместе отправимся в чудесное  кругосветное путешествие, полное невероятных приключений и счастливых незабываемых  событий. Море смеялось, море пело, море баюкало нас на своих ласковых волнах. Звезды сверкали громадными алмазами, каждое слово было наполнено до краев недосказанной тайной и глубочайшим смыслом существования всей вселенной.  Нам хотелось перемен, нам хотелось новизны, мы словно весенняя пашня ждали посева.
         Так прошел год.
        Петеньку осенью призвали в танкисты. Отслужив в армии, он вернулся  домой, к родителям на Кубань и стал работать механизатором, потом механиком. Мой друг всегда любил поковыряться в моторе машины. Там он женился и вырастил своих  детей. Теперь уж наверно растит внуков.
       .Как выяснилось в Таганроге, на комбайновом заводе работал еще один наш выпускник десятого класса, Коля Иванисов, и по заведенной тогда традиции, мы всей дружной кампанией, весной провожали его в Армию.
       Лешка через год поступил учиться в  сельскохозяйственный институт  в Ярославле и  после успешного  окончания работал  по распределению в селе Ярославка, Ярославской области. Был хлеборобом и животноводом руководил и заведовал профсоюзом  в сельском хозяйстве. Женился,  растил и воспитывал трех  дочерей.
      Колька Горяинов дольше всех продержался в Таганроге, целых три года,  но и он уехал в далекий город, туда, где встает солнце, на самом краешке земли русской - в город Владивосток.
       Когда  пришло лето, я тоже уехал. Уехал на подготовительные курсы  в Харьковский политехнический институт, целый месяц старательно вспоминал школьную программу, сдал экзамены и стал студентом. Отучился почти шесть лет, получил диплом инженера – химика – технолога и по распределению приехал работать в город Керчь. Впечатления о некоторых  студенческих  буднях, похожих на яркий праздник, запомнились на долгие годы всей моей последующей жизни и перебили ранние впечатления о Таганроге. Тем не менее, первое время мы с друзьями из Таганрога активно переписывались, даже навещали друг друга, потом реже, потом иногда посылали праздничные открытки, а теперь просто вспоминаем наши самые счастливые годы.   



               


   А теперь самая главная площадь города: здесь памятник зодчества 14 века, действующий храм Иоанна Предтечи соседствует с Вечным огнем мемориального комплекса Великой Отечественной войны, отсюда расходятся три пешеходных дорожки: - во первых по Ленинской, по центральной улице города от зданий главпочтамта и театра им А.С.Пушкина мимо многочисленных торговых, развлекательных заведений, банков, кафе, книжного и Арт-магазина, пивоварни и далее через сквер Володи Дубинина с выходом к кинотеатру Украина.
- во вторых по набережной  от здания института  южных морей, где имеется прекрасная экспозиция экспонатов обитателей Азовского, Черного моря и  Индийского океана, мимо причалов с прогулочными катерами ( которые дадут  вам возможность увидеть Керчь  с рейда, где ждут очереди  суда,   направляющиеся в порты  Керчи или проходящие Керченским проливом в   Азовское море, увидеть косу Тузла и старую крепость.) На набережной, в многочисленных киосках,  можно подобрать на память о городе сувенир на любой вкус и цену. Здесь расположена водная станция и разнообразные аттракционы, гостиница и турецкие бани
- в третьих это  лестница на гору Митридат от Вечного огня мимо художественной галереи  до памятного шпиля стелы, сооруженной в честь освобождения города еще в 1944 году. День освобождения Керчи отмечается горожанами  11 апреля всегда очень  дружно и трогательно.  Для тех , кто  преодолел все ступени, пересчитал их и не сбился со счета, может смело загадать желание, говорят оно непременно сбудется.  И для всех откроется замечательный вид  на город и море от которого просто захватывает дух.

 

Памятник герою пионеру Володе Дубинину.
 

Керченский грифон – знак города.
 Фонтан перед зданием городского театра.

Мемориал воинам освободителям и вид на большую митридатскую лестницу
 
Церковь Иоанна Предтечи.

Глава 7. «Мои университеты». Впечатления о некоторых студенческих днях
                Будет еще небо голубое,                Будут еще в парке карусели...
Это ничего  что мы с тобою,       До сих пор жениться не успели.

     Так поется в одной старой студенческой песенке. Студент вольная птица, пока  не успел обзавестись разными  семейными заботами,  и поэтому только сессия несколько усмиряет беззаботный  и несколько,  даже буйный,  нрав студенчества.
      Для  поступления  в Харьковский политехнический институт, помня печальный опыт 1966 года, я приехал сам  и пораньше - в конце июня. Сдал документы на подготовительные курсы, получил направление на поселение в общежитие и отправился поселяться.
          Общежитие химмаша и неоргаников находилось на улице Веснина, рядом с ипподромом, возле  парка Горького. Еще продолжалась летняя сессия и в комнате, куда меня поселили, двое третьекурсников на несколько минут оторвались от своих чертежей и схем, буркнули что-то невразумительное и снова уткнулись в свои «Процессы и аппараты». Третьим оказался первокурсник Федя Васютин – теперешний  декан  Н- факультета . Он досрочно сдал последний экзамен и уже в ранге второкурсника на следующий день отправлялся в Харьковский областной студенческий строительный отряд. Он сделал мне экскурсию по ближайшим жизненно важным торговым точкам и ознакомил со студенческим бытом.
         Год работы в Таганрогском морском порту и проживания в его общежитии не прошли даром, и поэтому  я спокойно воспринял условия  и общественный уклад  студенческой жизни, хоть и было много нового и любопытного.
           Надо сказать, что общежитие наше видимо, было уже один раз достаточно красочно описано Ильфом и Петровым, но имело свои отличительные особенности. Оно состояло из двух зданий связанных переходом на уровне третьего этажа. Вход был у химмашевцев, где имелась строгая проходная с вертушкой и неподкупным  вахтером, а к нам на первый этаж соседнего здания, где жили неорганики
( этот первый этаж именовался трюмом), нужно было долго добираться по узким переходам на уровне третьего этажа и мрачных лестничных маршей. Позднее мы, конечно же, оценили в полной мере все преимущества нашего «трюма».
         Целый месяц я упорно «грыз» на подготовительных курсах, подзабытый в Таганрогском порту, школьный курс наук, сдавал экзамены и наконец- то получил радостную весть – зачислен!
          Нас, первокурсников, поселили в угловую комнату ( в ней стояло девять кроватей, два шкафа, стол и четыре стула ). Подобралась, чисто случайно, такая очень интересная интернациональная команда: грузин –Алхазишвили, азербайджанец  - Алик Бабаян;  Виктор Мкртычевич  Мовсесян ( отец армянин, мать полька, а я русский по паспорту – говорил Виктор), Ваня Сидоренко и Ваня Зезекало «з пид Полтавы», Толик Ворона и Виталик Калайдо – русские ребята , я приехал с Кубани  да еще пару старшекурсников добавили: - третьекурсник Паша Украинский , да пятикурсник Владимир  Задорожный –  «вечный»  студент, имевший  в студенческой среде уважительное прозвище  «Профессор», исключительно за знание преферанса.
          Окошко « нашей обители» выходило на каменный  забор возле трамвайной остановки. Очень удобно было запрыгнуть на бордюр оттуда на заборчик и далее на широченный каменный подоконник. В первый же месяц наша комната стала проходным двором, зато в следующем мы потеряли ключ от входной двери и долго  пользовались привилегией отдельного входа. Когда  меня включили в состав сборной по велоспорту, то я умудрялся входить, таким образом, в комнату вместе с велосипедом, который хранил под кроватью.
       Первый курс как всегда начинался с сельхозработ. Нас отправили убирать урожай в ближайший подшефный колхоз. Из колхоза мы привезли в общежитие мешок картошки и мешок сахару. Картошка была съедена, остатки сахара были превращены в бражку по всем законам химии в качестве тары и для конспирации инициатором и исполнителем Пашей Украинским был использован огнетушитель в коридоре. Сие действо он произвел,  дабы реабилитировать себя после неудачного рейса в гастроном. В один из вечеров Паша  был делегирован   за бутылкой популярного, тогда в нашей студенческой среде вина белого «мицного», а принес бутылку очень дорогого  импортного «сухаря», от первого глотка которого сводило судорогой челюсти, а на второй глоток  решались,  далеко не все.
      Увы, попытка  восстановления доброго имени студента неорганика снова была безуспешной. Однажды вечером, как всегда по закону невезения, в один из редких приходов в общежитие зам декана Нитченко,  «забродивший» огнетушитель сработал и окропил комиссию бурой пеной с весьма подозрительным запахом. На следующий день все огнетушители в общежитии сняли на перезарядку.
        Первый семестр закончился очень быстро и сразу расставил акценты на нашем житье - бытье: успевать надо все,- на лекции можно не ходить, но экзамены надо сдавать без хвостов, стипендия маловата , но без нее совсем худо, лабораторные и практические должны быть всегда сданы, а зачетка всегда при себе, даже в бане.
        На праздник к 23 февраля девчонки нашей группы подарили нам книгу - «Кобзарь» в красивом подарочном переплете на украинском языке и по вечерам, провинившиеся нарушители студенческого быта нашей комнаты, обязаны были выходить в коридор и громко, с выражением, читать  творения  классика. Посмотреть на это событие собиралось все население нашего этажа.  И хотя такой  интернациональный состав нашей комнаты был совершенно случаен, мы подружились и прекрасно ладили друг с другом.
     Отдельное слово о нашем старшем товарище по комнате, о «вечном студенте» Задорожном.
       Вовка Задорожный – учился на нашем факультете в общей сложности более десяти лет. За это время он успел поработать лаборантом, отслужить в Армии,  поучиться и на дневном и на вечернем отделении и побывать в академическом отпуске, быть отчисленным и вновь восстановиться. От природы Вовка   имел  феноменальную память. Он любил поражать воображение первокурсников  и первокурсниц, цитируя наизусть учебник общей химии под редакцией Глинки. Это действительно впечатляло. Он просил раскрыть учебник на произвольной странице, называл раздел и начинал цитировать, обычно начиная с самого начала раздела,  и если не абсолютно точно, то очень и очень близко к тексту.
         Кроме исключительной памяти  наш вечный студент обладал очень живым  и весьма  беспокойным характером азартного игрока. Он играл во все известные нам  игры и не только карточные.  Каждый вечер за нашим столом разыгрывалась пулька и молодые кандидаты наук  и аспиранты, получив денежное довольствие, регулярно приходили повысить свой класс игры в преферанс к «Профессору».
      Часа в три ночи можно было наблюдать в нашей комнате такую картину: посередине, под одной из лампочек, за столом расписывается «пулька». Игроки в пальто и перчатках. Над столом дым, хоть топор вешай. Форточка открыта, в нее с одной стороны выходит дым, а с другой стороны летят красивые белые  снежинки, припорошив подушки двух ближайших кроватей. На одной из них крепким, можно сказать, богатырским и абсолютно безмятежным сном спит Ваня Сидоренко, на другой двое третьекурсников постигают азы преферанса и дуются в «гусарика». На следующей кровати Алик Бабаян зубрит на завтрашний день ответы на семинар по истории партии. Далее Валерка Алхазишвили и Витек Мовсесян, вяло переругиваясь,  обсуждают достоинства  девушек- медичек с которыми накануне познакомились. Мы,  с Ваней Зезекало  забравшись за шкаф, пытаемся вникнуть в суть интеграла, а Виталька Калайдо, привязав к нитке сухарик, пытается дрессировать нашу общую любимицу, маленькую серую мышку по кличке «Химоза».
         Когда интеграл начинает нами восприниматься как некое  живое существо и наше терпение заканчивается, мы с Ваней вскакиваем и начинаем бороться между собой. При этом все оживает, начинает самостоятельно двигаться, летать,  переворачиваться вверх дном и искать пристанища понадежнее. Стулья и чертежные доски перемещаются как в замедленном кино. Третьекурсники бросают карты, ругаются, что в этой комнате совершенно невозможно заниматься ничем серьезным и уходят к соседям. Там тихо, темно и скучно. Поэтому минут через двадцать они тихонько возвращаются на исходные позиции.
        Преферансисты, молча, поднимают чертежную доску с текущими  итогами результатов партии и стойко переносят весь этот ураган или землетрясение местного масштаба. Они абсолютно спокойны, потому, что «Профессор» в случае необходимости восстановит весь ход партии и распишет вновь все, до последнего виста и не было случая, что бы Вовка Задорожный ошибся или сознательно сжульничал. Мышка убегает в свою норку под плинтусом. Виталик с Аликом уходят на кухню поискать чего-нибудь съестного и не найдя ничего, принимаются жарить картошку. Вскоре на запах начинает собираться все недремлющее население нашего «трюма». Большой, упитанный и неторопливый Алхазишвили и маленький, худенький и вертлявый Мовсесян, пытаются успокоить нас с Ваней своим нескончаемым рассказом о том, как правильно надо бороться,  и какие великие борцы живут у них на родине. И только Ваня Сидоренко, перевернувшись на другой бок, продолжает спать все также невозмутимо и безмятежно.
        По субботам Задорожный, со своим другом, регулярно ходили на ипподром, благо далеко ходить не надо, крики болельщиков доносятся из-за забора.  «Для души и  подкормить лошадок» - говорил Вовка, но на тотализаторе за все известное время они выиграли только однажды и это был праздник для всего нашего Н - ского этажа. Мы все подшучивали над «профессором» и говорили, что не только  « лошадкам на сенцо» перепадает с его скромных студенческих доходов, но и новый каменный забор вокруг ипподрома тоже выстроен на его средства.
         Однажды его уговорили поехать в стройотряд, на целину, и он поехал скорее на спор, чем по зову сердца или крайней необходимости. Перед отъездом он купил билет не то художественной, не то музыкальной лотереи. Как азартный игрок по натуре Вовка играл, во все известные игры, и частенько бывало «влипал» в разные авантюрные истории, но тут ему просто повезло, и он  выиграл пианино. В стройотряде он познакомился с Настей выпускницей интерната,  ученицей ПТУ, работавшей на практике продавщицей в сельском магазине. В этом магазине Вовка отоваривался сигаретами «Прима» производства Тбилисской фабрики №2 . Они отличались тем, что кроме студентов их никто не покупал. Каждая сигарета после нажатия становилась похожа на колючую проволоку – из нее во все стороны вылезали кусочки корней, стебельки и черешки различных растений, но только не табака, хвойных иголок, стружек и древесных опилок и прочих сложных ингридиентов из которых собственно и изготавливались эти сигареты.
      Через месяц при  очередной ревизии у практикантки обнаружилась крупная недостача и Вовка как настоящий джентльмен,  вытащил из кармана билет с выигрышем, выложил его на прилавок перед удивленными  ревизорами. Вовка погасил недостачу  и забрал зареванную  «растратчицу»  с собой  в Харьков, и потом при  всяком удобном случае  всегда с гордостью говорил, что жену себе он выиграл  по лотерейному билету.
            У нее  не было документов, не было прописки.  Их не расписывали в Загсе потому, что она была несовершеннолетней. Но в нашей громадной комнате студенты  им выделили уголок, отгородили двумя шкафами и через полгода они отпраздновали свою скромную студенческую свадьбу.  За этими заботами он едва не пропустил сроки своей долгожданной  защиты диплома и весь дружный наш этаж, чем мог помогал собрать его дипломные материалы, рисовал схемы и болел  на его защите. «Вечный» студент наконец то защитился и молодой специалист отправился работать куда – то в НИО…ХИМ…ДЫМ.. ПРОМ…
      Чего не могли сделать все профессора и деканы в течение долгих его двенадцати студенческих лет – запросто решила простая ученица ПТУ, и нерадивый  Вовка Задорожный- «вечный студент» и игрок стал наконец-то взрослым человеком, дипломированным специалистом , отцом семейства и с сожалением, а может и с радостью покинул наше студенческое братство.
    Наш троллейбус спешит вдоль набережной и  вот следующая остановка  «Музей». Здесь расположена  дирекция  Керченского городского историко – археологического  музея  и его основная экспозиция.  Тут сосредоточены практически все сведения об истории нашего  края и  города. Нашему музею около 200 лет.
    Остановка  «Военкомат»  или  «Больница водников», тут тоже все понятно.












