Искры жизни. Встреча вторая

Предупреждая недоумённый вопрос читателя о композиции книги, сошлюсь на авторитет Горация:

Если художник решит к голове приписать человечьей
Шею коня, а потом облечёт в разноцветные перья
Тело, которое он соберёт по куску отовсюду, -
Лик от красавицы девы, а хвост от чешуйчатой рыбы, -
Кто бы, по-вашему, мог, поглядев, удержаться от смеха?

Блажен тот, кто, подобно ребёнку, может пройти с улыбкой мимо трагедии собственной жизни. тМне кажется, эти слова можно с большой долей вероятности отнести и к главному герою этой небольшой книги. Если же говорить о том, что эпоха старой Одессы, как считают многие, уходит и уходит безвозвратно, то сошлюсь на мнение историографа Зямы Рабиновича: «Эпохи уходят, чтобы остаться не столько памятью сердца, сколько памятниками культуры». И, наверное, уже какой-нибудь неофит трудится над многотомным сочинением всемирного значения: значения: «Одесса и цивилизация ХХ-го века». Не будем ему мешать.

От комментатора малодостоверных подтверждений о некоторых обстоятельствах жизни гражданина города Одесса Зямы Рабиновича, города, при котором для всякой там надобности состоят: Чёрное море, порт, таможня, привоз, тюрьма, пляжи, оперный театр, а также памятники Пушкину и Дюку, и некоторое количество    сознательных и  ещё  больше  несознательных граждан и их многочис ленных  родственников,  которые хотя и разбрелись по всему миру,  но почему-то  близко  к  сердцу  принимают  распространение  именно недостоверных  сведений об  их земляке и,  мало сказать,  живой легенде города Одесса - Зяме Рабиновиче.

Дамы и господа! Вы конечно будете смеяться, но весьма значительнаяая часть эпизодов из бесконечной саги о Рабиновиче мною не выдумана. Если вы в каких-либо новеллах узнаете старые анекдоты, то поймёте, что имено по ним я восстанавливал подлинность событий, подобно тому, как по обломку большой берцовой кости гениальный Кювье восстанавливал скелет динозавра.

                ПОЧЕМУ Я ЛЮБЛЮ ЕВРЕЙСКИЕ АНЕКДОТЫ
Строго говоря, я люблю все анекдоты, лишь бы они были неожиданны по нелепости ситуации и отражали нашу неистощимую жизненную глупость. Но когда речь заходит о еврейских анекдотах, я отвечаю: гений каждого народа выражает себя так, как предписал ему Господь Бог. Куда ушёл гений испанцев? Вам каждый скажет - во фломенко и архитектуру. А  итальянцев? -  В музыку и живопись. Французов? -В ла мур и исторические романы. Англичан? - В сплин и тонкую самоиронию. Янки? - В жвачку и «мэйк мани». Русских? - В Империю и мировую скорбь, впрочем последняя роднит их с сынами израилевыми. Кроме того у каждого из перечисленных народов достаточно земли и всемирно известных писателей и художников. Евреев писателями, поэтами и философами Бог тоже не обидел, а вот насчёт жизненного пространства... Ну скажите, что у них там имеется, кроме тонюсенькой полосочки берега, небольшого своего моря, да и то давно мёртвого, и  узкого ломтика пустыни, вот такого, когда вы попарно соедините указательные и большие пальцы ваших рук. Понятно? Не верите?! - Полюбуйтесь на очертания Земли Обетованной на любой карте Ближнего востока.
 Так спрашивается, на что ушёл гений  этих евреев? Отвечаю: на пару пустяков - на пейсы и анекдоты.
Есть основания утверждать, что именно Моня Шершерович своей неуёмной  любознательностью способствовал интеллектуально- ому развитию Рабиновича. Однажды Зяма взмолился: «Моня, помол-чи, дай мне хоть час не думать!» -  Зяма, разве я против? Но ты уже не думаешь один час и три минуты, чтоб мне провалиться, Зяма!
Ну задавай, задавай свои идиотские вопросы, - сказал Рабинович. - Ну вот объясни мне, Зяма, можно Одессу превратить в Россию? - Моня, или ты в своём уме? Это всё равно, что семью разбить. Есть Ростов-папа, есть Одесса-мама, а есть ещё на Кавказе Кутаиси-сын. - Зяма, ну а всю Россию можно превратить в Одессу ? - Можно то можно, но где ты возьмёшь столько евреев?


