Случайная ожидаемая любовь

               
               
          Ровно в пять часов сборочный цех принялся провожать домой смену рабочих запахами въевшегося в асфальт машинного масла, не высохшей масляной краски, свежей пакли, ни весть, откуда взявшимся духом новой резины.
          Николай, слесарь из моторного участка цеха, шел в развалку с оглядкой по сторонам. Природа наградила его острым обонянием, поэтому, когда он отвлекался от работы, запахи набрасывались на него со всех сторон, душили своими ароматами, вызывая на глазах слезы. Коллеги по работе шли спокойно, не замечая тяжелой атмосферы.  Они навсегда принюхались к воздуху, которым дышали и в котором трудились. Создавалось впечатление, точно эти запахи источались движущимися людьми.
           Вдоль проезжей части, как будто удивленные и лишенные дара речи экскурсанты, застыли ящики с бракованными полуфабрикатами, неиспользованные в деле заготовки, различная утварь, пустые бочки. Словно из-за  выравнивания строя от натуги стали пунцовыми висящие вдоль стены огнетушители.
         
           Неожиданно Николай почувствовал, как  потянуло душком спиртного, вызвавшим среди покидающих цех рабочих перегляды со спрятанной в глазах хитрецой. Некоторые  стали принюхиваться, вертеть головами, пытаясь определить, откуда пахнет. Он сразу определил, что в образованном кармане стены что-то происходит и решил заглянуть на чужой запах.
            В закутке пролета или, как его называли рабочие, в кармане цеха, где обычно хранились пустые емкости из- под бензина, на одной из них сидел человек в приспущенном комбинезоне. Он виновато улыбался. Чуб, усы, зрачки глаз, казалось, от избытка вдруг появившейся перед посторонним людом неловкости, превратились в темно рыжий цвет.
          Распространяющийся из  неприметного издали тихого места доморощенный запах  стал собирать проходящие мимо лица. Николай сразу определил, что легкий ветерок смешал запахи водки, черствого хлеба, ливерной колбасы, пропитанной потом одежды и исподтишка появившейся мочи. Значит, ребята собрались быстро, в охотку.
           Толпа густела и, когда от множества остановившихся зевак она замкнулась вокруг, неожиданно раздался  голос сидящего на бочке: “Бригадир, пожалуйста,  время вышло”.
       
         – Привет! Что случилось?- подошел к бригадиру Николай. Он знал всех работяг по соседнему участку и сидящего в центре собрания Фархата-лимитчика.
       
          Фархат приехал на завод из степного хутора по специальному набору разнорабочих. Из - за отсутствия работы хуторское хозяйство давно пришло в негодность. Оставшееся население гуляло на то, что бог пошлет, и от своего рождения ждало манны небесной. Фархат после женитьбы не стал ждать счастья. Он узнал от  служивого, что в столице можно устроиться работать на завод.
          Его направили в сборочный цех в бригаду к Алексею. С первого взгляда Фархат понял, что бригадир будет издеваться над ним столько, сколько захочет. Его работа измерялась той пользой, которую оценивал сам бригадир. И Фархат сразу покорился. Он убирал на участке мусор, после перерыва на обед за всю бригаду мыл посуду, наводил порядок в каптерке, бегал за спиртным, чем подвергал себя со стороны руководства цехом угрозой увольнения. 
       
          – Мы по рюмашке приняли. Показалось мало. Кому бежать за бутылкой? Обычно отправлялся чернявый. В этот раз он испугался охранника. Я вместо него послал другого, а чернявому предложил влезть на бочку, опустить в отверстие свои яйца  и просидеть одну минуту, - хитро ухмыльнулся бригадир,- за червонец. Ребята согласились по рублю сброситься.
         – Круто придумал! – бросил в сторону бочки взгляд Николай и превратился в  наблюдателя.
         Собравшиеся в любопытстве зрители послушали  чужое разъяснение и, наперед угадывая, что произойдет, придвинулись ближе к бочке.
                               
         – Бригадир, минута прошла! – неуверенно произнес Фархат. Он  торопился получить заветный выигрыш, как будто боялся, что его обманут.
         - Забирай,- вытащил бригадир из кармана червонец и протянул артисту.
           Со своей приученной заводом или от рождения скромностью, он крепко сжал заработанную бумажку и поспешил исчезнуть.
         