Глава 8. Весна.
      Однажды утром, ранней весной, когда солнышко припекало так, что на лекциях было  усидеть невозможно, мы с моим дружком Ваней Зэком сбежали с лекции и решили отправиться в парк Горького, на природу. ( Зэком Ваню звали потому, что перед поступлением он был пострижен наголо, так как готовился в солдаты, но попал в студенты, а прическа  осталась и отдавала криминальным оттенком.) Наше внимание привлекла такая удивительная  картина - под нашим окном на раскладушке загорал наш сосед Лешка Сухорученков – студент второго курса. Он пил пиво из трехлитровой банки и слушал патефон. Патефон был куплен по случаю в прошлое воскресенье при посещении Благовещенского рынка. Это был старый, скрипучий, поцарапанный и местами поржавевший механизм, но пластинка была шикарная (одна – единственная) с одной стороны вальс «Амурские волны» с другой «Брызги шампанского». Со всем этим реквизитом мы уже втроем через несколько минут появились на центральной аллее парка. Остановились, осмотрелись, отпили по глотку пива из трехлитровой банки, накрутили пружину патефона и поставили пластинку. Подошло несколько знакомых студентов с модными транзисторными приемниками. Мы начали медленное передвижение по центральной аллее, через десяток метров мы отпили еще по глотку и перевернули пластинку.  К нам на необычное зрелище стал подтягиваться народ из боковых аллей. Когда мы подошли к концу аллеи, за нами уже собралась громадная толпа, которая шумела, галдела и пыталась выяснить «А в чем собственно дело? Что за шум и по какому поводу демонстрация? Или  что дают?». Очень скоро нам пришлось объясняться с ребятами в красных погонах. Мы никак не могли объяснить, что никакого митинга мы не собирали и никаких политических требований не выдвигали, а просто погода замечательная  и музыка на нашей пластинке такая, что никаким транзисторам с ней не  сравняться и мы не нарушаем общественный порядок, а вроде как совсем наоборот, пытаемся  влиться в число отдыхающих. На подмогу пришлось срочно вызывать «Адмирала».
     В сентябре, когда мы вернулись с  целинного  студенческого строительного отряда, нас снова потянуло в родной нам  парк Горького. Под ногами шелестели  листья, изредка в них попадались пустые корки от  каштанов. Ване Отченашенко ну уж очень - очень захотелось достать каштанчиков. Он решил потрусить несколько деревьев  на центральной аллее в позднее вечернее время. Ребята в красных погонах и тут успели вовремя, сняли нас с дерева и повели в участок для проведения с нами «душеспасительной», воспитательной беседы. Трудно сказать, чем бы закончились такие воспитательные  беседы, если б на помощь к нам не приходил «Адмирал» -  Нина Ушакова, наш боевой комсомольский вожак – член ЦК комсомола Украины. Во всех сложных ситуациях и отношениях с внешним миром она  неизменно выступала нашим незаменимым и арбитром и адвокатом. Она умудрялась вовремя оказаться в нужное время в нужном месте и умела повернуть ход дискуссии в нужном направлении. Уж что – что, а эти все баталии она выиграла блестяще.
         Мы все это хорошо помним, ведь это было совсем недавно и воробьи, которые купаются  с криком все в той же луже, расскажут вам обо всем этом, если вы захотите подойти к ним тихонько и постоять рядом с ними пять минут на центральной аллее парка весной, после первого же теплого дождя. Об  этом можно,  наверное, прочитать и между строчек тех конспектов, которые ведут наиболее нерадивые из ее нынешних  студентов. Это ведь с ее легкой руки мы уезжали летом в студенческие строительные отряды по всей нашей, тогда бескрайней стране: на целину в Казахстан и на стройки Туркмении, в Харьковскую область и в далекую Тюмень, ехали в тайгу и  оставались в Харькове строить свой новый корпус.


    Далее по нашему маршруту остановка «Боспорский переулок».  Вот почтовое отделение а напротив расположен офис  инвестиционной фирмы «Рада» а вверх по склонам Митридата карабкаются домишки старой Керчи, которые так любят художники и студенты  художественных учебных заведений.
    Дальше следует остановка «КУОР». Тут и рыбный порт, и  хлебный терминал.  Гостинница «Меридиан» бывший межрейсовый дом отдыха  моряков. Отсюда  отправлялись в дальние рейсы большие рыболовецкие траулеры, на океанский лов рыбы. Надеемся , что наши рыбаки еще забросят свои сети в океанские просторы.

Глава 9. Лето.
 Калабашка моя, калабашечка!
Восемь дырок в штанах - одна рубашечка.
Калабашка моя, калабашная,
Ах, ты жизня моя - да бесшабашная.

Кто-то едет на Кавказ, чтоб погреть живот.
Кто то просто в гастроном за вином идет,
Нам другая жизнь нужна - беспокойная-
Жизнь -  как русская песня  - привольная.