                КОЕ ЧТО ИЗ КУЛИНАРИИ
Кстати, об Одессе. Однажды в июльскую жару пришёл старик Зяма Рабинович на Ланжерон. Сел себе на самом берегу. А из воды в это время выходит юная купальщица в чём-то совершенно прозрачном, что, по недоразумению, называют купальным костюмом. И вот она, чтобы не испачкать то, чего на самом деле на ней вроде бы и нету, на песочек не ложится, а всё поворачивается на солнышке  туда-сюда, туда-сюда. У старика от такого зрелища слюни по бороде побежали. Сидит, только языком прицокивает.
     - Что вы уставились на меня, старый хрен, - возмутилась красавица, - можете не пускать слюни, я холодная, как рыба.
     - Боже мой, боже мой, какой цимис мит компот, - вздыхал про себя старик Зяма Рабинович, - и вот такая цаца  достанется какому-нибудь тупому фраеру. - А вслух сказал:
- Чтобы вы знали на всю жизнь, дорогая: нет лучше кушанья, чем холодная рыба под старым хреном. - От таких слов, сами понимаете, эту холодную рыбу в жар бросило. Губами шлёпает, как ставрида, которую только с самодура сняли, а ответить - это же что-то и в голове иметь надо... А старик Зяма Рабинович шёл по бережку и мучительно соображал, почему он уже не тупой фраер лет тридцати трёх, наглый, загорелый, как балаклавский грек, и неутомимый, как апулеев золотой осёл. Иронию жизни начинаешь понимать, когда тебе уже далеко за семьдесят. А они, ну эти цацы  юные, подрастают и подрастают. Один мудрый еврей Давид Самойлов вынужден был ответственно заявить по этому поводу следующее:


               



Во время уйти со сцены
Не желаем, не умеем,
Все Венеры и Елены
Изменяют нам с лакеем.
Видимость важнее сути,
Ибо нет другой приманки
Для великосветской суки
И для нищей оборванки.



.                НЕМНОГО О НАШЕЙ ПОПУЛЯРНОСТИ
                (из послевоенных историй)
Как-то вернулся Зяма Рабинович в родную Одессу из командировки и прямо на улице встречает друга.
     - Зяма, здравствуй дорогой, - начал друг с налёта, - ты слышал последнюю потрясающую новость?! - Как, ты не слышал?! О твоей пассии говорит весь  город!
     - Тоже мне, город, - сказал саркастически Рабинович, - всего триста тысяч населения. Потом, после некоторого абстрактного размышления, спросил, приосанившись: ну и что говорят о моей даме сердца в вашем городе?
 - Как что?! - Вскричал друг. - Она у тебя оказывается такая смешнячка, такая смешнячка,  в ту ночь, как ты уехал, она мне рассказала пару таких анекдотов, что мы с ней от смеха чуть с кровати не свалились!
 - И много вас падало с кровати?  - Спросил педант Рабинович.
 - Откуда я знаю,- сказал лучший друг, всем ведь хочется между делом посмеяться.
Ну что тут можно сказать - глас народа, или, VOX POPULI, как говорили древние, это глас  Божий. А кто на Бога будет обижаться? Во всяком случае не Зяма Рабинович.


