Ариф Сапаров - Из блокадного дневника-21. 06. 1942

21 июня 1942 г.
     Итак, годовщина войны! Кто бы мог подумать в кровавой сумятице прошлогоднего июля, когда по обочинам дорог бежали ошалевшие от страха люди в военной форме и города падали как частый дождь, что война эта может протянуться целый год. Казалось, ничем не остановить лавину и все будет смято, опрокинуто. Гибли дивизии,  корпуса и целые армии.  Горели огромные костры подожженных деревень. В воздухе стоял бензиновый чад.
      Помню, как мы встретили на Варшавском шоссе бегущих красноармейцев. Без оружия, без сапог, взлохмаченные, они  не останавливаясь бежали на восток  к Ленинграду. От Гатчины до Сиверской  километров тридцать. Все это расстояние мы ехали по сплошному коридору бегущих людей. Марк Ланской[1[, впечатлительный и нервный парень, сидел в машине с бледным лицом. Саша Садовский[2] саркастически улыбался. Мне почему-то безостановочно лезли в голову великолепные картины прошлых парадов.
     Помню суматоху в Луге после первой бомбежки. Пустой, покинутый жителями город, пустой дом, в котором остался только Колька Мельников с тоскливым взглядом алкоголика, которому все равно.
     В райкоме, ероша непокорную гриву волос, сидел Ваня Дмитриев[3[, чудесный парень, веселый бабник и  выпивоха  преобразился на глазах. Судьба-волшебница из рядового райкомовца сделала его вершителем судеб многих тысяч перепуганных и паникующих душ. Ваня обрадовался моему приезду и даже не спросил, почему я так поздно. Немцы стояли уже на границах района. Их самолеты беспрерывно атаковали железнодорожные узлы, деревни, совхозы, обочины шоссейных дорог. Секретарь райкома вывозил женщин  и детей, скот,  эвакуировал промышленное оборудование, нещадно «порол» трусов, распределял противотанковые гранаты и даже организовывал собственную разведку.
      Казалось бы, здесь, под Лугой, на маленьком клочке земли дрался целый корпус, огромная махина людей и машин. И тем не менее, Дмитриев, дотошно знающий окрестности Луги, посчитал нужным  на свой страх и риск наладить собственную разведывательную сеть. Я наблюдал,  как Иван  детально и  терпеливо  инструктировал высокого парнишку в железнодорожной форме, разъясняя,  как ему пробраться в совхоз и что там выяснить. Жизнь подтвердила, как прав был небольшой штатский чин из райкома, перестраховываясь за счет собственной разведки. Когда немцы внезапно двинули колонну танков, в обход укреплённого Лужского рубежа   на Югостицы и Наволок, первым узнал об этом райком, а не военная разведка.
    Помню ноябрьские ночи в Ленинграде, глухое сотрясение земли, металлический завывающий гул «Юнкерсов» над головой. Мы бежали в подвал, захватив домино, играли, прислушиваясь к взрывам бомб. Шестого ноября выступал Сталин.[4] Его речь мы слушали, сгрудившись в коридоре редакции, налегая дуг на друга и стараясь понять каждое слово. Эфир сотрясался от какофонии звуков, в нем хозяйничали фашисты  и сквозь рев глухо доносилась гортанная восточная скороговорка окончаний фраз. Вдруг мы замерли, ожидая, предчувствуя это, передача оборвалась и как-то отчаянно завопила сирена. Через час пришло известие о бомбе в равелине Петропавловской крепости и тринадцати разможенных трупах. Да, невеселой была осень!
     Помню декабрьскую стужу, блестящий на холодном солнце лед Ладожского озера, вереницы автомобилей с хлебом,  усталых, замученных красноармейцев 115 дивизии,  переходивших озеро  пешком для участия в атаках Федюнинского. Начав с замечательного успеха, опрокинув немцев и навалив горы фашистских трупов, наступление захлебнулось.
     Никогда не забыть страшного путешествия по берегу Волхова, по следам отступавшей немчуры. Сожженные дотла деревни и только желтые с черным немецкие надписи   на дороге. Навстречу погорельцы. Усталые, голодные, озлобленные люди с землистыми лицами. Весь скарб в детских саночках.
     Помню голодный, вымирающий Ленинград, трупы на улицах, ледяную стужу в редакции, ужасный хлеб, пустой суп, одичавших женщин в штанах и с безумными глазами. Выходя на улицу, возвращался с ожесточенным сердцем.
    Помню мрачную, черную весну, эпидемию цинги, грузовики трупов, небрежно прикрытых одеялами.
     Сколько раз пришлось отчаиваться и содрогаться сердцем. Сколько раз казалось, что все кончено и бесполезно. И все-таки мы выжили, устояли. Фронт затвердел, ощетинился огнем, наступило затишье позиционной войны, когда на командном пункте устраивают танцы и люди забывают о пережитом.
     Позиционная война – это огромный выигрыш для нас, и фактически -это ужасно для Гитлера. Две недели длятся страшные атаки Севастополя. Поди, попробуй, прошиби!
    Второй год войны должен принести решительные перемены. Повернется же к нам  счастье своим сияющим  лицом, вздохнут же люди полной грудью и отплатят фашистам полной русской мерой  за все.
    Все наши личные невзгоды, дрязги служебных отношений и суетные амбиции журналистских карьер, даже сама жизнь наша -  ничто по сравнению с этой вселенской перспективой. Не раздумывая  ни одной минуты, положу свою душу, чтобы помочь вздохнуть народу. И немного найдется  среди нас подлецов, которые задумаются, если потребовать такую жертву от каждого.

          Примечания М.А.Сапарова:
[1] Ланской Марк Зосимович (1909-1990). Ленинградский журналист и писатель. Военный корреспондент газеты «Ленинградская правда».
[2[ Садовский Александр Львович. (1902-1969). Ленинградский журналист и писатель. Военный корреспондент газеты «Боевая тревога».
[3] Дмитриев Иван Дмитриевич. (1908-1968). Первый секретарь Лужского райкома ВКП(б). Руководитель Лужского штаба партизанского движения.
[4] Имеется в виду доклад И.В.Сталина на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями г.Москвы 6 ноября 1941 г.

      *****          *****        *****        *****
Фотография из личного архива писателя Арифа Сапарова:
Руководитель партизанского движения Лужского района Иван Дмитриевич ДМИТРИЕВ на трофейном танке.