Святослав Рыльский. Поход Четырех Солнц

                ПОХОД ЧЕТЫРЕХ "СОЛНЦ"

                Перевод с древнерусского Сергея Режского



                I

       Не пристало ли нам, братья, начать старыми словесами трудную повесть о походе Игоревом, Игоря Святославича? Начать эту песню по былинам нашего времени, а не по замышлению Боянову.
       Боян был вещий, если хотел кому песню сложить, то растекался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками; помнил говор он давних времен усобицы. Тогда пускал он десять соколов на стаю лебедей, на которую [сокол] налетал, та первой песню пела: старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю пред полками касожскими, красивому Роману Святославичу.
       Боян же, братья, не десять соколов на стаю лебедей пускал, но свои вещие персты на живые струны вскладывал, они же сами славу князьям  грохотали.
       Начнем же, братья, повесть сию от старого Владимира до нынешнего Игоря, что стяжал ум волею своей и сердце заострил свое мужеством, исполнился ратного духа, навел свои храбрые полки на землю половецкую за землю русскую.
       Тогда Игорь воззрился на солнце светлое и увидел от него тьмою всех воинов своих прикрытыми. И сказал Игорь дружине своей:
       – Братья и дружина! Лучше посеченным быть, чем полоненным, – так сядем, братья, на своих борзых коней да посмотрим синего Дона!
       Спалила князю ум похоть, и жажда искусить Дона великого знамение ему заслонила.
       – Хочу, – говорил, – копье преломить о край поля половецкого с вами, русичи; хочу главу свою сложить, а все же напиться шлемом из Дона.
       О Боян, соловей старого времени, если бы ты эти походы восславил, скача, соловей, по мысленному древу, летая умом под облаками, свивая славу по обе стороны сего времени! Рыская по тропе Трояновой через поля на горы, воспеть бы тебе песнь Игореву того внука: “Не буря соколов занесла через поля широкие – галки стаями летят к Дону великому”, или воспел бы вещий Боян, Велесов внук: “Кони ржут за Сулою – звенит слава в Киеве”.
       Трубы трубят в Новгороде – стоят стяги в Путивле.


                II

        Игорь ждет милого брата Всеволода. И сказал ему Буй-Тур Всеволод:
        – Один брат, один свет, светлый ты Игорь, оба мы – Святославичи! Седлай, брат, своих борзых коней, а мои готовы – оседланы у Курска заранее. А мои куряне – опытные воины: под трубами повиты, под шеломы взлелеяны, концом копья вскормлены; пути им ведомы, овраги знаемы, луки у них напряжены, тульи отворены, сабли взострены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю славы.
       Тогда вступил Игорь-князь в злат стремень и поехал по чисту полю. Солнце ему тьмою путь застилало; ночь, стеная грозою, птиц пробудила, их свист зверей в стаи сбивал.
       Уже беду его пасут птицы по дубравам; волки грозу воют по оврагам; орлы клекотом на кости зверей зовут; лисицы брешут на алые щиты. О русская земля! Ты уже за холмами!
       Долго ночь меркнет. Заря свет зажгла, мгла над полями встала. Щекот соловьиный уснул, говор галочий пробудился.  Русичи великие поля червлеными щитами оградили, ища себе чести, а князю славы.
       Спозаранку в пятницу потоптали поганые полки половецкие и рассыпались стрелами по полю. Помчали красных девок половецких, а с ними злато и парчу, и дорогие аксамиты. Попонами,  яренчами и кожухами, и разными узорочьями половецкими мосты мостили по болотам и грязевым местам. Алый стяг, белая хоругвь, червленый бунчук, серебряная палица – храброму Святославичу!
       Дремлет в поле Олега храброе гнездо, далече залетело. Не было оно к обиде рождено ни соколу,  ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин! Гзак бежит серым волком, Кончак след его правит к Дону великому.

