Что нужно, чтобы решить задачу?

Чтобы решить задачу, нужно хотеть ее решить и не нужно знать всех сложностей ее решения.
Лучше ничего не знать, как ее решают в принципе.

Как то во время олимпиады, в далеком 1980 году меня вызвал директор НИИ Психического здоровья и сказал:
 - Лушников, тебе надо срочно привезти микроскоп из Москвы. из Института Психиатрии, в Томск.
Я только, что устроился на должность начальника медоборудования в этот институт, но про микроскоп, естественно слышал, поэтому бодро отрапортовал:          - Какие проблемы, привезу.
 - Бери командировку на пару недель и вперед – скомандовал мой генерал.
Я еще хотел возразить, а зачем две недели, но решил, что можно будет по Москве поболтаться за казенный счет.
Прилетаю в Москву, устроился в гостиницу и в обед уже в Царстве психических больных людей. Ольга, секретарь Снежневского Андрея Владимировича, сварила кофе, пока я ждал аудиенции.
Мы поболтали, настроение было прекрасное, я расспрашивал о театральных новостях, планируя посетить любимые заведения.
Андрей Владимирович встретил радушно, восседая на старинном кресле с высокой резной спинкой. Поговорили о Томске, и он направил меня в лабораторию, где мне предстояло забрать микроскоп.
Заведующий лабораторией встретил меня радостно: Наконец то вы заберете Хитачи, а то мне некуда ставить новый микроскоп.
Где и что забрать? – спросил я.
Как, что – вот все это и он окинул огромное помещение квадратов пятьдесят.
Из правого угла на меня смотрела сверху вниз огромная труба, снизу расширяясь и превращаясь в причудливые формы. Какие то шкафы, огромный бак с маслом, шланги, кабеля заполняли половину комнаты.
Как все? Это все? – я не понимал юмора.
Так, это батенька и есть электронный микроскоп – воскликнул заведующий – только его надо сначала разобрать, а у нас специалистов нет.
Я молча сел на стул, шок парализовал тело.
 «Какой идиот, дурак» – шептал я себе мягкие эпитеты.
А где взять таких специалистов? – спросил, наконец.
 - Наверное, в ЭПМ, экспериментальных мастерских при академии.
Упаковывать нужно будет в коридоре, но учтите, что нужно тщательно паковать, слишком много точных и хрупких деталей – ответ подкидывал новые задачки.
Не придя в себя, побрел к телефону в приемной. Позвонил домой в свою приемную. Секретарь моего директора поговорила с ним и сказала, что мой генерал ждет выполнения задания, и у него нет времени со мной лясы точить.
Стало предельно ясно, что помощи ждать ни деньгами, ни советом не приходится.
Настроение опустилось ниже плинтуса, не выполнить я не мог, а как делать было совсем непонятно.
Я побрел к Ольге, захотелось покурить и подумать.
Она налила мне кофе и предложила рюмку коньячку, пока народа не было. Мы пропустили с ней по рюмашке. Коньяк, сигарета успокоила душу и голова включилась в работу.
 Секретарь любой компании есть колодезь знаний, если конечно это секретарь, а не кукла, типа несостоявшейся модели, намазанная краской и разукрашенная побрякушками вне всякой меры.
Ольга была настоящим секретарем, небольшого роста, подвижная, с умением общаться и отстаивать свое мнение. В Институт Психиатрии приходили многие, в том числе и высокопоставленные люди. Здесь я видел многих сильных мира сего. И со всеми она находила язык, любя при этом только своего, милого и не приспособленного к мирской жизни большого ученого, Снежневского Андрея Владимировича.
Вскоре у меня были телефоны Стахова, специалиста из ЭПМ. Вторая рюмка согрела и тело. Ольга подсказала мне, где взять рабочую силу. Рядом больница Кащенко, а там заведующий трудотерапией был дядька, бывший томич – вот к нему то она и посоветовала пойти. К сожалению, я не помню его фамилию, все-таки прошло уже 33 года.
А спирт, как валюту, лучше просить у Дианы Дмитриевны Орловской – добавила Ольга – литров 20 даст без проблем.
Орловская, профессор, была статной женщиной, лет 60. Интеллигентность и обаяние излучала ее фигура, так, что я сразу влюбился в нее. Журчащий голос, красивые слова и царский подарок, в двадцать литров спирта, усилили мое чувство. Уже прошло много времени, а до сих пор с благодарностью вспоминаю то момент, когда меня свела судьба с этим человеком.
И спирт, не однажды выданный ей мне, здесь по большому счету ни при чем.
Больница Кащенко располагалась рядом с институтом, буквально в минутах семи.
Быстро нашел нужного мне человека. Земляк встретил радостно. Я рассказывал о Томске, об институте, мягко подходя к своей проблеме. Договорились, что мне дадут врача трудовика, и пару десятков не слишком буйных больных. Также пообещал решить вопрос с досками, гвоздями и металлической лентой.