            Попытка приподняться окончилась неудачей. Он почувствовал, что опущенные в отверстие бочки яички разошлись в стороны, словно два кочана капусты в плетеной авоське. Фархат  склонился на бок, пытаясь как бы вытянуть каждое яичко по отдельности. И вновь попытка не удалась.
            – Чего застрял? – не вытерпел один из зрителей. Он видел, как лимитчик получил деньги, и  задарма не терпелось продолжения зрелища.   
            - Не могу встать, - ответил Фархат, и на его лице появилось заметная растерянность.
             Нежданная забава в подогретой спиртным компании, как шутка, быстро расползается от одного к другому. За легко заработанные чернявым деньги хотелось жгучего зрелища.
            – Сходи в ремонтный цех к Михалычу. Пусть он возьмет болгарку и вырежет дыру в бочке, - сказал бригадир стоящему рядом рабочему. Вскоре появился Михалыч с инструментом в руке.
             -Что случилось? – по - хозяйски произнес он и посмотрел на сидящего на бочке лимитчика.
           – Вырежи сбоку отверстие, чтобы просунуть внутрь руку, - с ухмылкой произнес бригадир. –  Помоги человеку.
            - Не буду, - решительно заявил Михалыч. – В бочке был бензин. Если внутрь попадет искра, из-за бензиновых паров может   рвануть на весь цех.
            – Тогда выруби, - продолжал искать выход бригадир. Он понимал, что собравшийся народ может привлечь внимание начальства. Пора быстро заканчивать шутку.
            – За бутылку! – вопросительно посмотрел на бригадира Михалыч, разглядев в руке чернявого червонец.
            – Договаривайся с ним, - кивнул бригадир на артиста.
            -Давай, давай,- яростно выкрикивала собравшаяся толпа, глядя на растерянность Фархата.
            
             Из потаенного закутка цеха послышались резкие удары молотка о зубило. Подогреваемый развитием событий люд жаждал  активного участия. Видно было, как работа заметно приближалась к завершению.
             – Бригадир, - обратился рядом находящийся рабочий. - Кто  будет помогать вытаскивать его хозяйство?
             Послышался разрозненный смех.
             – За бутылку помогу!- раздался из толпы чей-то голос.
             -Я  смогу за стакан водки,- тут же объявился конкурент.
             Круг все теснее и тесней стягивался собравшимся людом. Каждый хотел быть как можно ближе к сцене.
             – Я бесплатно готов подергать его мошонку,- заявил один из участников компании, дурной Федор, как его звали в цехе.
               
               Федор давно работал на заводе слесарем. Он выделялся своей ленью, неприязнью к приезжим людям и завистью к их трудолюбию. При любой возможности перейти ему дорогу в заработке или просто из-за случайной ошибки он старался за спиной новичка  придумать, как ему напакостить, схитрить в житейской мелочи или, в крайнем случае, вместе с дружбанами, просто напугать. Сейчас он терпеливо ждал окончания работы Михалыча, чтобы первому оказаться у бочки, потому что к безропотности поведения Фархата не было повода придраться.

               Зазвенел упавший на пол вырубленный кусок железа. Дурной Федор первый ринулся к бочке, засунул руку внутрь ее и с ошалелой улыбкой принялся шарить. Наконец, он нашел что-то мягкое, схватил это мягкое и дернул вниз.
              – Ой!!- вскрикнул Фархат, пытаясь приподняться на руках, как бы стараясь освободиться от схватившей его руки.
              –Дай мне! – оттолкнул дурного Федора от бочки рядом стоящий тип с ехидными глазами.
              – О… ой! - протяжно завыл Фархот. - Очень больно! Не надо помогать! – чувствуя, как очередной доброжелатель готов вырвать у него кусок тела.
              Дикое желание помочь охватило присутствующих. Их сдерживающие центры отказали и замкнутый ими круг развалился. Каждый старался пробиться к бочке и засунуть кисть руки внутрь, чтобы дернуть чернявого с таким желанием, чтобы он почувствовал их  стремление показать  за  время работы, а может за все время  существования накопившуюся ярость.
            Слезы ручьем сыпались из глаз Фархота. Он устал от боли кричать и сидел на крышке бочки рыхлой кучей, будто собранный в груду тающий снег.
            Постепенно толпа стала успокаиваться. Им всем было  неловко и не хотелось смотреть друг на друга. Жестокость, или какую другую грубость совершал каждый из них. Но чтобы так издеваться над человеком, про себя размышляли они, в другой раз не пошли бы никогда. И тут же удивлялись, как все- таки им легко далось.  Угрызение совести не мучило их,  а на душе полегчало. Когда же они стали смотреть друг другу в глаза, сначала украдкой, потом совершенно открыто, они не смогли сдержать ухмылки.
            Они впервые наконец-то свершили нечто во имя любви, изведанной в своей жизни.