дело 669

                А. Старцев 

               
                Вымысел не есть обман.
          (Булат Окуджава)

К историческим сочинениям надо относиться как к произведениям чистой фантазии, фантастическим рассказам о фактах, наблюдающихся плохо и сопровождаемых объяснениями, сделанными позднее.
                (Г. Лебон. "Психология толп" 1898 г)

Повесть основана на реальных событиях, поэтому имена, фамилии, географические названия изменены.
Тексты документов (выделены курсивом) приводятся в сокращении, с сохранением стилистики и орфографии. Публикуются с ведома и разрешения Свердловского регионального общественного фонда "Памяти группы Дятлова".
Речи, поступки, ситуации, события, описываемые в повести – результат фантазии автора.
Насколько они соответствуют реальности (и соответствуют ли вообще) – сказать трудно.   

2 февраля 195* года.

Человек, оказавшийся утром в одном из труднодоступных районов Северного Урала, мог бы стать свидетелем чрезвычайного происшествия. 
Вдоль лыжни, проложенной накануне, плыл голубовато-белый светящийся шар размером с футбольный мяч.
Доплыв до палатки, поставленной на склоне, он остановился.
Склон озарился тусклым мерцающим светом.
Из палатки высунулся человек и сразу нырнул обратно.
Шар потянулся ко входу, словно собака, которую не хотят пускать в дом.
Через прорезанную в стенке палатки дыру стали выкатываться люди.
Некоторое время они молча стояли, наблюдая, как шар медленно просачивается в палатку.
Повернувшись, ребята, держась друг за друга, стали спускаться к границе леса.
Если бы кто-нибудь из них оглянулся, то увидал бы, как шар медленно выплыл через прорезанное отверстие и снова завис над палаткой.
Изредка в нем что-то переливалось.
Сияние то ослабевало, то усиливалось.
Потом прекратилось.
Спустя некоторое время от границы леса отделились три человеческие фигурки, направлявшиеся в сторону палатки.
Человек, идущий вторым, пошатнулся и упал.
Люди поспешили к нему на помощь.
Постояв некоторое время возле упавшего, они разошлись в разные стороны.
Замыкающий повернул назад.
Передняя фигурка двинулась вверх по склону.
Ветер бросил ее на снег.
Бросил и замыкающего, который дошел до границы леса.
Словно защищаясь, он поднял руку к лицу.
Светлело.
Стала видна палатка с разрезанной  стенкой и висящим лоскутом брезента.
Порыв ветра оторвал лоскут и швырнул его вниз.
Снег заносил трупы.
Наступал день.

1.
2 февраля 199* года.

Дядя Леня позвонил неожиданно:
- Алеша, вы не могли бы подойти сегодня ко мне? Часов в шесть вечера. Вы мне очень нужны.
Как раз на это время у меня была запланирована важная встреча, но обижать старика отказом не хотелось. Тем более что такие скоропалительные приглашения были для Леонида Ивановича не  характерны. 
   Обычно о встрече договаривались за неделю.
- Хорошо, буду.
Вечером, проклиная дядю Леню, себя, свое любопытство и вообще все, что можно было проклясть, я тащился на край города. Троллейбус останавливался у каждого столба, народу было не продохнуть.
Ничего не оставалось, как предаваться воспоминаниям.
Два года назад на вечере, посвященном песням и стихам Булата Окуджавы, ко мне подошел подтянутый, прихрамывающий на левую ногу пожилой человек.
- Здравствуйте, меня зовут Леонид Иванович. Скажите, как я могу приобрести запись концерта?
- Извините, но мы тиражированием не занимаемся.
- А если, как говорит нынешняя молодежь, "ченч"? Вы мне эту запись, а я вам другую, раритетную. Соглашайтесь, не пожалеете.
   Мы обменялись телефонами, договорились о встрече. Запись, о которой говорил Леонид Иванович, особенно раритетной не оказалась, но налаживанию дружеских отношений поспособствовала.   
   Потом я не раз бывал у него в квартире.
   Две комнаты, забитые книгами и подшивками старых газет.
- Алеша, послушайте старика, прожившего почти девяносто лет, - читая вчерашние газеты, вы начинаете понимать день сегодняшний. Глобально ничего не меняется, только антураж. 
На стене – портрет Сталина и фотография Берии, вырезанная из какой-то книги.
   Ковровые дорожки, салфетки на этажерках.
   На полочке – семь фарфоровых слоников.
В тумбочке – коробки со старыми, еще на семьдесят восемь оборотов, граммофонными пластинками Апрелевского завода и фирм: “His Master's Voice”,  “Amore Gramophone record”, “Odeon”,  “All russian state corporation” с записями Карузо, Шаляпина, Обуховой, Вертинского, Козина, Шульженко, Великановой, Кристалинской.
   Граммофон советского производства.
   И рядом – музыкальный центр последней марки.
   Диски с записями битлов, Пресли, Галича, Окуджавы, Дольского.
   На стеллаже среди произведений Овалова, Шейнина, братьев Вайнеров стоял еще один альбом.
Неприметный такой альбомчик выцветше-оранжевого цвета на двадцать пять пластинок. Казалось бы – ничего особенного.
Вот только на пластинках был записан доклад товарища Сталина на Чрезвычайном VIII Всесоюзном Съезде Советов 25 ноября 1936 года "О проекте Конституции Союза ССР".   
   В квартире царил образцовый, почти музейный порядок, вызывавший во мне чувство бессильной зависти.
   На круглом столе, накрытом белой скатертью, всегда стояла наливочка домашнего приготовления и пышки, мастерски выпекаемые Леонидом Ивановичем  в какой-то старой, чуть ли не дореволюционной чугунной пышечнице.
 - Учтите, Алеша, хорошую выпечку можно сотворить только в чугунной посуде. Современная - пусть даже и "Цептер" - ни на что не годится.
   Мы беседовали о литературе, советской эстрадной и бардовской песне.
   Чувствовалось, что собеседник владеет материалом если не в совершенстве, то достаточно свободно.
   Иногда беседа перетекала в воспоминания о людях, чьи портреты украшали квартиру. Воспоминания были весьма пристрастны и резко отличались от общепринятых воззрений.
- Алеша, не верьте тем, кто пишет, что Лаврентия Павловича расстреляли потому, что он, якобы, был сексуальный маньяк и шпион мусаватистской разведки. Все гораздо сложнее и трагичнее. Вы должны понять, что 26 июня 1953 года произошел самый настоящий путч - руководитель правящей политической партии вступил в сговор с министром обороны и произвел арест вице-премьера, который пытался повернуть страну на новый путь развития. В частности – отделить партию от государства. И вот этого ему не простили.
Да,  и если вы думаете, что был суд, то ошибаетесь. Лаврентия Павловича пристрелили прямо у него в доме. Это потом, чтобы перед потомством оправдаться, Хрущев, Жуков и прочие стали что-то выдумывать об аресте в Кремле и расстреле в каком-то штабном бункере. Не было ничего этого.
- Леонид Иванович, откуда вы все это знаете?
- Я много что знал, Алеша. Работа у меня была такая – все знать. Кстати, я вам не рассказывал, как у меня появилась фотография Лаврентия Павловича?
- Нет, - сказал я заинтересованно.
- После ликвидации Лаврентия Павловича всем подписчикам Большой Советской эн-циклопедии было разослано уведомление, в котором говорилось, что необходимо нож-ницами, или (обратите внимание, Алеша!)  острым бритвенным лезвием отрезать фотографию двурушника и авантюриста, а так же двадцать первую, двадцать вторую, двадцать третью и двадцать четвертую страницу в пятом томе.
Причем отрезать так, чтобы оставались поля, к которым можно было бы приклеить новые листы. Вырезанные страницы и фотографию предписывалось отправить заказным письмом с уведомлением в издательство. Страницы я отправил, а фотографию "забыл". 
Спустя некоторое время мне прислали листы со статьей о Беринговом проливе, которые я и вклеил. 
Вот, такие дела.   
   О том, кем был в молодости мой собеседник, я узнал совершенно случайно.
   Человек, знавший уйму интересных вещей о Вадиме Козине, Майе Кристалинской, Булате Окуджаве и о многих других людях искусства, да и не только искусства, в прошлом был прокурором, советником юстиции товарищем Никитиным Леонидом Ивановичем.
   …Поток воспоминаний перекрыла группа туристов, залезшая в троллейбус на привокзальной остановке.
   Несмотря на мороз, кто-то пытался бренчать на гитаре, остальные выли какую-то шансонную похабщину.
   Причем совершенно немузыкально.
   Кондукторша пыталась заполучить деньги за проезд, но туристы вопили, что они народ бедный, только что из тайги, поэтому денег у них нет.
   По рукам ходила бутылка пива.
   На пиво деньги были.
   От остановки нужно было идти еще минут двадцать по морозу и ветру, так что в знакомую дверь я постучал, находясь в полном раздрае.
   В квартире Леонида Ивановича на этот раз был редкостный беспорядок: на полу валялись книги, какие-то бумаги. Дверцы шкафов были распахнуты.
- Вас что, ограбили?
- Нет. Обстоятельства складываются так, что мне нужно уезжать. Вероятнее всего, обратно я уже не вернусь. Но дело не в этом. Я вот нашел у себя папочку, которая вас может заинтересовать. Посмотрите.
- Что это?
- Одно из моих первых дел. Я хочу, чтобы вы познакомились с материалом и написали повесть.
- Но я же не профессиональный писатель.
- Да, и это хорошо. Профессионалы уже столько нагородили, что даже я не могу понять, где правда, а где вымысел. А у вас способность к анализу есть, на Севере проводили много времени, тамошние реалии для вас не новость. Книгу выпустили. Возьмите папочку, не оскорбите отказом. Взяли? Вот и хорошо. А теперь пойдемте чай пить.
   Уже дома, просмотрев содержимое папки, я понял, на какую авантюру меня подписали. В папке были собраны материалы дела о гибели туристов на Северном Урале в конце пятидесятых годов. Кроме официальных материалов, был еще и рукописный текст, начинавшийся словами: "Двадцать седьмого февраля…".

Георгий Желнов. Для друзей – Гера, Гоша.  20 января. До начала похода – 3 дня.
Так. Надо успеть починить Зое радиоприемник, договориться на кафедре о переносе срока сдачи реферата, зайти в комитет комсомола, выяснить, что там случилось, почему Влада в поход не отпускают. Успеть еще отцу письмо написать.
Странно. Так долго и увлеченно готовились к этому походу, а вот сейчас – хоть бы его и не было.
И что мы туда премся? Снежного леса не видели?
Целесообразнее было бы с паяльником  посидеть да над схемой помудрить.
Зою в театр сводить.
Не понимаю я этих оперетт. И как можно в течение трех с половиной минут твердить под музыку "кумир мой, кумир мой"? Да еще и плясать при этом. В обычной жизни никогда так не поступают.
Единственное, что радует, так это то, что своим составом идем. Давно не ходил ни с Толиком, ни с Юрашкой. До Свободина вообще сейчас не добраться – в закрытом городе живет. Давно не виделись, хоть поговорим.
Все было бы хорошо, если б не Голдарев. 
"Включите в группу, товарищ Желнов. Александру Семеновичу надо категорию подтвердить, поэтому с вами пойдет. У той группы, с которой он собирался идти, сроки возвращения поздние. А вы раньше возвращаетесь. Так что извините, но придется взять"
А если бы не извинил и не взял, то что бы изменилось? Все равно бы заставили.
До сих пор трясет, как вспомню, как они появились.
Мы к походу готовимся, срочные дела решаем, а тут появляются – директор клуба и этот, приказчик в белой рубашке, при галстуке - бабочке. Морда какая-то нерусская, усы закручены, брюхо выпирает. 
Сразу стал прибедняться, говорить, что он хоть уже и старый человек, но обузой постарается не быть. А если и нарушит традиции группы, то только от незнания, и попытается быстро исправиться.
Попросил, чтобы звали "Семеныч". Привычно ему, видите ли.
Колька Гореватов сразу его невзлюбил. А Кольке верить можно, зря волну гнать не будет. Нюх у него есть.
Правда, тоже в последнее время лениться стал.  Все больше в библиотеке сидит, работу научную делает. Даже на соревнования не вытащить. А еще три года назад вместе по Манараге ползали.
Так что этого Семеныча надо будет в походе сразу на место поставить. Подумаешь - инструктор турбазы. Видали таких. Сами ничего не умеют, а гонору - о-го-го. Как же - в серьезные походы вокруг турбазы салаг водим, туризму обучаем.
С Юрашкой и Гринькой мне повезло. Парни, правда, без большого опыта, но порядок соблюдают, силушкой не обделены. Так что будет кому и палатку ставить, и дрова рубить.
Во врачах – Лешка Рудин. Это хорошо. Хоть и доморощенный, но дело знает. Аптечку собрал – все хвалят. А сопротивлялся-то как:  "Не хочу быть врачом, не буду". Как сказал, что другого найду, сразу согласился.
Люба опять будет вокруг мужиков крутиться, а вот Зоя… вернемся из похода – всерьез поговорить надо будет. Ну что ей сейчас замуж за меня выходить? Ни квартиры, ни денег. Подождать надо. Вот диссертацию закончу, тогда и о свадьбе можно будет думать. А сейчас рано. И хватит об этом, к походу готовиться надо.

2.
…Двадцать седьмого февраля 195* года меня вызвал прокурор Свердловской области и предложил отправиться в Кабаковск, чтобы приступить к расследованию гибели туристов в районе горы Лунт-Сухап.
   Было мне в ту пору уже далеко за тридцать, даже, если честно, ближе к сорока, но выглядел я значительно моложе - этакий крепыш с вьющейся шевелюрой и широкой белозубой улыбкой - типичный киношный образчик строителя светлого социалистичес-кого общества.
   И биография была подходящей - до войны окончил два курса юридического института, потом - фронт, военная разведка, потом -  прокуратура.
   Работа при Лаврентии Павловиче Берии, Абакумове, Игнатьеве.
   После июньских событий 1953 года  откомандирован на Урал.
   Здешнее начальство, как, впрочем, и  бывшее, меня терпело, поддерживая чисто рабочие отношения.
   Исключением был мой непосредственный начальник. Сегодня он выглядел как-то странно – старательно отводил взгляд в сторону и не ругался.
   Только дымил "Беломором".
   Учитывая, что начальник курил крайне редко и только в "минуты жизни трудные", становилось ясным, что в "верхнем кабинете" было произнесено еще что-то, о чем мне знать не полагалось.
- Приходится тебя посылать, больше некого. Так уж ты побыстрее разберись с этим делом, не усложняй. "Сверху" требуют быстрых результатов. Сам понимаешь.… И есть мнение - тут любимого начальника передернуло, - что часть группы могла уйти за рубеж. Такую возможность тоже рекомендуют проверить.
   Я прикинул, где находятся Уральские горы, а где предполагаемый рубеж, но, заметив, что рука начальника тянется к массивной хрустальной пепельнице, от комментариев воздержался. 
   Выехал в тот же день.
   Вагон, как отмечали классики соцреализма, громыхал на стыках. Прихлебывая остывший чай, я листал материалы, которые удалось собрать перед отъездом:
   "Маршрут: г. Свердловск – пос. Ялдпынг  – гора Лунт–Сухап – г. Кабаковск – г. Свердловск.
Продолжительность: с 28 января по 12 февраля.
Категория – третья (высшая)"
   Поездное радио, до той поры хрипевшее что-то об открытии в Свердловске чемпионата мира по скоростному бегу на коньках среди женщин, внезапно голосом Гелены Великановой запело песню о майских ландышах.
   Мне нравилась манера исполнения этой певицы, ее выразительный, мягкий, не очень сильный голос, но я никогда не любил ландыши. Как цветы, так и песню.
   "23 января т. Желнов получил маршрутную книжку, в которой указаны одиннадцать человек. Одиннадцатым  включен Голдарев, который договорился с группой Желнова о своем участии в их походе",
Далее следовал список группы с указанием возраста, имеющихся походов, распределения обязанностей в группе:
"Желнов Георгий Анатольевич, 23 года, три похода 1 категории, три похода 2 категории и три похода третьей категории трудности. Руководитель  группы.
Дубровина Любовь Александровна, 21 год, один поход 1 категории, три похода 2 категории трудности. Завхоз.
Гореватов Николай Сергеевич, 25 лет, три похода 1 категории, один поход 2 категории, один поход 1 категории трудности. Зав. снаряжением
Холмогорова Зоя Афанасьевна, 22 года, один поход 1 категории, один поход третьей категории трудности. Ответственная за дневник.
Свободин Радий Вячеславович, 23 года, два похода 1 категории, три похода 2 категории, один поход 3 категории трудности.
Крищенко Юрий Алексеевич, 24 года,
Соснин Анатолий Владимирович, 24 года,
Рудин Алексей Евгеньевич, 22 года, врач
Доренко Григорий Александрович, 23 года
Голдарев Александр Семенович, 37 лет, инструктор турбазы «Солнечная»".
   Казалось, список переписывали  раз десять на дню. Некоторые фамилии были вычеркнуты, какие-то вписаны, причем разными почерками.
   Фамилию Голдарева, например, вписал какой-то человек, привыкший раздавать распоряжения: черный карандаш, жирный почерк, прямые буквы. Но с грамматикой не в ладах – "Колдырев".
   "28 января с маршрута сходит один из участников – Алексей Рудин. Причина – острый приступ радикулита".
   Парню двадцать два года, в принципе, должен быть здоровым. Откуда радикулит? На дипломатическую болезнь не похоже. Разве что прозвездило где-нибудь в дороге? Но все равно странно.
   Больше сведений о группе нет.
   Семнадцатого февраля сестра Гореватова звонит в спортклуб, долго не может найти председателя. Следующий звонок – в комитет по физкультуре и спорту. Там ее успокаивают, говоря, что задержка группы - дело естественное, могут задержаться и на неделю, так что волноваться нечего.
   В это же время от другой группы приходит сообщение об успешном завершении похода. Но, по личным обстоятельствам, возвращение туристов в Свердловск задерживается. Председатель турклуба, не проверив данные, сообщает по начальству, что с группой Желнова все в порядке.
   Время идет, родители, видя, что не предпринимается никаких мер, обращаются в партийные органы.
   И это - накануне международного чемпионата, когда чрезвычайные события никому не нужны.
   Одновременно с родителями тревогу начинает бить и маршрутная комиссия турклуба. В Ялдпынг послан запрос о возвращении группы. Ответ отрицательный.
   И только тогда начинают разворачиваться поисковые мероприятия.
   Неожиданно выясняется, что никто не знает, где надо искать группу.
Желнов перед отъездом не сдал самый главный документ - маршрутный лист с указанием маршрута группы.
   Более того, он даже не зарегистрировался в Ялдпынге.
   Налицо были грубейшие нарушения всех имеющихся инструкций и правил.
   Рабочую схему маршрута находят у посторонних людей.
   Двадцатого февраля в  Ялдпынг вылетают представители турклуба…
   Темнело, читать больше не хотелось.
   И что их зимой в горы понесло?
   Романтики….

23 января. Комната в студенческом общежитии. До гибели – 10 дней.
- Куда соль девали?
- Пимы где?
- Блин, тушенка не влазит!
- Замерзнем ведь!
- Ничего, папанинцам хуже было.
- Ага, у них рация была. Нам-то что не дали?
- Тащить ее ты будешь?
- Дайте пятнадцать копеек, позвонить надо.
- Куда топор девали?
- Ты когда свой рюкзак собирать начнешь? Через полчаса выход.
- А где этот, который инструктор?
- На вокзале ждать будет. Не по дороге ему сюда заворачивать.
- Скажи, какой рациональный.
- Просил гитару не забыть. Говорит, что много песен знает.
- Ребята! Кто еще штормовки не вернул? Завскладом ругается.
- А на себя что наденем?
- Так я вместо штормовок свитры достал. Не пропадем!
Веселая разношерстная толпа вваливается в трамвай, кто-то даже пытается играть на гитаре. Кондуктор, глядя на эту толпу, улыбается и не берет денег за проезд.
- Вернетесь, тогда оплатите.
На вокзале один из парней пытается закурить.
- Ты что, забыл, что мы торжественно поклялись не курить весь поход?
Парень смущенно кидает папиросу в урну.

3.
   Ночью в вагоне был жуткий холод. Выйдя на перрон в Надеждинске, я отправился в ресторан, чтобы выпить чего-нибудь согревающего.
   Около входа в вокзал топталась группа туристов, которую почему-то в помещение не впускали.
   Милиционер простуженным голосом говорил, что они своим поведением нарушают пункт третий правил внутреннего распорядка на вокзалах, который запрещает тревожить спокойствие пассажиров, что месяц назад была здесь еще одна такая группа из Свердловска, так одного из туристов вообще пришлось забрать в отделение, потому что он мало того, что пел песни, так еще и ходил с протянутой шапкой - просил подаяние.
   Меня заинтересовало это событие, и, зайдя в помещение дорожной милиции, попросил поподробнее рассказать об этом происшествии.
   В журнале я прочитал, что двадцать четвертого января в семь часов тридцать минут был задержан гражданин Крищенко Юрий Алексеевич, который громко распевал нецензурную песню. После проведенной беседы - отпущен.
   Это был один из участников исчезнувшей группы.
   Зазвонил телефон.
- Дежурный по станции Надеждинск слушает. Да, туристы есть – одна группа в количестве двенадцати человек. Куда направляются – не знаю.… Так.… А они послушают?.. В случае чего – насильно? Есть, товарищ майор.
   Сержант положил трубку. Чувствовалось, что он готов материться.
- Что случилось?
- Пришло распоряжение – всех туристов, прибывших в Надеждинск, отправлять по месту жительства. И как я это делать буду?
   Мы подошли к туристической группе.
- Ребята, только что получена телефонограмма - все походы на север закрыты. Вам нужно возвращаться домой.
- Это из-за гибели группы Желнова, да?
- А вы откуда про это знаете?
Ребята замолчали.
- Езжайте домой.
- Может, помочь надо? В поисках поучаствовать. Мы готовы.
- Оставьте адреса. Если понадобитесь, – вызовем.

24 января. Утро. Надеждинск. 9 дней до трагедии.
- Завхоз, есть хочу!
- Гриня, потерпи, столовая для нас – большая роскошь. Поголодай, милый.
- Чтоб тебя в старости дети так кормили!
- Ребята, Юрку в милицию забрали!
- За что?
- Шапку снял, гитару взял, стал песни петь, подаяние просить.
- Товарищ старшина, не виноватый он!
- Правилами внутреннего распорядка запрещается нарушать спокойствие пассажиров, а тем более с шапкой ходить.
- Он хороший, он больше не будет.
- Фамилия, адрес, где работает? А еще студент! Ладно, иди, но больше так не делай.
- Слушаюсь, товарищ старшина! Больше не буду!
- Черт, первый вокзал, где петь запрещают.
- Что делать будем? Поезд-то только в шесть вечера уходит.
- Тут рядом школа есть. Пошли туда, вдруг пустят.
- Да куда же это вы, в этакий-то мороз! Да еще и девчат с собой взяли. Сами замерзнете, и девчонок заморозите.
- Не впервой. Нам бы до поезда где побыть. Пустите?
- Заходите. Сейчас воды согрею.
- Туристы из Свердловска? Очень хорошо. Я директор школы. Дожидайтесь поезда, а заодно проведете открытый урок - расскажете школьникам про туризм, как он способствует развитию и становлению советского человека.
- Дети, сейчас я расскажу вам про туризм. Занятие туризмом позволяет…
- Ой, Саша, давай лучше я. А вот вы в палатке спали, понравилось? Вот, помню, пошли мы с Егором на Кавказ….
- Тетя Зоя, не уезжайте, оставайтесь. Мы вас слушаться будем и хорошо себя вести. Не уезжайте!

4.
   Поезд пришел в Кабаковск в полночь.
   Город встретил темнотой, пургой и холодом.
   На военной машине меня отвезли в гостиницу.
   Утром, по пути в прокуратуру,  я зашел в магазин.
   У прилавка толпился народ, разговоры крутились вокруг одной и той же темы:
- Да зэки их убили. Ночью подкрались, палатку разрезали и прибили.
- Да не зэки это. Побегов-то не было. Мой в охране работает, так все случаи побегов знает. Манси их наказали. Туристы ихнее капище разорили, мощи какие-то осквернили, да еще меха украли. Шаман их пришел увещевать, так они его в тычки из палатки выгнали. Ну, рассвирепел он, заклятье сказал, сушеных мухоморов им в чайник бросил, вот они и взбесились. Ночью из палатки выскочили, побежали под горку  и замерзли.
- И все-то они знают, - подумал я.
   В прокуратуре меня встретил местный следователь. Протянув руку для пожатия и стараясь не дышать в мою сторону, представился:
- Коротков Виктор Иванович, здешний Шерлок Холмс. Значит, будем работать вместе? Вот и хорошо. Сразу говорю: зэки здесь не при чем. За последние два месяца побегов не было
- В очереди я слышал какие-то разговоры о манси.
- Да, - Коротков поморщился, - наш город – большая деревня. Все всё знают. Знают, делают выводы и распускают слухи. Значит так. Дело началось с сигнала: какой-то правдоискатель написал в отделение милиции, что кто-то из манси рассказывал о том, как туристы падали с горы.  Естественно, наш милицейский начальник разразился распоряжением. Читай.
С этими словами он буквально сунул мне под нос лист бумаги:
   "В связи с распространением слухов о том, что кто-то из манси видел, как с горы Лунт-Сухап "падали туристы", прошу произвести следующее:
1).  Проверить правильность сообщаемых сведений
2). В целях проверки версии о нападении на туристов манси из религиозных побуждений необходимо:
а). Установить, чье стойбище посетили туристы, и известно ли об этом посещении манси.
б). Известно ли было манси о том, что группа туристов двигается  к горе Лунт-Сухап.
в). Является ли гора  Лунт-Сухап и близлежащая к ней местность заповедной для манси (т.н. "священное" место).
г). Установить, кто из мужчин манси охотился в долине реки  Авыспи и в районе притока р. Лусум в период гибели туристов.
д). Установить, по лыжне какого охотника шли туристы".
-  Ну и что? Нашли?
-  Что-что! Бегали, искали, нашли. Лучше бы не искали. Конфуз получился. Короче, читайте, товарищ прокурор.
    Я взял со стола протоколы допросов: "так же он рассказал о том, что есть одна гора, с которой сдуло одного человека. Какого человека, он не знает. Я спросил, откуда ему известно о той горе. Он сказал, что эта гора находится от их юрт в 40 километрах, и его отец был пастухом уральским и рассказывал о том, что с этой горы сдуло одного человека. Петр Якимович говорил, что это он слышал от своего родного отца Якима Ивановича, который умер в 1939 году и похоронен. О том, что сам Петр видел, как сдуло человека с горы, он не говорил мне".
   - Это что за собиратель фольклора у вас нашелся?
   - Да нет, вполне нормальный человек, председателем сельсовета работает. С манси в хороших отношениях находится.
   - Так в чем конфуз?
   - Эту историю он своему заму рассказал. А тот возьми, да и просигналь. Вот сейчас и бегаем. Этого Петра Якимовича нашли, потребовали рассказать, как все было. Ну, он и рассказал. Можешь ознакомиться.
   Я взял следующий бланк допроса: "кроме того, у нас был разговор о том, что мой отец, когда еще жив был, то говорил, что давно с какой-то горы сдуло человека ветром. И опасно ходить на эту гору и нам наказывал, чтобы бы не ходили туда. Что это за гора я сейчас не помню. И что за человека сдуло, отец мне не говорил. Отец мой умер, уже прошло 15 лет. Гора, о которой говорил мой отец, находится от наших юрт 40 км-30 км".
   - И чем все это закончилось?
   - Да пока ничем. Сам знаешь, что начальству в голову взбрело, то долго не выбредет. Ладно, этим заниматься буду я, а тебе лучше на место происшествия лететь.

25 января. Ялдпынг. Разговор Поранина и Желнова. До гибели – 8 дней.
- Зачем тебе идти на Лунт-Сухап? Опасное место, не ходи туда.
- Чем опасное, объясни?
- Вот сразу не объяснить. Странное оно какое-то. Сколько над ним ни летал, всегда что-нибудь да случалось: то винт заклинит, то компас плясовую запляшет. А иной раз так страшно делается, что готов из кабины выброситься. А когда начнет гул и звон раздаваться, – так надо вообще ноги уносить.
- Ну, мы пешком идем.
- Думаешь, проскочите? Ты знаешь, сколько там людей пропало? Этого никто не говорит, но каждый год по нескольку человек исчезает бесследно. Всех Золотая баба подбирает.
– А кто это, Золотая баба?
- Если в двух словах, - то вогульское божество. Раньше ей жертвы приносили, чтобы умилостивить, но сейчас, вроде бы, перестали.
- Все понятно, - идол, вокруг которого шаманы жируют. Ладно, старики -  но ты-то молодой ведь. Как ты можешь в эти сказки верить?
- Это не сказки, Георгий. Это верование. Только когда ты это поймешь – поздно будет. Еще раз говорю, - не ходи туда. Кстати, именно так название горы и переводится: – "Не ходи туда". Зря таких названий давать не будут. Хотя – вас десять человек, так что, может быть,  все и обойдется.
- А почему ты так говоришь?
- Для здешних мест опасно число девять. Это еще издавна ведется, когда именно там, куда вы идете, девять вогулов погибло.
- А почему ты их вогулами называешь, они же манси.
- Их так до революции называли, а мне старые названия как-то ближе. Ты на языке покатай: "вогулы". Мягко, красиво. А манси – как-то ругательно и грубо. Пренебрежительно.
- По мне все едино. Мы должны пройти маршрут, – и мы его пройдем. А то, что ты рассказывал про компас и гул, так этому можно найти вполне реальное объяснение. Компас барахлит – явно магнитная аномалия, гул и звон – значит, что-то в моторе не в порядке. Все имеет реальную основу, так что незачем какую-то сверхъестественную силу привлекать.
- Командир, а может…, - это в разговор вступил Голдарев.
- Товарищ Голдарев, позвольте мне решать, что делать. В группе я начальник.

5.
Когда мы подъехали к аэродрому, был уже полдень.
Поисковый штаб находился на втором этаже деревянного служебного здания в помещении "красного уголка".
В комнате было жарко и душно. Пахло табачным дымом, полушубками, из неплотно закрытой печи тянуло дымом.
На стенах висели фотографии отличников боевой и политической подготовки, праздничная газета и какие-то диаграммы.
И большая карта района поисков.
На столе между стаканами с остывшим чаем лежали полетные карты, бланки радио-грамм, листы бумаги  с рукописным  текстом и машинописью
Радист слушал эфир
Поисковики, а их было человек десять,  обсуждали планы заброски спасотрядов.
- Да откройте вы дверь! Дышать совершенно нечем!
- Вы Леонид Иванович Никитин?
Передо мной стоял низкорослый молодой летчик.
- Да.
- Я через пятнадцать минут вылетаю на перевал. Вы летите со мной. Моя фамилия Поранин, звать Василием. Борт – "М – 26".
   Где-то на середине полета нас настиг циклон. Вертолет подбрасывало и заваливало в воздушные ямы. Винты ревели так, что услыхать что-либо было просто невозможно. Зубы выстукивали что-то испанское. Мне, привыкшему летать на "Аннушках", временами всерьез казалось, что этот полет для меня будет последним.
   Неожиданно дало знать о себе ранение, полученное под Будапештом.
   Обед, съеденный два часа назад, неудержимо стал проситься наружу. Героическим усилием я оставил его на месте.
- А я ведь их видел еще до похода, - вдруг прокричал летчик. – Они жили в той же гостинице, что и мы. И руководителя их знал. Упрямый до чего – жуть! Я говорил им – не ходите сюда, плохое место тут. А они не послушались. Вот и погибли. Знаете, до сих пор вину чувствую, что не отговорил.
   Вертолет завис над площадкой. Приземлиться возможности не было. Пришлось спускаться по веревочному трапу.
   Левая нога почти не слушалась, правая – с трудом попадала на ступеньку трапа, который мотался из стороны в сторону.
   Внизу едва различались заснеженные деревья. Мутное, расплывшееся солнце, кое-как проглядывающее сквозь серые мрачные облака, придавало окружающей картине внеземной, инопланетный характер. Обледенелые останцы напоминали зубы каких-то доисторических чудовищ. Ветер пробирался под полушубок.  Казалось, что окружающие вершины с каждым порывом ветра все ближе и ближе приближаются к перевалу.
   Камень, поднимавшийся снизу, все больше и больше походил на клык Бабы-Яги.
Когда до земли оставалось чуть больше метра, оказалось, что трап кончился.               
Пришлось прыгать.
   По закону подлости приземлился на раненую ногу, не удержал равновесие, упал. Ветер понес меня вниз. Остановиться было невозможно.
- Все, был прокурор Никитин, и не стало прокурора Никитина, - подумал я. - Вот начальство обрадуется.
   Чьи-то руки поймали меня на склоне.
- Не покалечились? Здравствуйте, меня зовут Николай. А вы – Никитин Леонид Иванович?
- Да.
- Пойдемте в лагерь. Вас уже ждут.
   Тропа к лагерю шла под уклон. Два с половиной километра утоптанного снега, наста, камней и ветра, старающегося сбить с ног.
   Если бы не спутник, старательно поддерживающий меня под локоток и развлекающий оптимистической беседой, то к лагерю скатился бы искалеченный полутруп.
- А знаете, Леонид Иванович, ведь вы идете по той самой тропе, по которой Желнов поднимался на перевал. Представляете, каково ему было? Как он еще умудрился на подъеме ног не поломать? У нас тут поисковая собака была, так она сильно покалечилась – в расщелину между камнями попала. С трудом достали. И у троих поисковиков уже травмы: двое ногу сломали, а один с сотрясением мозга. И все травмы здесь, на перевале, получены.
- Долго еще идти?
- Да нет. Почти пришли. Вон уже огоньки светятся.
   Мы вышли на относительно ровную площадку. По периметру были растянуты армейские шатровые палатки, возле которых горели костры. Народ отдыхал от поисковых работ.
   На краю площадки, у самого леса, стояли нарты. В них, завернувшись в малицу, спал человек. Услышав нас, он проснулся:
- Однако, прокурор приехал. Я пожаловаться хочу – зачем манси обижать начал? Они туристов не убивали. Туристов огненный шар убил. Летел по небу, жопой пердел, вот туристы испугались и замерзли. А манси туристов не убивали.
   Произнеся эту фразу, человек спрыгнул с нарт и растворился в наступившей темноте.
    - Это кто? – спросил я у сопровождающего.
- Местный шаман, Степан Скуриков. Все свой народ защищает. Поэтому и в поисках участвует.
   Я вспомнил, как вчера вечером кто-то из районного руководства, находясь в состоянии хорошего алкогольного опьянения, убеждал меня, что в гибели студентов виновны манси и только манси.
   На мой вопрос – а зачем это им нужно - была произнесена пылкая речь, украшенная перлами ненормативной лексики, смысл которой сводился к тому, что манси крайне агрессивная нация, никого не подпускающая к своим святым  местам. А как раз в районе гибели студентов есть капище, богатое мехами и золотом. Вход туда категорически запрещен, особенно женщинам. Студенты нарушили покой умерших, за что и поплатились.
   Речь завершалась выводом о виновности манси во всех смертных грехах.
   Мои размышления прервала знакомая мелодия, раздававшаяся из рядом стоящей палатки. На мотив известной песни о "сотне юных бойцов из буденновских войск" кто-то пел совершенно незнакомые стихи. Я прислушался:
Вверх по скользким камням, по тропинкам крутым
Альпинистов отряд пробивался.          
Все сердца, как одно, штурма ждали давно,               
Каждый шел и горам улыбался.
Вдруг глухие раскаты до нас донеслись,
Страшный грохот в долине раздался.
Это снежный карниз по крутым склонам вниз
Роковою лавиной сорвался.
Коля пытался что-то сказать, но я жестом остановил его – не мешай, дай дослушать.
Вот промчалась лавина, сметая отряд,
Собираются люди на скалах.
Лишь один не пришел, он могилу нашел
Там, под снегом, в глубоких провалах.
Мы товарища молча три ночи, три дня,
Стиснув зубы, упрямо искали.
Горы жертву свою в том неравном бою,
Несмотря ни на что, не отдали.
Песня производила странное впечатление – в тексте не было ничего радостного, оптимистического, какая-то покорность судьбе. Но песня так вписывалась в окружающую меня обстановку, что приобретала какой-то воистину пророческий, даже мистический смысл.
Высоко в облаках пики гордо стоят,
Между ними зияют провалы.
Всюду снежный простор, ничего, кроме гор,
Ледники, да суровые скалы.
- Эту песню желновцы часто пели, - закуривая, сказал мой провожатый.- Вот и напророчили.
-  Думаете, под лавину попали?
- Да нет здесь лавин, Леонид Иванович, и быть не может. Место не то. Что-то странное с ними случилось. И страшное. Ну, вот мы и добрались. Заходите.
   В палатке было жарко. Валялись спальные мешки, на которых сидели ребята из поисковых отрядов. В одном из них я узнал паренька из группы, встреченной в Надеждинске.
- Вы уже здесь?
- Да. Мы связались с нашим турклубом, и нас отправили сюда.
Ко мне подошел высокий худой человек:
- Сметанников Евгений Петрович. Начальник поискового отряда.
- Никитин Леонид Иванович, прокурор.
- Вы хотели бы со мной поговорить?
- Да, расскажите поподробнее, как была найдена палатка, тела.
- Вы бы поели сначала да отогрелись. Ребята! Накормите прокурора. А мне надо еще до радиопалатки дойти, прогноз погоды узнать. Леонид Иванович, не волнуйтесь, вернусь как раз к тому времени, когда вас накормят и обогреют.