                III

          На другой день в ранний час кровавые зори свет предвещают; черные тучи  с моря идут, хотят закрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть грому великому! Идти дождю стрелами с Дона великого! Тут и копьям поломаться, тут и саблям потупиться о шлемы половецкие на реке на Каяле, у Дона великого! О русская земля! Ты уже за холмами!
          Вот ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы. Земля гудит, реки мутно текут, прахом поля заносит, стяги живьем говорят, половцы идут от Дона и от моря и со всех сторон русские полки обступили. Дети бесовы кликом степь перегородили, а храбрые русичи перегородили червлеными щитами.
         Яр-Тур Всеволод! Стоишь на брани, прыщешь на воинов стрелами, гремишь о шлемы мечами булатными. Куда, Тур, поскачешь, своим золотым шлемом посвечивая, там лежат поганые головы половецкие. Изрублены саблями калеными шлемы аварские тобой, Яр-Тур Всеволод!
        Что вам раны, дорогие братья, коль забыли почет,  и жизнь, и града Чернигова отчий златой престол, и своей милой подруги, прекрасной Глебовны, свычки и обычаи.
         Были века Трояновы, миновали лета Ярославовы, были походы Олеговы, Олега Святославича. Тот Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял. Вступает в злат стремень в граде Тмутаракани, звон тот слышал давний великий Всеволод, сын Ярославов, а Владимир во всякое утро уши себе затыкал в Чернигове; Бориса же Вячеславича, храброго и молодого князя, слава к смерти привела и на Канине-ручье зеленую мураву  постлала за обиду за Олегову.
        С такой же Каялы Святополк, лелея, повез отца своего между угорскими иноходцами ко Святой Софии к Киеву. Тогда, при Олеге Гориславиче, засевались и росли усобицами, погибало житие Даждьбожьего внука, в княжеских крамолах век людской сокращался; тогда по русской земле редко ратаи  покрикивали, но часто вороны граили, трупы меж собой деля, а галки свою речь говорили, собираясь лететь на откорм. То было в те рати и в те походы, а о такой битве и не слыхано.

                IV

         Спозаранку и до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы каленые, гремят сабли о шлемы, трещат копья булатные в поле незнаемом, среди земли половецкой. Черная земля под копытами костьми была засеяна, а кровию полита; горе взошло по русской земле.
         Что там шумит, что там звенит вдалеке поутру перед зорями? Игорь полки заворачивает: жалко ему милого брата Всеволода.
         Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут братья разлучились на берегу быстрой Каялы, тут кровавого вина не достало, тут пир окончили храбрые русичи: сватов упоили, а сами полегли за землю Русскую.
         Никнет трава жалостью, а деревья беда к земле пригнула.
         Уже, братья, невеселая година настала, уже пустыня силу прикрыла! Встала обида в силах Даждьбожьего внука, вступила девою на землю Троянову заплескала лебединами крыльями на синем море у Дона; плещучи, прогнала изобильные времена. Ярость князей против поганых гибельна, ибо сказал брат брату: “Это мое,и то мое же!” И начали князья про малое “по-великому” молвить и сами на себя крамолу ковать.  А поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую.
         О, далече залетел сокол, птиц избивая  –  к морю!
         А Игорева храброго полка не воскресить! По нему кликнула Карма, и Скорбь поскакала по русской земле, забрасывая людей живым огнем из пламенных труб. Жены русские восплакались, причитая: “Уже нам своих милых лад ни мыслию помыслить, ни думою вздумать, ни очами увидеть, а злата и серебра ни мало, ни много – не надевать!”
         И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей, тоска разлилась по русской земле, печаль изобильная потекла среди земли Русской. А князья сами на себя крамолу ковали, а поганые сами с победами рыскали по русской земле, собирали дань по белке со двора.

                V

      Те два храбрые Святославича, Игорь и Всеволод, раздор пробудили, который усмирил отец их Святослав Киевский – грозный и великий; грозою умирил, устрашил своими сильными полками и булатными мечами, наступил на землю половецкую, притоптал холмы и овраги, взмутил реки и озера, иссушил потоки и болота, а поганого Кобяка из Лукоморья, из железных великих полков половецких, словно вихрь, выхватил, и упал Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святославовой!
      Тут немцы и венецианцы, тут греки и морава поют славу Святославу, кают князя Игоря, что потопил богатство на дне Каялы, реки половецкой. Русского злата насыпали! Тут Игорь-князь слез с седла золотого  –  да в седло невольничье. Приуныли по городам их крепостные стены, а веселие поникло.
       А Святослав тревожный сон видел в Киеве на горах.
      –  В эту ночь с вечера одевали меня, – говорил, – черным покрывалом на кровати тисовой, черпали мне синее вино, с бедою смешанное; сыпали мне из пустых колчанов поганых толмачей крупный жемчуг на лоно и нежили меня. А доски-то без конька в моем тереме златоверхом!  Всю ночь с вечера серые вороны каркали у Плесненска на лугу, были они из дебрей Кисанских и понеслись к синему морю.
        И сказали бояре князю: “Уже, князь, печаль ум полонила – два сокола слетели с отчего престола златого воевать град Тмутаракань, либо напиться шлемом из Дона. Уже соколам крыльца подрезали поганых саблями, а сами опутали путами железными.
       Темно было в третий день: два солнца померкли, оба багряные столпа погасли, а с ними молодые месяцы, Олег и Святослав, тьмою заволоклись. На реке на Каяле тьма свет покрыла; на русскую землю рассыпались половцы, как леопарды из логовища, и в море силу погрузили, и великое буйство придали Хиновам.
       Уже понеслась Хула на Хвалу, уже ударило Насилие на Волю, уже вторгся Див на землю! Готские красные девицы запели на берегу синего моря, звеня русским златом; поют о времени Бусовом, лелеют месть Шаруканову. А мы, дружина, лишились веселья!”