   - пели мы в полночь свою отрядную песню, на  платформе Харьковского вокзала, уезжая на летние каникулы в Кустанайские целинные степи, в ССО -студенческий строительный отряд «Современник» «Калабашки» свои –
то бишь,  строительные,  штукатурные ковши, мы с Ваней, как главные калабашники,   держали за поясом, в рабочем состоянии - отмытыми, даже начищенными и продезинфицированными.
          Студенческие строительные отряды это особое явление в нашей тогдашней  студенческой жизни.  Если студенческие годы это праздник жизни, то ССО, как мы считали тогда, да и продолжаем считать сейчас, это подарок к этому празднику. Стройотряд  давал  возможность многим из нас заработать средства для продолжения учебы, но гораздо больший заряд бодрости и оптимизма  мы получали  сами  от нашей совместной  работы. От чувства  единения и сопричастности к той улице, которую мы оставили в далеком поселке Кустанайской области,  от радости выполненной  работы  в зданиях  школы, садика и магазина, которые мы построили своими руками от первого забитого  колышка до конька на крыше. Это была школа нашей первой  взрослой жизни  и самостоятельной производственной деятельности, первого творчества, удивления от результатов приложения собственных сил и познанию своих возможностей.
          Мы едем в Кустанайскую область, район Кара-су, совхоз Майский. Сессия сдана досрочно. Поезд, целый состав,  отходит в полночь от Южного вокзала города Харькова под звуки марша «Прощание славянки».
          Два неразлучных друга: Вася и Ванечка уже две недели не разговаривают. Они поссорились,  решая в какой отряд им ехать - на целину или в Тюмень.  И вот, в результате, Ванечка никуда не едет. Он пришел проводить нас демонстративно в майке и шортиках: «Завтра с подружкой уезжаю отдыхать на Черное море, буду загорать до цвета шоколада» - говорит он и показывает билеты на поезд Харьков – Симферополь.
        Вася едет на целину. Он человек неторопливый, степенный  и очень обстоятельный. Вася – наш отрядный завхоз. Он, как боцман на корабле, отвечает за порядок на погрузке, за весь инструмент и за груз который мы везем с собой. Он  отмахивается от Ванечки и молчаливо и деловито пересчитывает, наверное, в сотый раз ящики, мешки, сумки, пакеты и коробки. Кроме необходимого нам рабочего инструмента, в подарок поселковой школе мы везем набор химической посуды в кабинет химии - с ним возится наша пионервожатая - она будет вести с местными  ребятишками летний школьный лагерь дневного пребывания. У поварихи сухой паек на дорогу и секретные приправы. В состав отряда взяли художника - студента художественно - промышленного института. В колхозе он будет оформлять местный дворец культуры. За излишнее пристрастие к новым формам монументального изобразительного искусства он, у наших остряков, получил прозвище «Граффито». У наших соседей, студентов Химмаша – водитель – студент ХАДИ, а у нас есть свой неорганик – Гриша Готилов – раньше, до поступления в ВУЗ, он  шоферил в своем селе. Есть и доктор – студент мединститута. Наш «Пилюлькин» будет целое лето вести прием больных в сельском фельдшерском пункте и надо признать, что к нему на прием будут ехать пациенты из десятка ближних и дальних окружающих сел.
       Вот и гудок локомотива. Поезд стучит свой извечный вопрос. Третий раз пересчитываю своих «бойцов», что - то никак не сходится. Наконец вытаскиваю на свет божий «зайца». Как провожал нас в шортиках и майке, потеряв босоножки в лихом танце, с нами не удержался и уехал Ванечка. Пропал загар на море и билеты в Симферополь и подружка уедет без него, но Ванечка счастлив, просит не ругать и не высаживать его, и не отправлять назад. Тут же на «Совете» решили «зайца» простить, зачислить в отряд, взять с собой и срочно экипировать всем миром. Вскоре нашлись и потертые штаны с дырками, и одна рубашечка, и даже кеды подходящего размера. Так рождалась наша отрядная песня.
       За трое суток дороги наговорились, напелись, наспорились на десять лет вперед.  Переехали Волгу. Бросили с моста в воду традиционный пятачок, на счастье и чтоб вернуться. Наконец ночью, на глухом полустанке состав выбросил нас в степную тишину, хрюкнул и убежал дальше.
       Утром мы уже на месте, обживаемся. Поселок Майский. Степь куда ни кинь взгляд, словно море. Глазу не за что ухватиться. Ночью как то выехали со своим водителем и заблудились, попали к соседям за 150 км.
        Все заняты. Готовится инструмент, набиваются ручки и рукоятки, точатся пилы и топоры, на площадке забиваются первые колышки будущих фундаментов жилых домов, магазина, коровника, школы, детского садика. Наши бравые плотники, Ванечка и Вася  установили умывальник и душ, под руководством «Пилюлькина», и ушли за лестницей. Доктор ходит в задумчивости, что бы еще сделать, наконец, решает сам налить воды в душ и испытать его рабочую готовность. Возвращаясь из правления колхоза,  я вижу,  как доктор балансирует на двух табуретках с ведром воды. И вот еще одно неосторожное движение и наш, доктор «Пилюлькин» на земле с вывихнутой рукой. Рука, словно плеть, висит, выступая из плеча неестественно низко и страшно. Плечо начинает распухать, доктор хоть и не кричит,  но сдерживается с трудом, а я отчетливо понимаю, что сейчас, на двести верст вокруг,  нет ни одного не только доктора, но даже фельдшера. Достаю из докторского чемоданчика учебник хирургии, и начинаю его ускоренно изучать под бдительным его руководством, рассматриваю  картинки и слушаю  лекцию о методах и приемах вправления плечевого сустава, их к моему удивлению целых три. Пробую первый – не получается, второй тоже. Приходят наши неразлучные плотники  Ванечка и Вася. Укладываем нашего «Пилюлькина» по третьему способу на стол, ребята крепко держат доктора, а я выворачиваю руку по указанным, на рисунке учебника, стрелкам. Снова не выходит, пробую еще раз, и с характерным щелчком рука становится,  наконец на место. Доктор тихонько постанывает, а я вытираю холодный пот со лба. После этого случая наш доктор безпощадно карает всех нарушителей охраны труда, и их к счастью оказывается не так уж и много. Травм у нас в отряде практически не было за исключением первых трудовых мозолей.
        Через два дня выясняется, что Жеку  Жернового нельзя ни с кем ставить в пару. Работы никакой по причине болтовни, т.е. исключительной живости характера, черезвычайного красноречия и знания тысяч невероятных историй по любому поводу, а так же  горячего желания с каждым поделиться этими знаниями сейчас и немедленно.  Ставим Жеку  одного -«начальником» растворного узла. Прекрасно, самосвал не успевает возить раствор. На узле полный порядок, дорожки разве что не посыпаны белым песком.
        На третий день снова перебой, нет раствора. Полдень. Жара. Подхожу к растворному узлу и слышу, как Жека ругается,  на чем свет стоит, выясняется  что уже два часа нет машины.
        Иду в гараж. На пригорке возле гаража стоит наш самосвал. Под ним, крепко обняв коленвал, сладко задремал наш водила – Гриша. Вечером за ужином собрались все, посмотрели на Гришу, помолчали. Был бы чужой,  наверное,  выгнали б и отправили назад, а это почти сто процентное отчисление. Своего пожалели, оставили. В общем - то транспортных проблем у нас больше не было до конца работы.
         Первый фундамент. Первый кирпич. Первое окно. Первая крыша. Первый домик. На крыше, на шифере большие буквы ХПИ, видно в степи издалека.
          Приехали и работают рядом  наши конкуренты – шабашники, бригада строителей с гуцульщины. Все уже взрослые люди, отцы семейств на промысле, все прекрасные мастера строители. У них молодая симпатичная повариха-дочь бригадира. Мой друг Ваня целый день напевает  «А где твой дом гуцулочка …– Карпаты».  Гуцулы поют лучше и  работают отлично. Пришел совхозный прораб, заговорил о гуцульских песнях, а в результате мы с Ваней побились об заклад на ящик коньяка с прорабом, что завтра в выходной, мы вдвоем, с утра до вечера, за световой день оштукатурим снаружи наш первый жилой дом. День летом длинный,  работали от души,  три подсобника не успевали подавать раствор, но заканчивали уже при свете луны.  Болельщиков к вечеру собралось, почти весь поселок. Нас все дружно поздравляли, а прораб долго возмущался  и не соглашался с результатом, но к нашему отъезду на прощальный ужин выставил ящик коньяка.
         На следующий выходной к празднику «дню строителя» готовим концерт художественной самодеятельности. Выявляется море скрытых талантов. Грише в руки попала гармошка, и он два часа подряд, не повторяясь, поет частушки. Саша Прокопенко лихо отплясывает «гопака» и «яблочко», скромно заявляет, что пять лет занимался в танцевальном коллективе. «Рыба» - Вовка Рыбченко под гитару поет свои и чужие бардовские песни. В общем, настоящий студенческий  капустник. Участвуют все.
        На заднике сцены клуба работа нашего художника, «Граффито» на тему счастья и труда. Некоторые события и лица героев взяты прямо из жизни колхоза, поэтому узнаваемы и вызывают живейший интерес зрителей. Вот весна, посевная и колхозный бригадир трактористов, вот механик у него родился сын, вот первоклашки идут в новую школу( которую мы еще строим), вот «весенний» призыв в армию колхозных парней, вот открытие сельмага и веселая продавщица Галочка, а вот и главное предстоящее событие – новоселье и новоселы. Главный критик – колхозный парторг воспринял произведение положительно, зрители, особенно те,  кто попал на полотно, тоже очень довольны. Художник, как первоклассник своей первой пятерке, радуется первому признанию зрителей и критиков.
        Праздником остались довольны все и зрители и исполнители...,  и еще неизвестно кто больше.
 На следующий день председатель привез в подарок мешок молодой картошки. Мы с Ваней дежурим по кухне. Взяли мешок и отправились на растворный узел.  Загрузили картошку в бетономешалку и через полчаса картошка почищена и помыта. И хоть мы старались отмыть картошку от песка, в нее все - таки многовато песчинок нафаршировалось в процессе такой вот нестандартной  обработки. Картошечка получилась с  «хрустом». Реакция на нашу новинку -рационализацию неоднозначная:  утром - ругались и ворчали, а вечером -  просили еще добавочки.
        Задержка в работе: на коровнике  нет стекловаты для утепления кровли. Принимаем срочное решение стекловату заменить на местные материалы: солому  перемешанную с глиной , процесс трудоемкий, а сроки уходят - объявили всеобщий аврал.
       Первый заморозок. Побелка. Покраска. Остекление. Ограждение. Ключи. Конечно, далеко  не все так гладко, где-то не так красиво, где-то огрехи и недоделки. Тем не менее,  новоселье. Сентябрь уже начался и зовет нас в аудитории. Стараемся устранить все замечания новоселов. Они последнюю неделю ходят на свои дома посмотреть, как на работу,  ежедневно и стараются чем -  то  помочь, подсказать или сделать замечание.
        На прощальном ужине  председатель с парторгом подняли тост за наш стройотряд, выпили из  наших с Ваней калабашек и рассказали о новых планах на следующее лето, но это уже для новых строителей. Через год приедет новый состав отряда «Калабашников», они уже сейчас активно обсуждают, что мы сделали не так, и их ждут свои сомнения,  ошибки и достижения, а нас ждут на следующий год военные сборы. Прежде чем сдать экзамен на воинское звание и примерить лейтенантские погоны мы наденем курсантскую форму и отправимся в лагеря.
       Калабашки в рюкзаках. Поезд, везущий нас в родной Харьков, выстукивает свои точки и тире. Нам, кажется, прошла целая вечность с того момента, когда Ванечка, растеряв свои босоножки на перроне вокзала, зайцем пробравшись в вагон,  уехал с нами в студенческий строительный отряд. Вот он снова, со своим неразлучным другом Васей опять спорит, о том, куда они поедут в будущем году.
       Нам повезло. Мы были в стройотряде, когда это явление было еще стихийным, на уровне бригад «шабашников», а поэтому и более эффективным, чем в то время, когда его пригладили, заорганизовали, одним словом, возглавили и чуть ли не в расписание внесли.
         Утром в Харькове дружно идем на рынок и покупаем по дюжине новых носков. Вот такой существует у нас  ритуал возвращения  из ССО к цивилизованной студенческой жизни. 