6.
Сметанников пришел через полчаса. Сразу за ним стали подходить руководители поисковых отрядов. Начался ежевечерний "разбор полетов".
Объявив прогноз погоды на ближайшие сутки (ясно, температура воздуха  минус пятнадцать-восемнадцать градусов, ветер северо-восточный десять-пятнадцать порывы до двадцати метров в секунду)  и определив план работ (прощупывание снега лавинными зондами, поиски лабаза, обследование района притоков Лусума), Сметанников выслушал доклады о проделанной работе. Итоги были малоутешительными – из-за трудных условий (наст, сильный ветер и отсутствие альпинистского снаряжения) работы на склоне могли быть приостановлены.
Завхоз доложил, что началась нехватка продуктов. На сегодняшний день на тридцать шесть человек поисковиков на пищевом складе осталось около ста килограммов мясных консервов, девяноста килограмм круп, восьми килограмм сахара, семидесяти пяти булок хлеба. 
Не хватало продуктов для обеспечения групп сухим пайком в полевых условиях – халвы, сгущенного молока, масла, сухарей, кофе, чая и чеснока. В самом конце списка, предъявленного Сметанникову, были вписаны спирт, папиросы и газеты.
   Находившийся здесь же Скуриков пообещал завтра доставить в лагерь пару-тройку разделанных оленьих туш.
   Сметанников проводил собрание быстро, не допуская лишних слов – сказывалось пребывание на посту секретаря партийной организации. И только когда ушел последний поисковик,  он обратил свое внимание и на меня.
- Вас накормили? Представление о нашей работе получили? Вот и хорошо. Сейчас и поговорить можно. Я осмотрел палатку двадцать восьмого февраля. В ней сохранились почти все личные вещи группы, а также общественное снаряжение.
- Извините, давайте сначала протокол оформим: паспортные данные, когда родились, где учитесь, или работаете.
- Пожалуйста. Сметанников Евгений Петрович, родился в 1925 году, окончил Металлургический институт, член КПСС с 1957 года, работаю заместителем главного механика. Также являюсь членом городской маршрутной комиссии.
- Что вы можете сказать по поводу организации похода, откуда взялась эта идея – идти зимой в горы?
-  Где-то во второй половине декабря прошлого года Желнов и, кажется, Холмогорова, пришли ко мне в туристский клуб и рассказали, что у них есть идея организовать зимний поход высшей категории трудности по Северному Уралу. Я район похода знал и, в принципе, против такого похода не возражал.
Тем более что две недели спустя ребята принесли мне проект похода, где был представлен маршрут, дано краткое описание похода, расписание снаряжения, охарактеризован состав группы. Проект выглядел достаточно серьезно, и возражений ни у меня, ни у маршрутной комиссии не вызывал.
К тому же я хорошо знал группу – схоженная, испытанная во многих походах различной категории трудности. Все участники группы имели спортивные разряды по туризму. Желнову вообще после этого похода собирались присвоить  звание "Мастер спорта по туризму". Иными словами, причин, чтобы не выпускать группу в поход, ни у меня, ни у маршрутной комиссии не было.
- Хорошо. Теперь вот такой вопрос: как вы узнали, что группа не вернулась из похода, и как были организованы поиски.
Вопрос явно не относился к разряду приятных. Евгений Петрович помолчал, закурил очередную папиросу.
- Начнем с бюрократии. Когда поход утверждается маршрутной комиссией, то в трех экземплярах составляется утвердительный протокол. Первый экземпляр остается у маршрутной комиссии, второй уходит в комитет по физкультуре и спорту, а третий экземпляр передается непосредственно в выпускающую организацию – спортклуб. Так вот Желнов протокол в спортклуб не отдал.
Двадцатого февраля мне позвонил Башкирцев из Госкомспорта и сообщил, что контрольный срок у группы Желнова истек двенадцатого февраля, а группа не возвратилась. Я задал вопрос о предпринятых мерах, на что Башкирцев ответил, что он связался со спортклубом Металлургического института, но там от группы отказываются, так как она, якобы, сборная, а не институтская. И возникает вопрос: кто должен начать поиски. Я сказал Башкирцеву, чтобы спортклуб не занимался ерундой, а начал организовывать спасательные группы. 
На следующий день, двадцать первого февраля, я поехал в Облсовпроф, чтобы рассказать о случившемся. Я сразу заявил, что с группой не может быть происшествий, связанных с неопытностью или недостатками снаряжения. Я предположил, что кто-либо из участников либо получил травму, и группа вывозит участника, замедлив свое движение, либо кто-то заболел, и группа отсиживается в укромном месте.
К этому времени в спортклубе института был создан поисковый штаб, а в Кабаковск вылетел председатель турклуба Бордов.
Помню, что в Облсовпрофе все недоумевали: почему в спортклубе нет протокола маршрутной комиссии.
- А это так важно? – спросил я.
- Вообще-то там не только протокол, но еще и схема маршрута, карты, примерное расписание движения группы. Отсутствие этого протокола нам работу сильно осложнило. Леонид Иванович, вы не будете возражать, если я чайку хлебну? А то в горле пересохло.
- Да, пожалуйста. Можете и мне налить.
В два глотка осушив кружку, Сметанников продолжил.
- Двадцать третьего февраля я снова позвонил в Облсовпроф. Мне ответили, что результатов нет и мне надо срочно приехать в институт.
В институте я пробыл до полуночи. Пришлось заново рассказывать о деталях подготовки группы, о маршруте, о том, что могло произойти с группой. Высказал свои соображения по организации поисков.
К тому времени нам сообщили, что группа институтских спасателей уже идет по маршруту Желнова, геологи кабаковской экспедиции предпринимают свои меры по организации розысков, а три группы манси вышли к Лунт-Сухапу и прочесывают окрестные вершины. Руководители института, узнав про такое количество групп, заикнулись, что вроде бы никого посылать больше и не надо.
Я высказал мнение, что лучше  всего посылать группы студентов-туристов, которые могли бы принести лучшие результаты. Об этом я известил директора института, председателя профкома и партийную организацию.
Директор института предложил мне отправиться в Кабаковск в качестве консультанта - поисковика. – Произнеся эту фразу, Сметанников поморщился. – Я согласился. Вопрос о моей командировке был решен мгновенно. Двадцать четвертого февраля я вылетел в Кабаковск.
- Что вы можете сказать о том, как развивались поиски дальше? Когда и кем была найдена палатка, что в ней было? Как были обнаружены трупы?
- Об этом, Леонид Иванович, вам лучше Кравцов расскажет. Коля, - обратился Евгений к рыжеволосому пареньку, подбрасывающему в печку дрова, - до соседней палатки добеги, скажи Владу, чтобы сюда зашел. Прокурор приглашает.
   Парень выскочил из палатки.
- Евгений Петрович, - спросил я, - вам не кажется, что весь этот туризм – баловство, которое надо прикрыть? Хлопот меньше будет.
- Возможно, что доля правды в этом есть, - поддержал было меня Сметанников, но тут же перешел в наступление. – Видите ли, туризм – это спорт. Иногда, как в данном случае, первопрохождение, открытие. А ни одно открытие без риска не бывает. И знаете, что меня всегда удивляет? В городах народу во всяких авариях погибает гораздо больше. Только почему-то смерть под колесами воспринимается как возможная неизбежность, а смерть в походе вызывает недоумение.
- Не слишком ли большая цена? – закусив удила, я кинулся в спор. – Ради чего погибли ребята? Что они нового открыли? Маршрут, по которому неизвестно кто и неизвестно когда еще пройдет? Гору полезных ископаемых? Объясните мне, человеку, не искушенному в туризме, для чего это надо?
- Вы помните, у Гончарова, в его путевых заметках, писанных на фрегате "Паллада", есть совершенно великолепная фраза: "Как прекрасна жизнь, между прочим и потому, что человек может путешествовать"?  В каждом человеке заложено желание узнать себе цену, понять, на что он способен. А туризм как раз и дает такую возможность – в борьбе с природой оценить, на что ты годен. 
А что касается запрета на туризм, - тут Сметанников на некоторое время задумался. – Не дай бог, если после этих событий начнутся карательные меры, -  ничего хорошего из этого не получится.
- Почему?
- Запретный плод сладок. Вы не хуже меня знаете, стоит что-нибудь запретить, так этим не будет заниматься только ленивый. Запретят походы – народ назло всем будет ломиться в горы. Как следствие – количество несчастных случаев будет расти. О, кажется Влад подходит.
    Глядя на входящего в палатку парня, я вспомнил высказывание моего фронтового друга: "Увидишь – и жить захочется". От фигуры Влада веяло спокойствием, надежностью и, вместе с тем, какой-то бесшабашностью.
   Сметанников представил:
- Знакомься, – следователь Никитин. Леонид Иванович
- Кравцов. Влад. Можно без отчества. Это мы нашли палатку. Дело было так…
- Если можно, начнем все-таки с отчества. Итак…
- Кравцов Владислав Борисович 1940 год рождения, свердловчанин, студент третьего курса Металлургического института. Не судим, не женат, не привлекался.
По существу заданных вопросов могу пояснить следующее: о том, что желновская группа не вернулась вовремя, я узнал случайно – шел в библиотеку сдавать книги и увидел объявление об экстренном собрании турклуба.
    На следующее утро мы вылетели в Кабаковск, а оттуда нас должны были забросить на Лунт-Сухап.
    Когда мы из вертолета выгрузились, то оказалось, что летуны слегка ошиблись, и нам еще несколько дней придется добираться до "точки" пешком.
- Что, так хорошо ошиблись? – спросил я.
- Да, километров на двадцать, - улыбнулся Влад. – Только летуны тут не виноваты: нелетная погода, низкая облачность, ориентиры толком не выражены. Хотя, когда мы определились с местом высадки, нелицеприятных слов в их адрес было высказано немало.
- А что дальше?
- На второй день мы вышли к Лусуму. Да, еще забыл сказать – мы были уверены, что Желнов поведет группу именно по Лусуму, все-таки ближе, но он, почему-то, пошел по Авыспи.
- И с чем это связано, как вы думаете?
- Трудно сказать, не знаю.
- Ладно. Как развивались события дальше?
- Когда мы вышли в долину Лусума, то, рассматривая восточный склон, увидели что-то похожее на палатку. Решили с Генкой сходить, разведать. Иван…
- Это кто?
- Манси, который нас сопровождал. Он категорически отказался подниматься на склон. Якобы устал, плохо себя почувствовал.
- А на самом деле?
- Священные места для него начались. Духи всякие, приметы плохие. Короче, струсил. Мало того, что сам не пошел, так еще и нас пускать не хотел.
- Почему?
- Погибнете, говорил. Место плохое.
- Но вы, тем не менее, пошли.
- А что делать оставалось?  Пока поднимались, склон становился круче, а наст плотнее, поэтому  последние метры пришлось идти без лыж, но с палками.
Когда подошли к палатке, то обнаружили, что из-под снега выступает только вход палатки, остальное – под снегом, толщина покрова сантиметров  пятнадцать. Ну, может, двадцать. Пара лыж была воткнута, ледоруб.
   На полотне палатки, на снегу лежал китайский фонарик.  Что интересно: под фонариком был снег, сантиметров пять-десять толщиной, а над фонариком снега не было. Когда я его включил, загорелся свет. От палатки, по направлению ветра, были разбросаны всякие вещи: несколько тапочек от разных пар, лыжные шапочки, еще какие-то предметы.    
   Стоим с Генкой, молчим, что делать - не знаем. Скат палатки в центре разорван, внутри снег, какие-то вещи видны, лыжи торчат. У входа в снег ледоруб воткнут, людей не видно. Аж мороз по коже пробрал.
   На входе в палатку штормовка висела. Как потом оказалось – Свободина. В кармане металлическая коробка из-под монпансье. А в ней деньги, билеты. Перед отъездом нас накачали: Кабаклаг, кругом бандиты, зеки. А деньги на месте. Значит не так уж страшно. Прорыли в снегу у палатки глубокую траншею и никого не обнаружили.
   Жутко обрадовались. Взяли с собой несколько предметов, чтобы не влетело нам от ребят за "фантазии". Коробку, фляжку со спиртом, фотоаппарат, еще что-то. На лыжи – и ходу вниз.
   К тому времени Иван костерок запалил, ребята палатку поставили.
   Сели мы в палатке, разлили по кружкам этот спирт. И выпили за здоровье.
   Иван, правда, предложил за упокой выпить. Так мы ему чуть было морду не набили. Были убеждены: ребята сидят где-то. Это уже потом, когда трупы нашли, стало ясно: произошло что-то непонятное.   
- Когда, кем  и как были обнаружены трупы? – спросил я.
- Да мы с Кропачевым их и обнаружили, почти что случайно. Мы уж на склон поднялись, пошли место под палатку искать.
И под кедром, у костровища, и нашли Юрашку с Гринькой… Крищенко и Доренко, извините. Костер парни разожгли достаточно приличный - из веток кедра и елочек. Но горел этот костер недолго, не более полутора часов – восьмисантиметровые сучья успели пополам перегореть.
- Во что были одеты ребята?
- Ни во что. Обгорелые рваные кальсоны, рубаха-ковбойка, да носки. Помню, что на снегу еще одна ковбойка валялась. Из нее даже какие-то деньги сыпались. Какой-то матерчатый пояс темного цвета под кедром нашли. Для чего он предназначен – не знаю. Очень похож на лямку, которой манси груз тянут, но на вид не крепок.  Да и, честно говоря, толком не рассматривал. Вспомнил, как Новый год вместе встречали, так нехорошо на душе стало.
Влад достал пачку папирос. Покурили, помолчали.
- Леонид Иванович, к Владу у вас еще вопросы есть?
- Да нет, в общем-то. Остальное у вас узнаю. Спасибо, Владислав. До встречи.
Парень, сгорбившись, вышел из палатки.
- Лепшие друзья с Доренко были, - после паузы произнес Сметанников. - Вместе по походам, на картошке. Влад-то хотел в этот поход с ними пойти, да на кафедре не отпустили. Ладно, спрашивайте, Леонид Иванович.
- Как проходили поиски дальше?
- А дальше был найдены трупы Желнова и Холмогоровой. Труп Желнова находился в трехстах метрах от кедра, по направлению к палатке, у березки, лицом вверх. Знаете, он как бы от ветра закрывался: левая рука к лицу была подтянута. Одет был нормально, только обуви и рукавиц не было. Ну, и шапки.
В трехстахпятидесяти метрах  выше Желнова, в сторону палатки, розыскная собака обнаружила труп Зои Холмогоровой. Она лежала боком, ноги в коленях подтянуты к животу, руки согнуты в локтях, к лицу поднесены.
   Две шерстяных кофточки на ней было, ковбойка, две шапочки, двое брюк, рейтузы и другая нижняя одежда. На ногах по четыре носка, обуви не было.
   Я записывал показания поисковиков, стараясь не пропустить ни единого слова. Писать было неудобно: ручка постоянно отказывала, бумага, положенная на планшетку военно-полевой сумки, рвалась. Свечки, воткнутые в пустые банки из-под тушенки и сгущенки, развешанные по бокам палатки, давали тусклый изменчивый свет. За стенками палатки ветер выл что-то тревожно-жалобное. Паренек, сидящий около печки, зябко передернул плечами:
- Второй день тут сидим, а ветер все воет, воет, воет. Аж страшно становится.
- Евгений Петрович, а чем вы объясняете отсутствие одежды на Крищенко и Доренко?
- Непонятно. В зим¬них походах, да еще в условиях холодной ночевки, не принято раздеваться до такой степени. Может, в момент переодевания что произошло. То, что туристы могли растерять одежду во вре¬мя бега или ходьбы, маловероятно.
- Вспомните, как шли следы от палатки?
- Явные, хорошо различимые следы  начинались в тридцати – сорока метрах от палатки. Тянулись параллельными цепочками близко друг к другу, как бы люди шли, держась друг за друга. Цепочки следов тянулись двумя направлениями – шесть или семь пар следов мы посчитали в направлении от палатки вниз, в лощину, а левее их, метрах в двадцати, было еще две пары следов. Затем эти следы метров через тридцать - сорок слились вместе и больше не расходились.
   На каменных грядах следы исчезали, а ниже камней они появлялись вновь, а затем терялись. Следы были очень хорошо различимы. В отдельных следах было видно, что человек шел или босой, или в одном хлопчатобумажном носке – пальцы стопы отпечатались. Все следы были в направлении леса, который в лощине начинался справа. Там в последующем и были обнаружены трупы. Ниже всех был виден один след в ботинке. Очень хорошо отпечатался каблук, а промежуточная часть не отпечаталась.
- Прошло около месяца, а следы так хорошо сохранились? Почему?
- В силу особенностей ветров в горах следы хорошо сохраняются. И не в виде углублений, а в виде возвышенных столбиков – снег под следом остается спрессованным и не выдувается, а вокруг следа - выдувается. Под действием солнечных лучей след еще более твердеет и в таком виде сохраняется всю зиму.

7.
   Через три дня я снова летел на перевал. Был обнаружен труп Свободина. 
Добрались спокойно. Ветра, облаков не было. Из окна вертолета можно было полюбоваться заснеженной тайгой, скалами, сверканием ледников в солнечных лучах, но к природным красотам я был всегда равнодушен.
   При подлете к перевалу мы увидели группу людей, которые легли на снег в виде буквы «Т».
- Это что?
- Поиски продолжаются, происшествий нет.
Посадка, на этот раз, прошла благополучно.
На вертолетной площадке меня встретил Кравцов.
- Ну, что нового?
- Докладываю: второго марта обнаружили лабаз. Там были продукты, запас которых обеспечивал шесть - семь дней похода. Лабаз был устроен очень надежно, в нем даже дрова находились для ночевки на обратном пути. Ну, груз еще был, который являлся лишним при восхождении – запасные лыжи одна пара, две пары запасных ботинок, гитара, аптечка.
- Они еще и на гитаре играли?
- Да, Радий Свободин. Вообще веселая группа была, дружная. Как только появлялась возможность – песни пели, споры вели, друг друга разыгрывали. Легко с ними было.
- Ты их тоже знал?
- Конечно. Вместе на Манараге были, на Кавказ собирались. Да вот – прособирались.
- Ладно, вернемся к нашим делам.
- Ну, третьего и четвертого марта продолжали поиски на склоне. Шли цепочкой со штырями более двух метров длиной. Между собой были веревкой связаны из-за сильного ветра, который мог запросто человека унести. Палку за темляк поднимешь – она по ветру висит. Одного даже почти со склона сдуло. Ладно, за чью-то ногу уцепился, удержался. Зондаж проводили через каждые полметра. 
  Трудно было. Как морально, так и физически. Нужно было щуп вогнать до земли, потом закрутить, а потом уже вытаскивать. Вытаскиваешь и думаешь: траву вытащишь, или клок одежды, или еще что-нибудь. При малейшем подозрении на находку начинали шурф бить. 
Вот сегодня утром стал Юрка щуп втыкать, а он где-то до середины дошел и во что-то уперся. Ну все, думаем, тело нашли. Сбежались все, стали снег раскапывать.  Кто лопатами, кто руками. Яму расширили – а там бревно лежит. Ну что, перекурили и дальше пошли.
- Еще где-нибудь смотрели?
- Осмотрели все окрестности на четыре-пять километров. Ничьих следов не обнаружили.
   А вот пятого марта обнаружили труп Свободина. Находился он в стапятидесяти метрах от Холмогоровой и в ставосьмидесяти  метрах от Желнова.
   И на что обратили внимание - все обнаруженные трупы лежали по строго прямой линии между палаткой и кедром, под некоторым углом к лощине.
- Положение трупа Свободина напомни.
- Труп лежал лицом вниз, головой в сторону палатки, левая рука откинута в сторону, а правая рука сжата в кулак и подведена к груди.
   Нога справа подобрана к животу, на ноге валенок. Второй валенок отсутствовал.
   На трупе надет черный свитер, теплое белье, ковбойка, лыжные брюки, несколько пар носков, на голове лыжная шапочка. Снег под ним промерз сантиметров на семь-восемь.
   А самое странное – выражение лица. Спокойное какое-то, умиротворенное. Будто бы перед смертью что-то радостное увидел.
- А выражения лиц у…?
- У Крищенко и Доренко лица вообще какими-то мальчишескими выглядели, как бы удивленными и обиженными, что ли. У Холмогоровой тоже выражение лица было достаточно спокойным, а вот у Желнова….
Знаете, Леонид Иванович, словами не передать. Такое ощущение, будто бы он перед смертью у кого-то прощения просил.
- Все-таки, Владислав, как по-вашему, что могло произойти?
Кравцов полез за очередной папиросой.
- Сейчас трудно сказать. Вот найдем остальных, тогда, может быть, пояснее будет.
- Настроение у ребят какое?
- Скверное. Поначалу-то думали, что группа заблудилась, в избушке какой-нибудь отсиживается. А как трупы и лабаз нашли, так погрустнели все. Ясно стало – погибли. А отчего – не понятно.
- Моральный дух как поддерживаете?
- А есть тут у нас человек – Игорь Межевой. Когда надо – подбодрит, пошутит, поможет.
   Межевой. Я долго вспоминал, от кого услышал эту фамилию. Потом вспомнил. Когда только-только обнаружили палатку, Виктора Короткова отправили на опознание. Без понятых он лететь отказывался, тут и подвернулся ему под руку этот Межевой. Корреспондент областной комсомольской газеты, кажется.
   Единственный, кто остался от той массы журналистов, которая, узнав о случившемся, рванула в Кабаковск. Причем журналисты были не только из местной прессы, но и центральной: "Известия", "Правда", "Комсомольская правда", "Советская Россия". Пытались что-то разузнать. Только ничего не вышло.
   Собрали их в зале гостиницы и сказали: "Ваше дело – чемпионат освещать. Поэтому – все вон". Даже спецтранспорт организовали. А вот Межевой как-то сумел остаться.
   Пока мы разговаривали, погода резко испортилась: поднялся ветер, на вершины легли облака, похолодало.
- Сегодня вам здесь ночевать придется. Вертолет не прилетит. В спальном мешке когда-нибудь спали?
- Не доводилось, больше под шинелью.
- Получите массу впечатлений. Спальников не хватает, будете спать со мной.
На полу палатки валялся здоровенный спальный мешок.
- Снимайте унты, телогрейку, верхние брюки, свитер – и во внутрь.
- Холодно!
- Быстро согреетесь. Ватин с пухом.
Действительно, пригрелся быстро. Кравцов лег рядом.
- Влад, а почему желновцы только одеялами укрывались? У них что, таких спальников не было?
- Так тяжелые они и места много занимают. Говорят, есть чисто пуховые – легкие, укладистые, но их только альпинистам дают.
- Почему?
- Дорогие они. А турклуб - организация бедная. Выделила каждому по сотне – и хватит. Остальное на свои закупай. Давайте спать, Леонид Николаич. Завтра опять снег тыкать.
Уже засыпая, я услышал спор двух студентов:
- Да манси здесь не виновны. Ракета это.
- Какая ракета?
- Какая – какая. Пролетала мимо, наверняка, вой был, свет, излучение. Ребята из палатки выскочили, увидали, что на них такая дура летит, и побежали вниз.
- А что они к Лусуму-то побежали, а не к лабазу. Ослепли, что ли?
- А если ракета как раз со стороны лабаза летела? Да и не бегают так слепые.
- Да не, не может быть.
- Что не может, что не может? Ракета мимо них пролетела и где-то тут упала. Потом на вертолете наблюдатели прилетели. Видят - ракеты нет, а на склоне палатка стоит. Стали искать – трупы лежат. Ну, повернулись и опять улетели, ракету искать.
- А где, по-твоему, еще четверо?
- С собой забрали. Подлечить, может быть.
К разговору присоединился еще один:
- И не ракета это вовсе, а марсиане прилетали.
- Не смеши, а то в лоб дам.
- Во-первых, не смешу, во-вторых, – не возьму. А марсиане сначала свою разведку выслали – огненные шары, которыми всех застращали, а потом сами прилетели.
- Парни, хватит трепаться. В соседней палатке прокурор спит, услышит еще – так мало не покажется.
Разговоры затихли.
- И что это за огненные шары такие? – начиная засыпать, подумал я. – И манси о них что-то говорили….

8.
  В Кабаковске я первым делом нашел Короткова.
- Витя, что за огненные шары такие?
- Ну, слушай. Семнадцатого февраля три свидетеля: метеоролог, старлей нашей воинской части и туристы, находящиеся на маршруте - видели странное явление. Если некоторыми разночтениям пренебречь, то получалось, что по небу двигалось что-то наподобие "звезды с хвостом". Звезда превращалась в шар, внутри которого что-то мерцало и переливалось. Яркость то уменьшалась, то увеличивалась, размеры тоже менялись. Шар двигался с юга на северо-восток. Наблюдали его минут десять, а потом он начал таять и исчезать. Военные даже потребовали разъяснений: что это такое, и как оно может повлиять на боеспособность и моральный облик личного состава.
- Так это все семнадцатого февраля было.
- Что-то похожее описывали и в ночь на второе февраля. Причем над Лунт-Сухапом. Чуть ли не вспышка была, которую аж в Надеждинске видели.
- Ну, уж это врут.
- Да нет, врать им ни к чему.
- Как, по-твоему, что это может быть?
- Не знаю, может, марсиане?
- И ты туда же.
  Я пересказал Виктору разговор, услышанный в палатке. В отличие от меня, Коротков отнесся к этому очень серьезно.
- В следующий раз полетишь на склон – скажи, чтобы языками сильно не трепали, в особенности про ракеты и группы наблюдателей. Меньше треплешь – дольше живешь. И вообще, нас в морге ждут – судмедэксперт приехал.

9.
   Морг местной больницы, как, впрочем, и все остальные морги, в которых мне довелось побывать, производил гнетущее впечатление. Стены, покрашенные ядовитой зеленой краской, деревянные, обитые жестью, секционные столы с набитой под углом доской для головы трупа, постоянно капающая из крана вода, мертвящий холод и сочетание трупного запаха  с ароматом формалина и застарелого табачного дыма.
   Санитар закатил тележку, визжащую несмазанными колесами, переложил труп на стол.
- Ну, начнем, пожалуй.
  Судмедэксперт монотонным голосом перечислял одежду на трупе, в какой позе труп лежит на секционном столе. Я слушал и пытался соотнести слова эксперта с последними минутами жизни ребят: вот они сначала идут в сторону палатки, затем падают, ползут. Потом в какой-то момент следует потеря сознания и смерть.
- …Таким образом, на основании данных исследования трупа и учитывая обстоятельства дела, считаю, что смерть гражданки Холмогоровой Зои Афанасьевны двадцати двух лет наступила в результате воздействия низкой температуры. Обнаруженные телесные повреждения в виде осаднения, ссадин и кожных ран возникли в результате падения, ушиба о камни, лед, снег. Прием пищи у нее был, вероятнее всего, за шесть-восемь часов до момента смерти. Точнее сказать не могу, потому что на холоде все процессы замедляются. Наличие алкоголя при исследовании не обнаружено.
Вопросы по этому случаю есть? Тогда продолжим дальше.
   И тут я увидел, как Виктор Коротков, облаченный в белый халат, вместе с экспертом укладывает извлеченные органы в большую емкость со спиртом.
- Витя, а ты что, специальность сменил?
- Нужда заставила. Сказано – чтобы никого лишних не было. Вот и приходится санитарить.
   Следующим был труп Свободина. Отметив позу, в которой труп находится на секционном столе, эксперт попросил понятых и меня подойти поближе к секционному столу.
- Смотрите: соответственно правой лобновисочной области, области левой и правой  височных мышц – разлитые кровоизлияния с пропитыванием мягких тканей. От переднего края левой височной кости по направлению к лобной кости располагается трещина с расхождением краев до десяти миллиметров, длиной до шести сантиметров. Кроме этого отмечается расхождение швов в области височнотеменного шва как слева, так и справа. Если расхождения швов носят явно посмертный характер, то трещина в лобной кости может носить как прижизненный, так и посмертный характер. Здесь надо гистологию смотреть.
- А почему вы думаете, что это не результат травмы? – спросил кто-то из понятых.
- Труп длительно пребывал в условиях низкой температуры, поэтому наступило промерзание тканей, что привело к увеличению объема мозга и, как следствие, расхождению черепных швов. Но в ряде случаев оледенение тканей может привести и к образованию дополнительных трещин. У мальчика костяк субтильный, черепные косточки тонкие, так что трещина вполне могла образоваться. Поэтому сейчас я не могу сказать, что это – травма или посмертные изменения. 
- И сколько он мог жить после этого?
- Насчет продолжительности жизни ничего сказать не могу, а вот агональный период мог длиться часа три, не меньше. Человек от переохлаждения долго умирает. Вопросов больше нет? Давайте дальше, а то время поджимает. 
   Когда в секционную завезли труп Желнова, один из понятых (кажется, это был председатель турклуба) судорожно полез в карман за нитроглицерином.
   Судмедэксперт диктовал:
- Труп мужчины правильного телосложения, руки отведены в плечевых суставах, предплечья согнуты в локтевых суставах и находятся в горизонтальном положении. Пальцы кисти согнуты в кулаки и находится на груди.
Голова трупа откинута слегка кзади, ноги согнуты в тазобедренном и коленных суставах, пальцы стоп обращены вовнутрь и соприкасаются между собой большими пальцами.
   Длина трупа сто семьдесят пять сантиметров, хорошего питания, с хорошо развитыми мышечными группами. На голове светло-русые волосы, длиной до семи сантиметров, подстриженные под "бокс". Лоб  высокий, покатый кзади, брови густые, светло-русые. Кости и хрящи скелета при ощупывании целы….
   Меня отвлек шум, раздавшийся сзади. Оглянувшись, я увидел, как председатель турклуба, одной рукой держась за стену, а другой вытирая пот, шатаясь, пытается найти выход из секционной. Коротков бросился ему на помощь.
- …Таким образом считаю, что смерть гражданина Желнова двадцати трех лет наступила от действия низкой температуры. Обнаруженные при наружном исследовании повреждения могли возникнуть в результате падения или ушиба о камни, лед и прочее.
   Когда вскрытия были закончены, судмедэксперт, потянувшись за очередной папиросой, сказал:
- Протоколы будут готовы через пятнадцать минут. Органокомплексы увезем в Свердловск, там проведем необходимые анализы. В принципе, ничего сверхъестествен-ного и сногсшибательного обнаружиться не должно, но посмотрим.   
   Леонид Иванович, мне бы хотелось поговорить с вами по поводу Крищенко и Доренко. То, что они, во всяком случае Крищенко, погибли в результате сочетанной травмы – переохлаждение и ожоги, это сомнения не вызывает. Но, по ряду признаков, в частности расположения трупных пятен, у меня возникают большие подозрения, что смерть они нашли не там, где их обнаружили.
   И,  кстати, почему вы вызвали меня только на вскрытие, а не в тот момент, когда были обнаружены трупы? Это, дорогой товарищ, нарушение соответствующих статей Уголовного кодекса. Подумайте об этом.    
   Вечером позвонило начальство. Поинтересовавшись погодой и самочувствием, предупредило, что через три дня в Свердловске состоится заседание комиссии. Нужно подготовить отчет.
- И предупредите Короткова, чтобы был в форме. А то вечно как галах ходит.

10.
- Да где я им форму возьму! Нет ее у меня, и не было. И денег нет, и времени, чтобы пошить.
- Надо, Витя, надо.
- Ладно, тут у меня в Быткомбинате тетя Нюра есть. Сейчас ей позвоню, пусть хоть мерку снимет да сошьет. Деньги сразу отдам.
Буквально через полчаса у меня в номере раздался звонок.
- Леня, бросай все и бегом в милицию! Дело есть.
   Когда я пришел в ленинскую комнату, где находился наш с Витей кабинет, я увидел маленькую толстенькую женщину, которая ходила около растянутой палатки желновцев и говорила: "дак изнутри все разрезы-то. Я тридцать лет шью, я же разбираюсь, изнутри резали, не снаружи". Рядом стоял довольный Коротков.
- Вот, и экспертов из Ленинграда вызывать не пришлось, сейчас все оформим.
- Что оформим? Это не экспертиза, а мнение. Хоть и профессиональное, но официального значения оно иметь не будет, - остудил я коротковский пыл. - Вот погоди, через три дня приедет эксперт, он все и напишет.
- А с палаткой что делать? Пусть так висит?
- Можешь свернуть аккуратно, можешь так оставить. Мне она не мешает, все равно на месте практически не сижу. Да и ты тоже – все по каким-то окраинам мечешься. Что хоть нарыл, кстати? Поделился бы.
-  Виктор Иванович! Форму-то шить будем? – встряла тетя Нюра
-  Когда готово будет?
-  А послезавтра с утречка и принесу. Наденете ее на себя – и в Свердловск, на заседание.
   С этими словами тетя Нюра выкатилась из кабинета.
   Мы переглянулись и захохотали.
   Сарафанное радио в городке работало лучше проводного. Как всегда, все все знали.

