Русский Афон жизнь после смерти

В Пугачевском филиале Государственного архива Саратовской области хранятся уникальные документы трех иргизских единоверческих монастырей: Нижне-Воскресенского (Ф. 20), Верхне-Спасо-Преображенского (Ф. 21) и Средне-Никольского (Ф. 22). В период с 1829 по 1841 гг. они были насильно преобразованы из монастырей старообрядческих, которые в течение почти семидесяти лет, с 60-х гг. XVIII в., являлись центром российского раскола. Их даже называли «русским Афоном»: настолько огромно было количество паломников, стекавшихся ежегодно «на Иргизы». В 1829 году здесь существовало пять старообрядческих монастырей: три мужских (выше названные) и два женских (Успенский и Покровский). В эпоху активной борьбы с расколом два последних были ликвидированы, а из трех первых один сделали женским (Средне-Никольский).
Библиография исторических исследований образования, расцвета и заката иргизских монастырей в старообрядческий период довольно объемна. А вот монастырская жизнь в единоверческом «обличии» мало кого интересовала. Иргиз к концу XIX в. захирел.
Если, по статистической описи раскольничьих монастырей, произведенной в 1827 г. по поручению Саратовского губернатора Голицына, монахов и послушников в Нижне-Воскресенском монастыре было более 300, в Средне-Никольском – до 700, в Верхне-Спасо-Преображенском – до 400, монахинь и послушниц в Средне-Успенском – до 600, в Верхне-Покровском – до 700, то единоверческие монастыри стояли почти пустыми: к концу XIX в. в Нижне-Воскресенском проживало чуть более 20 монахов и послушников, в Верхне-Спасо-Преображенском – до 35, в Средне-Никольском монахинь и послушниц – 30 с небольшим.
И все же свою важную, церковно-государственную, задачу преобразованные обители выполняли. Их настоятели боролись со старообрядчеством и обращали раскольников в единоверие. Единоверие, по словарю Брокгауза и Эфрона, - «вид воссоединения русских раскольников с православной церковью, по которому за старообрядцами сохраняется право совершать богослужение и таинства по старопечатным, дониконовским, книгам и по своим обрядам, под условием подчинения, в иерархическом отношении, православной церкви и принятия ими священнослужителей от православных архиереев».
Другими словами, единоверцы – это те же старообрядцы, только подчинившиеся власти официальной церкви. Тем интереснее монастырские архивы, сохранившиеся в Пугачеве. Среди документов - информация о жизни не только монастырей, но и окружающих их старообрядческих сел.
Каким образом были сформированы эти фонды, до сих пор неясно. Вот как описывает их появление в Пугачеве известный историк Михаил Тихомиров, который впервые побывал в Иргизских монастырях в 1919 г.:
«Первые два дня мы посвятили осмотру Пугачевского музея родного края. Музей занимает четыре комнаты в каменном доме, принадлежавшем Волковойнову, где помещается также и Пугачевская центральная библиотека. К нашему приезду в музее были только небольшие естественно-исторические коллекции, несколько планов, чертежей, икон и проч. Зато сразу же поразило обилие драгоценных старопечатный и рукописных книг, привезенных из Средне-Никольского монастыря… Кроме того, в музее хранится архив Средне-Никольского монастыря, заключающий в себе акты 30-40-х годов прошлого века».
Тихомиров больше интересовался иконами, рукописными и старопечатными книгами, которые, по заданию самарской власти, необходимо было сохранить и вывезти в Самару. А монастырские архивы его интересовали постольку-поскольку. Впрочем, о сохранении наиболее ценных волостных архивов Криволучья и Каменки историк все же позаботился:
«Каменка довольно старое село, где когда-то находился Каменский Приказ, заведывавший удельными селами. Архив этого Приказа сохранился на чердаке волостного исполкома и заключает в себе бумаги с двадцатых и тридцатых годов прошлого века. Считая этот архив чрезвычайно важным для истории Пугачевского уезда, мы собрали наиболее ценные документы и вывезли их на двух возах в Пугачев, предполагая в дальнейшем отвезти туда и остальную часть архива».
Вот, собственно, и все, что более или менее точно известно. А об остальном - только устные предания. Старожилы говорили: в музей, упомянутый Тихомировым, не разбирая, свозили из монастырей все, что могли в помещение уместить. О ценности тех или иных документов не шло и речи. Тогда в этом никто ничего не понимал. И архив, как отдельное учреждение, был создан лишь в 1924 г. За первые семь лет Советской власти наверняка многое было или растеряно, или растащено, или сожжено. Это косвенно подтверждается тем, что хронология монастырских фондов «рваная», с временными провалами, а документов последних дней существования монастырей не сохранилось совсем.