 



   Остановка «Ворошилово»  Здесь находится  высшее профессионально- техническое  училище морского профиля №12. Все мальчишки города мечтают о море и об этом училище. Дальше идет торговый центр и  троллейбусный парк,  а еще дальше дорога бежит мимо новостроек массива «Солнечный» в микрорайон  «Аршинцево», но туда еще не дотянулись провода  нашего троллейбусного маршрута,  и  мы возвращаемся к автовокзалу.






Глава 10. Студенческие будни.

«Солнце на спицах,
              синева над головой…»
        Отдельным вопросом стоит у нас физическое воспитание. Все студенты  расписаны  по секциям и без зачета по физвоспитанию  стипендии не видать. Честно сказать занимаемся мы в охотку. Я кручу педали в велосекции. Велосипед держу под кроватью.  Объездил весь город вдоль и поперек. Зачислен в институтскую сборную. Участвую в квалификационных соревнованиях…  Но жизнь полна неожиданностей. Весной еду на сборы в спортивный лагерь ХПИ «Фигуровка».  На сборах гоняю мяч босиком и разбиваю мизинец на ноге, как раз в том месте, где затягивается на педали ремешок – туклипс. На этом моя спортивная карьера велосипедиста резко заканчивается.
        Все это время мой дружок Ваня Зезекало отрабатывал тактику футбольной игры в нашей факультетской футбольной команде. К сожалению, он разошелся с тренером во взглядах на стратегию подготовки команды и вот в результате два здоровых парня оказываются в группе ЛФК, (так как по положению физкультурой занимаются все, не нравится ни один вид спорта, или подкачало здоровье – ходи в группу лечебной физкультуры.)  Наш факультетский куратор по физвоспитанию пытается нас куда-нибудь пристроить, по нашей просьбе, и вот в результате, мы оба оказываемся в секции фехтования, не имея об этом  предмете ни малейшего понятия. Наш тренер по фехтованию ну очень не хотела с нами возиться. Она сказала, посмотрев на нас первый раз, и в общем - то правильно сказала, что двадцатилетних оболтусов, за год она сможет научить только стоять в стойке, как манекенов. Но наш энтузиазм был так велик, что на удивление нашему тренеру, мы не только научились стоять и ходить в фехтовальной стойке, но и вывели факультет по фехтованию на почетное третье место в общем зачете  институтской олимпиады, чем немало озадачили институтское спортивное начальство. Но дальше нас подвел кросс. Десять километров  вроде и небольшая дистанция, бежим себе потихоньку, а тут подвернулся попутный трамвай с веселой вагоновожатой, зашли на минутку взять телефончик, а в результате чуть не побили олимпийский рекорд. В общем судьи засомневались в нашем результате, результат аннулировали, а нас чуть не оставили без стипендии.
      Ко всему прочему тут еще Гриша отличился, наш отрядный водитель, не сдал зачет по плаванию. И вот пришлось нам вместе с Гришей идти сдавать  зачет по плаванию.  Плавание сдавали на водном стадионе «Динамо» который,  находился за парком Горького. По дороге к стадиону нам встретился ларек с пивом. Гриша тут же нам популярно объяснил, что с точки зрения физики, чем больше жидкости внутри тела, тем выше его плавучесть и принял три кружки на грудь. Гриша, как оказалось, впоследствии,  не умел плавать.    
     Вернее умел, но только теоретически, (ну не было в нашей деревне ни речки, ни пруда,  ни ставка – оправдывался Гриша) и поэтому,  он немножко побаивался. Но воодушевленный теорией и пивом он решил,  не отставать от нашей  обшей компании и бодро вышел на старт вместе со всеми. Вместе со всеми он дружно прыгнул в воду и даже поплыл. Он проплыл уже половину  дорожки,  когда осознал это, а когда понял, что он плывет,  то очень обрадовался и испугался одновременно и стал икать и тонуть тоже одновременно. Спасателями выступали мальчишки из детской секции пловцов, они как лилипуты Гулливера облепили со всех сторон стокилограммового Гришу, подтащили его к бортику бассейна,  а поднять на бортик им не хватило сил. Наконец на счет «ТРИ» они выкатили Гришу на бортик.  Наш герой  икнул очередной раз и сказал своим спасателям:
« Ну что же вы ребятки меня не в ту сторону спасали, надо было б к переднему бортику, ведь до зачета и долгожданной стипендии  оставалось совсем немножко».
       Все вопросы студенческого быта самоуправления, поселения, проживания и выселения  решал студенческий совет, а председатель студсовета общежития был для нас фигурой , может быть даже  поважней,  чем декан факультета. Декана мы видели изредка, а председателя студсовета общежития  практически каждый день, и вся наша жизнь протекала у него перед глазами. От него не скроешь, что мы с Ваней,  на день рождения Ломоносова, в нашей общежитской читалке устроили  конкурс любителей пива. А на мой день рождения уронили из окна третьего этажа бутылку из-под «Шампанского» чуть ли не на голову пришедшему с проверкой в общежитие декану. Что сорвали лекцию о семье и браке, устроив в это время под  окнами читалки импровизированный футбольный матч   между первым и вторым этажами во время проливного дождя. За наш «Трюм» болела большая часть общежития и на лекцию, конечно никто не пришел.
     Энергия в нас бурлила, и иногда она находила выход совсем не в том направлении,  как нами задумывалось.  Мы агитировали и голосовали  не за  того  председателя студенческого совета, которого рекомендовал деканат  и пытались устанавливать свои порядки в общежитии, которое считали своим домом. Бунт на корабле тут же был пресечен. Нас выселили из общежития. Почти  семестр мы ночевали на стульях нашей необъятной комнаты, как гости, но не сдались.
        Никогда не узнаешь сразу, что нам приносит колесо фортуны – хорошо это или плохо. И вот,  волею такого  случая произошло великое переселение студентов неоргаников и  мы с другом Ваней  попали в общежитие ББК (Большой белый корпус), в студенческом городке «Гигант». Для улучшения учебного процесса или с целью интернационального воспитания наших друзей из разных стран - иностранных студентов. Нам объяснили, что это необходимо для улучшения их языковой подготовки, и поэтому  нас переселили с иностранными студентами в новое общежитие. Тут была масса преимуществ: -во первых ближе к учебным корпусам, во вторых комната на четверых – это не прежняя наша «казарма». На нас, правда, возложили обязанности по поддержанию порядка в общежитии, мы дежурили на проходной в составе оперативной группы ДНД, но это  нам казалось само собой разумеющимся.
      Для адаптации и более быстрого освоения русского языка нашими новыми друзьями, нас селили в одну комнату,  вперемешку с иностранными студентами. Мы поселены были  с вьетнамцами, с нами на этаже жили немцы, поляки, на  других этажах арабы, монголы, потом появились южноамериканские, африканские  представители студенчества. Это внесло массу новых впечатлений в нашу студенческую жизнь. В нашей комнате общежития ББК « Гиганта» поселены были со мной  Миша Костев,  Саша Прокопенко и вьетнамец Нгуен Зуй Ши.  Ши писал стихи о своей далекой родине и сокрушался лишь о том, что вернется во Вьетнам,  когда война  со Штатами  уже закончится. Он мечтал вернуться и отомстить за погибшего отца. Но в год окончания нами института война во Вьетнаме  действительно закончилась.
          Саша Прокопенко из всех нас  имел самые интеллигентные манеры. На первых порах нашей совместной жизни в ББК, он категорически  не  ел сала, лука, сырых яиц и другой простой и полезной пищи. Потом привык к нашему студенческому быту, не отказывался от супа «харчо», из пакетика, приготовленного в чайнике, а на пятом курсе выдал крылатую фразу: «перед сном  сала не поел - голодным спать ложишься».
           Сдал сопромат – можно жениться шутили студенты механики. У нас химиков такой наукой был предмет ОХТ - общая химическая технология. Много запутанных схем, много заданных условий, много различных приборов и аппаратов, много реакций и еще больше условий их проведения. Вела курс в нашей группе доцент Орлова. Она была строгой, требовательной, энергичной, молодой женщиной, лично проверяла наличие у каждого схем, конспектов, того или иного технологического процесса. Требовала приносить на экзамен полный альбом -набор схем всех изучаемых техпроцессов и абсолютно  категорически не терпела и не воспринимала шпаргалки.
           Наша группа  сдавала экзамен во вторую смену. Доцент Орлова пришла (скорее ворвалась)  в аудиторию за две минуты до начала экзамена. Пятеро наших отличников взяли билеты и отправились готовиться. На нашу беду утром в первую смену первокурсники сдавали математику и оставили в столах кучу макулатуры: «шпор», «бомб», «гармошек» и просто записок, различной конфигурации и различного качества исполнения. Орлова прошла по аудитории,  и только взглянув в столы, увидев  горы  бумаг, возмутилась несказанно. Обстановка была напряженная,  состояние нервное, что в конце концов и привело к конфликту.  Из всех столов на  середину аудитории преподавателем были высыпаны горы макулатуры, собранной в гармошку и свернутой квадратиком. От старосты потребовали срочно пригласить представителя деканата для комиссионного приема экзамена.
           С  превеликим трудом убедили мы нашего экзаменатора  в  том, что вся эта макулатура к нашему предмету не имеет никакого отношения,  что мы на третьем курсе просто не можем себе позволить примитивную шпаргалку.  Наконец-то она немного успокоилась  и  готова  была продолжить экзамен,  но теперь не нашлось ни одного желающего идти на «лобное место».
           Надо сказать, что я был более других далек от мысли вообще сдать этот экзамен  потому, что лекции по ОХТ я посещал,  не совсем регулярно, схемы техпроцессов собрал только вечером, да и то не все. С десяток схем я выпросил у немцев, они были выписаны тушью на большом формате, на меньшем формате несколько схем  я выпросил у вьетнамцев, они были разрисованы цветными фломастерами, несколько штук были неизвестного происхождения выполнены разными цветами  карандашей и на альбомных листах разных размеров,  но и этого не хватило. Недостающие схемы, я наскоро нарисовал на половинках тетрадного листа, и теперь переминаясь, стоял у входа в аудиторию пытаясь понять, что творится внутри.