11.
   Утром зазвонил телефон.
- Докладывает дежурный по станции, старшина Куликов. Тут у меня парень находится, говорит, что приехал из Свердловска. Фамилия – Рудин.
- Доставьте его в горотдел милиции, сейчас я подойду.
   У двери кабинета сидел круглолицый низкорослый парень. Пальцы мяли шапку-ушанку.
- Здравствуйте, меня Леша Рудин зовут. Вот, приехал.
- Заходи, раздевайся. Замерз, чаю хочешь?
-  Да.
   Мы пили горячий чай, ели бутерброды. Чувствовалось, что парень не только замерз, но еще и голодный.
- Ешь, ешь. Потом еще в столовую сходим.
После завтрака разговор возобновился.
- Значит так, Алексей. Сейчас мы с тобой поговорим, потом поедем на аэродром. Там лежат вещи, привезенные с перевала. Нужно их посмотреть и определить, кому что принадлежит. А сейчас скажи: почему вы выбрали именно этот маршрут, как добирались и какая обстановка была в группе.
   Парень молчал. Я понял, что каждое слово из него придется вытягивать клещами. Вспомнилась характеристика, данная Рудину в институте: веселый, легкий на подъем, душа компании, говорун. Сейчас передо мной сидел потухший, безучастный ко всему человек.
- Этим маршрутом Гоша давно хотел пройти. В прошлый раз мы на Ялпынг-Ньер ходили, сейчас решили на Лунт-Сухап.  По этому маршруту до нас никто не ходил. Добирались – ну, как обычно: поезд, машина.
- Поподробнее, пожалуйста.
- От Ялдпынга до квартального поселка в кузове ехали. Хоть палаткой прикрылись, но все равно холодно было: ветер, мороз. В поселок приехали, а я с машины сойти не могу – так нога болит. И в спину отдает. Думал, что за те два дня, что мы в поселке пробудем, все пройдет. Но не получилось, поэтому пришлось возвращаться.
- А что вы так долго в поселке были?
- Да не так уж и долго. Двадцать шестого января вечером пришли, а двадцать восьмого утром группа дальше отправилась. Без меня. Пока в поселке сидели - снаряжение подгоняли, с рабочими познакомились, в магазине кое-какие продукты докупили, хлеба, по-моему. Опять же в кино попали – "Золотую симфонию" показывали. Уж очень она Юрке понравилась. Ну, пели, конечно, танцевали. Когда прощались, то дяде Вене, мастер он там, и Толе, рабочему, Зоя пару книг подарила. Каких уж – не помню. А задержались потому, что в нашем направлении возчик должен был какие-то трубы везти. Вот Гоша с Зоей и договорились с Георгием Ивановичем, начальник он там, что наши вещи подвода и повезет. Я тоже хотел с ними пойти, но нога так разболелась, что ходить даже не мог – на лыжную палку опирался.   
- Когда ты расставался с группой, Желнов не говорил тебе, что контрольный срок переносится на пятнадцатое февраля?
- Нет, такого разговора не было. Но все участники группы говорили, что в Свердловск они приедут пятнадцатого февраля. Крищенко просил об этом родителям сообщить. Об этом мы и в Ялдпынге говорили. 
Я, когда в Свердловск-то приехал, в турклуб пришел, дежурной  передал, что в группе все нормально, и домой уехал. Приезжаю – и узнаю, что случилось.   
Потом меня в милицию вызвали и сказали, чтобы я сюда ехал.
- Расскажи мне о группе.
   Парень замолчал. Потом тихо, выдавливая из себя каждое слово, с остановками, начал:
- Хорошие ребята… были, надежные. Особенно Гоша. С ним куда угодно можно было пойти.
- А остальные?
- И остальные надежные.
- А Голдарев?
- Сначала мы не хотели брать его в группу, но Желнов сказал, что надо взять.
- И как?
- Весело с ним было. Песен много знал, всякие веселые истории рассказывал. В походе хорошо себя вел, дисциплинированным был. Хоть и старше нас был, но сильный. Любка… Люба Дубровина, похоже, в него влюбилась. Ну, она всегда к взрослым мужикам тянулась. Интересно ей было с ними. Вот и в поселке…. Там такой мужик был, лет под сорок, так она долго с ним разговаривала. А Голдарев…. Не, он хороший мужик… был.
- Ладно, едем на аэродром.
   Имущество группы было привезено три дня назад. Сейчас оно беспорядочной кучей валялось в углу ангара.
- Ну, давай смотреть.
- Леонид Иванович, пожалуйста, закурить дайте.
   Я протянул пачку "Беломора". Алексей поднес папиросу ко рту, неумело поджег, сделал затяжку, закашлялся и выбросил папиросу.
- Ты раньше-то курил?
- Нет.
- Может, перенести опознание?
- Давайте сейчас.
- Ну, смотри. Черный рюкзак, старый, починен по боковому карману.
- Зои Холмогоровой.
- Железная баночка из-под зубного порошка с набором медикаментов.
- Это была моя аптечка, перед уходом тоже передал Холмогоровой.
- Жилет меховой, обшитый синим сатином.
- Это мой жилет, я отдал его Гореватову.
- Носки серые, шерстяные.
- Мои, я их отдал Любе… Любови Дубровиной.
- Рюкзак новый, защитного цвета, к нему привязана игрушка – резиновый медвежонок.
- Радика… Радия Свободина. Товарищ следователь, не могу я, плохо мне. Вещи разбираю, а ребята передо мной стоят. Не верю я, что их нет. Где Люба, Саша, Толя, где они?! Почему я от них уехал, не нужно было мне этого делать. Не уехал бы, может, живыми остались.
   Только на процедуре опознания вещей Алексей понял, что ребят больше нет. Потерянным взглядом он глядел на рюкзак с привязанным медвежонком и повторял одну и ту же фразу:
- Как я без вас буду, ребята? Почему я с вами-то не остался? Как я без вас буду?
- Леша, успокойся. Не спасло бы их твое присутствие.
- Можно, я на перевал улечу? Хоть посмотреть, где это все было.
  Алексей до последнего момента был в Кабаковске. Побывать  на перевале ему так и не довелось.

Зоя Холмогорова. Утро 30 января. До гибели – 3 дня.
Как хорошо спалось! Совсем не замерзла. Еле-еле глаза продрала. Вставать совершенно было неохота. Дежурные что-то бурчали, требовали палатку освободить, но мы все в одеяла вцепились, и ни в какую!  Ну и что из того, что второй раз дежурят? Сами виноваты – медленно костер вчера разводили. Вот Гера им и устроил.
Что-то не узнаю я Геру. Мрачный какой-то, взъерошенный. Вчера с Голдаревым чуть не поругался. Потом примирились, но все равно осадок нехороший.
Нравится мне Саша Голдарев. А Любка так та вообще в него втюрилась. Не отходит, всегда вместе. Даже из одной тарелки едят. Может, поженятся? Только старый он для нее. А так красивая бы пара получилась.
Вот нам бы с Герой так.
День-то какой, мамочки! Холодно, солнышко сверкает, на еловых лапах искорки переливаются. Одно слово – сказка!  А еще мансийские зарубки на деревьях. Гера говорит, что это письменность у них такая. Вот прочитать бы!
А идти-то как тяжело! То на берег, то на лед. На берегу – бурелом, лыжи под него залезают. Ребята вон падают. А на реке – наледи, снег к лыжам прилипает. Пока лыжу вытащишь, снег отскребешь – группа ушла, приходится догонять. Гера ждать не любит.
А есть-то как хочется! Я скоро, как Юрашка, требовать еды через каждые полчаса буду. Надо Геру попросить, чтобы в грелку с кофе трубочку придумал.
А то всякий раз телогрейку расстегивать – холодно.

12.
   Передо мной лежали три тетради - дневники группы. Алексей объяснил мне, что существовал такой порядок: ежедневно велся групповой дневник, а еще каждый, кто хотел, писал свой.
   Записи в первой тетради, сделанные крупным красивым прямым почерком, принадлежали Зое Холмогоровой. Записи во второй тетради были сделаны мелким, летящим почерком с сильным наклоном вправо. Некоторые слова были зачеркнуты, но очень легко, чтобы при желании была возможность восстановить. На лицевой странице был нарисован женский профиль и надпись: "Любе Дубровиной для дневника". 
  Третья была групповым дневником.
  Дневник Зои Холмогоровой содержал всего две записи – двадцать четвертого и тридцатого января. В записи от двадцать четвертого января описывается, как весело доехали до Надеждинска, как не пускали на вокзал, как нашли пристанище до вечера в какой-то школе.
  И запись от тридцатого января:
"Еще два перехода - пять часов - время оста¬новки на ночлег. Место прелестное.
   Люба быстро отработалась, села у костра. Толя Соснин переоделся. Начал писать дневник. Закон таков: пока не кончится вся работа, к костру не подходить. И вот они долго спорили, кому заши¬вать палатку. Наконец Толя не выдержал, взял иголку. Люба так и осталась сидеть. А мы шили дыры. Их было так много, что работы хватало на всех, за исключением двух дежурных и Любы. Ребя¬та страшно возмущены.
   Сегодня день рождения Коли Гореватова. По¬здравляем, дарим мандарин, который он тут же делит на восемь частей (Люба ушла в палатку и больше не выходила до конца ужина). В об¬щем, еще один день нашего похода прошел благо¬получно".
   Последняя запись показалась мне какой-то тревожной, может даже, не совсем искренней. Не вязалась она с рассказами о дружной группе. Какая бы обида ни была, но не поздравить одногруппника с днем рождения – это странно. Так же странно, как не оставить дольку мандарина.
   А что по этому поводу пишет Дубровина?
   Ее дневник начинается с записи о Голдареве: "На сей раз было много очень новых песен, которые мы пели с помощью инструктора Голдарева, идуще¬го вместе с нами в поход. Этого Голдарева никто не хотел сначала брать, ибо человек он новый, но потом плюнули и взяли, ибо отказать - не откажешь".
   Следующая запись была посвящена событию в Надеждинске, о котором я читал в дежурном журнале. В поезде опять шумят, поют, спорят о любви, поцелуях.
   "Вообще нам надо было дальше, но дело шло к вечеру, и мы решили остановиться здесь. Встретили очень гостеприимно. Остано¬вились в бараке, где живут ребята. Вообще, здесь все живут вольнонаемные, женщин нет, кроме двух. Ребята все молодые, как заметил Гоша, есть даже симпатичные и вообще интересные. Особенно за¬помнился среди всех Костров с рыжей бородой. 
   Очень много он уже знает, и с ним интересно, сейчас он рассказы¬вает о пути нашем и много такого. Это, по-моему, наиболее интересный объект здесь на участке. Я даже сказала, что он мне нравится. Сейчас большин¬ство ребят сидят здесь и поют песни под гитару. Вообще, кажется, в последний раз услыхали столько новых хороших песен, но мы надеемся, что Радик заменит нам в походе".
   Кстати, узнать бы надо, что там за вольнонаемные гитаристы были? И что делали?
   И последняя запись двадцать восьмого января, в которой описываются хлопоты перед выходом на маршрут.
   Между большими тетрадями промелькнула маленькая записная книжка. Я открыл ее. На первой странице – надпись: "Коленьке Гореватову для дневника".   
   Больше ни одной записи.
   И последняя тетрадь – общий дневник.
   Порядка десятка записей, написанных разными почерками, иногда без фамилии писавшего. Вот запись Холмогоровой: "А вот мы и в поезде. Перепето много песен, выучены новые, и все расходятся по местам уже в третьем часу ночи. Интересно, что ждет нас в этом походе? Что будет нового? Да, мальчишки сегодня торжественно дали клятву не курить весь поход. Интересно, сколько же у них силы воли, смо¬гут ли они без папирос обойтись? Все укладыва¬ются спать, а за окнами встает уральская тайга".
   Запись Рудина о прибытии в Надеждинск. Достаточно живо описываются события на вокзале, дорога в Кабаковск. И постоянный рефрен: "сижу, подгоняю снаряжение".
   А вот и товарищ Крищенко в дневнике отметился:
   "…Встретили нас довольно приветливо, отвели отдельную комнату в общежитии. Доволь¬но долго разговаривали о всяких разностях с мест¬ными рабочими, из них особенно запомнился один рыжебородый. Дежурные сварили  обед, мы поели и теперь от¬дыхаем, разделились на две половины — часть пошла в соседнюю комнату смотреть кино, а другая часть сидит на рюкзаках, занимается кто чем. Радик играет на гитаре и одновременно разговаривает с Толей, девчонки сидят, переписывают песни, а я сей¬час буду заниматься подгонкой снаряжения.
Услышали ряд запрещенных тюремных (58-я ст.) песен".
   Ишь ты, что они там пели! Нет, надо найти этих рабочих, поговорить.
   В записи от тридцатого января – все безоблачно. Про конфликт и день рождения – ни слова, подписи писавшего нет.
   И последняя запись, сделанная Желновым тридцать первого января. Оценивается погода, отмечается хорошая теплая ночевка, записаны данные ветра, температуры воздуха. Обычная запись, сделанная в конце походного дня.
   Ничего особенного.

28 февраля. Рабочий поселок. До гибели – 4 дня.
За ночь подморозило. На избах застыл куржак, ярко светило солнце, ветра не было. Группа готовилась к выходу: смазывались лыжи, в последний раз проверялись рюкзаки, снаряжение. Ребята, громко перекликаясь, искали свитера, посуду. Фотограф пристраивал к рюкзаку видавшую виды "Смену".
- Юрка, сними нас!
- Становитесь. Пусть это будет первый походный снимок. Следующий в горах сделаем.
Костров отвел Желнова в сторону.
- Не ходил бы ты в горы, начальник.
- Почему?
- Нехорошо сейчас там: ветрено, снегу навалило чуть ли не по пояс. Да еще и эти странные шары над горами. Тем более - вас девять остается, а девять – число для здешних мест несчастливое. Подумай.
- Да вы что, сговорились? В Ялдпынге Поранин нас стращал, ты здесь какими-то шарами запугиваешь. Пойми - не можем мы не пойти. Сколько времени собирались, а тут – возвращаться. Не по-мужски это. И потом – как это я народу объясню? Суеверия помешали? Засмеют.
- Возвращайтесь.
- Да брось ты! Все нормально будет. Встречать-то будешь?
- Буду. И даже, за неимением коньяка, самогонки выпью. Но послушай еще раз: если что-то пойдет не так - сразу поворачивай группу. Ну, и, как писал вождь мирового пролетариата, – несколько советов постороннего. Перед перевалом магнитная аномалия, так что компасу сильно не доверяй. Позже часу дня на маршрут не вставай - темнеет рано, около четырех, а в пять вечера уже ничего не видно. Заплутать легче легкого. Самое главное, хоть ты и не веришь, – увидишь шар, отходи в сторону и не смотри на него.
- Объяснил бы хоть - что это такое.
- Ты знаешь, очень трудно объяснить. Я с этим явлением встречался раза два, и совершенно неожиданно. Появляется внезапно, светится, что-то внутри переливается. Иной раз что-то потрескивает. Как шаровая молния. Но страшно. Необъяснимо страшно. Временами даже мерещится что-то. И на самочувствие влияет: по коже мурашки бегают, голова болит, сердце чаще бьется. Такое впечатление, что на тебя инфразвуком действуют. Вот и думаешь, что это такое: привет из космоса, природное явление либо результат деятельности шарашек Лаврентия Павловича.
- Однако, для вольнонаемного ты шибко много знаешь. Слушай, а вообще, ты кто?
- Я? Человек божий, обшит кожей. Но если ты думаешь, что я всю жизнь по уральской тайге бегаю, то ошибаешься. Вообще-то родом из Ленинграда….
Подошел Алексей Рудин.
- Гоша, часть вещей, аптечку я ребятам отдал. Завтра машина в Кабаковск пойдет, на ней и уеду. Так что, до встречи в Свердловске?
- Получается, что так. Что еще скажешь?
- Удачного похода, счастливо вернуться. Гоша, я по правде…
- В турклубе скажи, что у нас все хорошо. Живы, здоровы, вернемся вовремя. Все, пока. 
- Скажу.
Рудин, хромая на левую ногу и опираясь на лыжную палку, поковылял к дому. Костров как-то странно посмотрел на Желнова:
- Ну и характерец у тебя, начальник.
- Что ты этим хочешь сказать? – взвился Желнов.
- Ничего. Трудно тебе будет. До встречи… бугор.

13.
   На аэродроме меня окликнули:
- Леонид Иванович, постойте!
   Ко мне подошел человек лет сорока. Левая рука как-то странно висела вдоль туловища.
- Григорий Васильев, корреспондент газеты «Уральский рабочий».
- Как вы здесь оказались, ведь все журналисты покинули Кабаковск.
- Ну, положим, не все. Вон Межевой бегает. А я здесь по поручению редакции. Пишу репортаж о гидролизном заводе. Услыхал про трагедию ребят, позвонил в редакцию. Мне предложили подготовить материал. Правда, первый секретарь кабаковского горкома партии запретил мне что-либо писать, но когда-нибудь все равно можно будет.
- Что с рукой у вас?
- Фронтовое ранение.
- Не мешает?
- Привык. Леонид Иванович, мне бы в горы слетать, с ребятами поговорить.
- Вам   одному без  подго¬товки туда лететь не  следует. Может очень плохо 
кончиться для  вас.  Притом там   очень недру¬желюбно  встречают чужих людей, не туристов, считают  их обузой.
- Я журналист.
До перевала мы добрались без приключений. Васильев как-то очень быстро расположил к себе ребят, они его повели в палатку, а я разговорился с Кравцовым.
- Владислав, я туризмом никогда не занимался, поэтому поясни мне, какие могли быть планы у Желнова?
- Вероятно, ребята хотели взять перевал, что называется, "с лету". Но ветер им здорово помешал. Поэтому они спустились обратно на Авыспи.
- И что дальше?
- Переночевали и первого стали устраивать лабаз, потом пошли по старому своему следу на перевал, но ошиблись и вышли на семьсот метров левее того места, куда им нужно было выйти. Вероятно, они приняли этот отрог за подъем на перевал, который им требовался, и здесь остановились, так как из-за гребня дул сильный ветер, который не позволил им перевалить гребень главного хребта.
   Наверно, в планы Желнова не входило переваливать в этом месте главный хребет, но он фактически к нему подошел, хотя об этом не подозревал.
- И что нужно было делать в данной ситуации?
Кравцов помолчал, потеребил себя за ухо, подумал:
- Возможны два варианта: либо опять вернуться в лес и заночевать, либо разбивать палатку на голом месте, провести холодную ночевку, а утром, не теряя высоты, легко взять перевал. По всей видимости, был выбран второй вариант. 
   Но если бы Желнов знал, что это склон, он бы никогда не встал здесь на ночевку. Он был очень осторожным человеком и опытным туристом.
- А что могло быть дальше? – спросил я, одновременно пытаясь что-либо записать и борясь с попыткой ветра вырвать у меня полевую сумку.
- Дальше достаточно легко и понятно: второго группа подходит к вершине Лунт-Сухапа, там ночует. Третьего поднимается на вершину, оставляет записку, фотографируется и возвращается к своему лабазу за один день, или за два, в случае непогоды.
- Какова причина гибели группы Желнова?
- Какое-то чрезвычайное обстоятельство, которое заставило группу считать нахождение в палатке более опасным, чем в штормовой ветер полураздетыми ночевать на снегу.  Что за причина – не знаю.
К нам подошел Поранин:
- Леонид Иванович! Такси подано – быстрее собирайтесь. Вдвоем полетим.
- А Васильев?
- Он тут остается. Дело, говорит, есть.
   Позже, уже в Свердловске, Васильев покажет мне небольшой отрывок из никогда не напечатанной статьи, где будут следующие строки: "Хотя печку шурую часто и греет она хорошо, но в палатке стано¬вится все холоднее: выдува¬ет. Часто открываю поскри-пывающую дверку, подкладываю одно - два полена. Делаю это осторожно, чтобы не потревожить сон товарищей.
   Руки в смоле, прилипают к авторучке. Сильно пахнет хво¬ей, которая слоем лежит в па-латке.
   Вчера весь вечер говорили о погибших. О том, зачем они разбили палатку на горе. Го-ворили о Желнове, о его ха¬рактере.
   Дежурство подходит к кон¬цу, скоро 6 часов, пора бу¬дить дневальных. Они будут готовить пищу, в 7.30 сыгра¬ют подъем. В 8.30 отряд вый¬дет на поиски.
   Теперь нас в поход не от¬пустят. Денег на поход не да¬дут, — говорили вчера ребята".

14.
  Я понимал, что для создания какой-либо удобоваримой версии фактов у меня было мало.  Да и те, которые имелись, логическому объяснению не поддавались. Что заставило разбивать лагерь выше - как там говорится? – границы леса,  что заставило бежать ребят полуодетыми вниз по склону? Где еще четверо, почему парни, найденные под кедром, раздеты до такой степени? Ответа на эти вопросы у меня не было. Беседы с поисковиками ясности не принесли. Большинство опрошенных считали действия Желнова напрочь ошибочными, но в то же время отзывались о нем как о грамотном, квалифицированном туристе. 
   Считать, что в группе были нервные хлюпики, вздрагивающие от каждого шороха, тоже оснований не было. Как там о них говорили? – "таких людей могло испугать необыкновеннейшее, из ряда вон выходящее явление. Свист ветра, шум, небесное явление, даже одиночный выстрел их напугать не мог". Исчерпывающая характеристика, против такой не попрешь.
   Правда, о Голдареве отзыв был достаточно нелицеприятный, но источник сразу предупредил, что мнение основано на личных впечатлениях, и поэтому объективным быть не может. И вообще очень квалифицированно от ответа ушел.
   Анализ следовых дорожек свидетельствовал о том, что от палатки группа вышла в полном составе, а следы стали расходиться потом, уже в лесу. Может, ненайденная четверка заблудилась, замерзла и сейчас лежит где-нибудь в стороне под глубоким слоем снега? Но, опять же, где?
   Все-таки, что заставило группу выбежать из палатки? Лавина? Я вспомнил, как эта версия обсуждалась вечером в палатке.
   Автор версии – низкорослый щупленький паренек в роговых очках убеждал собравшихся, что причиной выхода туристов из палатки была так называемая "пластовая лавина из снежной доски", возникшая в зоне палатки. Причина образования лавины объяснялась подрезкой снежного пласта самими туристами в момент установки палатки, а также резким падением температуры в ночное время и усилившимся ветром.
   Версию встретили, что называется, "в штыки". Парню доказывали, что лавин в данном месте не бывает, рекомендовали подняться на склон и поискать хотя бы следы лавины – тот самый уплотненный снежный вал, который не разнесло бы никаким ветром за эти недели. Указывали, что туристы не могли подрезать склон – палатка не была так сильно закопана в снег, чтобы вызвать его подвижку. Просили объяснить, как его версия объясняет отсутствие последних четырех членов группы.
   Вопросы сыпались как из мешка. Ясного ответа автор версии дать не мог. Но позиция была непрошибаемая – лавина, лавина и еще раз лавина
Оставалось только умиляться такой целеустремленности и упрямству.
Ну, а если не лавина, то что? Беглые каторжники? Сообщений о побеге не было. На склоне следов борьбы нет. Да и вообще чужих следов нет. Вещи в палатке целы, спирт не выпит, деньги на месте. Нет, зэками тут не прикроешься.
Ураган, который мог просто сдуть кого-нибудь из группы, а остальные бросились его спасать? Все опрошенные указывают, что в начале февраля были сильные ветры, сопровождающиеся морозами ниже тридцати градусов. Один из опрошенных даже выдвинул версию, что ураган вполне мог сорвать палатку, а когда ребята хотели ее закрепить, то их подхватило ветром и унесло вниз.
    Версия могла бы быть принята за основную, только палатка стояла прочно, а разрезы, как уже было доказано, сделаны изнутри.
Манси. Судя по тому, как активно навязывают эту версию, можно подумать, что кому-то выгодно убийство студентов навесить на них. Только вот цель непонятна. Все опрошенные утверждали одно: из религиозных побуждений  манси на убийство не способны. Наоборот, все отмечали миролюбие, спокойствие и готовность этого народа прийти на помощь. Особенно мне запомнилась беседа с пенсионером Егором Евлампиевичем - бывшим директором Кабаковского музея.
   - Я, дорогой Леонид Иванович, - говорил Егор Евлампиевич, помешивая в стакане настой из каких-то только ему известных трав, - бытом манси занимаюсь уже пятьдесят лет. Ох, помню, приехал сюда из Екатеринбурга, самоедов-вогулов просвещать. Быстренько понял, что всякие там Бокли, Чернышевские им совсем не нужны. А вот школу у них в поселке я открыл.
И на Уральском хребте частенько бывал. Не раз где-то в ложбинах зимой и летом сильные ветра и даже смерчи пережидал. Так что туристов вполне могло ветром снести.
А что касается молебных гор и прочего.… Сейчас старые манси дома молятся, нет у них сил на какие-то горы ходить. А молодежь либо охотой занята, либо в клубе кино смотрит. Ну и пьет, конечно. Если мер не принять, то лет через двадцать этого народа вообще не будет. Кому-то, кстати, это очень выгодно. Да, Леонид Иванович, я отвлекся.
Есть у манси молебная гора, звать ее Ялпынг-Ньер. Но находится она в километрах сорока от места события. И не охраняется она никем, и ходят на нее все, кто захочет. И манси этому не препятствуют и ни физического, и никакого другого воздействия на русских, когда они идут на эту гору, не оказывают. Ни мужчинам и ни женщинам.   
Разговоры о том, что манси напали на туристов из-за того, что последние хотели подойти к какой-то священной горе, я считаю неверными и злобными, распространяемые теми, кто не знает или не хочет знать жизнь и быт манси.
И еще, дорогой Леонид Иванович…. Кстати, почему вы настой не пьете? Очень вам это советую. Выпейте и этим пирожком заешьте. Понравилось? То-то же. Вот мне уже семьдесят восемь, а я все еще могу и по лесу километров сорок прошагать, и мало кто из молодых за мной угонится. Да еще и голова на месте. И по дому справляюсь. Пейте, пейте.… А рецептик я вам потом дам.
Да, о чем это я? Запомните, Леня. Ничего, что я вас так называю? Так вот, запомните. Если бы кто из народностей манси был виновен в гибели туристов, то ни один манси не стал принимать участия в поисках. Такой вот они народ. И к русским относятся очень хорошо.
- Как по-вашему, кто заинтересован в распространении подобных слухов? – задал я провокационный вопрос.
Ответ был блестящим как по форме, так и по содержанию:
- А что, в юридических институтах Римское право уже не изучают? Классический вопрос: qui prodest? – кому выгодно. И еще одна цитата, можно? "Все выше, и выше, и выше стремим мы полет …". Sapienti sat – умному достаточно.      

15.
   Начальство в Свердловске было  очень недовольно.
- Медленно работаете, товарищ Никитин, очень медленно,- начальник дымил папиросой, уже не стесняясь. -  Какие версии можешь предложить?
- В результате расследования выяснилось, что в ночь на второе февраля…
- Это я и так знаю. Что произошло, отчего туристы погибли?
- Заключение эксперта – переохлаждение и замерзание. Что их вытащило из палатки – неизвестно.
- Что в лагере говорят, что думают?
- Версии побега заключенных, нападения манси исключены. Кстати – вот заключение эксперта по поводу разрезов на палатке – с внутренней стороны разрезана, самими ребятами.
- Это все туфта! Отчего туристы погибли?
- Ну, есть еще одна версия, – военные напортачили.
- Ты что, хочешь, чтобы меня послали охранять склад  сгоревшей продукции в городе Минижополь? Думать забудь! Будешь отчет писать, пиши -  смерть от замерзания, и все тут. Чтобы о ракетах и слова не было! И этим, которые на склоне, так и скажи – трепитесь меньше. И так уже слухов полные штаны.
- А сами-то военные что говорят?
- Не лезь под кожу! Вроде бы никаких запусков, никаких аварий не было. Во всяком случае, так говорят. Но намекали, чтобы их не трогали.
- Мне-то что расследовать?
   Начальник, потянувшись за очередной папиросой, с тоской посмотрел на то место, где когда-то стояла хрустальная пепельница.
- Не удержался однажды, кинул. Прохвосту ничего - увильнулся, а вот пепельница – в мелкую пыль. Даже кинуть нечего.
А ты, дундук московский, думай! Меня уже раз пять "на ковер" в обком вызывали. Дело до Генерального секретаря дошло. Сидишь там, в дыре, ничего не знаешь. Что дальше делать собираешься?
- Искать.
- Сколько это времени займет?
- Трудно сказать.
   Когда я пришел в зал заседаний, Сметанников заканчивал свое выступление:
- Необходимо отметить исключительно трудные условия поисков на исследуемых склонах и долине, где постоянно дуют сильные ветры со скоростью пятнадцать-двадцать метров в секунду, и более. Люди лишь с трудом могут преодолевать силу ветра. 
   Если при этом начинается снегопад, то возникает буран, при котором видимость сокращается до трех-пяти метров. Бураны господствовали в последних числах февраля и первых числах марта.
   Примерно с начала марта установилась солнечная погода, метели возникали лишь на базе снега, но зато началось интенсивное образование ледяной пленки на  поверхности склонов, начались частые падения. Всякие работы на этом насте возможны лишь при наличии альпинистского снаряжения.
   В связи с этим единодушное мнение всего поискового отряда: поиски следует временно прекратить до апреля месяца, чтобы дождаться усадки снега.
   Вслед за Сметанниковым выступал инструктор обкома партии. В отлично сшитом костюме, вальяжно расположившись на трибуне, приглаживая холеными руками искусно зачесанные волосы, он изрекал  привычно-проникновенным голосом:
- Я поражен тем, с какой легкостью руководитель поискового отряда  предлагает отложить поиски почти на два месяца. А вы подумали о родителях, которые ночей не спят, все ждут, когда придет хоть какая-нибудь весточка об их детях? Я не говорю о том, что с нас требуют немедленных результатов расследования, в деле заинтересован лично товарищ Никита Сергеевич! А вы говорите – прекратить.
Я вношу другое предложение – полностью заменить поисковый отряд ввиду тяжелых условий работы и предоставить на утверждение председателю Облисполкома план проведения поисковых работ. С проектом плана ознакомились? Замечаний, дополнений нет? Принято. Работаем дальше. И еще: завтра похороны, прошу сделать так, чтобы это мероприятие привлекло как можно меньше участников. Нечего из происшествия демонстрацию устраивать.

16.
   Я знал, что инструктор обкома КПСС, курировавший расследование, предлагал родителям погибших согласиться на похороны в Кабаковске. Дескать, шли в поход вместе, вместе и будут похоронены. Братская могила, обелиск за государственный счет – все это, конечно, было обещано. Родители, естественно, поинтересовались: а почему нельзя все это сделать в Свердловске.
   Вразумительного ответа не получили.
   Мне была непонятна позиция работников обкома – вместо того, чтобы успокоить, пообещать помощь, сгладить напряжение, ими делалось все, чтобы возбудить негативные эмоции у родителей погибших. 
   Дошло даже до того, что у одного из родственников поинтересовались - а зачем он вообще сюда шляется.
Только угроза написать письмо в ЦК партии и вмешательство первого секретаря как-то ослабило напряжение.
   Про похороны в Кабаковске больше старались не упоминать, место захоронения было определено на одном из городских кладбищ.
   Предчувствия инструктора не обманули. Около студенческого общежития собралась толпа студентов, подходили все новые и новые люди. Когда привезли гробы, уже скопилось столько народу, что оцепление, организованное студентами, чуть было не смяли. Наконец была дана команда, и процессия двинулась к кладбищу.
   Я шел в толпе, до меня доносились отдельные фразы из разговоров. Говорили о причинах гибели, о том, что неизвестно, где еще четверо.
Не стесняясь, материли секретаря парткома института, который, лично срывая объявления о похоронах, сурово предупредил редакцию студенческой газеты: хоть одно слово о событии – неприятностей не оберетесь.
   При подходе к кладбищу толпа уже перекрывала всю улицу, остановились трамваи, появилась милиция.
   Прощание прошло быстро и спокойно. Выступлений, которых опасались, не произошло.
  Вечером мне вспомнились строки из песни Александра Вертинского:
Я не знаю, зачем и кому это нужно.
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой?
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!