От него позвонил в ЭПМ, Володе Стахову и договорились с ним встретиться в гостинице Онкологического центра сегодня вечером. Вернулся  в лабораторию, записал марку моего чертового микроскопа и поехал в гостиницу, поблагодарив Ольгу тем, что принял на грудь  еще одну рюмашку…
Возле метро станция Каширская зашел в магазин. В Москве было по нашим понятиям все и колбаса молочная и шпроты и мандарины. Именно им и предстояло быть закуской к бутылочки спирта, кою прихватил из своих запасов.
Надо отметить, что денег у меня было совсем мало, одни только командировочные, коих с трудом хватало на питание.
Стахов появился в семь, как и договаривались. Подвижный, худой он оказался хорошим специалистом в своей области. Быстро составил план действий и дал мне рекомендации на следующий день.
Я сразу предупредил его, что рассчитываться мне не чем, в плане денег, но спирт пожалуйста. Ладно – сказал мой новый товарищ – потом разберемся…
Отмечу. что наше сотрудничество было трехлетним  и достаточно плодотворным.
На следующий в девять приехал Володя с товарищем, и они начали разбирать мою бандуру. И через два дня я уже возглавлял почти взвод больных, каждый из которых нес в шеренге доску, гвозди или другой материал, нужный для упаковки.
Со стороны, наверное, было смешно возглавлять колонну в белом халате, но он, как мне объяснили, нужен для успокоения моих помощников – его они то ли уважали, то ли боялись.
В общем, через неделю ящики на двадцати тонный контейнер были сформированы.
Моей радости не было предела, и мы хорошо отметили, как я думал, конец моих мучений.
Но, завтра показало преждевременность моего хорошего настроения.
На Огарева, где располагался отделение железной дороги контейнерных перевозок, меня ждало большое разочарование. Оказалось, что в связи с олимпиадой все неплановые перевозки были запрещены.
Три заместителя дали однозначный отрицательный ответ. Оставался, правда, четвертый, но его не было в этот день.
Для начала я решил познакомиться с секретарем. Девушка оказалась приятной, симпатичной и сострадательной, но ничего путного не могла предложить. Моя шоколадка не принесла нужной информации. Но пока я сидел обратил внимание на грозный приказ заместителя министерства путей сообщения, лежащий на столе,  и зачем то записал его фамилию и телефон исполнителя.
Говорят курение вредно, но не для снабженцев или продавцов – это я вам со стопроцентной уверенностью говорю. Пошел я курить. А что оставалось делать, коли, мыслей нет?
Вытаскиваю сигарету, но зажигалку оставляю в кармане. Смотрю на людей, подхожу к одному товарищу, который рассказывал свои впечатления о хоккее, матче между ЦСКА и Химиком и его внимательно слушали. Подождал окончания рассказа и попросил  у него зажигалку, а потом сказал, что моей любимой командой является Химик, так как умеет отобрать очки у сильных команд. Так я вошел в разговор. В итоге мы познакомились, товарищ оказался профсоюзным деятелем отделения. Я попросил у него одну минуту, за которую поведал свою проблему. Это трудно решить, но можно попытаться через верх – сказал он. Я тогда спросил, а кто более податливый из всех, кого можно в принципе уговорить или нажать через верх. Это Колосов Виктор Сергеевич, он завтра будет, интеллигентный, но  трусливый, пробуй через него – посоветовал профбосс, а Химик все же средняя команда, которая пыжится, иногда через не могу.
Я не спорил, мои мысли были далеко – мне показалось, что я придумал выход…
Вечером я спал плохо, проснулся в итоге рано, часов в пять, и беспрерывно курил, не выходя из комнаты. Приходилось часто проветривать комнату, а рука снова тянулась к сигаретам « Стюардесса» с кисловатым вкусом, но тогда они и «Опал», также болгарские, считались хорошими.
Голова придумывала невероятные сюжеты, но в итоге я остановился на первом варианте, который мелькнул вечером. Часто говорят, что первая мысль очень важна, особенно, если это касается мнения о человеке. Видимо на инстинктивном уровне мы все же животные и чувствуем в первый момент энергию и мысли другого очень даже неплохо, но потом, в процессе разговоров, отходим от энергетических ощущений, включая разум, который не есть отражение истинного, а скорее искусственного мира созданного нашим словоблудием…
Утром я на Огарева, жду Колосова. Захожу в кабинет.
Хозяин сидел за столом слева от входной двери. К  его столу примыкал еще один  с десятком стульев, видимо для проведения совещаний.
 Меня встречает сама вежливость, небольшого роста , в больших очках с черной роговой оправе, с бегающими глазками, протягивая руку и привставая с мягкого кресла.  Излагаю проблему, даю письмо, прошу помочь науке. Он берет и говорит, чтобы я зашел вечером. Я вышел слегка в бодром расположении духа – первый из замов, который взял письмо. Появилась надежда, что решит без моего варианта, придуманного вчера.
Сходил в Третьяковскую галерею. Целый час смотрел на боярыню Морозову. Меня всегда восхищали сильные люди, вот и смотрел я на нее и думал: Неужели она не понимала, какая участь ее ожидает?