Кто первым разбирал монастырские бумаги и раскладывал по фондам, тоже неизвестно. Но, во всяком случае, явно не специалисты. Иначе, как объяснить, что, например, в фонде одного монастыря встречаются документы других? Да и страницы в них никто не нумеровал. Поэтому исследователям приходится ссылаться только на номер того или иного дела.
Тем не менее, это нисколько не умаляет ценности монастырских архивов. На их основе можно не только изучать жизнь иргизских обителей после принятия единоверия, но и вносить некоторые коррективы в уже установившуюся старообрядческую историю Иргиза. Так, например, считалось, что Верхне-Спасо-Преображенский монастырь был основан священноиноком Исакием, который пришёл сюда с 11-ю иноками и 14-ю бельцами, в начале 60-х гг. XVIII в. Однако в монастырских документах указывается совершенно иная дата – 1755 г. 
Или вот достаточно интересная информация о первых днях существования монастыря Нижне-Воскресенского.
Первые иноки «в 1785 г. на пожертвованные деньги вольским купцом Злобиным и сборные деньги выстроили храм деревянный и освятили его во имя Воскресения Христова. В 1795 г. другую деревянную церковь тёплую поставили и освятили во имя Рождества Богородицы и Иоанна Богослова.
В монастыре в ризнице хранится древняя, малая деревянная церковь о восьми главах, во имя Пророка и крестителя Господня Иоанна Предтечи, в которой при покорении татарами Москвы совершались Христианами Св. Тайны и Плащаница, золотом, серебром и шёлком шитая в 7072 году (1737). В 1791 г. купец вольский Злобин сделался инок Прохор и был настоятелем, потом был Прохор».
Из всей цитаты наиболее до сего точно известный факт – о постройке в 1795 г. Рождественского храма. А по первой, Воскресенской, церкви дата уточняется: не 1786-й, как считалось ранее, а 1785-й. Уточняется и «возраст» походной («малой деревянной») церкви, которая ныне хранится в Пугачевском музее краеведения. А вот куда исчезла упоминаемая в документе плащаница, неизвестно. Возможно, ее вывез во время одной из своих поездок «на Иргизы» молодой историк Тихомиров (см. выше).
На грани открытия – и информация о том, что именитый гражданин Вольска купец Злобин какое-то время находился в должности настоятеля монастыря. Хорошо известно, что он помогал иргизским старообрядцам, потому что его жена из известного рода старообрядцев Волковойновых была ярой приверженницей старой веры и якобы даже была похоронена на территории одной из обителей. Но чтобы он управлял братией – об этом не говорится ни в одном историческом исследовании заволжского раскола.
И таких «неожиданных» фактов достаточно много. Но предоставим право на открытия исследователям. Перед автором этого сообщения стоит более скромная задача: дать краткую характеристику монастырским фондам.
Первичную информацию о хозяйстве и братии можно узнать из так называемых «Ведомостей» и «Формуляров». В них коротко описывается, сколько зданий (в том числе и храмов) и какие находились на территории и вне монастыря и когда они были построены; какое количество пахотной, луговой, «неудобной» земли и леса находилось в монастырской собственности; кто живет в монастыре, откуда сюда пришел и с каким послужным списком.
Вот один пример формулярной записи 1872 года (она переведена из «табличной» формы в «линейную»):
«Благочинный архимандрит Иоасаф (65 лет), прошел обучение российской грамоте в частных школах, из отпущенников графа Шереметьева Нижегородской губернии села Павлова, пострижен в монашество в Нижне-Воскресенском единоверческом монастыре в 1838 г.
Рукоположен Преосвященнейшим Иаковом, епископом Саратовским во иеродиакона 24 июня 1838 г., во иеромонаха – 25 января 1841 г., с 29 марта 1839 г. по 28 мая 1841 г. – ризничий, 5 марта 1844 г. награжден набедренником, правит должность настоятеля с 30 июня 1844 г., утвержден в должности 3 ноября 1844 г., произведен в сан игумена и награжден палицей епископом Саратовским Афанасием  27 февраля 1849 г., командирован в Верхнее-Спасо-Преображенский монастырь править должности настоятеля и благочинного единоверческих Николаевских монастырей и приходских церквей 4 апреля 1851 г., утвержден 31 декабря 1851 г., произведен в архимандрита епископом Самарским Евсевием 24 февраля 1852 г., утвержден благочинным 10 апреля 1852 г., от Святейшего Синода удостоен благословения 24 декабря 1856 г, всемилостивейшее пожалован знаком ордена Св. Анны 3-й степени 14 апреля 1858 г., от Преосвященного епископа Самарского Феофила удостоен благодарности за добрый порядок в монастыре и честное и благонравное поведение братии 11 февраля 1859 г.; всемилостивейшее пожалован знаком ордена Св. Анны 2-й степени 22 апреля 1861 г.; от Синода благодарность за усердное попечение монастыря 20 января 1864 г.; знак ордена Св. Анны 2-й степени 26 марта 1866 г.; в память минувшей 1853-56 гг. войны бронзовый наперсный крест имеет». 