         Время шло, преподаватель нервничал, а обстановка продолжала накаляться. Орлова в очередной раз пригласила к столу, того кто готов отвечать. И тут  меня  товарищески подтолкнули в аудиторию, почти к столу. Я глубоко вдохнул и понял, что это мой звездный шанс. А можно без подготовки сказал я независимо, небрежно взяв  ближайший билет, достал из своей папки необходимую схему , большую и красивую, нужного  технологического процесса и начал что – то там отвечать. .  Преподаватель  от такой наглости  демонстративно от меня отодвинулась и отвернулась, давая понять, что все, что  я ни скажу есть ересь, глупость и ерунда. Когда я ответил на первый вопрос, мне жестом позволено было продолжить отвечать на второй вопрос.  Когда я отвечал на третий вопрос, то меня уже слушали более  заинтересованно, задавали вопросы, просили комментариев и пояснений. После нескольких, достаточно каверзных, дополнительных вопросов выяснилось, что в моем сборном альбоме не хватает одной схемы. Да, я пропустил, там действительно не хватало одной технологической схемы, но «схему получения этилового спирта каждый студент должен знать наизусть» – сказал я  и  тут же воспроизвел на листочке недостающую схему.  Расстались мы уже почти друзьями, я получил закрытую зачетку (меня очень интересовало что там, внутри, но я стойко скрывал свой интерес). Я старательно собирал свои разномастные листочки и на вопрос экзаменатора, а  зачем я это делаю -  чистосердечно ответил, что все это взято в долг и необходимо вернуть, не позднее сегодняшнего вечера. Далее последовала немая сцена. Затем наша    « грозная» доцент Орлова рассмеялась, махнула рукой и сказала: « Это ж надо, еще ни разу в жизни,  я, такому откровенному  лентяю,  не ставила пятерку. Кому сказать – не поверит».
       Электротехника - наука, в нашем понятии вполне прикладная, то есть на практических занятиях мы с удовольствием  ковырялись в разных схемах, что - то творили на лабораторных занятиях, а вот на лекциях было труднее. Расписание выдалось уж очень неудачное, то очень рано, то наоборот поздно. А тут еще устроились на подработку на кожзавод. Лабораторные задания сданы, но чем ближе сессия, тем острее встает, перед нами с Мишей, вопрос, о сдаче экзамена по электротехнике.
       Вот и сегодня с утра лабораторные по военной подготовке в химкорпусе, а вечером лекция по электротехнике в физическом корпусе. Работаем на «военке» с жидкими газами. Беру пробирку, чтобы налить в нее жидкого азота  из «Дьюара», одному неудобно. Приходит мой товарищ и начинает меня ругать за то, что я держу пробирку голой рукой. Ты забыл, как нас заставляли наливать кислоту в резиновых перчатках.
         В методичке про это ничего не сказано, гну я свою линию.
         Надо уметь читать между строк не соглашается мой напарник и надев какие то брезентовые рукавицы (наверное,  сварщик оставил в углу после ремонта труб) забирает у меня пробирку..               
          «Наливай»- командует он. Наливаю. Жидкий азот льется гораздо легче, чем вода. При этом он еще и брызгается. Несколько капель попадают мимо пробирки на наши руки. По моей голой руке капля жидкого газа катится как ртутный шарик не причиняя вреда, а  дальше попадает на брезентовую рукавицу к Мишке. Кажется все в порядке, он сдергивает рукавицы, а там под ними обе руки в волдырях - термический ожег холодом. Нас отправляют в медпункт на перевязку – Михаила  как пострадавшего, меня как сопровождающего. Возвращаемся через четверть часа. У моего друга обе руки забинтованы и подвешены на тесемках вокруг шеи. Он сперва категорически отказывался от бинтов, в принципе ничего страшного, пара волдырей, но я попросил сестричку бинтовать поосновательнее, в два слоя. Говорю, что мой друг спит беспокойно, и чтоб повязки не слетели ночью, надо вязать и бинтовать покрепче. Сестричка смеется, но бинтует по нашей просьбе вполне основательно, тем более мы с другом пообещали завтра прийти на перевязку.
       Приходим назад. Ну и какой вывод вы извлекли из происшедшего – строго спрашивает наш преподаватель. «В инструкциях нельзя читать между строк» - в один голос отвечаем мы с Мишкой и поясняем наш предыдущий разговор. Преподаватель задумывается и совсем неожиданно ставит нам зачет по работе. Выходим на улицу, ну что – домой? Я хоть бинты поснимаю, говорит Мишка. Я не соглашаюсь. Ну  нет, ни в коем случае, вот теперь то мы и пойдем с тобой на лекцию по электротехнике обязательно.
         Приходим и садимся на самый первый ряд. У меня нет своего конспекта, но я старательно записываю какие - то  формулы сразу в две тетради. Преподаватель замечает наши старания и спрашивает, что с руками. Вся аудитория дружно описывает опасный опыт на военной кафедре и Миша проявляет, по мнению всей  студенческой аудитории,  почти героическое стремление  к знаниям электротехники.
       Через неделю на экзамене в ответ на замечание, что нас на лекциях никто не видел, мы гордо предъявляем забинтованные Мишкины руки и преподаватель только своими руками разводит и тут же предлагает нам один билет на двоих, но в двух вариантах: устном и письменном. Согласились и сдавали очень долго, но не ушли без оценок. Мой друг, сгоряча, даже пообещал переписать весь конспект заново, вот только снимет бинты и купит тетрадку. Нам тут же презентовали огромную «амбарную» книгу – книгу записей электриком еженедельного осмотра электрооборудования и предложили это сделать своей настольной книгой до самого окончания института, до самой защиты дипломных проектов.
        Когда вечером, бинты у Мишки наконец – то сняли,  к нам в комнату зашел Ваня и так ехидненько спросил: «Ну и как долго ребятки, вы будете переписывать конспект по электротехнике». Лучше б он так неосторожно не шутил, потому что Миша  на первом листе сего фолианта своим красивым, ровным почерком  старательно  вывел : «Похождения  бравого студента Н-ского факультета, группы
Н-17 а, Зезекало Ивана Гавриловича. Краткие биографические данные и после их перечисления на первом листе записал: Сегодня, ранней весной 1970 года, а точнее мая месяца тринадцатого числа Ваня пришел домой очень поздно, а точнее в 23 часа 55 минут. А провел он время, по его собственным словам, заехав совершенно случайно в один из далеких  и глухих районов города, в так называемую Журавлевку. В качестве подтверждения этого отчаянного поступка, он даже прихватил с собой номер от этого трамвая, и повесил его на спинку своей кровати. Позднее вышеозначенный субъект лег в кровать, отказавшись от ужина, что само по себе уже очень подозрительно, и долго мурлыкал какую-то песенку,  пытаясь рифмовать отдельные слова, чего ранее за ним никогда не замечалось. Отдельные слова с трудом правда, но все-таки можно было разобрать: трамвай, пятый номер, сирень, пень и т. д . … Дал он все это почитать Ване утром и сказал: « ну сейчас –то вам все равно, не горит, а вот через пару лет за этот «конспект»,  с Вас, Иван Гаврилович, будет причитаться бочка пива».
        Два года записи в этом «конспекте» велись, красивым, ровным  Мишкиным почерком с разной регулярностью. Иногда часто, а иногда редко  все зависело от интенсивности  и непредсказуемости поведения нашего друга. Сведения в сей документ вносились, как путем опроса друзей и знакомых, так и записью того,  что Ваня чистосердечно выносил на наш суд сам, посмеиваясь над нашей затеей. Но через два года, когда пришло время свадебных церемоний, то Ване пришлось все - таки на свой мальчишник выкатить бочку пива... После публичного прочтения, в узком кругу нашего мальчишника, этот манускрипт был торжественно предан огню в углу за общежитием.


    Остановка «Кассы» находится с восточной стороны автовокзала, здесь кассы предварительной продажи билетов  авиационного  и железнодорожного  сообщений. Здесь во дворе, в подвале одного из домов, находится знаменитый склеп «Деметры»(1 век н.э.)
      Отсюда, через автомобильный мост,  по улицам Горького, генерала Петрова и Войкова, наш троллейбус отправляется на восток Керчи к металлургическому комбинату (заводу им. Войкова).


 
Здание АТС

 
Овощной оптово-розничный рынок.

Глава 11. Погоны.
         На третьем курсе пришла пора делать из нас не только инженеров, но и офицеров Советской Армии. В нашем доме, на стенах висели фотографии близких нам людей и многие из них были в военной форме. Служил мой дед, воевали отец и дядька, в 16 лет ушел  партизанить в гомельские леса  мой тесть. После освобождения Беларуси он продолжил воевать с фашистами в действующей Армии. А после победы его еще и дослуживать призвали, по возрасту.               
          Я любил поглазеть на армейские фотографии моих старших братьев. Как минимум пятеро к тому времени уже отслужили, а двое готовились пойти на службу. На Кубани в то время считалось, что служба в армии это один из главных и необходимых этапов жизни молодого человека, после которого он становится, наконец – то, взрослым и пригодным к самостоятельной жизни.   
           Поэтому к появлению у нас в расписании занятий ( был выделен целый день) по военной подготовке, как я, так и большинство моих друзей однокурсников отнеслось по философски спокойно. А потом, по окончании военной кафедры мы поехали на военные сборы в воинскую часть, в лагерь, под Белой Церковью.
   
Белая Церковь, Киев. Сон.
Белоцерковский гарнизон.
Я счастлив, молод и влюблен,
Так прорастает связь времен.
Улыбка, синий взгляд – дурман,
Все обещающий обман.
И я забылся, я сражен…
Белоцерковский гарнизон.
Май, солнце, комариный звон,
Белоцерковский гарнизон-
Юнцов зеленых сонный строй,
Вот рядом он – подать рекой.