                ОСОБАЯ  МИССИЯ

     Это было в те времена, когда Зяма Рабинович был уже на пенсии, но ещё при Советской власти, и подрабатывал то экспедитором, то старшим товароведом вневедомственной торговли, или как там она у вас постатейно (по УК) называлось.
Однажды возвращается Зяма Рабинович из командировки пря-мо на работу. И его тут же вызывают к начальнику.
      - Зяма, говорит начальник, мы вас держим за самого деликатного и тактичного чело века в нашей конторе и прекрасного общественника.
    - Да, я такой,  без всякой там ложной скромности, согласился Зяма. А в чем вопрос, простите?
   - Понимаете, прямо в конторе скоропостижно скончался Хершензон... 
   -А-а-а!  Сообразил Зяма, то-то я смотрю, его в заморозку грузят. Значит нужно предупредить мадам Хершензон, как ей не повезло в этой жизни.
   - Откуда вы взяли, - изумился начальник, - что ей не повезло? Это ему не повезло на такой стерве жениться. И вот результат на лице, то есть я хотел сказать... Ну, в общем, поезжайте, Зяма, выразите ей наше соболезнование, приличия всё же надо соблюдать.
    - Да, скорбно вздохнул Зяма, это наш человеческий долг, если вы при этом дадите мне на такси, так я туда-сюда и мы ещё успеем выпить за многострадальную душу дорогого покойничка.
Поморщился начальник, но дал и на такси, и на водку.  А надо вам сказать, что Хершензоны жили где-то у чёрта на куличках в старом престаром доме. Там как войдёшь во двор, а по второму этажу сплошной балкон открытый. У каждой двери сидит  какая-нибудь Хая, терзает своего отпрыска манной  кашей и обсуждает с соседками, что где, кто кого, кто с кем, кто чем. Идилия - если  кто-нибудь понимает в жизни. Вот Зяма покрутил головой - балкон  то по всему двору, со всех сторон обступает. И говорит:
    - А кто мне скажет дорогие мои гражданочки-мамочки,  кто из вас вдова Хершензон будет? - Тут поднимается со своего кресла такая Хая, что под ней чуть веранда не провалилась, доски прогнулись и застонали так, как, наверное, несчастный Хершензон стонал, прощаясь с жизнью.
Вот поднялась она, да как завизжит на всю Лузановку:
    - Ах ты босяк, нахальная твоя рожа, ах ты бычок тухлый (а надо сказать вам, что Хая, уже бывшая Хершензон, всю свою  молодость потратила рибной торговкой на привозе), таранка ты ржавая, стрючёк обрезанный, чтоб тебя перевернуло и перекинуло, что тебе влезло и не вылезло, да чтобы у твоей мамы бородавка не на том месте выскочила... Это я вдова?!. У меня муж законный есть, не такое ракло, как ты, ставрида ты дохлая, тюлька поганая. –
    -  Ой, сказал Зяма Рабинович, и при этом сказал очень интеллигентно. Ой, сказал Зяма, не держите меня двое, а держите меня уже четверо, а то я сейчас упаду и разобьюсь от смеха. Кто же тогда выпьет за упокой несчастного Хершензона? Это, мадам, у вас есть муж? Вот у вас, а не муж. - И показал вдове то, что обычно показывают в Одессе при таких словах.
- Ну и как?- Спросил, начальник, когда Зяма Рабинович вернулся в контору с чувством исполненного  долга. - - - -Убивается бедная, но я же знаю, чем утешить даму в  таком кошмарном случае.- - И со смиренной миной достал водку, пиво, таранку и помидоров с зелёным луком. За упокой, значит, незабвенного Бени Хершензона.



                НЕМНОГО  О НАШЕЙ  ОБРАЗОВАННОСТИ

Какой-нибудь тупой лох по этому эпизоду наверное уже решил, что Рабинович - выживший из ума городской сумасшедший. И будет прав только на половину, то есть на ту, про которую он думает, что она думает. Но и это ещё вопрос. А вот сам Рабинович, выпив за дорогого покойничка Хершензона,  согласился  вслух с Антоном Павловичем Чеховым, что действительно нет на свете вещи, которую еврей не употребил  бы себе на фамилию.