17.
В Кабаковске мне пока делать было нечего. Поиски продолжались, но безрезультатно, состав поисковиков поменялся, Сметанников уехал в Свердловск. Интерес к делу со стороны партийных органов постепенно утихал, хотя из Союзной прокуратуры запросы о расследовании поступали.
   Во Всесоюзный НИИ криминалистики прокуратуры СССР было послано письмо с просьбой о выделении какого-то хитрого прибора – искателя трупов. Никто этого прибора не видел, но отзывы о нем были хорошие. Но положительно этот вопрос не решился, прибора мы так и не увидели.
Я все время проводил в прокуратуре, допрашивал родственников, свидетелей.
Тяжело было разговаривать с родителями погибших. Если отцы Юры и Радика уже начинали примиряться с потерями сыновей, то сестра Коли Гореватова и отец Любы Дубровиной не теряли надежду, что их дети еще живы.
Особенно на это надеялся отец Любы. Свои показания он начал таким образом: "В виду того, что я не был на месте гибели группы туристов, и меня, как родителя, никто не информировал об истинной причине гибели моей дочери, позволю себе высказать свое личное мнение о причинах и виновниках гибели, сложившееся из нижеперечисленных данных".
И на протяжении всего разговора он неуклонно возвращался к мысли о том, что "вынужденное внезапное бегство из палатки произошло вследствие взрыва снаряда, "начинка" которого вынудила бежать от нее дальше и как-то повлияла на жизнедеятельность людей, и в  частности, на зрение.
   Если снаряд отклонился и не попал на намечаемый полигон, то, по моему мнению, ведомство, выпустившее этот снаряд, должно было выслать на место его попадания и разрыва аэроразведку для выяснения, что там он мог натворить и для оказания потребной возможной помощи. Если этого не было сделано, то это является со стороны работников военного ведомства также бездушным отношением к сохранению жизни людей, будь это туристы или охотники.
Если аэроразведка была сделана, то можно предположить, что она подобрала остальных четырех человек.
В изложенном здесь моем личном мнении я ни с кем не делился, считая это не подлежащим разглашению".
Сестра Николая Гореватова в своих показаниях делала упор на плохую организацию похода, недостаточное обеспечение снаряжением.
- Я не ошибусь, - показывала она, -   если скажу, что многое для снаряжения группы доставалось в спортклубе  с боем. Мой брат "отхватил", как он сам выразился, каждому участнику похода штормовые костюмы, ему через некоторое время сказали, что штормовки полагается иметь только альпинистам, и потребовали их возвратить, даже домой приходили. Буквально в день похода Николай достал шерстяные свитеры и принес их домой "контрабандой", на¬дев на себя по три штуки.
   Мне вспомнился разговор с Алексеем Рудиным в Кабаковске. Он тогда рассказывал, что профком выделил тысячу сто рублей только на семь человек, потому что Голдарев, Свободин, Соснин и Крищенко не были студентами, и, естественно, профком на них деньги выделить не мог – мол, не из "ихней конторы". Поэтому и пришлось участникам похода вносить дополнительные деньги по триста пятьдесят рублей. Что касается изъятия штормовок, контрабандного выноса свитеров, то об этом Рудин не упоминал. Может, по незнанию.
   Отец Радия Свободина утверждал, что если бы в группе был радиопередатчик, то ребята, почувствовав опасность, подали бы сигнал бедствия, и поиски могли начаться гораздо раньше.
   Этот вопрос – почему группа не была обеспечена средствами радиосвязи - я задал Евгению Сметанникову.
   - Во-первых, - начал Евгений, - в продаже нет радиопередатчиков малого веса, хотя бы шесть-восемь килограмм, которые имели бы радиус действия сто пятьдесят  и более километров. Аналогичный радиус действия могут обеспечить только рации очень большого веса – свыше сорока килограмм, что для туристов совершенно неприемлемо. И второе, организация приема радиограмм от туристских групп в населенном районе очень сложна, требует штатов и большой подготовительной работы. Иными словами, в настоящее время бесперспективна.
- А как тогда группа Желнова могла получить помощь, если бы возник несчастный случай?
- Согласно положению, маршрут высшей категории трудности должен не менее восьми дней проходить по малонаселенной местности, где "группа может рассчитывать только на собственное снаряжение, силы и умение". 
В маршруте группы Желнова такой участок был равен примерно двенадцатидневке: здесь не было ни одного населенного пункта.
Но перед отправлением группы в поход было условлено, что в случае вынужденного прекращения движения по маршруту по любой причине,   группа вернется по своей лыжне, если это случится до Лунт-Сухапа, или пойдет на восток, если это случится в районе Главного хребта. В этом случае до населенных пунктов группу отделял всего двухдневный переход.
Численность группы была достаточной, чтобы в случае аварии продолжить движение к населенному пункту с пострадавшим, и отправить вперед группу для скорейшего оказания помощи. Для первой помощи группа была обеспечена аптечками.
- И все-таки, почему у группы Желнова не было промежуточных контрольных сроков?
- Как я уже говорил, группа Желнова должна была идти по ненаселенке двенадцать дней. Сообщать о своем продвижении ей было неоткуда. Естественно, контрольным сроком было возвращение в Ялдпынг.
- И еще вопрос, как по-вашему, имеет ли смысл организовывать на Северном Урале что-то типа контрольных пунктов?
- Конечно, смысл в этом есть. В каждом районе необходимо создать спасотряды с неприкосновенным фондом снаряжения, питания, радиостанцией. Такой спасотряд должен иметь для своего пользования транспорт. Как наземный, так и воздушный. 
Все группы, направляющиеся в данный район, должны ставить в известность спасотряд и получать от него разрешение.
Спасотряд должен открывать или закрывать район, если пребывание в нем связано с опасностью.
Если разговор со Сметанниковым носил конструктивный и спокойный характер, то допрос председателя спортклуба, товарища Бордова Семена Львовича, протекал достаточно бурно.
Передо мной сидел плотный, розоволицый человек с венчиком уже начинавших седеть волос. Биография его была насыщенной: родившийся в Гродненской области, Семен Львович, получив "незаконченное среднее" образование, сменил в своей жизни множество профессий. Достаточно сказать, что перед тем как стать председателем спортклуба, Семен Львович занимал пост начальника снабжения ликеро-водочного завода.
Плотно угнездившись на стуле, Семен Львович начал сыпать словами:
- Да, я работаю председателем правления спортклуба уже, дай Бог памяти, года четыре. Нет, турсекцию возглавляет другой товарищ, Ларюшев. За спортивно-туристскую работу в правлении отвечал Доренко. Да-да, он погиб в составе группы Желнова. Жаль парня, конечно, хороший работник был.
Нет, я не утверждаю маршруты и задачи каждого похода, этим занимается городская маршрутная комиссия, лично товарищ Леонидов. Это комиссия рассматривает вопросы маршрута, готовности группы, снаряжения и обеспечения.
Протокол – а, вы уже знаете об этом? -  составляется в трех экземплярах. Куда они расходятся, вы, как я понимаю, тоже знаете, поэтому уточнять не буду.
Снаряжение мы выдаем только по разрешению институтской маршрутной комиссии. Ее у нас преподаватель Фишман возглавляет.
Вот ему-то Желнов и должен был отдать протокол комиссии. Но они договорились, что Желнов этот протокол ему занесет. Но не занес, с собой увез.
- Семен Львович, а вы сами чем в клубе занимаетесь?
Бордов осекся на полуслове, посмотрел на меня глазами загнанной лани и, как ни в чем не бывало, понесся дальше:
- Я маршрутные листы у руководителя групп не получал и не получаю. Этим туристская секция занимается. Протокол маршрутной комиссии у Желнова должны были при выдаче снаряжения забрать.
- А снаряжение кто выдавал?
- Не помню, честно говорю – не помню.
Чувствовалось, что в таком режиме собеседник мог говорить часами. Вклиниться в его рассуждения было просто невозможно.
- Что вы можете сказать об организации поисков?
- В турсекции мне сказали, что группа Желнова должна вернуться в этот, как его звать? - а, Ялдпынг! – четырнадцатого-пятнадцатого февраля. Об этом якобы Рудин сообщал. Еще, говорят, Гореватова звонила, интересовалась, почему группу не ищут.  Но это без меня было. Я в горкоме партии был. Но заинтересовались причиной невозвращения только после пятнадцатого февраля.
- Семен Львович, скажите все-таки, какие были ваши действия по организации поисков?
Бордов долго молчал. Потом, вздохнув, продолжил показания:
- Я пытался созвониться с Ялдпынгом шестнадцатого февраля. Связи не было. Семнадцатого февраля я стал созваниваться с Центральным советом спортобщества, чтобы добиться разрешения на самолет. Мне его не дали.
- Поймите, - вдруг закричал допрашиваемый, - никто не хотел верить в трагедию! Думали, что сидят парни где-нибудь в избушке, спирт пьют, баб мансийских тискают, непогоду пережидают. Вон там какие ветра были!  Но никто даже и не подозревал, что такое может произойти. Так вот и протянули. Только двадцатого февраля вылетели.
Я вон как Гришку-то в кадаверной увидел, так чуть было рядом не грохнулся. Три ночи потом спать не мог. Сколько времени он у меня просидел, о чем только не расспрашивал! А я, старый дурак, еще и врал ему. Никогда парня не забуду! 
- Успокойтесь, Семен Львович. Еще вопрос и все, мы закончим. Все-таки, насколько хорошо группа была обеспечена снаряжением?
Ответ был совершенно неожиданным.
- Снаряжением группа была обеспечена, как любая другая группа. Ах, Леонид Иванович, если бы вы знали, насколько отвратительно это снаряжение! Телогрейкам больше пяти лет. Они уже не греют, наоборот. Штормовки рваные, прожженные, от ветра уже не защищают, ботинки все ношены-переношены. Палаткам тоже уже лет по шесть-семь. Тут вот меня обвиняют, что ребята без спальников в поход ушли. Да где я их возьму! На весь институтский туризм у меня их семь штук! И ЦУ – выдавать их только альпинистам. Как, кстати, и штормовки.
А что я лыжникам дам?! Это разве лыжи?! Не лыжи это, а дрова с креплениями! Когда я в НКВД работал, вот там было снаряжение. А здесь….
- Семен Львович, а в чем дело? Почему не закупить?
- Где и на какие деньги? Ладно, как это у вас говорится? – Протокол с моих слов записан верно, мной прочитан, дополнений не имею? Надо же, сколько лет прошло, а ничего в формулировках не изменилось.
Подумал, помолчал и повторил:
- Ничего не изменилось….
    …Заканчивались сроки, отпущенные на расследование. Нужно было писать постановление о продлении сроков:
   "Прокурор - криминалист прокуратуры Свердловской области,  мл. советник юстиции Никитин, рассмотрев уголовное дело о гибели туристов в Кабаковском районе, установил, что в феврале сего года в районе горы Холат-Сяхль на Северном Урале погибла группа  туристов в составе 9 человек
    Произведенным поиском обнаружены трупы 5 туристов и часть снаряжения группы, трупы  остальных участников похода не обнаружены            
    В связи с необнаружением остальных участников похода не представляется возможным установить окончательно причину гибели туристов и виновников этого.
    Метеорологические условия района гибели не позволяют проводить поисковые работы в масштабах, которые позволили бы обнаружить других участников похода.
    Дело о гибели студентов возбуждено 28 февраля, и срок расследования его истек  28 апреля.
    Руководствуясь ст.116 УПК РСФСР,
    Постановил:
    Возбудить ходатайство перед прокурором Свердловской области о продлении срока  расследования дела до 28 мая сего года
   Прокурор- криминалист,  младший советник юстиции".
    Последовала резолюция:
  "Срок расследования продлить до 28 мая".
    Седьмого мая меня вызвали в Кабаковск – нашли тела остальных туристов.
Перед поездкой мне выдали счетчик Гейгера.
- А это зачем?
- Возьмите, вдруг пригодится.

Ночь на 2 февраля. В палатке на склоне вершины Холат-Сяхль.
Первого февраля группа встанет "на крыло" около часу дня. Ребята не будут заморачиваться сложной конструкцией лабаза, а просто в ельнике выроют в снегу яму, куда и складируют пятьдесят пять килограмм ненужного на восхождении груза.
В качестве опознавательного знака используют лыжу из-под саней, сконструированных Колей Гореватовым.
Уже на склоне, когда ребята будут идти по насту без лыж, Николай, провалившись ногой меж камней, получит растяжение связок голеностопного сустава.
Воспользовавшись случаем, Желнов устроит учебную холодную ночевку.
Вечером в палатке произойдет следующий разговор:
- Да, Гоша, сбылась твоя мечта – ночуем на склоне под пронзительный вой ветра в сотне километров от жилья.
- Ребята, это из-за меня все. Не нужно было на этот камень вставать.
- Ладно, Коля. Подумаешь - ногу подвернул. Сегодня отдохнешь, а завтра вниз побежим. И все нормально будет.
- Дневник писать будем?
- А что писать? То, что с выходом припозднились, или то, что Гореватов ногу повредил? Давай завтра.
- Группа, а давай боевой листок выпустим. И назовем его… «Вечерний Лунт-Сухап». Во!
- Семеныч, а это идея! Я даже название передовицы придумал: "Встретим двадцать первый съезд увеличением туристорождаемости".
- Что, прям сейчас этим и займемся?
- Нет, давайте о снежном человеке напишем. Я его видела.
- Здесь тебе на выбор семь снежных мужчин и одна снежная женщина.
- Да нет, взаправду. Когда я снег набирала, на меня из тумана вышел кто-то: росту под два метра, весь в шерсти и морда страшная. Я чуть сознание от страха не потеряла, даже кричать не могла.
- А, так это Семеныч был!
- У меня рост метр семьдесят, так что не подхожу.
- Был он, был! Сама видела! Почему вы не верите?
- Люба, успокойся. Ну видела, ну и что? Ушел ведь
- Сашенька, я боюсь. Не знаю чего, но боюсь. Наверно, это мой последний поход. Больше никогда в походы ходить не буду.
- Любаша, успокойся. Все хорошо, все нормально. Я рядом, друзья тоже. Успокойся.
- Дубровина! Тебе лекцию читать: "Любовь и туризм". Объект рядом сидит. Соснин поможет.
- Не хочу, устала я.
- Ребята, а можно ли одной печкой и одним одеялом обогреть девять туристов? Ваше мнение?
- В листок нужно внести и новый мировой рекорд: за удивительно короткое время, всего за один час две минуты и двадцать семь и четыре десятых секунды, команда в составе Юрия Крищенко и Зои Холмогоровой собрала печку. Ура, товарищи!
- Врешь ты все. Двадцать семь и две десятых секунды.
- Про сани забыли! Коля, почему твои сани хороши при езде на лошади, а для перевозки груза не пригодны? Объясни.
- Так меньше груза класть надо. А то накидали: палатка, дрова, рюкзаки. Вот они и сломались.
- Гоша, что с тобой?
- Ничего.
- Не надо. Я ведь вижу - что-то гнетет.
- Зоя, я все про предупреждения Поранина  и Кострова думаю. Может, действительно надо было их послушать да сойти с маршрута? И вообще какой-то невезучий поход:  Юрку в милицию забирают, Рудин заболел, из графика выбились. А теперь  еще Коля ногу повредил. А что завтра будет? Как-то нехорошо на душе.
- Мне тоже плохо. Как-то тревожно. Но, Гоша, мы так мечтали, столько готовились, а сейчас, когда до вершины рукой подать, вдруг уходить? Нет, я против. Мы должны дойти.
- Командир, сматываться надо было вчера. Сейчас о возвращении думать поздно.
- Ура, газету сделали! Гоша, где вешать будем?
- Где-нибудь посередине. Коля, ты зачем палку режешь?
- От мрачных дум отвлекает. И сани надо укрепить, а то еще  развалятся на обратной дороге.
- Ладно, отбой. Дежурим по двое.

18.
    Когда я прилетел на перевал, первое, что бросилось в глаза – как изменились люди. Если  раньше в лагере раздавался смех, было шумно, то сейчас кругом царила тишина, а  во взгляде каждого, кто попадал мне навстречу, была такая подавленность и боль, что становилось не по себе. Даже Межевой, который всегда старался выглядеть веселым и общительным, в этот раз был непривычно хмурым и молчаливым.
- Расскажите обстоятельства находки.
- Манси Скуриковы пошли на охоту и обнаружили срезы веток на деревьях и след валежника, ведущий к оврагу. Так как снег уже немного подтаял, то был виден след потерянных веток. Мы стали расчищать след от снега, и дошли до оврага.
    Под трехметровой толщиной снега, в овраге, мы обнаружили настил из веток лапника и кое-какую одежду на нем. Людей не было. Мы стали копать по ручью вниз и обнаружили трупы.
- Положение трупов?
- Создавалось впечатление, что Дубровина пыталась пройти вверх по течению, но, споткнувшись, упала и ударилась со всего размаху грудной клеткой о камень.
    С парнями сложнее, понять, кто есть кто, очень сложно – лиц практически нет, вода постаралась, но создавалось впечатление, что один из двоих пытается то ли удержать первого, то ли вытащить.
    А вот третий, вероятно, пытался перебраться на другой берег ручья и тоже свалился. Пытался выбраться, руками за камни хватался, но безрезультатно.
- А как они могли оказаться в ручье?
- Похоже, что ребята, спустившись с перевала, пытались вырыть нору в этом сугробе. Настил сделали, веток натаскали. Может, снег потревожили, и он вниз пошел, ну, вроде лавины, может, пласт обвалился. Трудно сказать. 
- Протокол обнаружения составили?
- Да, вот он.
                "ПРОТОКОЛ
                осмотра места обнаружения трупов.
    6 мая прокурор гор. Кабаковска в присутствии  понятых составил насто-ящий протокол места обнаружения трупов в количестве 4 человек.
    На склоне западной стороны высоты 880 от известного кедра в 50 метрах в ручье, текущем от перевала,  обнаружены 4 трупа, из них три мужчины и одна женщина. Труп женщины опознан - это Дубровина Любовь. Трупы мужчин опознать без поднятия их  невозможно.
    Все трупы находятся в воде. Они были раскопаны из-под снега глубиной от 2,5 метров до 2- х метров. Два мужчины и третий лежат головами на север по течению ручья. Труп Дубровиной лежал в противоположном направлении, головой против течения ручья. 
Дубровина одета: на голове подшальник, на теле снизу желтая майка, ковбойка и два свитера, один серый другой темного цвета, на ногах рейтузы темные и коричневые лыжные брюки, на ногах: на одной 2 шерстяных носка, на правой ноге половина свитра обмотана - свитр цвета беж. на затылке и спине имеются следы повреждения зондом. Труп ее разложился.
    Первый труп мужчины одет в штормовую куртку цвета хаки. Головы и ног этого трупа не видно, т. к. раскопан не весь труп из-под снега.
    И два трупа лежат обнявшись, на головах обоих ничего нет, на голове волосы не все, один из них одет в штормовую, тоже самое и второй.
  В чем еще одеты можно определить только после поднятия трупов из ручья,   
  Ног не видно, т. к. раскопаны не до конца и находятся под снегом.
  Трупы разложились.
  Трупы сфотографированы.
  Трупы должны  подлежать немедленному изьятию из ручья, т. к. могут в дальнейшем разложиться еще больше и могут быть унесены ручьем, т. к. течение очень быстрое.
  Вверх по ручью, в шести метрах по следам обнаружен настил на глубине от 3-х до 2,5 метров. Настил состоит из 14 пихтовых и 1 березовой вершин на снегу.
    На настиле обнаружены вещи: половина свитра беж, обнаружена в 15 м. ручья под деревом, половина лыжных брюк обнаружена в месте срезания вершин для настила.
  От настила, 15 метров в сторону леса, также под снегом, на месте обнаружения палатки группы Желнова найдены эбонитовые ножны для ножа и столовая ложка из белого металла.
    При осмотре места обнаружения участвовали также понятые".
    Неожиданно зазуммерил прибор. На экранчике появились какие-то цифры.
Рядом стоящий поисковик посмотрел на экран и выругался.
- В чем дело?
- В чем-чем. Радиация, уровень хоть и не смертельный, но довольно высокий.
    Поднимаясь по склону, я заметил, что уровень радиации стал снижаться.   
    Занятый размышлениями, совершенно случайно, толкнул какого-то человека. Подняв голову, я неожиданно увидел судмедэксперта.
- Дмитрий Федорович, а вы что тут делаете?
- Не знаю кто, но почему-то решили, что освидетельствовать и вскрывать нужно здесь.
- Сейчас подойдет вертолет, улетите в Кабаковск, там и займетесь вскрытием. Костя, отбей радио: "трупы мерзлые этой причине подробный осмотр сделать нельзя, трупы хорошо подготовлены  отправке кабаковск обложены лапником зашиты брезент, если завтра не вывезти, то разложатся суд.мед.эксперта отправил кабаковск ожидании трупов, следов насилия нет, остаюсь лагере для розыска мелких вещей, никитин".

19.
    Тот же самый морг, только за окнами уже весна. Снег постепенно начинает таять, ходить по деревянным тротуарам уже становится скользко. В очередях обсуждают какого-то Гришку, который, напившись, угнал лесовоз, который и утопил в речке неподалеку от города. На солнышке совсем тепло.
    А в морге тот же холод, та же скрипящая каталка, та же процедура.
    Тот же самый судмедэксперт.
- Дмитрий Федорович!
- А, Леонид Иванович! Судя по вашему заинтересованно-безразличному лицу, вы хотите прояснить для себя кое-какие моменты?
- Вот хорошо с вами работать, Дмитрий Федорович. Все с полуслова понимаете.
- Под протокол будем беседовать или под килечку?
- Пока под килечку.
- Хорошо. Давайте начнем с того, что попроще: повреждения мягких тканей головы, отсутствия глазных яблок у Голдарева и Дубровиной. Это, как я написал в протоколе, "посмертные изменения трупов, находившихся в последнее время перед обнаружением в воде". Ничего интересного здесь нет.
- А вот вы пишете про подвижность подъязычного хряща? Это ведь при удушении бывает?
- Там перелом бывает. А здесь я пишу патологическую подвижность. Разница небольшая, но есть. А что ему не быть подвижным, когда  вокруг все выгнило? Глаз нет, языка нет, диафрагмы рта нет.
- Да, а вот язык…
- Тело находилось в воде.… Так, у нас сейчас начало мая, трагедия произошла в начале февраля. Полностью февраль, март, апрель. Три месяца. Могло водой вымыть, мог просто отмерзнуть и отпасть при той же самой эвакуации.
- А если…
- Вы, ради собственного интереса, хотите узнать, не вырвали ли язык злые дяди? Нет, не вырвали. Вот, извините, вы язык себе когда-нибудь прикусывали? Я думаю, не раз. Ну что, больно было? – Было. Кровь во рту была? - Была. Язык – орган богато васкуляризированный, то есть хорошо кровью снабжается. Если бы его вырвали, то кровищи было бы – ого-го-го. И потекла бы кровушка как наружу, так и в желудок и бронхи. И осталась бы там. А просвет бронхов у девушки свободен, и в желудке крови нет. Так что, гражданин следователь, это все посмертно, и опять-таки особого интереса не представляет. Да и сложное это дело, скажу я вам, живому человеку язык вырывать. Здесь опыт нужен.
- А что же тогда, по-вашему, интересно? – раздраженно спросил я.
Дмитрий Федорович достал из кармана больших размеров трубку, набил в нее махорки и, не торопясь, закурил.
- Вот знаете, Леонид Иванович, мы совсем забыли высокое искусство курения. Как мы курим, что мы курим! Папироса выкуривается за пять минут, даже еще быстрее! Что за табак туда суют – абсолютно непонятно. Я сравнивал тот "Норд", который был до войны, и который сейчас – сравнение не в пользу нынешнего. Мы курим в спешке, на ходу, идя по улице. Это нехорошо. Папиросу надо выкуривать так же, как любить женщину – мед-ленно, ласково и со вкусом. А мы все спешим.
    Вот и вы, Леонид Иванович, уже как три минуты назад высосали свой "Беломор" и очень нехорошим взглядом смотрите в мою сторону. Ах, если бы взгляд мог убивать! Я был бы уже трижды убитый судмедэксперт!
- Дмитрий Федорович!
- Хорошо. Вы, надеюсь, обратили внимание, что все повреждения сконцентрированы, если так можно выразиться, на правой стороне?
-  Ну и что?
- А то, что молодых людей с большой силой приложило о камни, землю, еще обо что-нибудь, правым боком. И никак иначе. И эти повреждения не могут быть получены при падении с высоты собственного роста.
Вообще, если бы я такое вскрытие проводил в городе, то одной из возможных причин я бы поставил результат отбрасывания автомобилем, движущимся с большой скоростью.
    У Толи Соснина, например, мы видим вдавленный перелом в правой височно-теменной области, причем приличных размеров: девять на семь сантиметров. Да еще присутствует дефект кости, тоже не маленький – три на восемь и на два сантиметра, и этот участок кости вдавлен в мозг, лежит на твердой мозговой оболочке.
    Обычно такие травмы отправляются на вскрытие с диагнозом: "массивный перелом свода и основания черепа, осложнившийся образованием внутричерепной и внутримозговых гематом".
-  И сколько после такого живут?
-  Я, Леонид Иванович, доктор мертвых. Могу описать повреждения, процесс развития смерти, но про жизнь меня лучше не спрашивать. Но для вас могу сказать, что в тех условиях, в которых ребята находились, – не более часа.
    И еще обратите внимание: в области правого плеча у Соснина мы видим разлитой кровоподтек размером десять на двенадцать сантиметров.
- А это еще откуда?
- А это, молодой человек, оттуда. Это свидетельствует, что парень упал на правый бок и в этом положении умер.
- Дмитрий Федорович, а нельзя объяснить все эти переломы, что вы увидели у Дубровиной и Голдарева одной причиной?
Судмедэксперт попыхтел трубкой, провел ладонью по волосам.
- Прежде всего, давайте напомним сами себе, что мы обнаружили в процесссе судебно-медицинского исследования. А обнаружили мы, милостивый государь,  двусторонний, симметричный и множественный перелом ребер с внутриплевральным кровотечением и возможным ушибом сердца у Дубровиной, и правосторонний, обратите внимание, Леонид Иванович, правосторонний, множественный перелом опять же с массивным внутриплевральным кровотечением у Голдарева.
Причина кровотечения, вероятнее всего, ранение межреберных артерий отломками ребер. Раз есть кровотечение, значит, повреждения произошли при жизни и, в итоге, привели к смерти. И причина этих повреждений будет такая же, что и у Соснина – воздействие большой силы.
- А руками такую травму можно нанести?
- Во-первых, кулаком так не стукнуть, а во-вторых, должны были быть повреждены мягкие ткани. А этого нет.
- Обрадовали вы меня, Дмитрий Федорович. Тогда еще один вопрос: причина смерти Гореватова.
- В основном – переохлаждение. Рана в области сосцевидного отростка является результатом падения. Сама рана ничего особенного не представляет, но ушиб в этой области приводит к сотрясению головного мозга и  потере сознания. Что и способствовало  летальному исходу.
Так что, дорогой Леонид Иванович, ни кулаки, ни камни, ни прочие орудия убийства здесь не присутствуют. Ищите силу. Единственное, что могу сказать, пока без протокола беседуем, все это очень похоже на результат воздействия взрывной волны.

20.
    После обнаружения последних членов группы Желнова была дана команда о сворачивании поискового лагеря. Снимались палатки, паковались рюкзаки.
    Все делалось быстро, без суеты, но и не весело.
На следующий день меня вызвал начальник.
- Когда дело закроешь?
- Через неделю.
- Что так долго? Трех дней хватит. И учти, подписывать постановление о продлении сроков больше никто не будет.
- А вас что, переводят?
- Там кому из девушек язык-то отрезали? Дубровиной? Вот ты следующим будешь. Давай по существу и короче!
- У меня нет версии, которая бы объясняла происшедшее. К тому же еще не подошли данные экспертиз.
- Тебя что, учить надо? Придумай что-нибудь. А лучше – вызови к себе од-ного из руководителей поисковых отрядов. Есть у него версия, к которой стоит прислушаться. Понял?
- Да.
- Иди.
У кабинета меня ждали.
- Моя фамилия…
- Знаю, мне о вас говорили. Итак, что вы можете сказать по существу дела?
Парень немного посидел, подумал:
- Как известно, у кедра были найдены два трупа: Крищенко и Доренко, но тщательное исследование кострища позволяет считать, что у костра было больше людей.
- Почему вы так думаете?
- Судя по проделанной работе, двоим не под силу было справиться с тем объемом работ, который там проделан, к тому же у костра найден маленький прожженный, явно женский, платок, а также  оборванный обшлаг свитера темного цвета, какого не было ни на одном из ранее найденных трупов.
- На основании личных впечатлений, как вам представляется картина гибели группы?
- Начну с первого  февраля. Группа встала поздно. Поздно потому, что накануне, судя по дневнику, группа очень устала, и потому, что утром или уже после, как был написан дневник, поздно вечером, было решено делать лабаз с тем, чтобы хотя бы на три дня освободить натруженные предыдущим походом плечи, повысить скорость движения.
    Утром группа встала часов в одиннадцать и приступила к устройству лабаза. Пока делали лабаз, пока разбирались, что взять с собой и что оставить (накануне этого сделано не было, так как устройство лабаза было под вопросом), был готов завтрак. Это было где-то часа в два.
    И я считаю, что группа вышла не ранее, чем в полтретьего с места, ставя перед собой одну из двух задач: либо перевалить из долины Авыспи в долину Лусума, или продвинуться как можно дальше по границе леса в сторону Лунт-Сухапа так, чтобы следующий вечер заведомо быть у самого Лунт-Сухапа.
- Хороший у парня голос, - подумал я. – Обволакивает, убеждает и даже усыпляет. Кстати, о чем это он там?
- Группа с облегченными рюкзаками, - продолжал изложение своей версии парень, -  выходит на маршрут, но относительно позднее время – часов пять, плохая видимость, точнее, отсутствие ее, заставляет группу остановиться на ночлег вне леса. Этого не исключает ни один из предлагаемых вариантов.
Наступило время задать несколько вопросов:
- Насколько обоснованным было решение о ночлеге на склоне? И, на ваш взгляд, как развивались события дальше?
-  Склон, как таковой, не сыграл никакой роли в их гибели. Насколько решение было обоснованным? На мой взгляд – да.
- Почему?
- В прошлом году у нас было четыре таких ночлега. Все они были в таких условиях, когда соображения безопасности группы диктовали необходимость останавливаться там, где есть место, пока еще есть светлое время поставить палатку.  Это было в сильные, до тридцати градусов, морозы, и никаких поводов к тому, чтобы считать это решение тактически неверным,  не было. Так что у Желнова были прецеденты.
    Не исключено, что пока группа ставила палатку, два – три  человека пошли в разведку. Палатка поставлена с учетом непогоды. Крепко натянуты снети, на подветренную сторону внутри уложены рюкзаки, у входа в палатку устроена "баррикада" из печки, рюкзаков с тем, чтобы не задувало. Вдоволь отсмеявшись, отдохнувшая за день группа (практически пройдено лишь два-три километра с облегченными рюкзаками) ложится спать.
    В палатке темно, только воет вокруг ветер. Для восьми  из девяти ночлег в таких условиях дело новое. Один понадеялся на свою закалку и относительную теплоту и не надел на ноги подбитые кошачьим мехом чулки, а, может быть, просто выложил их из рюкзака и не смог потом найти.
Версия излагалась гладко, уверенно, чувствовалось, что не впервые.
- Как, по вашему мнению, располагались туристы в палатке?
- Самые сильные и бывалые Желнов и Голдарев ложатся, как всегда, с краев, в наиболее холодных и некомфортных местах. Желнов в дальнем конце четырехметровой палатки, Голдарев у входа. Думаю, рядом с Голдаревым лежала Люба Дубровина, дальше Толик Соснин, Радик Свободин. Кто был в центре и дальше, не знаю, но четверо ребят у входа, по-моему, лежали имен-но так. Все уснули.
    И вот глубокой ночью, когда лишь притихшая метель слегка качала скаты палатки, произошло нечто. Грохот, шум и внезапный удар снежной лавины по части палатки, примыкающей ко входу.
    Другая часть палатки, оказавшаяся под прикрытием большого снежного уступа, не пострадала, лавина пролетела над ней и умчалась вниз. Удар принимают на себя четверо крайних ребят. Голова аскетичного Толи Соснина вдавливается в объектив фотоаппарата, который за неимением лучшего, Толя нередко клал под голову. Различия в переломах ребер Дубровиной и Голдарева объясняются их разными положениями во время сна - на спине и на боку.
    Темнота, стоны травмированных товарищей. Выйти через вход невозможно. Кто-то выхватывает нож, разрезает палатку и помогает всем выбраться наружу. 
    Гоша принимает решение немедленно вернуться к лабазу, где аптечка, теплые вещи, укрытие леса.
    И они пошли. Но ведь это не животные, а молодые, энергичные, советские люди. Они бегут группой.
    Завывает пурга, перед ребятами белое безмолвие, окутанное темнотой. Сориентироваться точно не удается, и ребята спускаются к лесу, но не к тому, где лабаз, а, увы, к другому.
    У раскидистого кедра Гоша понимает, что спустились они не туда. Туристы ломают лапник и в овраге, укрытом от ветра, укладывают раненых друзей. Они отдают им всю теплую одежду и разводят костер.
    Умирает Толик Соснин.
    Подавленные Гоша Желнов, Зоя Холмогорова и Радик Свободин хотят вернуться к палатке, чтобы оттуда принести какие-то вещи, а может быть, попытаться достичь лабаза.
    У костра остаются несколько человек. Они решили за ветром собрать больше лапника, зарыться в него и переждать непогоду, тем более, что топить - дров близко нет, ломать толстые сучья им не под силу, да руки и ноги уже обморожены. Они понимают, что к палатке им уже не вернуться. И тут их настигает смерть.
- Вы так убедительно рассказываете, что можно подумать, что вы там были.
- Я долго думал над этой историей.
    Несмотря на гладкое изложение и убедительность, было что-то, вызывавшее недоверие.  Излишняя театральность, что ли?
- А почему палатку-то не снесло? Лавина, все-таки.
- Она была очень слабо натянута и, приняв на себя удар, осталась на месте.
    Про себя я отметил некоторую противоречивость, но акцентироваться на ней не стал.
- Спасибо, я вас больше не задерживаю.
- Вы ничего больше не хотите меня спросить?
- Все-таки, откуда такая осведомленность о последних минутах жизни группы?
- Я почему-то думаю, что все было именно так.
- Спасибо.