Более подробную биографию настоятелей и настоятельниц, монахов и монахинь, послушников и послушниц можно узнать из их личных дел. Среди них есть даже участник знаменитых зарубежных походов русской армии конца XVIII-начала XIX вв., который, уйдя в отставку после 25 лет верной службы, решил посвятить свою жизнь служению Богу. 
Немало биографических сведений и о тех, кто поддерживал с монастырями деловые отношения: о купцах из разных городов, о крестьянах соседних сел и деревень. Особенную ценность представляют метрические выписки. Но, наверное, самый уникальный документ – Обыскная книга села Теликовки за 1875-1905 гг. 
Обыск, по «Энциклопедии Брокгауза и Ефрона», - это «письменный акт, составляемый причтом церкви перед венчанием каждого брака и удостоверяющий наличность условий, требуемых законом для совершения брака». В обыскную книгу «заносились сведения о звании, состоянии, вероисповедании и месте жительства жениха и невесты, о детях и здравом умственном состоянии их, о том, что между ними нет степени родства, препятствующей, по закону, их браку, а также о том, которым браком они сочетаются, и по доброй ли воле, и имеют ли согласие на брак со стороны своих родителей и вообще лиц, согласие которых требуется по закону, были ли перед тем они у исповеди и св. причастия». Приведем в пример одну из таких записей.
«1873 года апреля 15 дня по Указу Его Императорского Величества Самарской епархии Николаевского уезда села Теликовки Казанской церкви священник Андрей Храбров производил обыск о желающих вступить в брак и оказалось следующее: 1-е) жених села Теликовки государственный крестьянин Трофим Димитриев Смирнов православного единоверческого исповедания жительствует в оном селе; 2-е) невеста того же села государственная крестьянка Елена Михайлова беглопоповской секты; 3-е) возраст к супружеству имеют совершенный, именно: жених осмнадцати лет один месяц, а невеста семнадцати лет, и оба находятся в здравом уме; 4-е) родства между ними духовного или плодского рождства и свойства, возбраняющаго по установлении Св. Церкви брак, никакого нет; 5-е) жених холост и невеста девица; 6-е) к бракосочетанию приступают они по своему взаимному согласию и желанию, а не по принуждению, и на то имеют от родителей своих дозволения: жених от родителя своего Димитрия Тимофеева и матери своей Ирины Осиповой, а невеста от своего родителя Михаила Иванова и матери Дарьи Архиповой; 7-е) по троекратному оглашению, сделанному в означенной Казанской церкви, препятствия к сему браку никакого никем не объявлено; 8-е) для удостоверения беспрепятственности сего брака предоставляются письменные документы: о женихе свидетельствует метрическая книга за 1855 год, месяц март, а о невесте свидетельствуют духовные росписи; 9-е) по сему бракосочетание означенных лиц предположено совершить в вышеупомянутой Казанской церкви сего 1873 года апреля 15 дня; 10-е) что все, показанное здесь о женихе и невесте справедливо, в том удостоверяют своей подписью как они сами, так и по каждом поручители с тем, что если что окажется ложным, то подписавшиеся повинны за то суду, как по правилам церковным, так и по законам гражданским».
Под документом подписались за жениха и невесту (из-за их неграмотности) некий Яков Агапов, поручители, священник и причетник.
Немало встречается и документов, где указываются только имена и фамилии. Среди них отпускные, в которых, под разрешением на монастырское служение, стоят подписи всех членов мещанских и крестьянских обществ.
Очень объемно представлена в архиве монастырская хозяйственная деятельность. Это, прежде всего, приходо-расходные книги. В них ежемесячная роспись: откуда поступали средства и как они расходовались. Так как монастыри являлись третьеклассными, своего штата им иметь не полагалось, т.е. из бюджета епархиального они не финансировались и деньги на житие должны были зарабатывать сами. Земли, лесов и богатых рыбой водоемов за ними числилось предостаточно, и главным источником дохода были средства, которые поступали от аренды. У монастырей было и свое хозяйство. В самой обители некоторое время содержалось большое количество лошадей, которые во второй половине XIX в. монахи продали, оставив себе лишь минимум – на разъезды и перевозку грузов. На монастырском хуторе разводили скотину и держали пчел. У монастырей были мельницы. За обмолот крестьянского урожая они получали свою долю, которую затем использовали для питания и продавали. Кроме того, монастыри жили за счет пожертвований и денег, получаемых за совершение разных церковных треб.