Улыбка, карий  взгляд – пожар,
Богини благосклонной дар,
И громкий вздох и тихий стон…
Белоцерковский гарнизон.

Звенит душа, как камертон –
Белоцерковский гарнизон.
Туманный, зыбкий образ твой
Слизнет ленивою волной.
Улыбка, серый  взгляд – искра,
Мечты ль несбывшейся пора,
Здесь все поставлено на кон.               
            Белоцерковский  гарнизон.
Мала земля,– для сердца – трон,
Белоцерковский  гарнизон.
Весной, и осенью,  и в зной
Твой взгляд подарит мне прибой.
И лишь зеленых глаз туман
Нам не оставят в сердце ран.
Будь счастлива и ты, и он
Белоцерковский гарнизон.

         Через много лет, я приехал  в Киев в командировку,  на курсы повышения квалификации преподавателей техникумов и мне отчетливо вспомнились вдруг те несколько недель курсантского быта. И строевая подготовка и маршевая песня, противогаз и сапоги с портянками , кросс с полной выкладкой и локоть товарищей в строю.
       Когда в расписании появилась военная кафедра, то у меня, наконец - то,  появился предмет по которому я вел почти регулярный конспект. Там не все иногда можно было прочесть, но его регулярно приносил дежурный - «секретчик» и так же регулярно собирал в конце занятий, складывал в чемодан, опечатывал личной печатью и сдавал в секретную часть. Не сдашь конспект и с территории военной кафедры не уйдешь. Больше всего нас возмущало, что из своего конспекта и листочка даже нельзя выдрать. Приказано было приобрести одинаковые общие тетради по количеству студентов, прошнуровать и опечатать их, подписать и сдать.  На сдачу от приобретенных тетрадей для военной кафедры, веселая продавщица, приложила маленькие красные детские пинетки. Вечером долго решали над чьей кроватью их повесить. Все сомнения разрешил заглянувший к нам Ваня Зезекало, кого у нас «Батей» зовут тому и достанутся.
        Так, с его легкой руки, над моей кроватью в общежитии их и подвесили на красивой тесемке с бантиком.  И вот когда мы были на сборах, в лесу под Белой Церковью, есть такой прелестный городок под Киевом, раньше чем офицерские погоны, в июне месяце я получил срочную  и такую долгожданную телеграмму: -         « Поздравляем рождением дочери».
         Тут же отправили гонца в самоволку, за колючую проволоку в ближайший пионерский лагерь и вечером в нашей курсантской палатке благоухало коктейлем из вино-водочных, спиртосодержащих и парфюмерных.
          Водка коньяк, ром, одеколоны и лосьоны, зубные элексиры и прочие  настойки и наливки составили неповторимый букет напитка, которым мы отметили, рождение  моей дочери – Людочки. 
      Дежурил  в этот вечер майор Андриевский – между нами  майор «Будка караульная» - он явно что то заподозрил и долго ходил,  принюхиваясь вокруг нашей палатки, но так и не понял зачем это вечером  весь  третий  взвод  перед сном дружно брился и одеколонился, неужели среди недели собрались в самоволку  на танцы к соседям в ближайший колхоз или пионерский лагерь.?
       Ничего не придумав, майор удвоил свою бдительность, и утром был небрит и рассеян до самого построения, ожидая от нас подвоха.
        После сдачи экзамена по «военке» я, умчался на Кубань, полюбоваться на дочку и поздравить жену,  бабушек, дедушек и других родственников,  а на военной кафедре , в это время, вывесили списки призывников. Половину новоиспеченных лейтенантов, после защиты  дипломных проектов, забирали на службу в армию. Мой друг Миша пришел на кафедру, почитал списки и сказал, меня нет в списках, а Булгаков уехал домой, у него дочка родилась, и на кафедре он появится не скоро. Его тут же остановил дежурный офицер и список исправил,  приговаривая: « друг твой конечно разгильдяй, а вот из тебя, Костев М.М.  получится настоящий, ответственный, бравый,  высоко - дисциплинированный,  офицер». Вот теперь, при наших встречах, Мишка напоминает про должок. Я ж за тебя два года  оттрубил в армейских сапогах. Теперь с тебя причитается.






Остановка «АТС». С одной стороны  рыбоконсервный завод, керченский морской торговый порт, с другой стороны мимо строгого здания таможенного управления выходим к оптово- розничному овощному рынку. В зависимости от сезона здесь царство запахов: от  рыбоконсервного  доносится запах копченой тюльки,  а от оптового  рынка запах спелых овощей и фруктов.
    Следующая остановка «Оптика». Здесь, на  «Гагаринском» кольце  от нашего маршрута отделяется дорога в легендарный  Аджимушкай.





 


 


 


Глава 12. Распределение.
         Дипломную работу я делал на своей  кафедре стекла и ситаллов, в полуподвале старого корпуса, заставленного ящиками и всевозможными приборами, пропыленного и пропахшего всевозможными химикатами как у средневекового алхимика. Работа была  увлекательной, наставником был  Гордиенко Ярослав Иванович, грамотный специалист, замечательный инженер и  человек весьма интересный. Некоторые его высказывания я,  помню и по сей день. Работать к нам на кафедру он пришел из «Физтеха», того самого, физтеха где впервые провели ядерную реакцию.
     Можно было бы остаться в аспирантуре, но перед молодой семьей встал вопрос жилья и я, как молодой специалист, отправился искать его на производство. Перед распределением, я проехал почти по  всем предлагаемым предприятиям,  и имел картину предоставления жилья молодым специалистам практически по всей отрасли.
           После получения диплома, я выбрал распределение на работу в город Керчь, на металлургический завод им. Войкова, а мои самые закадычные друзья отправились служить в Советскую Армию.
          Керчь я выбрал по нескольким причинам: первое то, что здесь началось строительство крупнейшего, по тем временам, цеха стальной эмалированной посуды. Здесь мне пообещали, как молодому специалисту,  первоочередное получение жилья (и надо сказать, что слово сдержали). Через четыре месяца работы на заводе наша семья справила скромное новоселье. Мы получили свою отдельную  квартиру. Потом  здесь было море, о нем, я  не забывал, со времени работы в Таганроге.  И наконец,  когда я впервые попал в город, на автовокзале меня встретила бочка с Керченским пивом и сушеными бычками на подносе. Уже стемнело, но бойкая,  продавщица зажгла свечку и весело отпускала пиво вперемежку с шутками в адрес своих покупателей. Было заметно, что все эти люди давно знакомы и хорошо знают друг друга, как обычно бывает в маленьких городках.  Они улыбнулись мне как старому знакомому, нашли свободную кружку, поделились вяленым бычком, поинтересовались,  откуда привела меня судьба и куда собираюсь дальше, и в этот момент я понял, просто почувствовал, что это мой родной город, и мне никуда уже больше не надо спешить, и я уже больше отсюда никуда не уеду. Хотя честно сказать первые два – три года очень тянуло в Харьков, наверное,  студенческие годы не хотели отпускать.
        А позднее, через два года, после окончания службы мой друг, с которым мы делили студенческие заботы, оценки и кров над головой приехал в Керчь, да и  остался здесь тоже, и нам довелось позднее вместе потрудиться,  на одном предприятии,  на Керченском заводе стеклоизделий. Здесь московский ГИС( государственный институт стекла) внедрял новую свою разработку- производство облицовочной стекломраморной плитки. Это была целая эпопея. Спроектированная печь была высокотемпературной, требующей громадного количества топлива, по нынешним меркам весьма неэкономичной, но тогда газировка стоила дороже бензина. Выработка расплавленной стекломассы осуществлялась через платиновую втулку, вставленную в донный брус корундового огнеупора, толщиной четверть метра.  Но огнеупор не выдерживал, разъедался агрессивным расплавом стекла и втулка выпадала. Первую втулку так и не нашли, хоть и перебрали вручную тонн шестьдесят стеклобоя. Нужно было менять конструкцию втулки, а наши умельцы с помощью молотка, зубила и электросварки не смогли справиться с платиной. Для ускорения процесса, мне, как самому юному по возрасту и  молодому по опыту работы, специалисту сунули в портфель две изуродованные втулки, общим весом до полкило платины, срочно выписали командировку на три дня и наш зам директора, бывший летчик, отвез меня в  Керченский аэропорт,  к своим друзьям – летчикам. Спустя  три часа, я,  уже в Москве, в лаборатории ГИСа выкладывал платиновые втулки. В работу их  взяли то сразу, но долго не могли придумать,  как оформить это действо документально. Для изделий из драгметаллов, в том числе и из платины, оказывается, существовала специальная служба доставки, и на обратном пути втулки отправили отдельно, а меня отдельно. На обратном пути, при прохождении  через детектор,  в аэропорту, меня четыре раза возвращали. Заставили выкладывать все новые и новые металлические предметы (ключи, монеты, бритвенные лезвия, пряжку от  ремня, значки …) Я радовался думая о том, как долго мне пришлось бы объяснять компетентным органам,  откуда взялось пол кило платины в моем, еще студенческом, портфеле, если б такой детектор стоял не только на входе, но и на выходе из аэропорта.
      
    Остановка «Библиотека». На маленьком пятачке почта, гастроном, магазин стройматериалов, хозтовары, хлеб и кондитерские. Маленький, но оживленный «Горьковский» рынок.
     От остановки «Пошивальникова» до остановки  «Дворец пионеров» тянется Комсомольский парк. От памятника комсомольцам до недавно построенного православного храма. Здесь же выход к открытому берегу моря. Вдоль берега, стараниями местных властей разбросано десятка полтора уютных столиков  с установленными рядом мангалами. Отдых в этом  уголке  полюбился  всем  керчанам и гостям города, практически круглый год можно увидеть здесь любителей посидеть с друзьями на природе отведать шашлычков собственного приготовления и полюбоваться на морские волны, каждая из которых уникальна и нет на свете двух одинаковых в этом подлунном мире.

 
Комсомольский парк

 
В гостях у Тортиллы.

 
Дворец пионеров

 
Строящийся храм Андрея Первозванного.