                МЕТОД ДОКАЗАТЕЛЬСТВА ОТ ПРОТИВНОГО

Говорят, что в геометрии  Евклида есть такой метод доказательства. Но вряд ли старик Зяма Рабинович в пору своего сопливого детства изучал этот метод в гимназии вместе с детками при-личных родителей. Собственно, и детства у него, сказать по совести, никогда не было. Был он из той одесской еврейской голытьбы, что проходила свои университеты среди щипачей, фармазонов и громил.
Всего он повидал на своём веку, пожил, дай Бог всякому. И на пёрышке, бывало, крутился, и башлями сыпал в самых шикарных кабаках. И в советских разных учреждениях, ну помимо основного своего заработка, ещё и зарплату получал. Как он отмечал с удовлетворением, - на соль и спички. Но пронеслась жизнь, отшумела, отзвенела. Дети за кордон подались на вольные американские хлеба. Мадам Рабинович, святую женщину, которая полвека терпела разгульную жизнь этого последнего романтика Одессы, он похоронил со всеми приличиями и остался совсем один. Ни родни, ни друзей. Кого Махно «со товарищи» вырезали. Кто геройски на фронте погиб, опять же  в гражданскую войну, или, кто постарше, - в Отечественную. Ну а сколько сгинуло в лагерях, сталинских и фашистских, -  не сосчитать.
И вот теперь, скажите, как можно умному человеку вот так свой век коротать, не имея возможности поговорить о чужой глупости. Вот это действительно божье наказание. Но не зря говорят, гениальное прозрение на человека в тот час нисходит, когда Господь Бог ночью с боку на бок  перевернётся. Главное - не спать в этот момент. А старик Зяма Рабинович в ту ночь как раз бессонницей мучился...
До отхода поезда Одесса-Москва, который, как знает любой пацан, отходит ровно в семь сорок вечера, оставалось ещё часа полтора. Один парень, видно деваться некуда было, слонялся по перрону с небольшим чемоданчиком. Жажда мучила. А всё!  Даже на бутылку пива не осталось. С местными чувихами оставил всё на Аркадии, да притом не солоно хлебавши - двинули динаму, чтоб этим девкам...
     - Молодой человек! - Услышал парень стариковский голос, - извините за навязчивость, вы случайно не из местных будете?
    - Какой там из местных! - Огрызнулся парень, - тут ваши девки обчистили меня до  копейки. Теперь до Москвы как арестант в бочке поеду, у, стервы ваши одесские.
    - Вы извините, молодой человек, с нашими юными дамами нужно своё обхождение иметь. Это я вам потом объясню, но если вы не обидите старика и не откажетесь зайти в мой домик, я тут рядом живу. Чокнитесь со мной, я вас и ужином накормлю и в дорогу дам.
     - Чего?!. -  Не понял парень, угрожающе повернувшись к старику Рабиновичу,- раздеть меня хочешь с вашими урками?
      - Что вы, что вы, - замахал руками старик. - У меня дата одна памятная, нужно выпить, а один я не могу. А у меня на столе и курочка, и водочка и селёдочка, и огурчики малосольные. Ну пойдёмте, уважьте старика. -Голод и жажда сделали своё дело. И, правда, не обманул старик. И водочка была что надо, а огурчики... Стал парень собираться, времени оставалось - только до поезда добежать. И вдруг, ну как чувствовал подвох, ещё там, на перроне, старик и говорит,
     - Теперь вы, молодой человек, дожны мне отдать пятьдесят рублей.
      - Что?!. - Взревел парень, - ты же, дед, меня сам пригласил, да ещё в дорогу обещал дать.
      - Молодой человек, я старый, больной, живу на одну пенсию, как вам не стыдно? Я же пополам прошу.
      - Какое пополам, - орал парень.- Я же тебе, дед, там, на перроне, сказал, обчистили меня ваши девки на пляже. - - А  котлы, извиняюсь, часики - лукаво спросил старик Зяма Рабинович?
     - Я тебе дам, часики, -  двинулся, было,  парень на деда. Потом, глянув на часы, ринулся к двери. Куда там, дверь предварительно и незаметно была заперта.
    - Вы конечно, можете меня убить, - сказал старик Зяма Рабинович. И будете в своём праве. Но что вам в  моей смерти? Прямо скажу, ничего хорошего вам от этого не светит. Но у меня таки есть предложение. Тут по соседству живёт наш раввин, такой же старый, как я. Вот пойдёмте к нему, как он рассудит, так и будет. На поезд вы всё равно опоздали.
    - Ну ты и змей, дед, - сказал парень, - ладно, пошли.
И вот, представьте себе, этот третейский суд. Старик Зяма Рабинович говорит:
     - Рэббэ, он ел мой курочка, он пил моя водочка, он закусывал моя селёдочка, он должен хоть половину уплатить? –
     - Должен, - подтверждает раввин.
     - Как же так он же меня не предупредил! - Возмущается парень.
     - Значит не платите, - говорит раввин.
     - Но рэббэ, я старый, больной, а какой у меня доход с пенсии? –
     - Значит, должен платить, невозмутимо отвечает раввин.
     - Да как же должен, если он сам меня... - уже теряя уверенность, - кричит парень.
     - Так не платите, говорит раввин.
     - Но как же, рэббэ, взмолился старик Зяма Рабинович...
     - Ну да, пусть платит, - как эхо отвечает раввин. Не выдержал парень, снял часы и ходу от этих двух старых идиотов. Но тут догоняет его Зяма Рабинович, возвращает часы, достаёт из кармана двести рублей и отдаёт парню, Парень думает: точно, спятил старик на старости лет. А старик этот странный, Зяма Рабинович, говорит,      
     - Вы извините,   меня, молодой человек, вы мне очень симпатичны и мне стыдно, что я вас подвергал такому испытанию. Но  как я ещё мог доказать, какой кретин наш рэббэ. Пойдёмте ко мне, у меня ещё одна бутылочка осталась в холодильнике и я же вам обязательно должен рассказать, как нужно обходиться с нашими юными дамами. Вот тогда вы и узнаете по настоящему, что такое пустой кошелёк и при этом всё небо - в алмазах...

До следующей встречи