21.
    Вечером, в кабинете, я занимался странным, на первый взгляд, делом – перекладывал листы бумаги из одной стопки в другую. Так обычно поступал мой наставник, когда у него что-то не состыковывалось в расследовании.
    По его мнению, отдельные слова и фразы, выцепляемые глазом при перекладывании бумаг, позволяли "найти правильный путь следования  в туманном лабиринте поиска".
   Туманный лабиринт был. Правильного пути следования не было.
   В перекладываемых бумагах мелькнул текст радиограммы: "…дневальный заметил большое огненное кольцо, которое в течение 20 минут двигалось в юго-восточном направлении. Перед тем, как скрыться, из центра кольца появилась звезда, которая постепенно увеличивалась до размера луны, стала падать вниз отделяясь от кольца. Необычное явление наблюдал весь личный состав, поднятый по тревоге". – Особенно умиляла заключительная строка: "Просим объяснить это явление и его безопасность, так как в наших условиях это производит тревожное впечатление".
    М-да, даже военные были всерьез напуганы. Но легче от этого не становилось.
Взгляд зацепился еще на одной фразе: "…указанные повреждения очень похожи на травму, возникающую при ударной волне".
И откуда же она взялась?
Я посмотрел на часы. Было около девяти вечера. Хотелось верить, что в отделе технических экспертиз еще кто-то есть.
Телефон отозвался сразу.
  - Леонид Иванович, добрый вечер! Это Захар Моисеевич. Если вы по поводу экспер-тизы, то волноваться не надо. Все готово. Результаты будут завтра в десять утра. 
- А на словах что-нибудь скажете?
- Знаешь, - после некоторого замешательства произнес эксперт, - тебе лучше спуститься ко мне. 
В лаборатории Захар Моисеевич, ища  что-то в недрах письменного стола, сказал:
- Это хорошо, что ты ко мне зашел. Давай начнем с того, что попроще, а именно, с физико-технической экспертизы. Ты мое заключение видел?
- Нет еще.
- Естественно, я тебе его еще не давал. Держи, изучай.
С этими словами эксперт протянул мне несколько листов бумаги, скрепленных канцелярской скрепкой огромных размеров.
Я честно вчитывался в текст, продираясь через все эти "свинцовые домики", "промывки", "биосубстраты", "бета-частицы".
- А пояснее, своими словами, можно?
- Неужели непонятно? Там же русскими буквами написано, что "альфа и гамма кванты не обнаружены, уровень радиоактивного элемента "калий-40" в пределах естественного содержания". Это что значит? А то, что на перевале, никакие снаряды с радиоактивными веществами и атомные бомбы не взрывались. И, как следствие, источника ионизирующего излучения не было.
- А это как понимать? "обнаруженные радиоактивные вещества или радиоактивное вещество при промывке образцов одежды проявляют тенденцию к смыванию, т.е. вызваны не нейтронным потоком и наведенной радиацией, а радиоактивным загрязнением бета-частицами". Бета-частицы-то откуда взялись?
- Либо это радиоактивная пыль, выпавшая из атмосферы, либо одежда была подвержена загрязнению при работе с радиоактивными веществами. Вторую возможность можно смело во внимание не принимать. Что-то сомневаюсь я, что ребята ходили на работу в той же одежде, что и в поход.
Значит, остается радиоактивная пыль. В постановлении о проведении экспертизы ты пишешь, что до исследования одежда, в частности свитер и шаровары, находилась в проточной воде около двух недель. И после этой "промывки" мы получаем завышенные результаты. И что по этому поводу говорит твой могучий криминалистический опыт?
- Только то, что исходная степень загрязненности была еще выше.
-  А если посмотреть под другим углом? Сейчас что мы, что американцы буквально помешались на всяких там ядерных взрывах, испытаниях ракет и прочей чертовщине. В атмосферу столько всякой дряни выбрасывается, что и сказать невозможно. Говорят, даже пингвины радиоактивными стали. А у тебя есть безлесная вершина, снег,  шерстяной свитер и полигон на Новой земле.
- Не понял.
- Тут и понимать нечего. Радиоактивные осадки из атмосферы выпали на снег, который, в конечном итоге, превратился в воду. В воду, содержащую радиоактивные вещества. В этой воде находился шерстяной свитер.  Дальше пояснять?
- Вы хотите сказать, что свитер вобрал в себя радиоактивные частицы из атмосферы?
- Именно это я и хочу сказать. Но насколько это соответствует действительности – тебе решать. Ладно, теперь дальше. Сразу скажу, что мои данные подтверждают вывод Димы, Дмитрия Федоровича, извини, что ребята попали под действие ударной волны. В акте экспертизы так все и будет записано. С формулами, расчетами, таблицами. В этом отношении я буду чист и свеж, как невеста перед очередной первой брачной ночью.
Но скажи мне, бедному еврею, почему мое заключение, я имею в виду экспертное, а не то, о котором ты наверняка успел подумать, повергло начальство в шок? Таких экспрессивных выражений на мой бедный лысый череп давно не сыпалось. Что ты там такое расследуешь? Хотя можешь не рассказывать, и так знаю.
Мнение эксперта повергло в шок и меня, только поэтому я и задал идиотский вопрос:
- А вы точно уверены, что это ударная волна?
Захар Моисеевич вспыхнул, как солома на ветру. Лекция, которую он прочел экспромтом,  на две трети состояла из непарламентарных выражений и поэтому была очень доходчивой.
- …Запомни, Леня, - говорил Захар Моисеевич, вытирая платочком вспотевшую лысину, - в каждом взрыве есть четыре зоны. И человек в разных зонах разрушается по-разному. Если он попадает в  первую зону….
- Это какая? - не удержался я.
- Не перебивай! Зона контактного взрыва. Применительно к твоему расследованию это выглядело бы так: парни собирают валежник, натыкаются на какой-то странный ящик, пытаются его рассмотреть поближе. И при осмотре он взрывается.
    Что с любопытными происходит? Правильно, как в старинной поговорке про Варвару и ее выступающую часть тела, а именно – нос. У нас, экспертов, это называется "дезинтеграцией тканей поражаемой части тела". Если бы туристы попали именно в эту зону, то судмедэксперт описывал бы отрывы рук, ног, пальцев, обширные раны. Димка об этом не пишет, как не описывает и ранения, полученные осколками. Не потому что не видит, а потому что их там нет.
    Кстати, Леонид Иванович, цените момент: вы работаете с гениальными экспертами. Один из них я, а второй – Дмитрий Федорович. И  вот те повреждения, которые описывает второй гениальный эксперт, характерны как раз для четвертой зоны взрыва – зоны ударной волны.
   - Захар Моисеевич, не мучьте тупого следователя, скажите, что это за зверь такой – ударная волна?
   - О, Господи, пошли мне силы, и вразуми этого отрока! Ударная волна - это перенос массы воздуха, и поэтому действует она не как пресс, а как внезапный удар, по типу "дубины", "исполинской ладони", которая отшвыривает тела в стороны. Ну и приводит к таким вот повреждениям.
   - А начальству что не нравится?
   - Оно хочет, чтобы твои туристы погибли от переохлаждения и замерзания. Да где же она, дьявол ее побери!?
   С этими словами Захар Моисеевич извлек из стола фляжку.
   - Давай выпьем, потом ты мне задаешь еще один вопрос, я на него отвечаю и иду домой. А ты двигаешься в свой кабинет и продолжаешь думать дальше. Договорились?
   - Да.
   Разлили, выпили.
   - А где, по мнению эксперта,  могло располагаться взрывное устройство?
   Захар Моисеевич насупился, в очередной раз потер платочком лысину.
   - Вот это самое сложное. При такой силе взрыва поломанные ветки и поваленные деревья должны наблюдаться в радиусе полтора-два километра от места обнаружения трупов. Никто из твоих следопытов об этом не пишет. Остается одно – взрыв в воздухе. Но что так может взрываться, я не знаю. Так что давай еще по одной – и иди. Думай.
   В кабинете я снова разложил деловой пасьянс.
   Возникал вопрос – что это могло быть?
   Либо какие-то игрушки военных, либо природный феномен. Либо – неопознанный летающий объект?
    Несколько лет назад, еще до приезда в Свердловск, мне пришлось принимать участие в расследовании одного дела, связанного с оборонной промышленностью. Тогда я впервые об этих НЛО и услыхал.
    Заговорили о них после 1947 года, когда в американском штате Нью-Мехико произошли крушения этих самых объектов.
    Я знал, что в Союзе было создано, как минимум, две лаборатории по изучению этого феномена – одна на базе полигона Капустный Яр, а вторая – в Новосибирске. Лаборатории, конечно, были засекречены, и узнать что-либо официальным путем было просто нереально.
    Поэтому пришлось прибегнуть к пути неофициальному, через старых знакомых.
    Мне хотелось знать: на какой стадии находится разработка и испытание кассетного радиологического оружия.
Принцип действия такого оружия заключался в сбрасывании на парашютах контейнеров, при взрыве которых радиоактивное вещество разбрасывалось в радиусе до километра. Комбинация с какой-нибудь химией и оружием объемного действия, теоретически, могла вызвать поражения,  сходные с желновскими.
    Также меня интересовала последняя информация об НЛО.
    В качестве доказательств я привел показания людей, видевших огненные шары, а также подробное описание следа ожога на некоторых елках, находящихся на границе леса, и который можно было объяснить избирательным действием теплового луча. Не забыл указать, что двое туристов были обнаружены без верхней одежды.
    Ответ пришел через неделю. Товарищ сообщал, что летные испытания опытных образцов упомянутого мною оружия  проводились лет шесть-семь назад на Семипалатинском ядерном полигоне с двух самолетов ИЛ-28, дооборудованных специальными кассетными бомбодержателями.
    Испытаниям подвергались две модификации, одна из которых создавала локальную зону заражения при наземном взрыве, а другая - при воздушном взрыве боевой части, отстреливаемой от корпуса в момент падения ее на грунтовую поверхность.
    Далее товарищ добавлял, что до места трагедии желновцев, даже при всем желании,  это оружие доставлено быть не могло – самолеты не долетят.
   "Да и что нам делать в твоих горах? – вопрошал он. – Снегу до куриной гордости, баб нет, за водкой устанешь вертолет посылать, следящую аппаратуру не разместить. Так что не забивай себе голову всяческой шелухой. Наши руки к этому непричастны. И ты что, забыл, что у нас мораторий на всякие запуски?
   Что же касается твоей мысли об НЛО, может, ты и прав, - продолжал он. – Ты, конечно, не знаешь, но еще в 1927 году Комиссия по метеоритам описывала взрыв сигарообразного НЛО в районе города Богословска. 
   Но это было давно, а вот буквально за четыре дня до гибели твоих туристов в акваторию Гдыньского порта упало полусферическое тело малых габаритов, которое потом удалось доставить в Москву. Дошла до нас информация, что там и инопланетяне были.
   Ты, кстати, учти, что НЛО - это не обязательно инопланетяне. Это могут быть и сгустки энергии, не понятые современными людьми и не объясненные современными методами науки и техники. Так, во всяком случае, ученые люди говорят.
   На этом позволю себе остановиться. Остаюсь вечно твой Вася.
   Да, чуть не забыл: Индеец приветы передает и интересуется: не забыл ли ты его любимую фразу"? 
    Последние строчки мне сказали гораздо больше, чем все письмо. Индейцем мы прозвали нашего общего знакомого, отличавшегося феноменальной неразговорчивостью.  Любимая фраза Индейца была: "Чем больше молчишь, тем дольше живешь". 
    Пикантность привета заключалась в том, что Индеец погиб четыре года назад при невыясненных обстоятельствах.
    Вскоре начались какие-то непонятки: меня стало замечать начальство, со мной стали здороваться коллеги. Наиболее наглые, или информированные, поздравляли с каким-то повышением.
    Мой непосредственный начальник держался подчеркнуто официально.
    Неожиданно ко мне приставили помощника.
    Он честно вел допросы родственников, свидетелей, знакомился с ранее собранными материалами.
    И не менее честно исследовал  мои бумаги, совершенно не заботясь о конспирации.
    Несколько раз звонил Сметанников, интересовался ходом следствия. Рассказывать было нечего, да и помощник постоянно крутился рядом, поэтому приходилось отделываться общими фразами. Вскоре звонки прекратились.

22.
Из Союзной прокуратуры пришел очередной запрос о результатах поиска.
- Чтобы сегодня, сейчас, сию минуту, дело было закрыто, а завтра, нет, сегодня вечером, было у меня на столе!!! Никаких возражений, оправданий не принимаю! – кричала телефонная трубка голосом начальника.
    За два часа мне удалось сочинить постановление о закрытии дела, в котором я добросовестно перечислил все данные, полученные в результате расследования.
Не забыл упомянуть о последнем кадре, изображающем момент раскопки снега для установки палатки, привел данные экспертизы, позволяющие установить, в какое время был сделан этот кадр. Описал следы, направление движения, место и время обнаружения трупов. Привел данные судебно-медицинской экспертизы.   
    Постановление я закончил следующими словами:
   "Произведенным расследованием не установлено присутствия 1 или 2 февраля в районе горы Холат-Сяхль других людей, кроме группы туристов Желнова. Установлено так же, население народности манси, проживающее в 80-100 км. от этого места, относится к русским  дружелюбно, предоставляет туристам ночлег, оказывает им помощь и т.п. Место, где погибла группа, в зимнее время считается манси непригодным для охоты и оленеводства
   Учитывая отсутствие на трупах наружных телесных повреждений, признаков борьбы, наличие всех ценностей группы, а также принимая во внимание заключение судебно-медицинской экспертизы о причинах смерти туристов, следует считать"...
    После этих слов у меня возникло желание, которое я перенял у начальника, -  шваркнуть чем-нибудь об пол.
Этим чем-то была авторучка.
    Спасло самописку то, что мне ее подарила любимая девушка.
    Все недоработки по расследованию дела вылезали наружу.
    И самых главных было две: я не установил ни дату гибели, ни причину смерти группы Желнова.
    Дата – ночь с первого на второе февраля - была обозначена, основываясь на прекращении записей в походном дневнике и литературных показаниях поисковика, считавшего, что "все было так, именно так и никак иначе".
  С причиной гибели было еще непонятней. Было ясно, что ни манси, ни заключенные, ни даже военные к произошедшей трагедии не имели никакого отношения.
    Оставалась только одна, годившаяся в фантастический роман, причина: гибель группы произошла в результате встречи с неопознанным летающим объектом.
То ли инопланетяне, то ли сгусток энергии.
    В официальном документе я озвучивать эту версию не мог. Хотя бы из-за отсутствия доказательств. 
    Но мне  также не хотелось вносить в "Постановление" и причину, настоятельно рекомендуемую высшим начальством – "смерть от замерзания".  Замерзание там, конечно, имело место быть, но оно было вторичным и к таким травмам привести не могло. Что было первичным, оставалось неизвестным.
   Озарение пришло неожиданно: "учитывая отсутствие на трупах наружных телесных повреждений, признаков борьбы, наличие всех ценностей группы, а также принимая во внимание заключение судебно-медицинской экспертизы о причинах смерти туристов, следует считать, что причиной гибели туристов явилась стихийная сила, преодолеть которую туристы были не в состоянии".
    Фраза носила двойной смысл. С одной стороны причина, вроде бы, указывалась, но в то же время давала повод задумываться.
Не знаю, что на меня нашло, но я запер дверь кабинета на ключ, достал из портфеля "Минокс" – миниатюрный фотоаппарат, подарок моих друзей, фронтовых разведчиков - и стал снимать фотокопию с материалов.
    Заодно, якобы случайно, я засунул в портфель и часть фотопленок, отснятых как самими желновцами, так и участниками поисковой группы.
    Когда осталось переснять показания манси и результаты экспертиз, раздался телефонный звонок.
    Начальник, уже более спокойным голосом, требовал немедленно доставить материалы к нему в кабинет.
- Придется потом доснимать, - подумал я, поднимаясь на третий этаж Управления.
- Ну вот, можешь ведь, когда захочешь, - добродушно сказал начальник, приглаживая взлохмаченные волосы. – Ладно. Ну, что ты там написал?
    По мере прочтения лицо читающего все больше походило на вареную свеклу: такое же багровое с белыми прожилками.
- Да ты что, совсем с глузду съехал? – с новыми силами завопил начальник. – Какая такая "стихийная сила", ты что, очумел, такое писать? От замерзания они умерли, от замерзания!!! Понял, прокурор недоделанный?! Немедленно переписать!
    Я разъярился. Понимая, что терять мне уже нечего, я заорал на начальство так, как никогда не позволял себе кричать на подчиненных. Я старательно вдалбливал в его пустую, на помойке найденную голову, что сейчас мы совершаем противозаконное деяние: идя на поводу у партийного руководства, закрываем незавершенное дело, что писать смерть от замерзания могут только те, кто никогда не был на перевале и в морге и не видел погибших туристов. Финал моего ора был следующий – пусть выгоняют, а постановление переделывать не буду.
- Ну что, прокричался? – спокойно спросил начальник, закуривая очередную "беломорину". – Я это все и без тебя знаю.
- Однако, - помолчав, добавил он, - смелый ты мужик. Еще никто на меня так не орал. Молодец. Подписываю. "Согласен: Начальник следственного отдела, советник юстиции".  Завтра отправим в Союзную прокуратуру – и все.
    Через месяц дело было возвращено. Меня вызвал начальник. В кабинете можно было подвешивать топор.
- Нашей работой довольны. Возьми и сдай в секретный архив.
- ?
- Тебе что сказано? – в секретный архив. Так. Вот тут еще пакет есть, так его хранить в совершенно секретном производстве. Там, как я понимаю, данные экспертиз, заключения экспертов, протоколы допросов манси. Словом, все то, что ты не успел переснять. И не делай оскорбленное лицо, я все знаю.
- Что же я такое расследовал, чтобы сразу в секретный архив засовывать?
- Не язви – не твоего ума дело. И не моего, кстати, тоже. Приказали – сделали. Лет через тридцать, глядишь, и узнаем. – Начальник помолчал. – Да, и ты говорил об увольнении. На столе, - тут он показал пальцем на потолок, - я видел приказ о твоем переводе. Куда, правда, не успел увидеть, но вещички пакуй.

23.
    С того разговора прошло гораздо больше тридцати лет. Я перебирал выцветшие, пожелтевшие листы фотокопий, пытался разобрать свой же почерк, просматривал фотографии, сделанные в том злосчастном походе, а также на поисках. Были фотокарточки и членов группы.
    Я смотрел на желновцев. Как всегда в таких случаях, возник вопрос: как бы сложилась жизнь дальше, если бы им удалось вернуться с Лунт-Сухапа. Про Желнова было все ясно: наука, диссертация, уважение коллег. В будущем – заведование кафедрой, должность декана факультета. И походы, в свободное от науки время.
    Толя Соснин, вероятнее всего, скатился бы в диссиденты, читал Солженицына, Авторханова, подписывал различные обращения и воззвания. Закончил жизнь либо в мордовских лагерях, либо был выслан.
    Остальные работали на своих предприятиях, были примерными членами общества. Водили детей в походы, рассказывали всякие байки. В том числе и про Лунт-Сухап: какая там пролетела штука, как они испугались, но, благодаря Гоше, все благополучно закончилось.
    Но мог быть и другой вариант, связанный с людьми  в погонах, белых халатах и строгих черных костюмах.
    Интуиция подсказывала, что этот вариант был более реальным.
    Захотелось чаю, но ноги, вместо плиты, принесли меня к холодильнику. Там стояла бутылочка настойки, которую я потреблял в исключительных случаях. Такой случай планировался на послезавтра, но сегодня я тоже имел право на рюмочку - другую. Все-таки встреча с одним из первых дел.
- А дело-то ты, Ленечка, до конца не довел, - подумал я. – Даже хуже. Ты довел его до той границы, до которой тебе дали довести. И вот это-то и гнетет.
А сил и времени, чтобы пересмотреть дело, уже нет.
    У меня, действительно, не было уже ни того, ни другого. Визит в онкодиспансер  подтвердил все мои подозрения. А неделю назад я получил письмо от внучатого племянника, в котором были весьма интересные строки: "…тебе уже под девяносто, живешь один. Однажды утром не проснешься и будешь лежать на диване, пока дверь не взломают. Приезжай".
    Я согласился. Вещи забирают соседи, а пластинки, диски и книги уедут со мной.
    Только что с материалами делать? Передать коллегам? – Да не будут они ими заниматься, своих дел хватает. С собой взять? – А смысл?  Если уж в Свердловске не удалось до ума довести, то в Питере тем более не удастся.
    Уничтожить? – Просто жалко.
    Выход один – найти заинтересованного человека и передать эту папку ему. И такой человек у меня есть. Зря, что ли, я его пышками кормил и байки про Кристалинскую с Окуджавой рассказывал?  Мужик упорный, тему знает, головой Бог не обидел. Должен справиться.
    Я поднял телефонную трубку, набрал нужный номер:
  - Алеша, вы не могли бы подойти сегодня ко мне? Часов в шесть вечера. Вы мне очень нужны….

24.
    На этом текст повести обрывался. Следуя примеру героя воспоминаний, я тоже направился к холодильнику.
    И какого дьявола я должен влезать в это дело? Своих что ли мало? И что  делать должен? А-ля Шерлок Холмс трубку курить и на скрипочке пиликать? Трубку-то, положим, выкурю. Но на скрипке играть не умею. И Ватсона нет.
    А дополнительные материальчики надо в Интернете посмотреть да в библиотеку зайти.
    Со свидетелями встретиться, если кто живой остался.
    Нет, ну как просчитал, как сделал! Знал же ведь, что заглочу наживку и не поперхнусь. Даже если сейчас папку назад требовать будет, все равно не отдам.
Зазвонил телефон.
- Алеша, вы посмотрели папочку? Что скажете?
- Леонид Иванович, за что мне такое счастье?
- Ну не ругайтесь, Алексей, не надо. Тем более, что в плане соответствующих выражений я вас все равно за пояс заткну.
    Поймите, никого, кроме вас, кто бы это мог довести до ума, нет. Дайте спокойно старику умереть, виноват я перед ними.
- Умеете вы уговаривать, Леонид Иванович. Консультироваться-то я у вас смогу?
- Извините, – нет. Все, что я хотел сказать – в бумагах. Ищите.

25.
    С той поры прошло около года. Папка пылилась, иногда я брал ее в руки, стряхивал пыль, что-то старался читать и даже писать, но тема не шла, дел было много, поэтому все заканчивалось благими намерениями.
    Потом до меня дошли слухи о смерти Леонида Ивановича, а также о том, что перед смертью он написал статью, в которой утверждал, что причиной гибели туристов стал неопознанный летающий объект….
….Наверно, Леонид Иванович что-то нашептал в небесной канцелярии, потому что события стали сыпаться как из рога изобилия.
    Началось все с того, что мне пришлось выехать на консультацию в Кабаковск.
    За сутки разобраться, естественно, не удалось, и меня определили на постой к некой Марь Иванне – бывшей медсестре, а сейчас пенсионерке.
    Небольшая комнатенка, выцветшие обои на стенах, оранжевый абажур с кистями над круглым столом. В углу – кровать со множеством подушек.
    Хозяйка под стать комнате – маленькая, кругленькая, перекатывающаяся при ходьбе с ноги на ногу.
    Уютная, одним словом.
    Как водится, на одной из стен, в рамочке под стеклом, фотографии.
Одна показалась мне знакомой.
- Марь Иванна, это ведь Леонид Иванович Никитин?
- Вы знаете Ленечку?
Я рассказал хозяйке все, что мне было известно о дяде Лене.
   Вечером, за поминальным ужином,  Мария Ивановна вспоминала свою молодость.

Рассказ Марьи Ивановны.
    Я тогда, Алеша, шибко молодая была. Вы уж извините, что без величания к вам обращаюсь. Просто, вы мне Ленечку напоминаете. Он в те поры как раз вашего возраста был.
    Приехал он следствие проводить по студентам, которые в горах погибли. Видела ли я их? Конечно же. Руководителя их помню. Красивый парень был, только молчаливый какой-то, серьезный. Никогда не улыбался, будто чего-то плохого ждал. А девушки веселые были, смешливые. А когда стало ясно, что все они в горах умерли, то Леня-то и приехал.
    Каким он был? Стройный, улыбающийся. Волосы копной. Любила я их трепать.
    На Марка Бернеса походил. Хоть улыбаться-то он и улыбался, но строгий был, дотошный – не приведи Господь! Чуть что не по нему – сильно ругался. Витьку Короткова, нашего следователя, совсем загонял. Днем гонял, а вечером вместе в ресторан ходили. Леня-то ничего, бутылку примет и дальше работает,  а вот Витьке полстакана хватало, чтобы напиться.
    Нет, Ленечка  все сам делал. И в горы летал, и экспертизы всякие назначал. Витька при нем хвостиком был.
    Вскрытия у нас делали, в нашем морге.
    Конечно, морг был. Спецбольница-то большая, все заключенные из окружных колоний были к ней приписаны.  Помню, как первых трех привезли: двух парней и девушку. Только какого числа, я не помню. Если бы знала, что потом рассказывать придется, мы бы с Германом Иосифовичем обязательно все в архив записали.
    Кто такой Герман Иосифович, спрашиваешь?  Это, Алеша, святой человек был. Хирург. Руки золотые, все делать мог. Безотказный. Ночь-полночь, надо – он в больницу идет, от больного мог сутками не отходить. Сам оперировал, сам наркоз давал. Сейчас таких врачей нет.
    Куда дальше девался? Так в Свердловск уехал, профессором стал. Только умер быстро, от рака. Сам свою болезнь запустил.
    Так он-то вот  трупы-то ребят первый осматривал, только потом ему запретили к ним приближаться, специально из Свердловска судебный медик приезжал, вскрытие делать.
    Что их убило, спрашиваешь? – так то ли ракета там упала, то ли какое-то новое оружие испытывалось, вот ребята под испытания и попали.
    Ленечка, правда, считал, что они от какого-то неопознанного объекта погибли, но об этом только со мной разговаривал, никому больше об  этом не говорил, да и мне запретил.
    Знаю, что хочешь спросить. Любили мы друг друга, только понимали, что ничего из этой любви не получится. У Ленечки в войну жену убило, так он ни на кого смотреть не мог, все свою Лидочку вспоминал. Так вот и разъехались.
На прощание я ему самопишущую ручку подарила. Еще сказала, чтобы письма мне только ею писал. Сначала-то писал, а потом и этого не стало.
    Перед отъездом сходили сфотографироваться, так эта фотография у меня пропала куда-то. Осталась только вот мелкая, на которую ты внимание обратил.
    Значит, в Ленинград, говоришь, уехал и там умер? Жалко, хороший человек был. Давайте, Алеша, помянем. Пусть земля ему пухом будет.

26.
  …Как водится, звонок из прошлого раздался ближе к ночи.
    Прошлое, которое десять лет назад еще прошлым не являлось, называлось Женькой, и в ту давнюю пору было шестнадцатилетним пареньком.
    В меру наглое, в меру начитанное.
    Но без меры любопытное и авантюрное.
    Как он прибился к нашей компании, я уже не помнил, но процесс воспитания запомнился хорошо.
    Массаж по методике Скуратова-Бельского, вопросики, типа: под какой номер трамвая бросилась Анна Каренина, что написал Олег Куваев, и в чем отличие Александра Городницкого от Сергея Городецкого.
    В походах Женьке доверялась почетная обязанность мыть котлы.
    Мыл с блеском. Как с внутренней, так и с наружной стороны.
    Однажды отмыл дочиста кружку одного из сопоходников.
    Сопоходник переворошил весь лагерь в поисках своей "сиротки".
    А она стояла у его палатки.
    Не узнал.
    Любимых занятий у Женьки в то время было два:
    Первое – изводить нас вопросами.
    Самые разнообразные вопросы задавались в самое разнообразное время и требовали немедленного ответа, которые вопрошающий и получал.
    Вместе с "отеческим" или "братским" подзатыльником.
    Вторым занятием Женька занимался, когда хотел кому-нибудь досадить.
    Заключалось это в том, что парень начинал комментировать каждое свое действие. Выглядело это следующим образом:
- А где же баночка консервов? Вот эта баночка консервов, сейчас я ее вскрывать буду. Где же ножичек-то консервный? – Вот он, ножичек. Сейчас я его в крышечку-то и воткну, распечатывать баночку буду.
  Говорилось это все напрочь противным голосом, с интонациями мартовского кота и беспредельно честной и простецкой физиономией. Глаза при этом сияли неподдельным усердием и обожанием.
    Однажды, в целях эксперимента, мы решили проверить - насколько его хватит. Наше терпение закончилось на сорок седьмой минуте. Парень же, судя по ехидно-невинной мордахе, мог заниматься этим еще очень долго.
Разговор начался так, как будто бы виделись вчера:
- Господин Полковник, вы помните, с каким настроением мы уходили с Ялпынг-Ньера?
    Ялпынг-Ньер…. В первый раз я услыхал об этом месте в одном из северных городов, в котором я оказался по воле моего любимого профессора.
    Поселили меня при больнице. Пить казенный спирт надоело уже через три дня, поэтому все свободное время я проводил либо в кино, либо в библиотеке.
    В кино я вскоре ходить перестал, хотя врачи пользовались правом бесплат-ного посещения сеансов и для них были отведены специальные места.   
    Только, почему-то, боковые, рядом с выходными дверями.
    Ларчик открывался просто: всякий раз, когда до окончания фильма оставалось минут десять-пятнадцать, откуда-то сзади и сбоку тихо возникала билетерша и жутко-трагическим шепотом сообщала, что "доктор, машина уже выслана и через пять минут будет у входа". Приходилось уходить на самом интересном месте.
   А вот в библиотеку я ходил совершенно спокойно. Все травмы и перитониты спокойно ждали, пока я не выйду из тихого читального зала, где можно было перечитать редкие, еще конца девятнадцатого века, книги. Откуда они взялись в этой библиотеке? – На многих стоял экслибрис: "Из книг профессора такого-то, город Ленинград". И год – от 1934-го до 1953-го.
    Всю стену занимала картина, изображающая какую-то двуглавую гору. На мой вопрос - а где это? - мне ответили, что это в шестидесяти километрах севернее, но без надобности туда лучше не ходить.
    Фраза запомнилась, и после окончания почетной ссылки я и еще двое моих друзей отправились эту гору искать. О навигаторах в ту пору слыхом никто не слыхивал, путеводной картой были какие-то полинялые синьки, крупно-масштабная карта-схема области и, как всегда, пачка "Беломора".
    Дуракам, как известно, везет, и до горы мы добрались достаточно быстро. Но потом началась такая непогода, что пришлось сидеть под тентом и никуда не высовываться. С того похода запомнился красно-голубой от брусники и голубики склон,  низинка, площадью с однокомнатную квартиру, вся усыпанная морошкой, река, заполненная хариусами, и плантации белых грибов и красноголовиков.
    Дальше произошел ряд событий, заставивших нас всерьез задуматься, в какие места мы попали.
    Началось с того, что мы никак не могли срубить сухару, стоявшую в ста метрах от лагеря и прямо просившуюся в костер. Создавалось впечатление, что ее окружает какая-то упругая стена, через которую пробиться было невозможно.   
    Потом налетел огромный рой бабочек, облепивший нас буквально с головы до пят, заползавший в любые щели.
    И вот это ощущение, когда по тебе ползает стая мягких толстых крылатых существ, издающих при этом какие-то странные шуршащие звуки, было настолько мерзким, что мы прямо в одежде бросились в какую-то лужу и пока не смыли с себя все это зверье – не успокоились.
    Рой исчез так же внезапно, как и появился.
    Вечером, на привале, на нас напал приступ откровенности. Вспоминались все ошибки и обиды, нанесенные нам и нами.
    Само-взаимобичевание достигло таких пределов, что дело, казалось, должно было закончиться мордобитием и всеобщим покаянием, но до этого не дошло – хватило ума остановиться.
    Утром мы прекрасно помнили, что и кто говорил о тебе, но никто не помнил, что говорил сам.
    Для подозревающих скажу сразу – поход был напрочь трезвый, без возлияний.
    Понимая, что с нами происходит что-то не то, мы, вместо  того чтобы уехать в Свердловск, завернули на брусничные плантации, и там на наши возбужденные души снизошло умиротворение.
    Через два года мы решили повторить маршрут.
    Неурядицы начались с самого начала: с трудом достали билеты на поезд, водители вахтовок, которые никогда не отказывали в заброске, дружно заявляли, что в ту сторону они больше не ездят, выйдя из поселка, мы умудрились заблудиться буквально в трех соснах, но потом как-то все наладилось, и мы добрались до места.
    Стояла великолепная предосенняя погода. Лиственницы желтели, осины, как водится, краснели. Вода в реке была ярко-синей с белыми бурунчиками на камнях. Грибы, как и в прошлый раз, попадались на каждом шагу. На плато бродило стадо оленей, охраняемое двумя манси. Гора, казавшаяся на картине двуглавой, на самом деле представляла собой горный массив из двух вершин, на одну из которых мы и решили подняться.
    Вот тут-то и началось.
    Где-то с середины восхождения начались неполадки со здоровьем, возникла агрессия и немотивированный страх, заставивший нас буквально убежать вниз.
    Честно говоря, я по сю пору не знаю, как мы тогда не переругались и не передрались.
    По пересечении некоторой черты все эти явления прошли, но повторить восхождение желания не возникло.
    Мы отсиживались в заброшенном геологическом поселке, глушили спирт, пытались понять, что происходит, и ждали машину, которая увезла бы нас в жилуху.
    Поселок производил гнетущее впечатление: пустые избы с пока еще целыми стеклами, распахнутые двери, масса личных вещей, каких-то бумаг, книг. В столовой –  ложки, тарелки, кастрюли,
  Даже бильярд с шарами и киями.
    Создавалось впечатление, что поселок покидали в аварийном порядке.
    Позже выяснилось, что в поселке два геолога застрелились, а один пропал без вести.
    В ту пору мы, начитавшись Булгакова и Шульгина, увлекались белогвардейщиной. И вечером, когда багрово-красный закат освещал крыши поселка, каждый из нас считал своим долгом, беря в руки кий, изрекать какую-нибудь фразу насчет белого движения, большевиков и России.
С той поры я стал Полковником.
А кем же у нас был Женька?
- Что ты вдруг об этом вспомнил, Корнет?
- Помните наши разговоры о группе Желнова?
- Да.
- Надо бы встретиться и поговорить.
- Жду. Приезжай.

27.
    Женька приехал через три дня. Те же, что и десять лет назад, два метра сухой дранки с длинными рыжими волосами. Очки в тонкой оправе. На морде - смесь уважения и иронии в неопределенной пропорции, на тощем брюхе – фотоаппарат. За спиной – старый станковый рюкзак "Ермак".
Хоть сейчас хватай парня за шкварник  и тащи в лес.
- Алексей Владимирович, я почему вам позвонил….
- Помнится, мы были на "ты".
- Так время идет.
- Но мы не меняемся. Почти. Что ты вдруг вспомнил про поход и Желнова?
- Оказалось, что мой отец знаком с Алексеем Рудиным….
- Так, -  подумал я. – Это судьба. Спасибо, Леонид Иванович.
- …И когда он начинает рассказывать о желновской группе, - продолжал Женька, - я всегда вспоминаю наш поход.
- Хочешь сказать, что мы чуть не повторили судьбу той группы?
- Да. И мне бы хотелось узнать, господин Полковник, что же произошло.
- С нами или с ними? Короче, доберемся до дому  – дам тебе прочитать кое-что.
…Прочитав содержимое папки, Женька уставился на меня шальными глазами:
  - Откуда это у тебя?
    Я рассказал о дяде Лене, о том, как появилась у меня папка, и об обещании, данном Леониду Ивановичу.
    Женька возбудился сразу:
- Так. Ситуация меняется глобально и радикально. Я возвращаюсь в свою деревню, быстро доделываю дела, выбиваю отпуск, подробно расспрашиваю Алексея Евгеньевича и возвращаюсь.
– Ишь, прыткий какой.
- А че? Обещания, господин Полковник, надо выполнять. Сами когда-то говаривали-с.
    Через два дня по электронке пришло письмо – Женька принялся за работу.

Распечатка фонограммы беседы с Алексеем Рудиным, выполненная Корнетом в 199* году.
    Неужели еще есть кто-то, кому это интересно? Даже не думал.
    А кто он, этот Алексей? Следак? Нет? Что, просто интересующийся? Зря он в это дело впутывается, ничего ему не удастся. Мужик-то, говоришь, настырный? Все Алексеи настырные, сам такой.   
    Да что тут говорить – убили их. Парни увидели то, что нельзя было увидеть, вот и погибли.
    И не верь Никитину, что бы он там ни писал. Когда я на перевал прилетел, он меня все успокаивал, говорил, чтобы я себя не винил, что ничем бы им не помог. Доверял я ему. Да и не только я, а все остальные тоже.  А он в то время материалы фальсифицировал.
    Сейчас докажу, подожди.
    Ты ведь читал, что при обследовании па¬латки обнаружили девять пар лыж¬ных ботинок. Тогда откуда взялся след ботинка на склоне? Кто его оставил?  Этот вопрос уже тогда должен был насторожить Никитина. Но не насторожил. Вернее, насторожил, но не в ту сторону, потому что в дальнейшем количество обуви вообще не указывается: "почти вся обувь", "большая часть обу¬ви"... Посмотри, посмотри. Я таких примеров много могу привести.
    Да и сам Никитин сначала говорил, что убили ребят. Даже соответствующие показания заставлял давать. Помнишь, у него есть фраза…. Погоди, сейчас в бумагах пороюсь, найду. Вот, нашел: "студентов панически могла испугать лишь группа вооруженных людей в количестве не менее десяти человек". Почему именно десять, а не пять или пятнадцать?
    А потом, когда из Свердловска вернулся, стал задний ход давать: не знаю, мол, не уверен. Словом, работу с ним в определенных инстанциях провели соответствующую.
Сметанников ему сколько раз звонил, интересовался, как следствие идет. А он все отмалчивался, секреты разводил.
    Так и уехал, толком не разобравшись. 
  Кто убил, спрашиваешь? Так вояки и убили. Может, еще и КГБ руки приложило, поэтому и засекретили все.
    Почему я так думаю? Много лишних вещей найдено. Ножны, которых у нас в группе точно не было, какой-то пояс с ремешками на концах. Для чего он им нужен?
    Как убивали? Выгнали ночью из палатки, к ручью отконвоировали и прикладами добили. Желнов с Холмогоровой и Свободиным, наверно, убежать попытались, но их догнали. И тоже… добили.
    Знаешь, тяжело мне тогда было. По институтскому коридору иду и слышу, как за спиной говорят: вот, смотри, Алешка Рудин идет. Группу бросил, сбежал, а ребята все погибли. Сначала что-то объяснять пытался, потом просто морды бить стал.
    Разговоры прекратились, но все равно сторонились меня долго.
    Да еще этот радикулит. Никогда больше не повторялся. Знающие люди потом сказали, что это было предупреждением свыше.
    Господь специально оградил, чтобы было кому в случившемся разобраться.
    Не поверил сперва, но теперь вижу – правы были.
    Вот все, что могу сказать.
    Про ребят спрашиваешь? Вот уже сколько лет прошло, а о них не могу говорить. Сказать, что это были надежные, крепкие ребята – так это ничего не сказать.
    Да и потом я все равно виноват – сбежал. Может, если бы отлежался, то все бы и прошло.
    Только вот знаешь, что я сейчас подумал? Может, Гоша меня специально в город отправил? Знал, что из похода они не вернутся.  Ты как думаешь?