                VI

         Тогда великий Святослав изронил златое слово, со слезами смешанное, и молвил:
         – О сыны мои, Игорь и Всеволод! Рано вы начали Половецкую землю мечами стегать, а себе славы искать. Не с честью бились, не с честью кровь поганую пролили. Ваши храбрые сердца в крепком булате выкованы, а в буйстве закалены. То ли сотворили моей серебряной седине? Уже не вижу власти сильного, и богатого, и многовойного брата моего Ярослава с черниговскими боярами, с могутами и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ревугами, и с ольберами, – они без щитов, с ножами засопожными, кликом полки побеждают, звеня прадедовой славой.
        Но вы молвили: “Мужаемся сами, прошлой славой одни завладеем, а будущую между собой поделим!” А диво ли, братья, старому помолодеть? Когда сокол перелиняет, высоко птиц гоняет, не даст гнезда своего в обиду. Но это зло: неспособные князья – наизнанку времена обернулись!”
        В Римах кричат под саблями половецкими, а Владимир – под ранами. Горе и печаль сыну Глебову!
        Великий князь Всеволод! Не мыслишь ты прилететь издалеча отчий златой престол защитить! Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать! Если бы ты был, то пленные продавались бы по ногате, а рабы – по резане. Ты ведь можешь посуху  живым огнем стрелять – удалыми сыновьями Глебовыми.
        Ты, Буй Рюрик и Давыд! Не ваших ли воинов золоченые шлемы в крови плавали? Не у вас ли храбрая дружина рыкает, словно туры, раненная саблями калеными в степи незнаемой? Вступите, государи, в златое стремя за обиду сего времени, за землю Русскую, за пораженье Игорево, удалого Святославича!
        Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь на своем златокованом престоле, подперев горы Угорские своими железными полками, загородив королю путь, затворив ворота Дуная, бросая тягости через облака, тяжбы рядя до Дуная. Грозы твои по землям текут, отворяешь ворота Киеву, стреляешь с отчего золотого престола в султанов за землями – стреляй, государь, Кончака, поганого кащея, за землю Русскую, за пораженье Игорево, удалого Святославича!
        А ты, Буй Роман,  и Мстислав! Храбрая мысль возносит ваш ум на подвиги! Высоко взлетаешь  на подвиг в отваге, ширясь на ветрах, как сокол, стараясь птицу в буйстве одолеть. Есть у вас воины в папорзях железных под шлемами латинскими. Под ними содрогнулась земля и многие народы: хинова, литва, ятвяги, деремела и половцы – копья свои повергли, а головы преклонили под те мечи булатные. Но уже, князь, для Игоря померк солнца свет, а дерево не к добру листву обронило – по Роси и по Суле города поделили, а Игорева храброго полка не воскресить! Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу – Олеговичи, храбрые князья, поспешили на битву!
       Ингварь, и Всеволод, и все три Мстиславича! Не худого гнезда соколы-шестикрыльцы! Не победными жребиями себе волости захватили! Для чего ваши золотые шлемы и копья ляшские и щиты? Загородите Степи ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за пораженье Игорево, удалого Святославича!

                VII

           Уже Сула не течет серебряными струями ко граду Переяславлю, и Двина болотом течет тем грозным полочанам под клики поганых. Один же Изяслав, сын Васильков, позвенел своими острыми мечами о шлемы о литовские, приласкал славу деда своего Всеслава, а сам под червлеными щитами на кровавой траве приласкан литовскими мечами.
           На сем одре лежа, молвил:
           – Дружину твою, князь, птицы крыльями приодели, а звери кровь полизали!
           Не было тут ни брата Брячислава, ни другого – Всеволода, один он изронил жемчужную душу из храброго тела через златое ожерелье. Приуныли голоса, поникло веселие, трубы трубят городенские.
           Ярослав и все внуки Всеславовы! Пригните стяги свои, вложите мечи свои поврежденные – уже отошли вы от дедовой славы! Вы своими крамолами начали наводить поганых на землю русскую, на достоинство Всеславово: из-за раздоров пошло насилие от земли половецкой.
           На седьмом веке Трояновом метнул Всеслав жребий о девице, ему милой. Так, обманом оперся он на коней, скакнул ко граду Киеву и коснулся древком золотого престола Киевского. Поскакал от них лютым зверем в полночь из Белгорода, завесившись синей мглой, урвал удачу, с трех раз отворил ворота Новгороду – расшиб славу Ярославову. Поскакал волком до Немиги из Дудуток. На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами булатными, жизнь кладут на току, веют душу от тела. Немиги кровавые берега не добром были засеяны – засеяны костьми русских сынов.
           Ему в Полоцке рано к заутрене позвонили в колокола у святой Софии, а он в Киеве звон слышал!  Хоть и вещая душа в храбром теле, но часто от беды страдал. О нем вещий Боян когда-то припевку разумную сказал: “Ни хитрому, ни гораздому, ни ведуну искусному суда божьего не миновать!”
           О, стонать Русской земле, поминая прежние времена и прежних князей! Того старого Владимира нельзя было пригвоздить к горам Киевским! А ныне стяги его – одни  уже  Рюриковы, а другие  – Давыдовы, но розно их полотнища веют и копья поют.