Суровое лицо, отражало крепость старой веры, а мне казалось, что я слышу возгласы ее сторонников, моя голова наполнялась шумом, и среди него я слышал и редкие проклятия, брошенные полушепотом ей в след то ли завистниками, то ли обиженными ей холопами…
Сила человека держится на духе, вере, жизненной позиции, на платформе, коя и определяет человека от массы серой толпы. Мы разрушили одну веру, потом другую, в царя,, теперь рушим третью, коммунистическую – пронеслось в голове…
С Третьяковки я шел пешком, я любил бродить по Москве. Мои туфли скользили по мокрому снегу, на них появились белые соляные следы, по улицам летели «Волги», «Жигули» и «Москвичи», раскидывая шлейфы грязи. Иногда я останавливался, вчитываясь в мемориальные доски знаменитых людей, а я думал о боярыне Морозовой, принявшей мучительную смерть за свои убеждения…
Староверку увековечила история, но не памятники.
На Огарева меня ожидало разочарование.
Колосов мне поведал, что он пробовал решить мой вопрос, но пока ничего не может сказать.
Я же заметил, что мое письмо, как лежало в том положении, когда я оставил его, так и покоится, на углу.
Договорились, что я подойду завтра в 11 дня.
Остаток дня я посвятил подготовке к спектаклю, который решил устроить Колосову.
В магазине купил скрепок, разбросал их в пустой дипломат, туда же положил пару ручек и пару деловых писем. Затем, закрыв, дипломат на один замок, положил на стул и учился быстро взять дипломат, незаметно открывая второй замок. Дипломат раскрывался, содержимое высыпалось на пол, а я собирал его в дипломат. Отработав свой номер, я понял, что за пять минут соберу содержимое.
Ровно в 11 часов я зашел в кабинет со своим дипломатом. Дипломат положил на один из стульев, замок был закрыт один.
Не получается – не радовал меня заместитель.
Что же мне делать? – как бы рассуждая с собой, медленно произнес я. И вдруг, как бы решившись, резко спросил :
 - Виктор Сергеевич, от вас можно позвонить?
Да, пожалуйста, только не долго – сказал хозяин.
Я подхожу к телефону и набираю номер заместителя министра, того которого я запомнил по письму в приемной.
Михаила Владимировича Коростылева, можно – бодро спрашиваю.
На том конце провода женщина, видимо секретарь, приятным голосом:
 - Кто спрашивает?
-  Лушников – отвечаю быстро – скажите, что у меня есть одно дело. Я вечером домой заскочу к нему.
И быстро кладу трубку. Смотрю краем глаза на хозяина кабинета. Он очень внимательно слушал разговор. Пальцы его обеих рук сильно , почти судорожно сжали стекло на столе, так что кончики побелели. Я спокойно подхожу к дипломату и , якобы начинаю класть туда записную книжку, а сам сдергиваю дипломат, открыв второй замок. Все содержимое разлетается по полу. Извините – говорю , а сам начиная собирать свои аксессуары, чтобы дать время подумать Колосову.
Собрал, застегнул дипломат и подошел к хозяину кабинета:
- Можно, я письмо возьму?
 - Знаете, что скоро  человек подойдет с контейнерных перевозок, вдруг поможет. А если не получится, то заберете – быстро проговорил Виктор Сергеевич.
Хорошо – как можно спокойнее сказал я – когда лучше подойти?
Минут через  тридцать, пожалуйста – его вежливость не знала границ.
Я вышел весь в поту,  меня трясло, рука сама тянулась к пачке сигарет. Я вышел на улицу, закурил, жадно глотая дым вперемешку со свежим воздухом. Затем вход пошла вторая и третья сигарета, я ждал когда пройдут тридцать минут.
Перед кабинетом я стоял немного, не решаясь зайти.
Потом надел маску и зашел в кабинет.
Голубчик, но тебе повезло, твой вопрос решился – хозяин кабинета прямо несся ко мне. На письме стояла надпись разрешить и подпись.
Но, есть нюанс, вы пломбировать как будете контейнер, своего пломбира нет, наверное? – спросил Колосов.
Честно говоря, я и не знал, что требуется пломбировать контейнер. Поэтому мой благодетель сам лично на бланке наших железных дорог написал разрешение на использование пломбира ж.д.
Вышел я из кабинета с двумя письмами и меня в коридоре разобрал смех, я смеялся, видимо, немного истерически, потому что мой профбосс, знакомый из курилки обратил внимание и спросил:
 - Что так весело?
На что я кое-как вымолвил:
 - С вами здесь не соскучишься….
И сразу побежал в отделение контейнерных перевозок.
Все прошло гладко, но мне до сих пор интересно, а был ли какой то разговор между Колосовым и заместителем министра, чье имя помогло мне решить мою непростую задачу.
И еще, а если бы я знал все трудности такого дела, взялся ли  за ее решение, по сути, бесплатно для фирмы?