28.
    На следующий день я зашел в библиотеку и попросил подобрать все, что было написано о Желнове. Вскоре на столе образовалась изрядная стопка из книг, журналов, газетных статей.
    С удивлением я узнал, что первым из писателей, кто рискнул использовать историю желновцев, был Юрий Курочкин. Его повесть "Легенда о Золотой бабе" вышла в Пермском книжном издательстве еще в 1963 году. А повесть Межевого увидела свет лишь в 1966.
    За двое суток изучения прессы в голове перепутались инопланетяне, паранормальные явления, НЛО, КГБ, ракетчики. Не обошлось и без "эскадронов смерти", версий об инсценировке, зачистке, то есть того, о чем, судя по всему,  говорили еще в то время.
    Особенно мрачное впечатление произвели сто пятьдесят страниц убористого текста, где безо всякой системы, с претензией на смелость и оригинальность автор выдавал такую путаницу, что даже мне, имеющему под руками исходные материалы, было абсолютно непонятно, о чем речь.
    Повесть пестрела перлами типа: "по мере того как прояснялись детали, все больше сгущалась тьма вокруг главной пружины событий". Цитируя дневники, автор допускал прямые искажения событий: "Толя Соснин переоделся. Начинает спорить с Гореватовым, кому из них зашивать палатку. Но потом берет иголку сам.
У Коли Гореватова сегодня день рождения. Поздравля¬ем, дарим мандарин. Он тут же делит его на 8 долек...". 
На самом деле конфликт произошел между Дубровиной и Гореватовым.
Давалась интересная трактовка появления в группе Голдарева:
  "Давным-давно в далеком-далеком поселке жил на ссыльном поселении некто с темным, но не до конца разоблаченным органами прошлым, под кодовым именем Костров. Ранее он встречался с другим некто (который был в курсе его темных дел), а именно с Голдаревым, под кодовым именем Саша. Этот Саша искал-искал Кострова и нашел его. Легально появиться в поселке он не мог – поселок под надзором НКВД, а так как он имел связи с турклубом, то удачно внедрил себя в группу бедных туристов, отправляющихся через этот поселок на Лунт-Сухап.
    По прибытии в поселок Саша делает Кострову предложение и дает время на размышление – до своего возвращения – на обратном пути. А Костров решает проще: убрать Сашу, но так, чтобы следов не оставить – несчастный случай и концы в снег. Он любезно сообщает группе об особенностях пути, уточняя для себя маршрут, и посылает по Авыспи группу "манси", чтобы приготовить засаду-инсценировку катастрофы".
   Второй же писатель, наверно, в пику первому, заставлял Голдарева и Желнова выполнять спецзадание КГБ, и группа погибала в результате вмешательства злого мансийского божества.
   За ради красного словца не жалели и участников расследования – почему-то больше всего доставалось судмедэксперту: "как производилось вскрытие – надлежащим ли образом? Никто теперь этого уже не скажет. Текст, конечно, впечатляет – натурализмом, спецтерминами, подробностями. Хотя… Нам ли не знать, как придумы-ваются тексты. Никаких фотографий, рисунков, схем, касающихся процедуры вскрытия, в деле не было. Зато – обширные впечатления патологоанатома, до смерти, чувствовалось, запуганного".
Еще в одном из произведений было написано, что вскрывал он пьяный, а протоколы писал под диктовку майора КГБ.
…На вечере ветеранов больницы я встретился с Федором Афанасьевичем, который когда-то преподал мне азы судебно-медицинской экспертизы.
Поговорили, вспомнили общих знакомых.
Последовало приглашение зайти в гости.
Куда я и отправился с тайным умыслом.
- … Дмитрий Федорович? А, Димка! Ну как же, знавал, знавал такого. Экс-перт был – от бога! Дотошный, въедливый – спасу нет. Пока все не выяснит, от трупа не отойдет. А уж какой человек был… Ты представляешь? – совсем не пил. Ну, позволит себе рюмку-другую коньяка после вскрытий, трубку выкурит – и все.
А что ты о нем вспомнил?
Я рассказал старому эксперту о трагедии на перевале, дал прочитать вышеприведенную выписку.
- Помню я эти вскрытия, Дмитрий мне о них много рассказывал. Интересно бы еще раз протоколы прочитать, в памяти освежить. Случайно не принес? И что там про Дмитрия-то пишут?
Федор Афанасьевич внимательно перечитал принесенный материал. Долго хмыкал, что-то бурчал под нос. Чувствовалось, что прочитанное старика задело очень сильно.
-  Не знал этот борзописец Димку. Дмитрий сам кого угодно запугать мог. Как начнет свое мнение отстаивать – хоть святых выноси. И, кстати, никогда не ошибался.
Что касаемо протоколов? Ну, перечитал я их. Нормальные протоколы, как сейчас говорят, информативные. Спецтерминов как раз не очень много. Насчет того, что натурализмом впечатляет, так твой автор настоящих судебных протоколов не читал.
Вообще молодец литератор, бойко пишет. Только зачем же так одновременно и бездарно лягать судмедэкспертов и патологоанатомов?
- И в чем это выражается?
- Помнишь, у Чехова:  "ты все равно, что плотник супротив столяра". Так вот здесь примерно такая же ситуация. Было у нас такое чувство, чувство профессиональной гордости, а правильнее сказать, соперничества. Было.
Не любили мы, когда нас в патанатомы  перекрещивали.
- Почему, Федор Афанасьевич? Вроде бы одним делом занимаетесь.
- Не совсем. Задача патологоанатомического исследования, грубо говоря, определить насколько качественно был пролечен больной, и соответствуют ли данные, полученные при вскрытии, диагнозу. И все, ничего другого от него не требуется.
А судмедэксперт?
Вот уж воистину собачья работа! В любую погоду на место преступления съезди, в секционную сходи. И вообще: установи причину и время смерти. Да еще скажи, здесь ли страдальца убили или уже готовый труп подбросили.
А эти, так называемые мелочи, на которые патанатом никогда внимания не обратит: поза трупа, ссадины, состояние одежды.
Чуть не забыл, судмедэксперт не только мертвецами занимается, он еще и живым экспертизу проводит.
А все эти протоколы, справки, отношения, экспертизы!
Это сейчас шариковые ручки, диктофоны и всякая там видеотехника появи-лась.
В мое время были только память и авторучка. В лучшем случае – пишущая машинка и полуграмотная девица, которая при слове  "акт"  мило краснела и стыдливо хихикала. Так что уж какие там схемы, рисунки, фотографии.
А выездов этих было, да еще каких!
Вот помню, однажды…
Монолог старого эксперта длился часа два. Слушать было интересно.
Только время было уже позднее.
Федор Афанасьевич опомнился первым:
- Ладно, не делай вид, что тебе спешить некуда. Что я, не знаю что ли, что в сотовый телефон часы встроены?  Беги по своим делам. Меня не переслушаешь.

29.
    Женька вернулся через неделю.
    Организационное собрание было проведено, как всегда, на кухне.
- Жень, перед тем, как начать работать, давай определимся – что мы хотим и для чего нам это надо. Материалов – уйма, версий – еще больше.
- Ну, ты выполняешь обещание, данное Леониду Ивановичу, а я, в свою очередь, пытаюсь понять, что произошло. Вот только… Тебе не кажется, что в материалах очень много, мягко говоря, неточностей?
- Не кажется, они там просто есть. На это многие обращали внимание. Даже выска-зывалось мнение о фальсификации дела. Рудин, кстати, об этом говорил.
- А что, ты так не думаешь?
- Нет. И вот почему. Во-первых, все хотели знать, что же там произошло, во-вторых, и сам Никитин, и поисковики считали и считают, что их действия контролировались. И врать в такой ситуации – смерти подобно.
    Пожалуй, один из немногих случаев, когда все были заинтересованы в объективном расследовании. Так что смысла в подтасовке фактов нет.
    И еще один момент – кто в те времена мог подумать, что спустя много лет это дело вызовет такой резонанс и его будут изучать, буквально придираясь к каждой букве?
- Но неточности-то есть.
- Чаю мне плесни. Ты повнимательнее прочитай, в каких условиях велось расследование.
    Группа поисковиков на склоне, прокурор – в городе. Как только что находится – его вызывают. Пока прилетит, пока опросит. Высказывание "врет, как очевидец", никто не отменял. Каждый старался рассказать, что видел, что нашел. Что-то забывалось, что-то не воспринималось как нужное. Картина менялась с каждым рассказом.
    Протоколы писались дважды: сначала на склоне, потом перепечатывались, а может, и переписывались, в Кабаковске. Естественно, что-то прочитывалось не так. И это не моя фантазия – есть об этом упоминания в рассказах поисковиков.   
    А из вышестоящих органов, как обычно, требовали быстрых результатов. Возможно, что для проверки времени просто не было.
    Поэтому мы пребываем с тобой в очень непростых условиях – восстановить действительный ход событий почти невозможно.
- Но надо.
- Надо, куда деваться. 
    Не мудрствуя лукаво, мы решили работать по следующему плану: первое - восстановить изначальный маршрут похода и проверить, насколько хорошо была подготовлена и оснащена группа.
Вторым номером нашей программы следовало создание психологического портрета группы и каждого ее члена. На этом особенно настаивал Женька, памятуя о том, что он профессиональный психолог, психоаналитик и тому подобное.
Третий пункт предполагал анализ событий тридцать первого января – второго февраля. И, на основе анализа, создание своей версии происшедшего.   
    По первому пункту проблем не было – проект маршрута был приведен у Никитина. При чтении я испытывал чувство ностальгии – ведь точно такие же проекты (у нас они назывались описанием) я писал сам лет так тридцать пять тому назад.
Проект начинался простым, незатейливым, но крайне необходимым пунктом: "Цели и задачи".
Казалось бы – чего проще: взял рюкзак, напялил на плечи и тащи от кедра А к увалу В, по пути любуясь окрестностями.
Но на самом деле все было не так просто: в проекте похода нужно было отметить, что ты не просто так идешь в поход, а с целью знакомства с природой и хозяйством Северного Урала.
И что ты не просто так будешь ходить, а повышать свое туристское и спортивное мастерство.
А кроме того в цели и задачи похода входило проведение бесед и докладов среди населения.
Конечно, все понимали, что это игры, что без игр нельзя, и что правила игры надо соблюдать. Тем более, что под маркой проведения бесед и док-ладов всегда можно было переночевать либо в школе, либо в другом общественном заведении. И мы этим беззастенчиво пользовались.
Один мой знакомый тех времен всегда норовил заночевать в отделении милиции. Нравилась ему, видите ли, обстановка в КПЗ, детство напоминала. А тема для доклада у него была как раз самая милицейская: "Отслеживание в лесных условиях групп правонарушителей и оказание им первой медицинской помощи при задержании".
Милиционеры валом валили на этот доклад, а групповой сквалыга - завхоз после беседы подсчитывал сэкономленные продукты.
Странно выглядел четвертый пункт – "изучение глубины промерзания грунтов по данным опросов и наблюдений жителей Северного Урала"
Был совершенно непонятен и смысл заявленного и то, как это будет выполняться. Какого-то особенного инструментария у ребят, во всяком случае по списку снаряжения, не было, а что могли сказать по поводу промерзания грунтов жители Северного Урала, контингент которых в том районе состоял из манси, военных и вольноотпущенных, догадаться было несложно.
А если учесть, что по официальным данным плотность населения в тех местах тогда составляла один человек на сто квадратных километров….
- Да не парься ты, по приколу написано, - блеснул тинэйджеровским сленгом Женька.
Дальше в проекте шло описание района похода. Вот тут ребята явно сачканули. Наша контрольно-спасательная служба требовала досконального описания района, где будет проходить поход. И запись типа того, что "зимой и летом выпадает много осадков (снег до 1,5-2 м). Морозы достигают – 40 ;С. Реки в верховьях быстрые, незастывающие. Приуралье изобилует болотами, горелыми лесами. Особенно богат здесь животный мир. Белки, соболя, лисы, куницы, рябчики, тетерева, рыси, росомахи, лоси и многое многое другое", их бы явно не устроила.   
Зато очень подробно, по дням, был расписан маршрут. При нанесении маршрута на карту он выглядел этаким почти прямоугольным треугольником с вершиной как раз на Лунт-Сухапе.
В день предполагалось проходить от четырнадцати до двадцати километров. Расчетный километраж – три сотни, количество походных дней – семнадцать.
На наш с Женькой взгляд это выглядело несколько авантюрным, тем более что контрольные сроки тоже были не совсем реальны: группа вставала на маршрут в Ялдпынге двадцать шестого января, а должна была вернуться  девятого февраля. 
Состав группы планировался в тринадцать человек. Четверо по различным причинам отпали, зато присоединился один – Голдарев.
Список общественного снаряжения, как впрочем, и личного, почти не отличался от современного.
Аптечка соответствовала духу того времени: стрептоцид, пирамидон, аспирин, витамины,  вазелин, ихтиол, лейкопластырь, пурген.
Йод и нашатырный спирт в ампулах, пол-литра медицинского во фляжке.
К сожалению, не было продуктовой раскладки.
К  "Делу" был приложен и один из экземпляров протокола маршрутной комиссии, которая "утверждала лыжный поход третьей категории трудности группе из десяти человек, идущей под руководством тов. Желнова". Были приведены контрольные сроки: восемнадцатое января – выход на маршрут, двенадцатое февраля – возвращение в Ялдпынг.   
Вопрос об оснащении и снаряжении группы хорошо освещался в ники-тинских записках и в комментариях не нуждался.
Я помнил это "общественное" снаряжение. На штормовках никогда не хва-тало пуговиц, в спальных мешках (в наше время они появились) – молний. Лыжные крепления только носили это гордое звание, а дыра в палатке почему-то всегда появлялась на третий день.   
Кладовщики, заведующие снаряжением, действительно ничего не могли поделать: денег профком не давал, а вся "снаряга" рассыпалась за год-полтора.
Иной раз мы собирались всем турклубом и шили-зашивали это снаряжение, нещадно и напрасно матеря всех завхозов на свете.

30.
    Трудности возникли при составлении психологического портрета группы – не хватало информации.
    Женька шипел, аки гюрза, и даже употреблял такие выражения, которые уважаемому на кафедре психологии человеку знать, вообще-то, не полагалось.
- Ну что они все за идеальные! Не может такого быть. Пряники уфимские, а не люди. Должны же быть слабости, увлечения. А тут, кроме того, что песни поют, группы водят да о счастье рассуждают – ничего нет. И вообще – где человеки?! Группу вижу, а человеков нет!
Ситуация несколько изменилась, когда в его руки попали личные дела желновцев.
Перелистав папки, Женька изобразил из себя всезнающего психолога и изрек:
- Ну что, в принципе все так, как я и предполагал.
- Подробнее, Корнет.
- Ладно, будем подробнее. Начнем с общего впечатления. Вполне нормальная молодежная группа, разносторонне развитая, объединенная общими интересами, разница социальных слоев не сказывается. Дружная, веселая, песенная. Ну, может быть с небольшим уклоном в диссидентуру.
Что еще стоит отметить: вроде бы ребятки открытые, компанейские, но в "узкий круг не всякий попадал". Но это тоже характерно для стаи – от чужаков надо держаться подальше.
В туристском отношении – да, группа сильная, опытная. У Дубровиной четыре похода – "двойки", одно руководство. Гореватов, Соснин, Рудин, Свободин, Холмогорова - пять-шесть походов разной категории трудности.  Информации, в каких походах участвовали Крищенко и Доренко, у нас нет. О туристских успехах Желнова чуть попозже.
Теперь персонально.
Холмогорова. Не знаю, как в те времена, но сегодня ее бы точно называли "матерью" или "своей бабой". Общительная, добрая, заботливая.
Хозяйка, одним словом.
В будущем – "верная супруга и добродетельная мать". Судя по тому, что ее имя постоянно упоминают в связке с Желновым – имели место быть дружеские отношения, может, и не только дружеские. Как ты помнишь, у Желнова в кармане штормовки нашли ее фотокарточку. То есть любовь мы здесь исключить не можем.
Хороший исполнитель, но насколько самостоятельна в принятии решений – неизвестно.
Что касается биографии, то она типична для тех лет: сельская девчонка, прошедшая через семилетку, ремеслуху, школу рабочей молодежи, а потом поступившая в институт.   
Рудин. Паренек из глубинки, безотцовщина - отец на фронте погиб. В институт поступил сразу после средней школы.
Доренко. Судьба чем-то похожа на предыдущие. Тоже из глубинки, тоже потерял отца. Но есть и отличия: первое: занятие радиотехникой - пару приемников собрал и усилитель для школы.  И второе: тяга к лидерству – комсорг в школе, а в институте за спортивно-туристскую работу отвечал.
Еще один штрих к портрету: все, кто его знал, отмечают "некоторое упрямство, но если загорался – то мог горы свернуть. И сворачивал".
И вот посмотри на фотографию – вроде бы шпана, хулиганье с  челкой на лоб. А к глазам присмотришься – и Окуджава вспоминается -  "глаза распахнуты по-детски". И эта наивная строка в автобиографии: "горячо желаю заниматься радиотехникой".
Это, так сказать, простые бесхитростные ребята. А вот дальше…
Женька, как опытный лектор, сделал продолжительную паузу. Не получив от меня ожидаемого вопроса – ну, что там дальше? – вздохнул и продолжил:
- Все-таки не любопытны вы, господин Полковник. Я тут связки натруживаю, пытаюсь, значит, что-то умное сказать, а вы даже перекурить не предлагаете.
- Работай.
- Эксплуататором ты был, им и останешься. Ладно. Дубровина. Папа трудовую деятельность начал с директора лесозавода, мама  в то время была воспитателем в детском саду.
Отец успешно поднимается по служебной лестнице до должности управляющего трестом, член партии, орденоносец. И поднимает за собой жену, которая заканчивает высшее учебное заведение и продолжает трудовую деятельность в специальном конструкторском бюро "почтовый ящик такой-то".  Что, в общем-то, не совсем типично. Обычно жены таких начальников сидят дома, не работают.
Как развивается Люба? Коль скоро  родителей переводят из города в город, то девочка меняет школу за школой. Так что способность к вхождению в новый коллектив у нее вырабатывается с "младых ногтей".
- В прямом, так и в переносном смысле, - дополнил я. - Помню, как девчонки в школе встречали новых товарок: косы в разные стороны клочьями летели.
- Ну да, бывает, - вспомнив что-то свое, вздохнул исследователь. – Но для нас важно другое - девочка идет по стопам родителей в плане карьеры: пионервожатая, член совета дружины, учкома. Кстати, что это такое, ты не знаешь?
- Была такая организация в школе, - вспомнил я. -  Наиболее успевающие следили за неуспевающими. Как в те годы говорили – "брали на буксир". Кстати, там были почему-то только девочки, которых все терпеть не могли. Хотя нет, бывали исключения. Что там дальше-то про Дубровину?
- А дальше – занятия спортом и выполнение разовых комсомольских поручений.
И поступление в Металлургический институт на экономический факультет. В институте занималась туризмом, пела, фотографировала, водила группы в походы И достаточно серьезные – вторая категория. 
- И что нам это дает?
- А то, что перед нами девушка с уже сложившимся характером и сформированными поведенческими стереотипами. Причем за основу взяты стереотипы, присутствующие в семье: отец старше матери, и вообще – добытчик, доминантная особь.
С отцом, кстати, отношения у них очень хорошие, он для нее – идеал мужчины. Отец в ней тоже души не чает.  Я это к чему веду: Люба интуитивно тянется к мужчинам, которые старше ее. Кстати, об этом говорил и Рудин.
Подводя итоги: способна лидировать, но, в то же время способна и к подчинению, легко сходится с людьми. И, вот знаешь, должна быть в ней эта женская черта, должна – желание нравиться окружающим, этакое неосознанное кокетство. Ты посмотри на ее фотографии: какой бы усталой она не была, но всегда причесана, штормовка чистая, улыбается. И еще взгляд: открытый, доверчивый и очень женственный.
Я обалдело уставился на Евгения. Что бы он? И такие слова!? 
Женька, поймав мой взгляд, потупился, попытался покраснеть, потом перешел в наступление:
- Да что я, по-твоему, в женщинах не разбираюсь!? Я уже опытный и старый ловелас! У меня даже девушка есть. И вообще, мы тут для чего собрались?
- Вообще-то ты психологией занимаешься, я твои выкладки выслушиваю. И вообще не понимаю – что ты вдруг взбеленился? Может, действительно перекурим?
- Нет, давай  дальше.
Свободин и Крищенко. Достаточно много общего: оба из интеллигентных семей – папа Свободина доктор наук, заведующий отделом в крупном НИИ, отец Крищенко – большой начальник на металлургическом заводе.
После окончания института ни Радий, ни Юра в городе не остались – разъехались по номерным предприятиям. Хотя, если бы парни захотели, отцы вполне могли бы добиться более "престижного" распределения.
Гореватов. К двадцати пяти годам вполне сформировавшаяся личность. Закончил техникум, поработал в "почтовом ящике",  в Москве учился. И за два года до описываемых событий перевелся учиться в Свердловск, в Металлургический институт.  Интересно, зачем это ему понадобилось?
Народ, знавший его, отмечает педантизм, обстоятельность. Я бы еще приплюсовал вальяжность, "породу". Все-таки из семьи потомственных горных инженеров. А это на Урале всегда была элита. Насчет лидерства… да, есть такое. Группы он формировал, в походы водил.
В походах писал личные дневники, но никому написанного не показывал. Сложилась легенда, что и в последнем походе он вел дневник, в котором, якобы, оставил запись о последних часах жизни группы.
- Никитин отмечает, что среди дневников группы, - вспомнил я, - он видел блокнот с надписью "Коле для дневника", но насчет записей он ничего не сообщает. С трудом представляю, как это можно: писать в полутьме, на морозе, заледенелыми, несгибающимися пальцами, да еще в стрессовой ситуации…. Да и не думаю я, что выбираясь из палатки у Гореватова было время захватить с собой письменные принадлежности…. Извини, отвлек.
- Толик Соснин, - продолжил свое исследование Корнет. -  Обрати внимание, парня все называют именно так: Толик. Это о чем говорит? А говорит это о том, что человек прост в общении, легко идет на контакт, ценит юмор, надежен.
И о внешности: мелкий, черноволосый, подвижный.
- А это ты с чего взял? – не поверил я.
- Если бы он был крупным, малоподвижным и вообще кряжистым, его бы Толяном называли. А так – Толик. Ласково и уважительно. И вообще, ты что – фотографий его не видел? – не удержался от подначки Женька. Потом, посмотрев свои выписки, продолжил: - На первый взгляд – обычный парень, ничего особенного не представляющий. Но есть в его характере две черты, которые приносят ему как уважение, так и, наверняка, неприятности – независимость и интеллект.
Проявляется это в свободной манере общения с преподавателями, любви к редким и запрещенным книгам.
В характеристике, данной по окончанию института, отметят, что Соснин  "большой любитель туризма".
Именно поэтому  он опекает в походе новичков, а также, имея по черчению "трояк", рисует по крокам карты с горизонталями и топографическими знаками.
Не лишен чувства юмора. Может подшутить над другими, а главное – над собой. Иной раз перегибает палку: в "личной карточке студента" в графе "член ВЛКСМ" напишет: "да" и с восклицательным знаком. А в графе "семейное положение" – "пока холост".
На фотографиях мы видим веселого парня с богатой мимикой, одетого  в какой-то треух с задранными ушами, ватник, перепоясанный то  ремнем, то веревкой, валенки. Из-за пояса топор торчит.
В Свердловск приехал откуда-то из-под Кемерова. Отец – горный инженер, умер в 1943 году, мать – учительница в сельской школе. Старший брат погиб на фронте.
В  документах не указывается, но складывается впечатление, что отец был репрессирован.
Во всяком случае, в автобиографии есть такая строка: "в 1942 году я, по праву, данному Сталинской конституцией, поступил в школу".   
То есть парень попадает под категорию члена семьи изменников Родины, сокращенно - "ЧСИР".
Но двадцатый съезд партии уже прошел, культ личности развенчан, кое-какие послабления начались.
Резюмирую: парень старается соответствовать образу своего отца, которого помнит и любит. А это значит, что человек надежный и в трудную минуту не предаст.
Поэтому Желнов и включил его в свою группу.
А вот теперь и перекурить можно, - неожиданно закончил исследователь.

31.
- Итак, что мы можем сказать о Желнове? - прокурорским голосом задал вопрос Евгений. И тут же на него ответил:
- Анализируя имеющиеся данные, мы можем сказать, что в школьные годы это был вдумчивый, серьезный юноша с блестящими способностями, активно занимающийся общественной работой и, как написали бы в старину, с сильным влечением к физике, точнее, к радиолюбительству.
У парня были светлая голова и золотые руки, если он смог собрать магнитофон и изготовить записывающие и стирающие головки. Правда, что он на него записывал и на какой носитель, но сейчас это к делу не относится.
А что из биографии? Отец – механик на заводе, мать работает в клубе, есть старший брат и младшая сестра.
И если вы думаете, что парень не рвется из этого провинциального рая в Петербург, то есть в Свердловск, то я тогда не психоаналитик, а даже не знаю кто.
- А ты уверен, что рвется? – спросил я.
- Во-первых, мы имеем результат – Желнов студент радиофака и авторитет в туризме. Во-вторых, читай классику. Там все написано. И, смею тебя уверить, со времен Стендаля и Гончарова ничего не изменилось.
Суммируем: вдумчивый серьезный юноша с блестящими способностями и неосознанным, но присутствующим желанием стать известным, едет в Свердловск. Парню удается поступить на радиофак, то есть сбывается главная мечта его юности. 
- Ну, и что было дальше?
- А дальше опять классика. Паренек видит, что его окружают если и не столь умные, как он, но гораздо более яркие, а может быть, и наглые.
И опять возникает необходимость в самоутверждении. А в чем самоутверждаться? Только в том, что хорошо знаешь. Для Желнова это физика и туризм.
Анализ научно-студенческой деятельности Желнова в наши планы не входит, а вот как шло его становление в туризме, отследить стоит.
Начинается все с водного похода по Саянам. Желнов попадает в опытную, схоженную группу, состоящую из "выпускников и инженеров". Желнов – самый молодой, второкурсник. Естественно, что его все воспитывают, а сам он в друзья ни к кому не напрашивается, держится обособленно. Хотя, кое-что на ус наматывает.
Есть два интересных момента: первый – Желнов проявил себя как талантливый радиоинженер и оснастил плоты  УКВ-передатчиками.
По тем временам, как и по нынешним, кстати, дело крайне полезное. А в те годы вообще новаторское.
И второй момент, о котором вспоминает участник того же похода: "я был завхозом группы, на обязанности мои, кроме всего прочего, лежало распределение груза между участниками группы. И с этой стороны у меня после похода была серьезная претензия к Желнову. Я доверил ему самому взвесить свое радиохозяйство и он обсчитал меня на три килограмма. Это выяснилось день на третий".
Потом у Желнова будет еще один поход, где он выступит в роли руководи-теля. Поход окажется для Георгия неудачным. По словам очевидцев, он "зазнался". В чем это выражалось, сказать сейчас трудно. Вероятнее всего, Желнов попытался проявить свой характер.
Складывается впечатление, что он из-под рюкзачных лямок не вылезал. За неполные четыре года – девять походов от первой  до третьей категории трудности. Когда он учиться-то успевал?
- Он к занятиям опаздывал, - успокоил я исследователя. – За опоздание к началу занятий на восемь дней ему даже выговор влепили.
- Да, но парень-то понимает, что для того, чтобы чего-то добиться, нужно себя образовывать и воспитывать, - заступился за Геру Женька. - И результат проявляется достаточно скоро: "следующая моя встреча с Желновым состоялась два года спустя в зимнем походе. Должен сказать, что Желнов меня поразил своим несходством с Желновым, которого я знал раньше. Это был открытый самоотверженный добрый товарищ, серьезно относящийся к достойным серьезности вещам, умеющий внести там, где нужно, разрядку долей юмора.
В группе он пользовался большим уважением за вышеуказанные качества, за физическую выносливость, за туристский опыт, за готовность в любой момент к выполнению любого дела. Естественно, что как начальник я ценил в нем более всего последнее качество.
Долгие дни и ночи, вечера, проведенные у костра, привели к тому, что мы с Желновым  стали друзьями. Моим другом стал человек, который, кроме серьезного отношения к туризму (в чем мы с ним сошлись), очень серьезно относился к жизни во всех ее проявлениях". 
Иными словами – хоть сейчас на божницу ставь.
- Как-то странно ты эту фразу произносишь, - отреагировал я, услышав в голосе Женьки печальную иронию.
- Это то, что лежит на поверхности. Просто никто не замечал, или не акцентировался на том, что в основе желновских успехов лежит честолюбие, закомплексованность на почве провинциализма и настойчивое стремление "выйти в люди".
Эти черты характера усугубляются еще и тем, что парень до неприличия порядочен. Да и стремления-то естественные.
И небольшой прыжок в сторону. Из него никогда бы не получился ни доцент, ни заведующий кафедрой. Его бы просто съели
А в туризме он быстро достиг успехов. И достигнуты они, благодаря его дотошности, я бы даже сказал, скрупулезности, в  организации и подготовке походов, а также, наверняка, и стремлением, чтобы фамилия Желнов не ассоциировалась с какими-либо неприятностями. Ты что ухмыльнулся?
- Куваевского Чинкова вспомнил: "мне не нужны неприятности, связанные с моей фамилией".
- Да, тем более, что впереди маячит звание "Мастер спорта по туризму", – продолжил Женька. - И нужно что? -  руководство лыжной "тройкой", причем по маршруту, который еще никем не был пройден и сильная туристическая группа, которая рядом.
- Маршрут действительно разрабатывали Желнов и Холмогорова, - добавил я, - только идея принадлежит Дубровиной и еще двум ребятам. Но у них не хватило организаторских навыков, не удалось собрать группу. Когда же за дело взялся Желнов, то все стало постепенно налаживаться.
Гера был убежден, что поход пройдет хорошо.
Тем более, что все туристы, с которыми он обсуждал план похода, говорили, что в туристском отношении район не является трудным, вполне проходим в любое время года.
- И в самый последний момент, когда все было подготовлено, на группу сваливается… - начал было Корнет, но я его перебил:
- Подожди. Перед тем, как выпустить на сцену либо главного злодея, либо невинно оклеветанного мужика, ответь мне, как психолог психологу. Во-первых, как по-твоему, действительно ли Желнов был таким грамотным туристом и руководителем, как о нем вспоминают? И второе, насколько бы он был на месте во внештатной ситуации как лидер?
- На первый вопрос отвечу так: действительно, нет ни одного упоминания о несчастьях в группе Желнова. Либо парню везло, либо все нестандартные ситуации были предусмотрены заранее. И то, и другое говорит о том, что Георгий Желнов был грамотным, толковым и удачливым руководителем.
Что касается второго вопроса…. Ответ вытекает из первого. Раз нештатные ситуации предусмотрены, то предусмотрен и выход из них. Другое дело, что если произойдет что-то сверхъестественное. Вот тут он может потеряться, но ненадолго.
А если рядом с ним будет человек, который его вовремя подтолкнет к действию, неважно чем: фразой, поступком, - то Желнов со своей растерянностью справится очень быстро.