Глава13. Керчь принимает нас.
 Хорошо помню четверг, 4 ноября 1976 года. Это был «День чистоты» на верстаке, на вверенном мне участке выработки сортовой посуды. Дело было только к обеду, работы еще по горло, как вдруг появился мой непосредственный начальник Миша и сказал: «Придется тебе за чистоту на участке выписывать дополнительную премию, а то, как же ты справишься сам, без друзей, с таким подарком. Звонили из роддома, у тебя – сын. Принимай от друзей поздравление».
         Керченскому заводу Стеклоизделий , на правах цехового подразделения сырья, принадлежал карьер кварцевых песков Заморского месторождения, где, на уже рекультивированных землях, возле станции Пресноводная, расположился заводской пансионат «Солнечный» и детский оздоровительный лагерь. Нам, молодым работникам завода летом, в составе ДНД приходилось выезжать и дежурить на заводском пансионате. Это всегда было замечательное дежурство. Мы все любили наш пансионат отдыха и с удовольствием дежурили и отдыхали там в выходные дни, организуя выезды сменами, бригадами или просто семейным кругом, с друзьями и детьми. Как жаль, что в «перестроечное время» все это пошло с молотка и завод и карьер и пансионат и мы не смогли ничего вернуть, кроме наших воспоминаний.

 Как трудно удержать в ладони
 Горсть белого Заморского песка.
Он тонкой струйкою, как время на перроне,
Течет сквозь пальцы у меня.

Летят песчинки, золотом сверкая,
Как наши судьбы, разлетаясь на ветру.
Друзей и близких лица узнавая,
Я в тех узорах медленно бреду.

Ах! Как же удержать в ладони
Горсть белого Заморского песка?
Прибой лениво хлюпнет подо мною
И   …  нет следа!
Рисует гранулометрию,
Веселая азовская волна.
Нас, как песчинки закачает, заколдует
И ветру больше не отдаст.

Ну как мне удержать в ладони
Горсть белого Заморского песка?!
В узоры на песке смотрю до боли-
Как их остановить и как понять?

Но вот на свете появился МАСТЕР -
Спаял песчинки наших душ огнем.
На кончик пробника взял огненную каплю,
Вот и «сосуд» для ВРЕМЕНИ готов.

Нет! Мне никак не удержать в ладони
Горсть белого Заморского песка!
Теперь он струйкою своей готов на доли
Жизнь разложить любого МУДРЕЦА.

Вот взял песочные часы ученый ГЕНИЙ,
Что бы всмотреться вглубь времен.
Что бы у нас не осталось сомнений-
Кто МЫ, откуда и зачем живем?

Нет! Никому не удержать в ладони
Горсть белого Заморского песка.
Кого спросить – «Боспорские Агоны»?
Ответа нет – все в мире СУЕТА….

Вот круг друзей, и рог уже по кругу,
И вот, мой друг, тебе моя рука.
Ужель сумеем мы, взяв за руки друг друга
Взять ЗОЛОТОГО горсть, Заморского песка.

Песочные часы на столике ПОЭТА…
И только струйка золотого цвета
С  НАДЕЖДОЙ шепчет::«Оглянись пока,
Все в мире было, есть …  и будет на века!»   
      


         В доперестроечное время  многих  выпускников нашего  «Политеха» можно было встретить на разных предприятиях  нашего города – Героя  Керчи, на заводе Войкова, на судостроительном заводе «Залив», на СРЗ, на  заводе Стеклоизделий и стекольном комбинате «Кварц». Начали строить приборостроительный завод «Альбатрос»  и бросили - теперь это все уже не нужно новым хозяевам наших  заводов. От заводов остались практически только вывески.
          Но жизнь продолжается, и мы радуемся, встречая на улицах нашего города наших земляков.
        Так случилось, что в Керчь судьба забросила многих выпускников «Южно – поселковой средней школы №11». Ну, во первых,  это мы с Наташей приехали согласно моего направления, как молодого специалиста на Керченский металлургический завод им. Войкова, в новый цех производства стальной эмалированной посуды,  потом две ее лучшие подружки, две Валентины Тихонова и Дубинина. Муж Дубининой Валентины – Толик Власов тоже учился в нашей школе, но немного раньше. Он нашел свое призвание, получив права шофера  в Курганинской автошколе. С тех пор он не расстается с баранкой, он шофер – дальнобойщик, водитель первого класса. Его брат Николай. Два брата Вася и Саша и сестра Лена одноклассницы  Валентины Тихоновой, Наташина сестра Лена, моя сестра Александра, а потом пошли их дети и  внуки. Нас теперь в Керчи целое землячество. Все это время мы часто встречаемся, общаемся друг с другом, дружим домами и семьями и часто вспоминаем школьные годы  и Кубань, где прошли наши школьные годы.
         Все эти пролетевшие года  мы, по мере сил, трудились на предприятиях города специалистами в разных областях и на разных должностях. Тихонова Валя работала бригадиром  на заводе Войкова, Наташа Дороженко – архивариусом, чертежником, оператором  в проектно-конструкторском отделе того же завода. Я тоже начинал мастером на заводе им. Войкова, потом работал технологом на стекольном заводе. Более двенадцати лет работал преподавателем в Керченском металлургическом техникуме и работал заместителем директора профессионально – технического  училища. Однажды, приехав к родителям на Кубань, я заглянул  в родную школу и  под благовидным предлогом, провел беседы в выпускных классах о своем городе, о техникуме и  его  специализации. Честно говоря,  в родной  школе были новые педагоги, которые  не очень то обрадовались моему посещению, а вот дети слушали внимательно и некоторые выпускники приехали к нам учиться. Позднее в техникуме, проверяя журналы учебных занятий, я  часто с удовлетворением отмечал успехи своих односельчан, радовался встречая знакомые с детства фамилии (Гончарова, Ефимова, Шаталов…).   



   
         
      «Промбаза».  С одной стороны находится  БТИ, а  с другой женская консультация обе организации необходимы горожанам, так же как и заправочные станции, кафе и магазины. Особенно хотелось бы выделить детское кафе, которое взяло на себя обязанность делать детям  долгожданный праздник - день рождения. Каждый карапуз  у нас хочет иметь собственный праздник, как же не повезло китайцам, которые празднуют день рождения  все вместе в один день, на  праздник Нового года. Сколько праздников они потеряли.
     «Луч». Школа.  Гимназия. Библиотека. Автозапчасти. Мебель. Цветы. Магазины. Аптеки. «Сморжевский» рынок. Пляж.






   
Школа №26.Нынче в ней пять первых классов. Таких « урожаев»  давненько не было.
  Глава 14. Новая жизнь.
   Вот  уже более десяти лет я  работаю на железной дороге.  Проводниками  в вагон мы пришли с моим другом и бессменным напарником,  моим тезкой – Николаем Паршутиным. Это случилось после того, как предыдущее место нашей работы – Керченский завод Стеклоизделий, объявило себя банкротом, а мы остались безработными, и  без всяких средств к существованию. Вот тут – то и стали мы с моим тезкой Николаем,  проводниками и  напарниками. Как в старой пиратской песне: - «Мы спина к спине у мачты, против тысячи вдвоем». Вот так и мы стали вдвоем, спина к спине у кипятильника в плацкартном вагоне поезда дальнего следования, стали постигать истины кочевой поездной жизни. Мы окунулись в эту жизнь с головой, и не только справились с ней, но и стали настоящими друзьями. Позднее я был назначен начальником производственно-технического отдела депо.
       Обычно, в жизни,  друзей находишь в юные годы, в школьные, студенческие,  а с Колей мы познакомились и подружились уже достаточно взрослыми людьми. Это был человек действия, человек-тайфун. Только сейчас, когда его не стало в живых, сердце не выдержало его стремительный темп жизни, его напор и огромную энергию, я начинаю понимать, как много мы теряем с уходом друзей.    
   
         Уходим в ночь от Курского вокзала,
         Огни перрона скрылись позади.
         Напарник примостился у «титана»
         И, кажется, немного загрустил.
«-Ты не грусти, товарищ мой надежный,
Вся наша жизнь пройдет под стук колес.
Ты не оставил мне вагон «холодный»,
Я смену сдам, когда придет черед».
     Я на тебя всегда мог положиться,
     Напарник - это больше, чем друзья.
    «Случилось что- то, что тебе не спится?»       
      Твою беду разделим пополам.

Пусть над вагоном мирный дым клубится,
Напарнику я верен до конца.
Все что начертано и суждено – случится…
Но пусть «зеленый»   нам  горит всегда!



         Моему тестю, Сергею Семеновичу Дороженко, было шестнадцать лет, когда началась война. В семнадцать он уже партизанил, и встретил Победу настоящим Героем, только домой его не отпустили. Как сказал военком: «Возраст у тебя призывной, а служить в твоей деревне некому, так что надо еще дослужить почти два года. Хотел жениться, и невесту присмотрел (девушка Женя до войны жила в Киеве, на Андреевском спуске, а сейчас жила с отцом в родной деревне), а тут еще два года дослуживать. Обиделся. Но делать нечего дослужил призывной возраст, и невеста дождалась. Вернулся в родные «Островки» в отцовский дом. И детишки пошли один за другим, а обида все не отпускала. А тут еще сестра уехала на Кубань и прислала письмо, абрикосы растут на улицах, спелые плоды падают на землю и их никто не подбирает. Собираться долго не пришлось, через неделю уже были всем семейством на Кубани. Все как-то устроилось и с жильем и с работой – устроился в совхозную строительную бригаду - мог и каменщиком и плотником, а печи такие делал, что из соседних станиц приезжали заказчики. Так вот и проработал Сергей Семенович Дороженко всю свою жизнь строителем до самой пенсии. Все было хорошо на Кубани, только загрустил он по родному болоту, по родной белорусской деревне, и сколько я помню, все разговоры заканчивались одним:- вот старшая дочка устроится и уедем домой в Белоруссию, - вот Витя, сынок, отучится и уедем домой в Белоруссию, - вот третья дочка, Надюшка, вернется из очередного рейса и уедем домой в Белоруссию,- вот младшенькую замуж отдадим и уедем домой в Белоруссию,- вот выиду на пенсию и уедем в Белоруссию. Но вот наконец-то Виктор стал ветиринаром и уехал в родные края, дед Сергей стал пенсионером и вернулся домой в Белоруссию, теперь это уже называлось деревня «Ново - Бухоловка». Старое подворье, с которого уезжали три десятка лет назад, стояло пустым, заброшенным, запущенным. В конце огорода выросла дружная роща березок и осинок, и только на улице старый дуб, казалось, не изменился нисколько.
        Отпуск у преподавателя техникума позволял нам с сыном  Павликом, приезжать ежегодно на стройку, которую затеял на родном уголке Белорусской земли дед Сергей. В первый же год заложили фундамент. А на следующую весну Чернобыльская авария. Слава Богу , не попали в зону отчуждения, обошли стороной радиоактивные облака  дедову деревеньку. Так каждый год и приезжали мы, помогать деду, строить дом. И дом получился на загляденье, на высоком фундаменте, из белого силикатного кирпича, как игрушка смотрелся среди старых рубленых срубов  деревенских избушек.
           Обратную дорогу в Керчь мы сыном планировали и осуществляли по разным маршрутам и разными видами транспорта.  Так самолетом добирались через Москву, потом три дня не могли из нее выбраться, зато все экспозиции ВДНХ, музей космонавтики изучили досконально, а главное занимали очередь все раньше и раньше, что бы попасть в мавзолей. На следующее лето мы отправились по воде, по Днепру кометой, через Киев. В другой раз дорога завела нас на Кубань в Анапу, Новороссийск, Темрюк.
           Первое время проживания в Керчи,  нам очень хотелось уехать в большой город, мы скучали по Харькову, Минску, но прошло совсем немного времени и все изменилось. В Керчь приехали наши друзья – наши одноклассники  и земляки. Нам теперь очень нравится наш тихий приморский городок, хотя жить в нем становится все труднее.
            Раньше мы с детьми могли каждое воскресенье переправиться на пароме на Кубанскую сторону, и  отдыхать там целый день. Порыбачить на бычка, позагорать на песчаной косе  и к ужину вернуться домой. Теперь бравые таможенники с не менее бравыми пограничниками в каждом из нас подозревают потенциального нарушителя  государственной границы и как минимум «лермонтовского» контрабандиста.
          Наш город- Герой Керчь раскинулся от паромной переправы,  вдоль берега Керченского пролива, до сухих доков судостроительного завода «Залив» на три десятка километров, от Азовского до Черного морей. История нашего города насчитывает несколько тысячелетий. Задолго до рождества Христова на этих берегах жили рыбаки и мореходы, хлеборобы и мастеровые. Легендарные искатели «Золотого руна» -- аргонавты бродили по улицам  нашего древнего города, по другой легенде вольные жители Крымских степей скифы  ведут свой род от Геракла, а царь Митридат, помогавший Антонию, захватить Египет,  был сводным братом  Медеи, дочери грузинского царя.  По преданию Митридат вырос и воспитан был в легендарной  Колхиде.
        В центре нашего города находится гора Митридат. Отсюда он руководил морскими сражениями, отсюда он грозил Риму, но потерпел поражение не от римского войска, а от восставших рабов. Восстание рабов  по преданию возглавил его сын. Яды Митридата  не брали, он приучал себя к их действию всю жизнь, и не желая попадать в плен,  окруженный на горе, царь  приказал оруженосцу, себя заколоть. Теперь эта гора носит его имя.