                VIII

         На Дунае Ярославнин голос слышится, бездомною кукушкой рано поутру кличет:
         – Полечу, – говорит, – кукушкою по Дунаю, омочу шелковый рукав в Каяле-реке, оботру князю кровавые его раны на крепком его теле!
         Ярославна рано поутру плачет в Путивле на стене каменной, причитая:
         – О ветер-Ветрило! Зачем, господин, навстречу веешь? Зачем несешь хиновские стрелы на своих легких крыльях на воинов моего любимого?  Мало ли тебе в вышине под облаками летать, лелеять корабли в синем море? Зачем, господин, мое веселие по ковыльной степи развеял?
          Ярославна рано поутру плачет в Путивле на стене крепостной, причитая:
          – О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы, летя сквозь землю половецкую, ты лелеял на себе Святославовы ладьи до полка Кобякова – взлелей, господин, моего ладу ко мне, чтобы не слала к нему слез на море рано!”
          Ярославна рано поутру плачет в Путивле на стене зубчатой, причитая:
          – Светлое и пресветлое Солнце! Для всех тепло и красно ты! Зачем, господин, простер горячие свои лучи на воинов милого моего; в степи безводной зноем им луки спряг, горем им колчаны заткнул?
          Расходилось море в полночь, идут смерчи тучами мглистыми. Бог путь указывает из земли половецкой в землю русскую, к отчему золотому престолу. Погасли вечерние зори. Игорь спит, Игорь бодрствует, Игорь мыслию поля мерит от великого Дона до малого Донца. В полночь Овлур коня свистнул за рекою: велит князю разуметь:
          – Князю Игорю не быть! – крикнул.
          Стукнула земля, расшумелась трава – задвигались вежи половецкие. А Игорь-князь помчался горностаем к тростнику и белым гоголем на воду. Вспрыгнул на борзого коня, и соскочил с него волком-оборотнем, и побежал к берегу Донца, и полетел соколом под тучами, побивая гусей и лебедей к завтраку, и обеду, и ужину. Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стрясая собой студеную росу – надорвали они коней своих борзых!


                IX

        Донец сказал: “Князь Игорь! Немало тебе величия, а Кончаку нелюбия, а русской земле веселия!” Игорь сказал: “О Донец! Немало тебе величия, лелеявшему князя на волнах, стлавшему ему зелену траву на своих серебряных берегах, одевавшему его теплыми туманами под сенью зеленого дерева; стерегшему его гоголем на воде, чайками на струях, чернетьми на ветрах!”
        Не так ты, говорят, река Стугна: худую струю имея, пожравши чужие ручьи и потоки, разлившись к устью, юношу князя Ростислава скрыла  на дне у темного берега. Плачет мать Ростиславова  по юноше! Приуныли цветы с жалости, а деревья в печали к земле преклонились.
        А не сороки застрекотали – по следу Игоревому едут Гзак с Кончаком. Тогда вороны не каркали, сороки не стрекотали, поползни лишь ползали. Только дятлы стуком путь к реке указывают, соловьи веселыми песнями о рассвете поют.
       Молвит Гзак Кончаку:
       – Коль сокол ко гнезду летит, соколенка расстреляем своими золочеными стрелами.
       Говорит Кончак Гзаку:
       – Коли сокол ко гнезду летит, соколика оженим красною девицею.
       И сказал Гзак Кончаку:
       – Коли его оженим красною девицею, не будет у нас ни соколика, ни красной девицы, и станут нас птицы бить в поле половецком!
       Воспевали Боян и Ходына, Святославовы песнетворцы, старые времена – Ярославовы, Олеговы кагановы любимцы: “ Тяжко, тебе, голова без плеч, худо и телу без головы” – русской земле без Игоря!
       Солнце светится на небе, Игорь-князь – в Русской земле! Девицы поют на Дунае, вьются голоса через море до  Киева. Игорь едет по Боричеву ко святой Богородице Пирогощей. Народы рады, города веселы.
       Спевши песню старым князьям, надо и молодым спеть:
       – Слава Игорю Святославичу, Буй-Туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу!
Здравы же будут князья и дружина, борящиеся за христиан с полками поганых!
Князьям слава и дружине!


                АМИНЬ



                <1186>



                ©   Святослав Рыльский, 1186
                ©   Сергей Режский, перевод, 14-17 декабря 2013