32.
Причиной появления  Голдарева в группе  Желнова была необходимость прохождения переаттестации. А для этого был необходим поход третьей категории трудности.
Сначала Голдарев должен был идти с группой Шангина, но там Голдарева не устраивали сроки.
Пришлось идти с Желновым.
Изучая учетную карточку инструктора туризма Голдарева А.С., мы узнали много интересного и неожиданного:
1921 года рождения, русский, член КПСС, образование высшее. Закончил Минский институт физической культуры.
Второй стрелковый разряд, второй разряд по туризму, второй лыжный, третий по легкой атлетике.
Значки ГТО, "Турист СССР", "Альпинист СССР". По тем временам эти значки  нужно было заработать.
Походы: Северный и Западный Кавказ, Карпаты, Закарпатье, Алтай.
Категории – от первой до третьей.
Вид туризма: лыжный, пеший, водный, горный.
Из двадцати походов два в качестве участника, четыре в качестве руководителя. Остальные – как инструктор.
Раз в год – переаттестация и инструкторская подготовка.
Туристский стаж – десять лет.
Последний год – работа на турбазе "Солнечная".
- Это все, конечно, хорошо и понятно, - проскрипел Женька голосом старика-кадровика. – Но что он делал в период с 1941 по 1953 год? По возрасту – воевать должен…. Слушай, может правда его кгбэшники на работу взяли?
- Вот еще, - хмыкнул я в ответ. - Нужен комитету глубокого бурения человек, который мотается по походам то на Кавказе, то на Алтае. Кого он там бурить будет? Туристов, антиправительственные анекдоты рассказывающих? Такого народу и в городах достаточно.
И вообще не уподобляйся нашей, извини, интеллигенции, которая в каждом непонятном случае ищет "руку КГБ".
- Не любите вы интеллигенцию, - укоризненно и печально изрек собеседник.
- Тебе фамилия Гумилев знакома? 
- "Он стоит пред раскаленным горном, невысокий, старый человек", - с гордостью процитировал парень. -   Николай Степанович Гумилев, поэт, женат первым браком на Анне Горенко - Ахматовой, расстрелян в 1921 году как участник контрреволюционного заговора.
Дважды побывал в Абиссинии, где выполнял деликатные поручения русской разведки. Не вздыбливайте брови, господин Полковник, это доказанный факт.
Когда началась Первая мировая война, уходит добровольцем на фронт. Начинает со взвода конной разведки, но потом переводится в особый экспедиционный корпус русской армии, где выполняет ряд специальных поручений не только российского командования, но и объединенного штаба союзнических войск.
Кстати, некоторые горячие головы пытаются объяснить расстрел Гумилева не столько участием в контрреволюционном заговоре, сколько платой за выполнение этих деликатных миссий.
Но доказательств этому нет. Вот.
- Молодец. Только речь пойдет о сыне – Льве Николаевиче. Биография была…. Трижды в лагерях отсидел, к расстрелу был приговорен, на фронте воевал, до Берлина дошел.
Кем только не работал: рабочий в геологической партии, малярийный разведчик, шахтер, библиотекарь.
Талантлив человек был немерено: теорию этноса создал, идею пассионарности развил, стихи писал, две докторских диссертаций защитил. Его монография "Этногенез и биосфера Земли" даже до прилавка не дошла – все на складе раскупили.
Однажды его спросили:
- Лев Николаевич, вы – интеллигент?
Ответ был прост до гениальности:
- Боже меня сохрани! У меня профессия есть, и к тому же интеллигенция ничего не знает, ничего не умеет, но обо всем судит и совершенно не приемлет инакомыслия.
- Жень, - продолжил я, -  нельзя любить прослойку между дворянством и народом, между рабочими и крестьянами, а так же между культурой и людьми. И, ко всему прочему, не имеющему адекватного определения.
- Что-то не понял.
- Определи мне, кто такой "интеллигент"? 
Женька задумался.
- Ну-у-у, это человек, добывающий на пропитание умственным трудом.
- То есть, он может заниматься, как ты говоришь, умственным трудом, и при этом быть сволочью?
- С чего ты взял?
- Это из твоего определения вытекает.
- Хорошо, это человек, добывающий на пропитание умственным трудом, и при этом соблюдающий нормы поведения, принятые в обществе.
- И кто эти нормы устанавливает?
- Полковник, - Корнет сделал попытку закипеть, но любопытство победило. – Не глумитесь над недоумком и объясните непонятное.
- В 1890 году была выпущена вот такая интересная книжица: "Иноязычие в русском языке". И был там вот такой интересный пассаж: "Помимо бесчисленных глаголов иноземного происхождения, наводнивших нашу современную печать, особенно одолели и до тошноты опротивели слова: "интеллигенция", "интеллигентный" и даже чудовищное имя существительное — "интеллигент", как будто что-то особенно высокое и недосягаемое.
В известном смысле, впрочем, эти выражения обозначают действительно понятия новые, ибо интеллигенции и интеллигентов у нас прежде не бывало. У нас были “люди ученые”, затем “люди образованные”, наконец, хотя и “не ученые” и “не образованные”, но все-таки “умные”. Интеллигенция же и интеллигент не означают ни того, ни другого, ни третьего.
Всякий недоучка, нахватавшийся новомодных оборотов и слов, зачастую даже и круглый дурак, затвердивший такие выражения, считается у нас интеллигентом, а совокупность их интеллигенцией".
Если ты подумаешь, то поймешь, что определение хоть и жесткое, но справедливое. Даже в наше время.
- Круто! А вообще, откуда она взялась-то, интеллигенция?
- Тургенева читал?
Женька всерьез задумался.
- Ну, помню чего-то. "Отцы и дети", вроде бы.
- Уже хорошо. Так вот, господин Базаров и есть тот самый первый русский интеллигент.
- Идите вы, господин Полковник….
- Не перебивай. До какого-то времени существовали сословия: дворянство, купечество, духовенство и "подлый люд" – всякие там рабочие и крестьяне. В силу предрассудков и традиций эти сословия существовали изолированно друг от друга.
А в середине девятнадцатого века грани между сословиями начали стираться, чему не в малой мере помогла демократизация образования. Вот тогда и стал формироваться слой разночинцев.
Это действительно был слой, прокладка, потому что в него попадали представители всех сословий, и не всегда по доброй воле.
И никто себя уверенно в этом слое не чувствовал, потому что был вышиблен из привычной среды обитания.
Что привело к формированию таких черт характера разночинца-интеллигента, как неудовлетворенность своим положением, зависть к более удачливому сопернику и стремление к самоутверждению.
А так же неумение и нежелание осмыслить проблему в целом и со всех сторон, что всегда приводило интеллигента к скоропалительным выводам и эпатажным заключениям, которые он выкрикивал с пеной у рта, возбужденно подвывая, подплясывая и подвизгивая.
И чужого мнения он не слышал и не воспринимал.
За прошедшие полтора столетия ничего, к сожалению, не изменилось.
Поэтому появляется агент КГБ Голдарев, отряд зверей-спецназовцев, вырванный язык и прочая, прочая, прочая.
- А если действительно был и агент КГБ и отряд спецназовцев? – заступился за интеллигентов Женька.
- Факты нужны, факты. Доказательная база. А ее у нас нет. Предоставишь факты – поверю.
- В твоей родне Фомы Неверующего не было?
- Был, был.

33.
    Походные дневники Женька перечитывал не раз, прикапываясь к каждому слову, запятой. Что-то бормотал, потом не выдержал:
  - Мозжечком чую, что после какого-то определенного момента в группе стало нарастать психологическое напряжение.
    Смотри, уже с двадцать пятого января в дневнике Любы Дубровиной появляются интересные записи.
    Женька поправил съехавшие с носа очки: "в Ялдпынг приехали часа в два. Павловцы соби¬раются ехать дальше, а мы остаемся навер¬няка ночевать. Проводили павловцев со слезами. Настроение испорчено. В общем, мне очень и очень тяжело.
Нам ужасно повезло: идет "Золотая симфония". Быстро перетащили вещи в гостиницу и пошли в клуб. Хотя было и нерезкое изображение, но нас это нисколько не омрачило. Вот это маленькое счастье, которое так трудно выразить словами. Все-таки, какая изуми¬тельная музыка!
Настроение после картины стало значитель¬но лучше. Гера Желнов стал просто неузнаваем. Пытался танцевать, припевая: "О, Джеки, Джон".
    Конечно, Люба была девушкой достаточно импульсивной, но почему руководитель группы был хмурый – вот это непонятно.
- Элементарно, Ватсон. В Ялдпынге он встретился с летчиком местного авиаотряда, который хорошо знал север, манси и тот район, куда собралась идти группа. Он пытался отговорить Желнова идти на Лунт-Сухап, Мотивируя свое предложение бытующими легендами, но Желнов его не послушал.
    Хотя, с другой стороны, какие были объективные основания для отмены или изменения маршрута? По сути – никаких, кроме легенд.
    Но, наверно, что-то Желнова зацепило в этом рассказе, вот он и задумался. Кстати, дальнейшая судьба у летчика сложится трагично.
- Расскажи.
- Он примет активное участие в поисках. Потом, после завершения поисковых работ, будет прилетать в этот район достаточно часто. Что он там делал – никому не известно. Но через полтора года погибнет – сгорит в самолете.
    И еще такой интересный момент: за два последующих за трагедией года в этом районе в трех авиакатастрофах погибло опять-таки девять человек.
- Наверно, огненные шары увидели, - ухмыльнулся Женька.
- Не иронизируй. Никто не знает, что это такое. Сначала о них упоминали в конце пятидесятых, потом есть воспоминания начальника одной из местных экспедиций, который утверждал, что манси Суеватпауля видели, как эти шары летали вдоль восточного склона Уральского хребта – якобы на Ямале до шестьдесят первого года была ракетная база. И шары, вроде бы как, позволяли отслеживать движение ракет.
    Правда, она больше отвлекала внимание от Плесецка, но запуски там производились.
    Так что части ракет в интересующий нас район падать могли. Только следов падения на склоне нет. Но воспоминания туристов о встрече с шарами есть. Хочешь, могу найти.
- Если бы даже не захотел, все равно бы нашел, - пробурчал Корнет. – Ладно уж, угнетай неокрепшую юношескую душу всякими страстями на ночь. Потерплю.
- Ну, тогда слушай: февраль месяц, время – около восьми часов утра. Дежурные приготовили завтрак для группы и решили устроить себе небольшой перекур. Небо пасмурное, туч и облаков нет, только легкая предрассветная дымка. Один из них в небо поглядел и увидел. А вот что увидел – читай глазами.
Я протянул полусонному Женьке распечатку допроса свидетеля.
- Читаю, - пробормотал парень, - "на небе разлилось молочно-белое размытое пятно размером примерно пять-шесть лунных диаметров и состоящее из ряда концентрических окружностей. По форме напоминающий ореол, бывающий вокруг луны в ясную морозную погоду.
В самом центре этого пятна вспыхнула звездочка, которая несколько секунд оставалась прежних размеров, а затем начала резко увеличиваться, и стремительно двигаться в западном направлении.
В течение нескольких секунд она выросла до размеров луны, а затем, разорвав дымовую завесу или облака, предстала громадным огненным диском молочного цвета размером в два лунных периметра, окруженным все тем же кольцом бледного цвета.
Затем, оставаясь тех же размеров, шар начал блекнуть, пока не слился с окружающим его ореолом, который в свою очередь расползся по небу и потух.
Явление продолжалось не более полутора минут и произвело очень неприятное впечатление. Лично у меня создалось впечатление, что в нашу сторону падает какое-то небесное тело, потом, когда оно выросло до таких громадных размеров, мелькнула мысль, что в соприкосновение с землей входит другая планета, что сейчас последует столкновение и от земного не останется ничего.
Мы уже бодрствовали более часа, так что смогли отойти после сна и не верить галлюцинациям, но стояли как загипнотизированные".
Впечатляет, -  уважительно изрек читавший. – Но потом-то о шарах не упоминают
- Упоминают, упоминают. Еще как упоминают. Начнем с того, что несколько лет назад они так зашугали рудничного мастера, что он даже в газету об этом написал. Дело было так: вечером он вышел на смену и, согласно инструкции…
- Пошел обесточивать рудник на предмет самовозгорания, - блеснул памятью Корнет
Я с ностальгией вспомнил то время, когда творчество братьев Стругацких цитировалось направо и налево. 
- Ну, то, что ты "Понедельник" все еще помнишь, сомнению не подлежит. Но в данной ситуации – все наоборот.
    Мастеру полагалось включить освещение и осмотреть оборудование – вдруг что стащили. Идет он по руднику и видит – фонарь горит. Яркий, как галогеновые лампы. Какая первая мысль? – правильно, крадут. И делает то, что полагается делать в данной ситуации - свистит в выданный свисток и кидается к рубильнику.
    А дальше, наблюдает очень неприятную картину: этот фонарь сам движется в его сторону. Как-то странно движется – плывет на высоте с полметра, и деревья тени не отбрасывают. Потом, откуда ни возьмись, - еще фонари появились. И все в сторону мастера движутся. И все это в какой-то странной, нехорошей тишине.
    Страшно мужику стало, за щит спрятался, глаза в сторону отвел. Фонари остановились. Тут-то стало ему ясно, что все эти фонарики на взгляд реагируют. Посмотришь на них – плывут, не посмотришь – стоят. Продолжалось это все минут двадцать, потом фонари резко погасли, ветер поднялся. Только тогда человеку удалось в каптерку вернуться.
- Пить надо меньше, тогда и фонари светить в глаз не будут, - поделился опытом Женька.
- Может быть. Только не он один их видел. Как говорится, "аналогичный случай" произошел в районе Андреевского камня. Там эти фонари аж двое видели. И тоже отметили, что реакция – только на взгляд. Они под конец совсем обнаглели: курили, костер жгли – ничего. А как только взглянут – так фонари к ним и подплывают. И что-то в них потрескивает при этом.  Длилось это удовольствие около четырех часов. Потом что-то хлопнуло, фонари погасли, поднялся сильный ветер, который дул две-три минуты, и все стихло.
    В прошлом году меня занесло на тамошнее озеро - рыбку половить. Смотритель базы в совершенно трезвом состоянии рассказал, что с декабря месяца над горами начинают появляться какие-то странные шары. Они взлетают вертикально, некоторое время висят, потом шлейф выпустят - и улетят. Описание почти полностью соответствует тому, что видели полвека назад.
    Так что, хочешь ты этого или не хочешь, но летают они, летают. И никуда от этого не денешься. Еще бы понять, чье это творчество: наше, или "ихнее",  инопланетное.
    Парень задумчиво почесал бровь:
- Тебя послушать - так десять раз подумаешь, стоит ли по нашим горам шляться. Кстати, помнишь, в этом же районе было - идем по лесу, никого не трогаем, об умных вещах рассуждаем. Вдруг из-за кедра выходит человек с "калашом" и в камуфляже. Оказалось – туристов и охотников от особо секретного объекта охранял.

34.
- Раз уж мы так отошли в сторону, то скажи, как по твоему: был поход посвящен съезду партии или нет? – спросил Женька.
  - Что это тебя так заинтересовало? – удивился я. -  Официальных данных об этом нет. Единственный документ, где это звучит – так это открепительное письмо для одного из участников группы. Но вполне возможно, что фразу включили для "солидности". Ты-то не знаешь, но в прошлые времена подобные фразы "просим отпустить для участия в…, который посвящается…" вписывались в любое открепительное письмо. Как правило – срабатывало.
- Как это не знаю, - оскорбился Женька. -  Помню. Сам писал в комитет комсомола подобные письма.
- Да ты, оказывается, старый уже.
- Не прикалывайся. Ты меня всяко постарше будешь, так расскажи, - что это за фильм "Золотая симфония". Если знаешь, конечно.
- Знаю. Хороший австрийский фильм середины пятидесятых годов. Сюжет банален: молодой фигурист из провинции не занимает призового места на первенстве Европы по фигурному катанию. Честолюбие вернуться обратно не позволяет, и поэтому он уходит работать в балет на льду.
    Выступает всегда в маске.
    На деньги, полученные от выступлений, он оплачивает тренировки группы фигуристов из своего города, которые об этом  и не подозревают.
- Этакая смесь Мистера Икса и графа Монте-Кристо, - съязвил Женька.
- Да, - подтвердил я. – Далее любовь и хэппи-энд. Но надо отдать должное капиталистам – красивый фильм сделали, музыкальный. Его и сейчас-то смотреть – одно удовольствие, а тогда….
- Можно подумать, что ты его смотрел.
- Можешь сам посмотреть. Вот он стоит – на второй полке пятый диск слева. Кстати и купил-то я его после чтения всех этих документов. Да, еще такой интересный момент: советский балет на льду появился через год после выхода этого фильма на экраны. Говаривали злые языки, что Никита Сергеевич, посмотрев "Золотую симфонию", страшно возмутился, узнав, что такого у нас нет, и повелел:  "Сделать!".
    Но мы опять отвлеклись. Что там про психологию?
    Женька угнездился за компьютером:
- Вообще, мне кажется, что чем выше группа уходила в горы, тем хуже у них  был психологический климат. Это просматривается по записям. Сначала восторженные, веселые, потом все скромнее и скромнее.
    И заметь: в дневнике Холмогоровой только две записи – двадцать четвертого и тридцатого января, у Дубровиной записи заканчиваются вообще двадцать восьмым января, а в походном дневнике, как ты знаешь, – тридцать первого января.
    Конечно, их выматывала дорога. Помнишь, в групповом дневнике упоминаются наледи, постоянные переходы то на реку, то на берег.
    Вот, читаем запись от тридцатого января: "…оленья тропа кончилась, началась торная, которая тоже заканчивается. Идти по целине – трудно, снегу навалило до полутора метров. По реке идти невозможно – не замерзла. На лыжне – наледь образуется".
    Опять на берег уходят. Дело к вечеру, искать место для ночлега надо. Нашли. 
    Поставили палатку, погрелись у костра и спать завалились.
    Чисто служебная запись. Песен не поют, споры не спорят – не типично.
    И еще интересный момент – в основном дневнике ни слова о дне рождения Коли Гореватова, ни о конфликте между Дубровиной и Сосниным.
    А конфликт не такой простой, как его воспринимают.
- Хочешь сказать, что группа уже тогда стала подвергаться какому-то внешнему влиянию? – с ехидцей спросил я.
- Да нет. Просто произошел какой-то психологический надлом. Началось-то все еще в поселке,  с рассказов об огненных шарах, Золотой Бабе, ман-сийских легендах.
Да еще и отъезд Рудина в Свердловск оптимизма группе не прибавил.
Чуть ли не со слезами прощались.
На этот фон накладывается физическая усталость.
Результат – ситуационная реакция Дубровиной.
Помнишь, случай с палаткой?
Наверняка, были еще какие-нибудь мелкие стычки на межличностном уровне, о которых в дневнике не писали. Сам ведь знаешь - в дневник не все заносится, тем более что стычки удавалось гасить.
    И немалая заслуга в этом, - тут Женька сделал паузу и с торжеством посмотрел на меня, - принадлежит Голдареву.
- Оп-паньки! С чего это ты взял?
- "Вот два изображенья. Вот и вот. На этих двух портретах лица", - голосом провинциального Гамлета провыл Женька, но потом перешел на обычный тон. – Желнова и Голдарева.
Смотри.
Даже на тех немногих фотках, где Желнов заснят смеющимся, смеется у него только рот. Взгляд всегда напряженный, чего-то ждущий. Тревожный взгляд. И обрати внимание на позу, которая стала для него привычной:  руки прижаты к туловищу, плечи подняты, колени сведены.
Он закрыт, напряжен.
И желания откровенничать с ним не возникает.
Хотя он прекрасный руководитель, нормальный парень. С ним надежно и спокойно, если кто-то что-то не сможешь сделать – он сделает. И вообще все самое сложное взвалит на себя.
Если заметит, что устал -  подбодрит, слово ласковое скажет.
Но это будет как-то холодно, по обязанности.
Народ это почувствует.
Поэтому с ним никто откровенничать не будет.
По большому счету это ему надо бы поговорить с кем-нибудь "по душам", но разговора у него не получится – побоится показать свою, как он считает, "слабость".
Теперь посмотрим, что есть Голдарев.
Вот фотография из личного дела – да, в лице что-то восточное есть. Ну, фиксы поблескивают, усы по последней дореволюционной моде отремонтированы, с прической явно куафер поработал.
Что тут скажешь? Даже по такой фотографии можно понять, что человек любил и ценил жизнь во всех ее проявлениях. Я бы даже уточнил: больше в экстремальных проявлениях.
Поэтому и работу себе такую нашел – инструктор по туризму.
- Ты мне объясни, на каком основании ты его в миротворцы записал?
- Начнем с того, что общий язык с группой он нашел ну, максимум, к концу вторых суток.
- Ты так уверен?
- Там и искать не надо. Достаточно было взять в руки гитару и спеть. Вспомни, как Дубровина описывает первую встречу: сначала брать не хотели, а потом новые песни с помощью инструктора Голдарева  почти всю ночь пели. 
Желновцы, как о них вспоминают,  пели везде и всюду, по поводу и без повода, в любое время дня и ночи. Такое постоянное пение требует обширного репертуара, который нуждается в пополнении.
И тут, как дьяк из мешка, появляется мужик, который этих самых песен знает вагон и маленькую тележку.
Вот тебе первая точка сближения. Во всяком случае, с Дубровиной и Свободиным. Они петь любят, новые песни им нужны.
А вообще, почему я снова весь вечер на манеже? – вдруг опомнился Женька. – Это нечестно, господин Полковник. Твоя очередь!
- Кто из нас психоаналитик? – ворчливо изумился я. – Опять филонишь? Ладно. Если в чем буду неправ – поправишь.
Мне кажется, что те дни, пока группа добирается до точки выхода на маршрут, можно пропустить. Ничего особенного там происходить не должно. Ну, зададут Голдареву пару-тройку шкодливых вопросов, он на них ответит. Да еще и сам в долгу не останется.
- А кто задаст-то? – спросил Женька.
- Как кто? Конечно, Зоя с Толиком. Толик – по живости характера, а Зоя – по женскому любопытству.
Все будут ждать того момента, когда Голдарев встанет на лыжи.
- Зачем?
- Вспомни Куваева, разговор Баклакова с Гуриным: "доставь мне злобное удовольствие посмотреть, как ты на  этих лыжах будешь писать свои повороты с рюкзаком за спиной", - с удовольствием процитировал я любимую "Территорию". -  Но и тут ребят будет ждать полный облом – второй разряд по лыжам и общая профессиональная туристская подготовка себя покажут. Голдарев себя не выдаст.
И  он никогда не будет спорить с Желновым и провоцировать его на непопулярные действия.
И никогда не скажет: "вот если бы я был…"
А наверняка многие в группе боялись, что эта фраза будет произнесена
- Кстати выяснится, что мужик он безотказный, дисциплинированный, - перехватил инициативу Женька. - Надо – пойдет лыжню тропить, надо хозяйственными делами заниматься – да за ради бога, всегда пожалуйста!
И все это с шутками и прибаутками, с соблюдением чувства меры.
И на фотографиях всегда весел, улыбчив, глаза смеются.
Было в мужике что-то притягательное, располагающее.
- Ты заметь, - встрял я в монолог, - желновцев мы с тобой то парнями, то мальчишками зовем, а Голдарев у нас – мужик! Извини, что перебил.
- Ничего, я уже привык, - походя, отбрил Женька и продолжил: - А он и есть мужик. Вполне сформировавшаяся личность, со своими тараканами в голове. И с внутренней силой, противостоять которой невозможно.
 Люба это сразу поняла, потом и все остальные почувствовали.
Даже знаешь, сначала не силу, а доброту и отзывчивость почуяли.
Потом, когда поняли, что он умеет не только слушать, но и не трепаться по поводу услышанного,  то стали и более откровенные разговоры вести.
Вот вам путь миротворца в отдельно взятой туристической группе.
А для дальнейшего раскрытия темы, господин Полковник, не поленитесь и вспомните, по какому поводу вы поцапались с Командором, когда по Серебрянке ходили?
- Помню я этот поход, Корнет, помню. Для Командора это был какой-то суперважный категорийный поход. Поэтому он группу гонял и жучил со страшной силой. Ребятки, а им было где-то слегка за двадцать, не нашли ничего более глупого, чем плакаться в мою штормовку.
Вот Командор и взбеленился.
- И чем закончилось?
- Ничем. Когда они, унылые и усталые, расползлись по палаткам, мы просидели ночку у костра, выпили два котелка чая и аккурат очень мило побеседовали.
Погоди, а ты откуда знаешь? Тебя там, насколько я помню, не было.
- Мне об этой ночи Командор рассказал. Очень он был тебе за это бдение благодарен. А вспомнил я об этом потому, что аналогичная ситуация должна была быть и у Желнова с Голдаревым. Ночь у костра они явно не сидели, но какой-то разговор у них был.
И закончился он так же, как и у тебя с Командором – миром  и пониманием.
Они оба этого хотели.
Память напомнила наши походы с Командором. Споры, рассуждения о предназначении человека….
- Ты знаешь, Женька, - после некоторого раздумья добавил я. - Мне почему-то верится в то, что если бы они не погибли, то связка Желнов - Голдарев была бы очень прочной.

Разговор Александра Голдарева с Георгием Желновым. Предположительно, вечером 30 января, после празднования дня рождения Коли Гореватова
- Товарищ Голдарев! Мне надо с вами серьезно поговорить.
- Угу. Курить будешь?
- Вы же знаете - не курю.
- Зря. Нервы успокаивает и вообще. О чем говорить будем?
- С вашим появлением в группе странные дела стали происходить. Такое впечатление, что меня сторониться начали. Какие-то разговоры за спиной,  смешки. Подойдешь – разговор прерывается, парни в сторону смотрят.
- Совсем пацан, - подумал Голдарев. – Ишь, набычился. Не дай Бог, в драку полезет. А зря. Придется заламывать. Парень-то он хороший, заложено много, только ничего у него в жизни не получится. Упрямый, лавировать не умеет. Съедят, одним словом.
- Ну, что молчите?
- Скажи, ты почему танцевать не любишь?
- Смысла не вижу. Вы мне зубы не заговаривайте. Я ответа жду.
- Ничего страшного, Командир. Просто народ за  тебя волнуется. Считают, что с тобой что-то происходит. Помочь хотят, а как – не знают.
- Не надо мне помогать, сам справлюсь.
- Ага, значит, что-то есть.
Желнов молчал. На лице все отчетливее проступало выражение растерянности. Наверно, впервые за долгое время захотелось поговорить по душам.
- Я действительно не знаю, что происходит. Сначала я думал, что это связано с вашим появлением….
Голдарев достал из кармана кисет, оторвал кусок газеты, скрутил "козью ножку". Смачно закурил:
- Эх, хороша махра. Мозги прочищает. Слушай, Командир, переходи на "ты". Проще будет.
- Не знаю, может быть, - Желнов говорил тихо, с трудом подбирая слова. Если бы сейчас его увидел кто-нибудь из группы, то, наверно, не узнал. Вместо жесткого, все знающего и умеющего руководителя на заснеженном бревне сидел потерянный парень, который, казалось, просил совета у старшего брата. - Как-то все неправильно в этом походе. Все как будто бы с цепи сорвались. Люба вот взбрыкнула, Колька волком смотрит. Уж на что Юрашка с Гринькой спокойные были, и то шум подняли. Что происходит? 
- Да, в общем-то, понятно все: пока в жилухе были – каждый, кому не лень, всякой чертовщиной пугал, вот Любашке везде злые духи  и мерещатся, а она их боится. Колька на меня зуб точит – не нравлюсь я ему. А вот с парнями тебе помягче надо бы разговаривать. Все-таки во второй раз в походе.
- Так ведь не в первый.
- Второй раз всегда хуже первого, по себе знаю. В первый раз все по команде делается, а во второй – по памяти. Что-то забывается, спросить иной раз хочется….
- И все-то ты знаешь. Ты, вообще, когда в походы-то стал ходить?
- Давно, уже десять лет. Я с Кавказа начинал. Был там? Теберда, Алибек…. Потом Карпаты, Алтай. И вот здесь.
- А на Урал как попал?
- Не люблю на одном месте сидеть. Все куда-то манит. Вот, захотелось по Уральским горам походить. Из похода вернусь – на родину съезжу. Мать давно не видел. Навестить надо. Она-то уж привыкла, что меня дома по году-два не бывает.
- А с парнями что не так?
- Ну, не умеют они эту вашу палатку самосшитую ставить. Не научились. Стали у тебя спрашивать, а ты так ответил, что всю охоту спрашивать отбил. Дал понять, что ты – ас, а они пыль лагерная.
- Да не думал я так.
- А они так поняли.
- И что теперь, извинения просить?
- Знаешь, Егор, тебе решать. Но я бы извинился. Уж шибко грубо ты разговаривал. Что погрустнел?
- Егором кроме отца меня никто не звал. Ну, вот Зоя иногда. Отец у меня строгий. Хотел, чтобы я на заводе, как и он, механиком работал. А я радио люблю, в схемах ковыряться. Вот и вышел у нас разлад. Ладно, хоть сейчас примирились, а то даже с днем рождения не поздравлял.
Знаешь, у меня мечта есть: хочу рацию для туристов сделать, чтобы в кармане рюкзака  умещалась. И весила не больше килограмма.
- Слушай, - тут голос Желнова прервался. – Я ведь это никому никогда не рассказывал, даже Зое. А тебе вдруг взял и рассказал. Только пусть о нашем разговоре никто не знает, ладно? И дай покурить, ни разу не пробовал.
Голдарев смотрел, как парень неуклюже-старательно пытается скрутить самокрутку. Сначала ничего не получалось, но старания даром не прошли. Желнов сделал первую затяжку, закашлялся.
- А ты знаешь, здорово. Зря я, наверно, ребят уговорил в походе не курить.
- Конечно, зря. Открою тебе страшную тайну – они по кустам курят. Тоже, кстати, не очень хорошо. Ладно, Егорка. О разговоре нашем никто не узнает, не беспокойся. Считай, что мы во всем разобрались. На твой авторитет никто не покушается, группа тебя уважает, даже любит, особенно Зоя. Свадьба когда будет?
- Вот институт закончу, там видно будет.
Желнов помолчал, потом тихо спросил:
- А у вас с Любой?
Голдарев в одну затяжку докурил самокрутку. Сначала бросил, а потом аккуратно закопал окурок в снег.
- Наверно, никогда. Я стар для нее. И потом – ее отец занимает важный пост в Совнархозе, а я простой инструктор по туризму. Рылом не вышел.  Все, давай спать.  А то завтра – плечи в рюкзаки, ноги в ботинки, глаза в землю – и вперед, к новым свержениям под твоим чутким руководством.

35.
    Подойти к событиям тридцать первого января мы смогли лишь через неделю. У меня возник аврал на работе, а Женьке пришлось вспомнить, под каким предлогом он выбил командировку в столицу Урала, и посетить заседания кафедры, на которых он узнал о себе много нового и необычного.
    После работы, отключив сотовые, мы углубились в изучение материалов.
  - Итак, что мы знаем про этот день? - риторически вопросил будущий аспирант, держа в руках пачку исписанных листов. – Судя по дневниковым записям, группа встала на маршрут относительно рано – около десяти утра. Идут по мансийской лыжне, медленно поднимаются до границы леса. Есть там такая тропа, говорили мне про нее.
    Вырабатывают новый метод ходьбы. Первый сбрасывает рюкзак, пять минут идет, тропит лыжню, потом возвращается, отдыхает и догоняет группу. Второму не позавидуешь – вроде бы и лыжня есть, но все равно идти трудно – проваливаешься. Таким образом, со скоростью полтора – два километра в час, группа выходит на границу леса. Там их встречает теплый пронзительный ветер.
    Сравнение интересное – скорость ветра подобна скорости воздуха при подъеме самолета. Кроме ветра – наст.
    Дальше ребята поступают абсолютно правильно – ставить палатку и лабаз негде, время поджимает, начинает темнеть, поэтому сбрасываются в долину реки.
    Ну, ребята вымотались – это понятно, поэтому без особых изысков ужинают и заваливаются спать. Все.
    Что мы имеем в сухом остатке? Во-первых, группа прошла где-то километров десять-двенадцать. Во-вторых…
- Вообще-то интересно, в какое время группа становилась на маршрут, если выход в десять считался относительно ранним? – встрял я в Женькины рассуждения. -  Памятуя свои зимние походы, выход в десять утра считался уже относительно поздним. Хотя – в каждой группе свои правила. Извини, опять перебил.   
 - Извиняю. Что мы еще можем сказать? Здесь для нас главное то, что идея строить лабаз возникла не спонтанно. Она была запланирована изначально. Правда, в дневнике есть еще одна странная строка, но о ней – чуть позже…
- А что пишут в официальных документах?
- Давай посмотрим.
Женька полез искать нужные выписки.
- Кто бы мог подумать, что из той оторвы,  с которой мы возились десять лет назад, вырастет что-то путное? – подумал я. - А ведь получилось. Так что, глядишь, и зачтется. Когда-нибудь.
- Вот, нашел. Смотри: "первого февраля в верховьях р. Авыспи туристы соорудили лабаз, в котором оставили запас продуктов и все лишнее снаряжение.
Возвратившись 31 января в долину р. Авыспи и зная о трудных условиях рельефа горы Холат-Сяхль, куда предполагалось восхождение, Желнов как руководитель группы допустил грубую ошибку, выразившуюся в том, что группа начала восхождение 1 февраля только в 15-00". Причиной столь позднего восхождения считают устройство лабаза, который поисковики обнаружили второго марта.
    Приводятся расстояния: от базового лагеря – триста метров,  от берега Авыспи – сто метров, и от границы леса – пятьсот метров. И в десяти метрах от лыжни поисковиков, по которой они каждый день поднимались на перевал.
- Женя, а ты описание этого лабаза где-нибудь видел? Палатку, расположенную на расстоянии почти в три километра от лагеря, описывают все, а лабаз - никто.
- Видел, видел.
- Напомни.
- Пожалуйста: "сего числа в верховьях реки Авыспи, обнаружен лабаз (склад продуктов) группы Желнова. Лабаз расположен на месте ночевки группы, хорошо закрыт приготовленными дровами, обложен картоном, еловыми лапами. У лабаза воткнута в снег одна пара лыж.  На одной лыжине повешен рваный гетр. При раскопке лабаза обнаружено следующее количество продуктов" Дальше идет перечисление продуктов и никитинская виза. Можешь ознакомиться: "поскольку продукты не представляют интереса для расследования, они переданы начальнику партии т. Сметанникову, как аварийный запас. Вся тара из под продуктов, а также гитара, две пары ботинок, носки и крепления изъяты". Кстати, ребята очень хорошо в походе питались. Я бы сказал сбалансировано.
- И как по-твоему, сколько времени может понадобиться для конструирования такого объекта?
Женька полез карандашом в бровь.
- Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что вытащи карандаш из брови – в глаз попадешь. А теперь представь вариант: Желнов ставит группу на лыжи не в три часа, а позже. В принципе, он рассчитывает правильно: от места стоянки до перевала часа два ходу, с перевала к Лусуму можно спуститься побыстрее  – под горку все же.
- Против твоих инсинуаций  последний снимок, который сделан на склоне, в момент расчистки места под палатку. Считается, что он сделан около пяти часов вечера.
- Ты погляди на него повнимательнее, а?
    Женька посмотрел на меня взглядом, в котором читалось: "ну ладно, исключительно ради тебя, все равно не отстанешь".
-  Ну, смотрю. Ну, три человека на переднем плане. Ну, вроде бы как снег разгребают. Слева – рюкзак стоит. Хороший такой рюк для тех времен, абалаковский. На заднем плане – лыжи растут. То ли две, то ли три пары. И все.
- И чем ты докажешь, что этот снимок сделан именно на перевале, а не где-нибудь в другом месте? То, что он последний на пленке – это еще ничего не значит. На "Зорком", как ты помнишь, ни часов, ни календаря установлено не было. Так что фотография эта может быть сделана и на притоке Авыспи и не первого февраля.