Снова шум и топот, как когда то,
По седым ступеням Митридата.
В круге у священного огня –
Это не твои ли, царь, солдаты?

Отгремела канонада и забылась,
Вереницей серых будней заслонилась.
Обелиском  «Вечного огня»
В море бирюзовом отразилась.

Согревает нас огонь в дороге дальней,
Поднимает дух нам в час печальный.
Ты  частицу этого огня –
Сохрани и в перезвон хрустальный.
               
Разведу костер я  до рассвета-
Друга жду, -  да что-то нет ответа.
Отблески горячего огня
Смогут ли поведать мне об этом?

Пока плетут узоры  нити судеб
Узлами встреч ты их спеши соединить.
Чаша негасимого огня
Не позволит наши души остудить.

         Не менее драматична и новейшая история города в период  Великой Отечественной войны. Это и подземный гарнизон Аджимушкая и Старо - Карантинские каменоломни, это и морские десантные операции. Город дважды захватывался и освобождался и совершенно справедливо городу присвоено звание город - Герой.
       Наш город неразрывно связан с морем  Море всегда рядом с нами.   Все праздники в нашем городке связаны с  морем и горой Митридат, сюда мы приходим в выходные и в самые торжественные дни нашей жизни, с друзьями и любимыми, с родными и близкими, с детьми, а теперь уже и с внуками.  Самые большие праздники это «День Победы» и «День Рыбака», «День Металлрга» и «День Освобождения Керчи», «День города» и «Новогодний праздник» - они все связаны с горой Митридат и городской площадью у основания ее лестницы.

 Мы с тобой сегодн
 Поднялись на Митридат.
 Замолкает сонный город
 Фонари внизу горят.
               
Гомон чаек утихает,
И затих в порту буксир…
В жизни редко так бывает -
Нам подарен целый мир.
               
Завтра дальняя дорога  -
На воде растает след,
А сегодня у порога
Слышен твой веселый смех. 
                Не грусти, что расстаемся,
Дни разлуки пролетят.
В город наш мы вновь вернемся
И придем  на  Митридат
.
   


   Наш маршрут продолжается. Следующая остановка  «Казакова».  Тот же рынок. Аптека. Магазины. Школа и школа искусств. Пансионат «Киев» - каток, бассейн, пляж.
  Дальше «Фабрика кухня»  Памятник Войкову ,  2-я поликлиника и больница, парк отдыха с заводским стадионом, парк «Гагарина» с детскими аттракционами. Раньше училища и техникум, теперь лицей и колледж.













 
Памятник П.Л.Войкову.

 
Профтехучилище завода им.Войкова-кузница героев.

 
Техникум-кузница кадров завода им.Войкова

Глава15.Завершающая.

    Время бежит незаметно меняя нас и меняя окружающий нас мир. Вот и моей внучке, Ангелинке, уже четыре года и мы, с нею вместе,  познаем наш город. Летний дождик прошумел по зеленой листве и мы с внучкой шагаем по улицам  умытого города . Нас ждут новые открытия и приключения на этом солнечном пути. Я полон воспоминаний, а Ангелинка полна предвкушения счастливых и радостных дней познания окружающего мира.

Солнышка закатного лучи
Перепутал звонкий летний дождик.
Мы идем с тобою в магазин,
И в моей руке твоя ладошка.

Ты перечисляешь, что нам надо,
У тебя сегодня день рожденья.
«-Дедушка купи мне лимонада,
И  друзям  конфеты и печенье.»

Вот уже ты взрослая вполне,
Вот уже тебе четыре года.
Чайка откликается волне,
И стоит чудесная погода.

«-Ангелина – Радуга».- Смотри
«Дедушка, а что это такое?
Радугу мне, деда, подари.
Чтоб она была всегда со мною.»

Вечер нам принес с собой прохладу.
 Задремала ты  на полуслове.
Пусть тебе приснится море радуг,
Брызнет лучик солнца золотого.

  Магические цифры 20,40,60 словно маятником делят нашу жизнь на отрезки , каждый из которых по своему хорош и интересен. Встречаясь, перезваниваясь, или мимоходом по электронной почте своим друзьям передаем частицу нашей радости, осколки солнечных брызг, словно кусочки тех сказочно далеких лет, когда рыжий кот, мурлыкая на завалинке, ждал приход весны. Вот уже Ангелинке шесть, вот она уже и первоклашка. Я верю, что найдутся желающие продолжить это скромное повествование, о нашей простой и незамысловатой жизни, как о непрекращающемся счастье бытия на нашей прекрасной Земле.                Булгаков Н.Е.



 

      Вот и конечная нашего маршрута.  Остановка «Металлургический комбинат им.Войкова». Центральная  заводская проходная.  Мыс    «Змеиный» застроенный  лодочными причалами ( по новому они теперь называются эллингами).
      Дорога идет дальше к паромной переправе, к поселку «Маяк», к  ферме по разведению страусов, к заводским пансионатам,  к «долине Любви», на «дикие пляжи» Азовского моря.
Ну , а наш троллейбус  разворачивается на кольце,  и отправляется в обратный путь на железнодорожный вокзал прямиком мимо автовокзала, минуя в этот раз троллейбусный парк.
 

Вид с мыса Змеиный на пансионат Киев, на центр города.
 Мыс змеиный.
На страусиной ферме.


  Встречи на Керченской земле (2000-2010гг слева – направо)
  - главный инженер Керченского стекольного комбината Гребенюк Петр Григорьевич.
- доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники Украины, академик Инженерной, Нефтегазовой и Украинской академии наук  Зезекало Иван Гаврилович.
 - начальник техотдела Керченского пассажирского вагонного депо, секретарь общественной приемной Керченского отделения партии «Зеленых»  Булгаков Николай Емельянович.
     Вывод напрашивается только один: земля Керченская, как и весь Крым, уникальный уголок нашей планеты и к ней необходимо относиться бережно, чтоб и нашим потомкам было на что посмотреть.




2011г.







 
 
 


 
 
 
 
 
 
 
 
   
 
 
 














 Оглавление
№ п\п    Наименование                Стр
1. Первая остановка «Железнодорожный вокзал» 2
2. Введение  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  9
3. «Хлебокомбинат»  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 13
4. Глава 1. Истоки .  .  .  .  .  .  .  .  .  .   .  .  .  .  .  .  . 15
5. Остановка «Автопарк»  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 22
6. Глава 2. Корни.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  24
7. Горбольница  .  .  .  .  .  .  .  .  .   .  .  .  .  .  .  .  .  .  34
8. Глава 3. Школа.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 37
9. Остановка «Стадион»  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .44
10. Глава 4. «…вот мой дом родной.»  .  .  .  .  .  . 47
11. «Автовокзал»  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  57
12. Глава 5. В большой мир.  .  .  .   .  .  .  .  .  .  .  . 62
13. «Улица Еременко», «СРЗ»   .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 72
14. Глава 6. Начало  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  83
 15. «Главная площадь города»  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .91
16. Глава 7. Мои «Университеты» .  .  .  .  .  .  .  .  98
17. Музей.  Больница водников. .  .  .  .  .  .  .  .  . 112
18. Глава 8. Весна .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .   113
19. Остановка «Переулок Боспорский» .  .  .  .   117
20. Глава 9. Лето  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 118
21. Остановка «Ворошилово» .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 132
22. Глава 10. Студенческие будни.  .  .  .  .  .  .  . 133
23. Остановка «Кассы» .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 152
24. Глава 11. Погоны.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .155
25. Остановка  «АТС», «Оптика» .  .  .  .  .  .  .  .  162
26.  Глава 12.  Распределение .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .165
27. Остановка  «Библиотека» .  .  .  .  .  .  .  .  .  . . 170
28. Глава 13.Керчь принимает нас.  .  .  .  .  .  .  .175
29. Остановка «Промбаза» , «Луч».  .  .  .  .  .  .  183
30. Глава 14. Новая жизнь .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 185
31, «Козакова» . «Фабрика  кухня».  .  .  .  .  .  .  197
32. Глава 15. Завершающая.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .   200
33. «Меткомбинат им.Войкова». Конечная.  .  . 203
34. Приложения. Анкета красноармейца Морозова
      Семена Николаевича .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  208
35. Свидетельство о воинской повинности Ильенко
      Прохора Павловича   .  .  .  .  .  .  .  .  .  . .  .  .  210
35. Другие документы . .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .218
36. Оглавление .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  222