Интересны и арендные договоры. По ним можно узнать, кто являлся арендатором и на каких условиях сдавали монастыри в аренду пашни, луга и рыбные ловли.
А по расходным документам видно, на что тратили деньги монашествующие, у кого они покупали продукты и необходимые в хозяйстве вещи, кого приглашали со стороны для хозяйственных работ по монастырю.
Весьма внушительный массив монастырских документов посвящен борьбе со старообрядчеством. Самым активным борцом был первый единоверческий благочинный, настоятель Нижне-Воскресенского монастыря архимандрит Платон. Он вступил в свою должность еще в то время, когда к единоверию был присоединен только один монастырь, и перед ним ставилась задача – сначала подчинить Святой Церкви (читай, православию) оставшиеся раскольничьи обители, а потом зорко следить за тем, чтобы старая вера не распространялась и, тем более, не укреплялась среди окружающего населения.
Наиболее ценным памятником этого духовного противостояния является Платоново «Воззвание к раскольникам», написанное в 1835 году. В нем, цитируя евангелие и книги «Святых Учителей Вселенских», приводя факты из истории «Святой Апостольской Церкви», Платон пытается объяснить правильность православия, т.е. «Восточной Церкви», и, критикуя «ересь» раскольничью, призывает староверов обратиться к истинной вере. 
Это воззвание было рекомендовано Правительствующим Синодом всем единоверческим священникам. Напомню, что единоверие был создано не для того, чтобы уничтожить раскол, а для того, чтобы лишить его самостоятельности, подчинив господствующей церкви. Поэтому в единоверческих храмах службы велись по старопечатным книгам, люди крестились, по старинке, двумя перстами (троеперстники в храмы даже не допускались).
Тем не менее, даже такие уступки раскольников не усмирили. Они по-прежнему неумолимо прочно стояли за свою веру, а единоверческие ставленники пресекали раскольничьи вольности. Об этом красноречиво говорят документы. Очень значимы для истории противостояния раскольников и единоверцев и сведения о расколе, регулярно доставляемые монастырями епархиальному начальству. К сожалению, таких дел в Пугачеве сохранилось не много. А в головном архиве, Саратовском, подобные документы причислены к особо ценным.
Так как Иргизские монастыри выполняли в Самарском Заволжье роль «смотрящих», то в их архивах сохранилось немало сведений о ближайших единоверческих церквях и их священниках. Особо хочется выделить ведомость за 1901 г.  Здесь собрана самая полная информация о единоверческих приходах. Исследователь может узнать, когда была построена и освящена та или иная церковь, что входит в ее причт, каков ее штат и на какие средства он содержится, каков у церкви доход и есть ли при ней библиотека и школа, сколько в причте прихожан и т.д. Отдельная часть посвящена церковнослужителям: когда и где они родились, где учились, каковы их заслуги и семейное положение.
Но ареал монастырского влияния не ограничивается Заволжьем и ближайшими губернскими городами. Иргизские настоятели  поддерживали деловые отношения с разными городами России. Об этом, в первую очередь, свидетельствуют журналы входящих и исходящих бумаг.
Кроме того, в архивах встречаются договоры со страховыми компаниями, столичными и провинциальными купцами.
Весьма примечательна и личная переписка настоятелей. Например, настоятель Нижне-Воскресенского монастыря иеромонах Исаакий в течение двух лет (1864-66 гг.) переписывался с Тимофеем Степановичем Борисовым из Иваново, который просил пастыря молиться об упокоении родных: сначала матушки, потом жены, а затем бабушки по отцовской линии.  К Исаакию же в 1864 г. обращался с просьбой известный исследователь иргизского старообрядчества Николай Васильевич Орлов:
«Благочестивый отец Исаакий! Посетивши с благоговейным чувством Святую обитель Вашу 20 числа этого месяца я не мог вполне предаться порыву религиозных чувств моих, ибо был в кругу немцев и русских нигилистов, не разделяющих наши верования. Между тем, цель моей поездки в Воскресенскую Пустыню была именно та, чтобы приобрести материалы об основании Вашей обители и печатно поделиться ими с публикой».
Сохранилось довольно большое количество и официальных документов общего характера: императорские указы, указы Правительствующего Синода, Саратовской и Самарской духовных консисторий.
В монастырских фондах очень много автографов известных в XIX в. церковных деятелей, в том числе саратовского протоиерея Гаврилы Чернышевского, отца знаменитого русского демократа Николая Гавриловича Чернышевского.

На фото: Нижне-Воскресенский монастырь, нач. XX в.