36.
Результат моих рассуждений не заставил себя долго ждать.
- А тебе не кажется, что более реален другой вариант -  выход на два часа раньше? Все комментаторы отмечают, что Желнов выбивался из графика и, как следствие, торопился. А раз так, то выход в полтретьего сомнителен, но если выйти часов в двенадцать - тринадцать, то можно совершенно спокойно выполнить всю намеченную программу. А если еще с собой дрова взять для печки, то пройти можно достаточно долго.
    Женька излагал свою версию увлеченно. Волосы лезли ему в глаза, в рот. Парень откидывал их нетерпеливым жестом, при этом цепляясь за очки, которые, наверняка, привыкнув к подобному обращению, как-то уж очень обреченно летели на пол, по пути ища место, куда можно было упасть без больших потерь.
- Только дежурных поднять часов в шесть, чтобы в восемь был готов  завтрак. За два часа вполне можно собраться, а за оставшееся время сорудить лабаз. Ну, что ты опять ухмыляешься?
  - Гм. Еще один вариант не хочешь? Желнов видит, что устройство лабаза затягивается, и решает полудневку превратить в дневку, чтобы на лыжи встать утром второго февраля. Попробуй, опровергни.
Женька зашел с другого конца:
- А откуда стало известно время выхода группы? Дневниковых записей нет, очевидцев – тем более.
- Мнение одного из поисковиков. На чем основано – не понятно. Но, вот ты знаешь, у меня создается впечатление, что все дальнейшее расследование опирается на показания именно этого человека. А насколько его мнение объективно, мне сказать трудно. Это еще и Никитин отмечал.
Женька в очередной раз поймал очки:
- Если мы примем гипотезу позднего выхода, то получается, что Желнов не такой уж и опытный турист, сознательно поставивший группу в критическую ситуацию – ночевка на склоне. А если мы примем вариант более раннего выхода, то получается, что все сделано правильно. Но тогда почему он заночевал на склоне, да еще и отклонившись на полкилометра в сторону? Если исходить из варианта раннего выхода, то да, разбивать палатку на склоне смысла вообще не было.
- Была причина
- Да? И какая же?
В голосе – смесь иронии и надежды на то, что сейчас все станет на свои места.
- Не иронизируй, сейчас докажу. Входила в планы Желнова ночевка на перевале, не входила - это сейчас не докажешь. 
    Но что-то вынудило его это сделать. Может, резкое изменение погоды, буран, сильный ветер, нежелание повторно спускаться обратно к Авыспи. А, может, нештатная, остро развившаяся ситуация.
- Что именно?
В глазах – "ну не томи, быстрее".
- Сейчас я прочитаю тебе пару радиограмм, отправленных поисковиками с перевала. Итак: "Воробьев шел на лыжах поскользнулся и ушиб колено об камень сейчас колено распухло ощущается боль при давлении  желательно вывезти завтра". Ну, парня по какой-то причине не вывезли, может, сам не захотел. Но через два дня об этом парне есть еще одна радиограмма: "общее состояние Воробьева удовлетворительное, но нога болит".
- Ну и что?
- Неужели не понял? Повторяю еще раз: парень, находясь на плато, упал и так зашиб ногу о камень, что решался вопрос об его эвакуации. И на третий день, если не на четвертый, нога болит и опухоль на колене не проходит. 
Ну что, психоаналитик, дошло?
- Я психолог, а не костоправ. Нет, Полковник, серьезно. Что ты хочешь сказать?
- В акте вскрытия Гореватова есть упоминание о марлевой повязке на левом голеностопном суставе и разлитом кровоизлиянии в области левого коленного сустава…
- Ну? И что?
А вот теперь медленно и методично:
- Да будет тебе известно, что марлевая повязка на голеностопе и разлитое кровоизлияние в области колена, на одной ноге, могут появиться тогда, когда упомянутая нога проваливается в щель между камнями. При этом страдает стопа, голень и, может, бедро. В области голеностопного сустава может произойти все – от растяжения связок до перелома лодыжек. А если при этом голенью или коленкой ударяешься о близстоящий камень, то образуется синяк, культурно называемый кровоизлиянием.
    И учти, что травма происходит в момент подъема по насту. То есть одна нога попадает между камнями, а другая, в это время, скользит. Картинку представил?   
  - И что делать?
Ага, профессиональный интерес проснулся. Все-таки не зря у меня на работе ночи торчал.
- Прежде всего – вытащить ногу из щели, - продолжал я. - Занятие непростое, длительное и болезненное. Возможность повторной травматизации в этот момент – высока. Не буду тебя грузить воспоминаниями, но я знаю много случаев, когда ноги ломались именно в этот момент.
- А дальше?
- На голеностопный сустав накладывают фиксирующую повязку, с коленным суставом можно ничего не делать. Но как бы то ни было, человек самостоятельно передвигаться не может. Поэтому приходится останавливаться, ставить палатку.  А где? На продуваемом перевале или под защитой высоты, где можно укрыться от ветра и палатку в снег закопать?
    Так и появляется отклонение на шестьсот метров левее. Если мы эту гипотезу примем, то получится, что никакой ошибки Желнов не совершал. Произошла вынужденная остановка, обусловленная травмой левой нижней конечности у Николая Гореватова.
    А теперь скажи, чем версия хуже других? В частности той, что  приводится во всех материалах. Как там: "…продвигаясь к долине реки, туристы приняли на 500-600 метров левее, и вышли на восточный склон вершины. Находясь в невыгодных условиях для ночевки, руководитель принял решение разбить палатку. Это была вторая ошибка Желнова". Так, кажется? По нашей версии, он просто вынужден был так поступить. И дело не в позднем выходе, а в травме товарища. Во всяком случае хоть и небольшое, но документальное подтверждение есть.
    И вспомни желновскую запись насчет уюта где-то на хребте. Вполне возможно, что Желнов воспользовался случаем и  решил устроить так называемую учебную холодную ночевку.
- А зачем?
- На следующий сезон они собирались двигаться то ли на Приполярный, то ли на Полярный Урал. А там такие ночевки в порядке вещей. Так что лишний опыт им бы не помешал.
- Но ставить палатку на склоне?
-  А что?  Утром  глаза  продрали, окрестности обозрели и решили: двигаться дальше, если погода позволяет, или сбрасываться вниз, если туман и ветер.
    А что касается разбивки палатки на склоне, так я сам грешен. Не далее как два года назад, будучи на Пурап-Ньере, мы разбили палатку как раз на склоне. И ничего, переночевали. Какая-то холера, правда, за палаткой шумела, но мы  на нее даже внимания не обращали.
    Знаешь, у меня тут крамольная мысль мелькнула: если бы не последующие события, то вполне эту ночевку Желнову могли в плюс засчитать.
- Иными словами, ты минус перевел в плюс. Забавно. Ну, как бы там ни было, а палатку на склоне пришлось ставить. А дальше что?
- А дальше давай прервемся. Магазин, как ты помнишь, через квартал, работает круглосуточно. Пока ты ходишь, я тут кое-что из старенького найду. Посмотрим, молодость вспомним.
  А потом поговорим, что в Свердловске в то время творилось. Тоже достаточно интересная история.

37.
    Как писал кто-то из великих античных писателей -  в тот день мы больше не читали. Смотрели фильмы, доставшиеся по наследству от друзей, которые уже больше никогда не будут ходить в походы, перебирали фотографии, на которых лица этих самых друзей встречались весьма часто. В голову лезли всякие воспоминания. Некоторые удерживались хорошо и надолго, от некоторых хотелось поскорее избавиться. 
    Все шло хорошо и прекрасно, пока Женька не заприметил еще один пакет с фотографиями. Я хотел было пакет отобрать, но понял, что от судьбы не уйдешь.
- Что это?
- Смотри, раз нашел.
Я с интересом наблюдал, как Женька пересматривает фотографии, комментируя увиденное.
- Зима какая-то, горы в снегу. Как там ходить-то? – наст один. Так ведь и ногу поломать можно. А это что за пацан с трубкой – штаны на лямках? Морда насквозь протокольная. Где ты его такого подобрал? Или кто из аборигенов? И вообще, как вы с ним встретились?
- О, сколько вопросов сразу. Не меняешься. А ответ – один. Это, Женя, я на Лунт-Сухапе.
- Извини, не узнал. Тебе сколько лет-то тогда было? И почему я не знал, что ты был в тех краях? Непорядок, однако. Может, расскажешь?
    Если честно, рассказывать шибко не хотелось. Воспоминания как раз относились к тем, которые лучше забыть. 
- Ну, что делать. Наливай.
Налил, выпили не чокаясь.
- До этого мы в зимние походы ходили, но близко все, вокруг города. Веселые горы, Шунут, Волчиха. На Серебрянку пару раз выбрались. Но этого уже не хватало, хотелось чего-то большего. Молодые все-таки, всего-то под четвертак.   
    Уж не помню от кого, но услыхали про Лунт-Сухап, решили посмотреть, что это такое. Те еще идиоты были. Посмотри вот сюда – что ты видишь на этой чудной картинке?
- Мужика, сидящего около большого сугроба.
- Командора, сидящего возле иглу. Мы решили идти в условиях, максимально приближенных к природе, блин. Эти снежные избушки мы насобачились за полтора-два часа строить.
    Ну и пошли. Ладно, хватило ума печку взять и какую-то палатку. Сначала вроде бы все хорошо, погода прекрасная, холодно, но не очень. Иди – не хочу.
    А на третий день похода все изменилось. Вдруг упала облачность, начался снегопад, потеплело. И над всем этим -  тишина. Даже звука от лыж не слышно, шуршания снега по брезентухе. Все кругом серое – небо, снег, камни. Обстановка так на нас давила, что мы как-то все время старались не оставаться одни. Даже в кусты старались ходить вдвоем-втроем. На стоянку становимся – лишнего слова сказать неохота.
    Женьку передернуло. Парень никогда не ходил с нами зимой в лес, и все, что он слышал, было для него внове. Честно говоря,  меня тоже начинало подтряхивать, потому что рассказ приближался к тому моменту, о котором мне бы хотелось забыть раз и навсегда.
- Поднялись на перевал. Специально к нашему приходу ветер облака раздул, даже солнце на минуту вылезло. Решили полюбоваться красотами, перекусить. Подошли к останцу, видим – обелиск. Снег стерли, – а там мемореальная доска с фамилиями. И что-то так нам нехорошо стало, что мы быстренько оттуда к реке сбежали.  Остановились тоже чуть ли не под кедром.
- А что нехорошо?
- Трудно сказать. Какое-то странное чувство, не передаваемое словами.  Впечатление, что за тобой кто-то наблюдает. Нехорошее впечатление. Решили, что в этот день дальше не пойдем. Поставили палатку, стали еду готовить.
- А почему эту, как ее, иглу, не стали ставить? – задал вопрос Женька.
- Снегу там подходящего не было. Ну вот, поставились, обустроились. Сели за ужин. И в этот момент один из наших парней встает и очень целенаправленно, в костровых галошах, двигается обратно по лыжне.
- Как зомби, - показал свою образованность Женька.
- Это тебе понятно. А мы-то думали, что парень просто шутит. Стали останавливать - безрезультатно. Впечатление такое, что он нас не слышит. Потом штормовку начал снимать. Вот тут мы его скрутили. А он не сопротивляется – делайте со мной что угодно. Но, как только отпустишь – лезет вперед и вверх, и все тут. Дело закончилось тем, что мы его связали.
- А дальше что было?
- Утром парень просыпается в полном сознании, связанный. Естественный вопрос – что я такого сделал? Рассказываю. Не верит. Потом ребята ему еще раз все рассказали, даже его следы показали. Но все равно не поверил.
    Как ты сам понимаешь, поход пришлось сворачивать. В Кабаковске напились, как допризывники. С трудом в поезд забрались.
  Что еще интересно - в том походе  пленка в фотоаппаратах засветилась. У всех.
    На тех пленках, которые лежали отдельно, в рюкзаке спрятанные, все сохранилось, а вот те, которые в аппаратах были, – все засветились. Ну, мы об этом никому не рассказывали, конечно. Что-то остановило. Но вот такое было.
- И в чем причина данного события, никому не известно.
- Да.

38.
- Так что в Свердловске-то было? – спросил Женька, угнездившись с ногами в кресле.
    Я представил себе, как это теловычитание будет выбираться из пыточного прибора, по ошибке именуемого креслом, и ухмыльнулся.
- Много интересного. Все-таки недаром я в библиотеке посидел, газеты тех времен перелистал.
- Душу не томи, рассказывай.
- Историко-политическая обстановка в стране в целом, а в Свердловске в частности, выглядела таким образом, что до пропавших студентов явно никому не было дела: во-первых, двадцать первый съезд…
- Чего? – сглупил парень.
- Партии коммунистической, дурень. Совсем историю не знаешь. И съезд проходит как раз в конце января. Но этого мало. С двадцать восьмого февраля в Свердловске – международный чемпионат по конькобежному спорту. Все газеты были этому событию посвящены.
- Дай посмотреть, - загорелся угнездившийся.
- Подойди, да посмотри.
Мои злорадные предположения не оправдались. Женька мухой слетел с кресла и вцепился в ксерокопии. Там было что почитать.
    Первой лежала заметка – репортаж об открытии соревнований, напечатанная в "Вечерке". 
    "В последний вечер накануне соревнований 27февраля центральная магистраль нашего города – улица Ленина озарилась светом пылающих факелов. Их несли участники шествия в честь наших гостей. Впереди шла колонна знаменосцев с развевающимися национальными флагами 11 стран – участниц соревнований, за ним – спортивные делегации. Их сопровождал почетный эскорт – 500 свердловских спортсменов и спортсменок.
    Чемпионат мира по скоростному бегу на коньках для женщин открылся на площади 1905 года в торжественной обстановке. К гостям с приветственным словом обратится председатель свердловского горисполкома И.И. Муравьев.
    Затем, в здании Горсовета, судейская коллегия провела жеребьевку. А в это время небо над площадью расцветилось вспышками ракет – праздничных фейерверков.
    28 февраля в 6-30 вечера на Центральном стадионе будет дан старт участницам забега на дистанцию 500 метров, а затем 1500 метров.
    1 марта начало соревнований в 1 час дня. Будут проводиться забеги на 1500 и 3000 метров.
    К бегу на 3000 метров допускаются только 16 сильнейших спортсменок (по результатам бега на 1500 метров и сумме очков 3 – х дистанций – 500, 1000, 1500 м)".
    В газете "Уральский рабочий"  печатался текст песни, специально написанной для этого случая свердловским поэтом Игорем Тарабукиным и композитором Евгением Гибалиным:
"Всех стран полыхают знамена,
Трибуны вдруг стали тесней.
Сегодня на льду стадиона
Свердловск принимает гостей.
И словно улыбками воздух согрет,
Как море шумит стадион:
Салют!
Вансуй!
Хэллоу!
Привет!
Звучит со всех сторон".
- А после чемпионата на Свердловск навалится Зимняя спартакиада народов СССР. Тоже народу понаедет. Потом будет Пленум комсомола, выборы в Совет народных депутатов, очередной съезд профсоюзов.
И похороны туристов будут проходить как раз на фоне то ли выборов, то ли съезда.
Ты чего там затих? Уснул, что ли?
- Нет, все-таки интересно читать старые газеты, - вдруг сделал открытие Женька. – Даже на киноафишу посмотреть интересно: "Место преступления – Берлин", "Голубая стрела", "Чрезвычайное происшествие". О, даже китайские и бирманские фильмы были! Вот посмотреть бы!
- Тебе не кажется, что мы отвлеклись? - остудил я пыл архивариуса. – Для нас интерес в том, что соревнования проводятся  в закрытом городе. Представляешь, как все партийные, государственные, хозяйственные, да и правоохранительные органы стоят на ушах и стараются все шероховатости сгладить? А тут – как гром среди ясного неба – туристы пропали.
- В иное время, конечно, все бы на тормозах спустили, - продолжил мысль Женька. – А в этих условиях, если я правильно жизнь понимаю, в Москву надо было сообщить.
- Конечно. Даже об ограблении магазина сообщалось. А этот материал в силу особой важности – пропажа людей во время международного события -  лег на стол Хрущеву. Естественно, дело берется под контроль с требованием разобраться как можно быстрее. Я не хочу сказать, что дело, возможно, получило международный резонанс, но скользкие вопросики Никите Сергеевичу могли задавать.
- Я вот тут никитинскую рукопись просматриваю, - пробормотал Женька. – Неужели власти так по-свински к родственникам относились?
- А тебя это удивляет? Меня, честно говоря, нисколько. Жень, нельзя в тот момент, когда в городе происходят сверхглобальные мероприятия, требовать с начальников, чтобы они занимались чем-то другим. Тем более, что если все пройдет на "ура", то  карьерный рост обеспечен.
- А если провалишь, то можно и выговор в учетную карточку схлопотать, - продемонстрировал свое комсомольское прошлое Корнет.
- Совершенно правильно. Вот начальников на месте и не бывает – все по объектам мотаются. А когда в кабинет приходят, то с посетителями у них сил нет разговаривать. Вот и бормочут, что ничего страшного, и не настолько группы задерживались. Сидят где-нибудь в избе, непогоду пережидают, а вы волнуетесь и нам работать мешаете. А то, что это родители, которые своими руками детей в поход отправляли и в рюкзак что-нибудь вкусненькое засовывали – это мимо начальниковского сознания пролетает. 
Женька посмотрел свои выписки:
- Не понимаю все-таки журналистов. Конечно, это красивый ход: сделать отца Радика Свободина председателем профкома Металлургического института, а потом сострадать, что мало того, что сына в походе потерял, так еще и выговор с занесением получил.
- Это не красивый ход, - пробурчал я. – Это   проходит по разряду профессиональной небрежности. Не посмотрели в святцы, да в колокола и ухнули.
 Кстати, ты его показаниями не интересовался? Рекомендую. Достаточно актуальны и в наше время.
    Роясь в папке Никитина, я увидел, с каким интересом Женька смотрит в мою сторону. Захотелось поддеть:
  - Вот эта папочка, в ней много интересного, сейчас я это интересное искать, а потом читать буду….
- Господин Полковник, пощадите! Не надо!!
- Ага, а нам каково было? Ладно, проехали, нашел. Показания он начинает с перечня нарушенных пунктов инструкций, которые я цитировать не буду. Потом идет хронология событий. Она нам известна. А дальше – ну как сегодня написано: "через горно-таежную часть района ежегодно проходит немало туристических групп. Несмотря на это там не создано ни одной простейшей туристской базы, результатом чего является полное отсутствие контрольных постов в горно-таежных местах данного района, что сделало невозможным наблюдать за группой в походе. Нет данных об организации безопасности на маршруте, а также куда группе полагается обратиться за помощью, если это окажется необходимым".
И есть еще один момент, который можно трактовать по-разному. Либо это полное пренебрежение властей к мнению окружающих, либо попытка как-то залакировать произошедшее. Вот, слушай:
   "Я заявляю протест против того, что руководитель Городского Комитета по физической культуре и спорту, не обеспечивший осуществления должного и требуемого инструкциями контроля за проведением туристских походов, что повело к гибели всего состава группы Желнова, был избран на Первой городской учредительной конференции Союза спортивных обществ города Свердловска председателем президиума Совета Союза".

Из местных газет того времени.
Подарки к Съезду:
2 января – запуск ракеты в сторону Луны
5 февраля - спуск со стапелей атомохода «Ленин»
Из Призывов к  Съезду КПСС:
- Широким шагом в светлое завтра!
- Вперед по столбовой дороге к коммунизму!
- Величественную программу коммунистического строительства претворим в жизнь!
Ленинской Партии.
"За то, что она озаряет века,
Дорогу торит поколеньям.
За то, что в рядах  боевого ЦК
Незримо присутствует Ленин!".
                Н. Мережников
События:
19 февраля – переход на сокращенную рабочую неделю.
24 февраля – открылся Пленум ЦК ВЛКСМ.
                Первым секретарем выбран В.Е. Семичастный
1 марта – выборы в депутаты Верховного Совета РСФСР.
Реклама и объявления:
- Поступили в продажу телефоны без источников питания.
- 30 января в Филармонии проходит просмотр художественных номеров для участия во втором туре Фестиваля народного творчества в Москве.
- в парикмахерских города производится завивка «перманент»
 Сегодня в театрах и кино:
Филармония – Григорий Айдинян. Песни народов мира.
Оперный театр – "Царская невеста".
Театр музыкальной комедии – "Фраскита".
«Октябрь». -  "Иван Бровкин на целине".
«Родина». – "Тайная разведка". (КНР)
«Салют». – "Кочубей" (в главных ролях – Николай Рыбников, Ефим Копелян)
«Совкино». – "Часы остановились в полночь".
«Урал». – "Брюссель – 58".
«Искра». – "Красное и черное".
«Знамя». – "Добровольцы".
На экранах телевизоров:
"Мама, папа, служанка и я" (детям до 16 лет смотреть не рекомендуется)

39.
- Я все-таки не понял, а поиски-то кто организовывал? - задал вопрос Женька. О том, как они проходили всем известно. А вот о самом начале – мало что.
- Давай посмотрим протоколы допросов задействованных лиц. С показаниями Сметанникова и Бодрова мы уже знакомы, а вот  показания Артюшева – представителя Металлургического института, руководителя поисков - и Терканова – прокурора города Кабаковска - мы еще не смотрели.
Вот давай их и посмотрим.
- А официальные бумаги, типа решения маршрутной комиссии, постановления о закрытии дела мы что, рассматривать не будем? – как бы удивился Женька.
-  А ты там найдешь что-то новое и интересное? – в свою очередь удивился я.
- Убедил, поехали.
- Итак, Терканов Иван Васильевич. Русский, 1921 года рождения, член КПСС с 1945 года, закончил юридический институт в 1953 году, - представил я. -  По существу заданных вопросов может сообщить следующее: "21 февраля от секретаря Кабаковского ГК КПСС тов. Проданного мне стало известно, что группа студентов туристов в количестве девяти человек не вернулась из похода в г. Свердловск".
- Ты что хихикаешь? – спросил я, увидев ухмыляющуюся Женькину морду.
- Фраза понравилась: "не вернулись из похода в город Свердловск".
- Не придирайся. Слушай дальше: "я принял меры к уточнению, куда двигались туристы- студенты, и направил при поддержке работников ГК КПСС  вертолет для розыска студентов.
Вскоре из Свердловска прилетели работники спортклуба. Я поставил перед ними задачу немедленно организовать поисковые отряды и начать поиски студентов.
Мне от этих работников стало известно, что окончательный пункт, куда должны дойти туристы – это гора Лунт-Сухап на Северном Урале.
Я дал указание: один поисковый отряд в количестве шести человек направить к горе Лунт-Сухап, а два отряда южнее, чтобы организовать поиски в горах Северного Урала на расстоянии 30-35 км. Так и было сделано.
Я проинструктировал работников института и дал указание, что если обнаружат хотя бы что-нибудь о нахождении студентов в каком либо месте немедленно сообщить мне".
Как говорится, что мы имеем в сухом остатке? Прокурор узнает о случившемся от секретаря горкома КПСС. Согласись, странный источник информации.
- А Дубровин когда в обкоме партии был? – спросил Женька. – Помнишь, что-то у него в показаниях есть.
- Давай, посмотрим. Так: "после разговора с Башкирцевым я вынужден был сразу позвонить в Обком КПСС и попросить довести о такой инертности к действенным мерам по розыску группы  и о самоуспокоенности городского Комитета по спорту об участи группы до секретаря Обкома КПСС Шпокина.  В результате вмешательства которого 21.02 на поиски группы вылетел Бордов"
- Ну, даты можно и перепутать, - добавил от себя Евгений, - но что интересно: по словам Дубровина все зашевелились только после его звонка в обком.
- Просто звонок убыстрил процесс, - пояснил я. - Вообще-то, какие-то телодвижения уже начали совершаться. И с Кабаковском уже стали связываться, и отряды организовывать.
Тут одна интересная деталь имеется: товарищ прокурор считает себя основным организатором поисков.
Из обкома ему позвонили, вертолет он организовал, поисковые отряды распределил. Даже проинструктировал работников института о том, что делать, и указал на необходимость сообщать хоть что-нибудь о нахождении студентов. Одним словом – царь и бог отдельно взятого района. 
Но у нас есть еще свидетель – полковник Артюшев, представитель Металлургического института, руководитель поисков. Зачитываем?
Показания полковника начинались четко, по-военному, без лишних слов: "приказание о выезде в город Кабаковск для организации поисков группы туристов под руководством тов. Желнова я получил 24 февраля сего года.
В этот день я был принят командующим ВВС округа, с которым была достигнута договоренность о выделении одного самолета и двух вертолетов для обеспечения поиска.
В 11 часов 24 февраля мы вместе с заместителем  директора, секретарем парткома и с группой студентов спортсменов под руководством мастера спорта инженера Сметанникова Е.П. в количестве 12 человек вылетели в город Кабаковск.
Прибыв в город Кабаковск в тот же день, мы созвали совещание под предсе-дательством Первого секретаря ГК КПСС тов. Проданного.
На совещании присутствовали: начальник Управления Кабаклага, начальник Кабаковской геологической экспедиции, начальник Отряда ГВФ Свердловска, прокурор Кабаковского района.
Надо было выработать решение о выбросе десантов на весь маршрут похода группы спортсменов Желнова.
На основании решения мной были сформированы три десантные группы из числа студентов и военнослужащих Кабаклага и в период  25-26 февраля выброшены в район Лунт-Сухапа, Отортен, вторая под Каппай-Тумп, третья по долине реки Ялдпынг.
Выброска десантов закончилась 26 февраля. Всего в состав десантных групп было направлено 46 опытных спортсменов.
Перед каждой группой была поставлена совершенно конкретная задача на розыск. Планом предусматривалось соединение всех групп на маршруте группы Желнова, обследование верховьев рек Уральского хребта радиальными выходами на дистанцию 10-15 км. от водораздельной линии хребта с целью обследования долины рек и обнаружения группы Желнова на маршруте его движения".
-  Сразу видно – военная косточка, - одобрил вечнорядовой психолог. – Четко, понятно, разборчиво. Но абсолютно непонятно, кто обеспечивал технику. Если верить показаниям, то над районом поисков должна была кружить целая эскадрилья: Тарканов самолет заказывает, Артюшев договаривается об одном самолете и двух вертолетах, Бордов тоже совершает облет на самолете.
Я уж не спрашиваю о том, кто организовал и в чьем ведении находились поисковые отряды: Тарканова, Артюшева или Сметанникова.
Похоже, что бардак там царил редкостный.
- Да как в любом штабе по нестандартным ситуациям, - поделился я своими наблюдениями. - В начале все чего-то хотят, организуют, командуют, но никто этих приказов не выполняет. Постепенно выделяются две группы: рабочие лошади, в данной ситуации это Артюшев и Сметанников, и группа теоретиков. Единственный плюс этих теоретиков в том, что они работают передаточным звеном между рабочими лошадьми и вышестоящим начальством. Они, конечно, могут выродить толковое соображение, только почему-то забывая, что это соображение ранее было подсказано рабочей лошадью.
Потом, когда рабочих лошадей приходится менять, теоретики становятся на их место, но помешать уже ничему не могут, потому что механизм работы отлажен.
- Ну что, подводим итоги? – спросил уставший собеседник.
- Рано еще. У нас есть пласт материалов, на который мы с тобой совершенно не обращали внимания.
- Какой еще?
- Радиограммы. И если их внимательно просмотреть, то можно увидеть много интересного.
- Полковник, давай хоть кофе попьем. А то сообразиловка совсем отключается.

40.
Интересное началось с самой первой радиограммы, датированной двадцать третьим февраля. Начальник партии Рутман требовал от некоего Копытова, чтобы он немедленно организовал поиски пропавшей группы. Даже обещал эти поиски оплатить.
В ответ Копытов сообщил, что манси согласны "ехать в поиск". Оплата составит пятьсот рублей в сутки на четырех человек.
Начальник партии дает "добро", но предупреждает о строгом выполнении поисков.
Тут же товарищ Рутман отправляет радиограмму "наверх", где сообщается, что "дополнительно проводимых нами поисков группы студентов сегодня 11-30 стало известно что охотники видели свежий след лыжный и место стоянки группы людей сторону водораздела тчк  Нами организована группа мансийцев во главе Скурикова Степана с нашим радистом который отправляется на оленях имеющемуся следу имея при себе аптечку и продукты тчк"
- Погоди! – взвился Женька. – Это ведь тот самый шаман-депутат, который…
- Что шумишь? – охладил я пыл собеседника. – Вообще-то, до сих пор неизвестно, с чьей "легкой" руки мансиец Скуриков сделался депутатом облсовета и, по совместительству, шаманом.
Депутатом, только не областного, а Кабаковского горсовета, был то ли однофамилец, то ли брат Скурикова Степана – Григорий. Что касается шаманства, то этот факт никем не доказан и никем не опровергнут.
Успокоился? Поехали дальше листать.
Кроме того, в поисковую бригаду был включен радист Кабаковской геоло-горазведочной партии Бочаров Константин, который находился в лагере до конца поисковых работ.
Двадцать шестого февраля радист Бочаров сообщил, что "находимся км 6-10 от устья Авыспи. Обнаружены следы узких спортивных лыж, лыжня довольно хорошая, проторена. Это было много людей, то есть 8-10. Следы давние примерно дней 15 назад, так как в лесу следы хорошо заметно а на крытых местах совсем замело направляемся по следу верховья Авыспи, где будем искать в горах". 
- Дальнейший радиообмен, - продолжил Женька, - если я правильно жизнь понимаю, сводился к ежедневному отчету о проделанной работе: кого, где и когда нашли, посылался список необходимых продуктов, в который были включены кофе, сахар, спирт и папиросы. Мне продолжать?
- Продолжай, а я хоть кофею изопью.
-  Первого марта была получена вот такая радиограмма: "при наличии хорошей погоды в 13 часов вам будет подан вертолет. Подготовьте отправку трупов и, если есть больные и не нужные Вам в работе люди. Ваше предложение правильно, нами будут приняты меры к обновлению группы в срок 2-3 марта".
- Я что-то не понял, Полковник, - вынырнул из бумаг Женя. - Это что? - ответ Сметанникову или это указание, которое обсуждению не подлежит, а просто исполняется?
- Дальше смотри, - посоветовал я.
- Второго марта Сметанников отсылает радиограмму, в которой описываются тяжелые условия работы. Ну, метель всякая, полное отсутствие видимости. Также в тексте впервые упоминается метеорологическая ракета и сообщение о том, что начался отъезд студентов.
    Кроме этого, Сметанников просит вызвать его для доклада и решения вопроса о руководстве отрядом.
Вот непонятно, Полковник, зачем это Сметанникову потребовалось?
- Думай, голова…
- Шапку куплю. Знаю, знаю. Ну то, что студенты отбывают в Свердловск – это понятно. Сам Сметанников пишет – пропущено много занятий.
А по каким причинам Сметанников просит освободить его от руководства отрядом? Как вы думаете, товарищ Полковник?
- Вот тебе несколько вариантов ответа, выбирай, какой понравится.
Первое, необходимость вернуться на работу. Все-таки заместитель главного механика.
Второе, Сметанников понимает, что спасработы зашли в тупик, что их нужно отложить до конца апреля. Об этом он неоднократно указывал в радиограммах, докладывал на штабе. Но его мнение в расчет не принимали, и работы были продолжены…
И третье, "поскольку участок работы вполне определен, по своему характеру работы требует другого опыта, считаю целесообразным руководство отрядом возложить на капитана Белова, тем более что отряд по составу становится военным. Согласие отряда и Белова на этот счет имеется. Ставится также вопрос о снятии Маслова, Александрова, Веселых. Хорошо бы уточнить, пролетала ли над районом аварии метеоракета нового типа вечером первого февраля". Эту радиограмму Сметанников отослал третьего марта. Что скажешь?
-  Все варианты серьезны. Но обрати внимание на этот текст: "группа капитана Басова тщательно обследовала долину ручья в истоках которого произошла авария туристов Желнова  тчк Группа дошла до Лусума тчк Никаких следов Желнова не обнаружено зпт ручей является местом снегосброса с главного хребта зпт снег очень глубокий тчк Вероятность ухода части группы этой долиной в Лусум отпадает зпт здесь же тщательно прошел Борисов с собаками тчк Другая группа продолжала прощупывание склона тчк Ничего не обнаружено тчк"
- И что тебе в нем понравилось?
- Во-первых, в поиски активно включились военные. Все, гражданским там делать уже нечего. Сметанников это понял сразу, поэтому и сам поспешил уехать, и студентов вывезти.
Во-вторых, группа капитана Басова несколько раз проходила над трупами последней четверки. Они, наверняка, истыкали весь снег щупами, но из-за глубины снега просто до искомого не добрались.
И это опять-таки подтвердило правоту Сметанникова -  поиски надо было отложить до весны.

Стенограмма заседания, которое вполне могло происходить в 195* году.
    Типичный кабинет руководителя высшего звена. Т-образный, массивный, покрытый зеленым сукном стол. На столе – графины с водой, стаканы. Рядом с председательствующим – несколько телефонов. Два из них – без наборного диска. На стене над председательствующим – портрет основателя государства, как всегда читающего газету "Правда".
    На заседании присутствуют два москвича. Один – представитель Всесоюзной секции туризма, принимающий участие в поисковых работах. Второй – прилетел утром и никому не известен.
    Судя по духоте, наполовину пустым графинам, слоям табачного дыма под потолком, замороченному выражению лиц, заседание длится уже не один час. Но главный вопрос, видимо, еще не рассматривался.
Председатель: Переходим к главному вопросу сегодняшнего заседания: "Гибель студентов туристической группы в горном районе Северного Урала". Товарищ инструктор, доложите обстановку.
Инструктор: Поиски длятся уже свыше трех недель. За это время обнаружено пять трупов участников похода, найдена палатка с разрезанной самими туристами стенкой и (роясь в записях, с трудом выговаривая слово) ла-баз с продуктами и частью вещей. Установлена причина смерти – замерзание. Причина, заставившая туристов покинуть палатку, неизвестна.
Председатель: Негусто. Настроение поисковиков, о чем говорят и вообще…
Инструктор: Настроение подавленное. Разговоры ведутся в основном о причинах выхода из палатки, и что могло быть причиной гибели. Кто-то обвиняет Желнова в неопытности – не там поставил палатку, не учел климатические условия, кто-то, наоборот, считает, что Желнов все сделал правильно. Из-за этого происходят стычки, но мелкие, без последствий. Основная масса поисковиков о причинах трагедии какого-либо определенного мнения не имеет, но кое-кто считает, что причиной гибели стали либо огненные шары, либо неудачное испытание ракетного оружия.
Председатель:   О виновности манси, побеге заключенных уже не говорят?
Инструктор:  Да. Никитин доказал непричастность к событиям и тех, и других.
Председатель:  Наш пострел везде поспел. Ладно. Товарищ представитель военного ведомства, что вы можете доложить по данному поводу?
Представитель:  Мы собрали данные по всем возможным запускам. Результаты таковы: нештатных ситуаций не было.
Председатель: Подробнее, пожалуйста.
Представитель: Запусков вообще не проводилось – мораторий подписан. Раз запусков не было, то и аварий, естественно, тоже. И вообще, мы здесь ни при чем.
Председатель: Так что же, черт возьми, произошло?
Инструктор: Среди поисковиков еще одна версия ходит. Марсиане прилетали. Ее, кстати, и Никитин придерживается.
Председатель (раздраженно закуривая очередную папиросу):  Засуньте себе эту версию…. Знаете куда? Что, в официальных документах так и напишем, что, мол, инопланетяне прилетали? Да после этого не только меня, да и всех вас по закоулочкам разнесут! Какие будут предложения?
  Прибывший из Москвы поднимает руку, прося слово.
Председатель:  Что вы ведете себя как школьник на уроке? Говорите.
Москвич: Как говаривал Николай Васильевич Гоголь, у меня есть пренеприятнейшее известие – судя по всему, в ближайшее время мы не узнаем, что произошло в горах. Есть такое подозрение, что не узнаем и потом, но в данной ситуации это особого значения не имеет. Товарищ Председатель совершенно прав, нам нужен документ, который мы должны отправить…
Голос с места (приглушенно):  По этапу
Москвич (добродушно): По инстанциям, дорогой товарищ, по инстанциям. По этапу мы вас отправить всегда успеем. В этом документе мы должны отразить причину, приведшую к печальному исходу, а также обозначить виновных. Но также мы должны дать и пищу для размышлений народу. Вообще-то ситуация не из приятных – горожане возбуждены. О гибели студентов говорят везде: в очередях, в компаниях. Особенно эти разговоры популярны в студенческой среде. Это все, конечно, объяснимо, но…
Голос с места:  И что вы предлагаете? Запретить?
Москвич:  Запретить что-либо невозможно. Начнем запрещать в одном месте – вылезут в другом. Нужно направить эти рассуждения в нужное направление, а именно – внедрять в массы версию о неудачном испытании ракеты, снаряда, еще чего-нибудь.
Представитель: Вы, конечно, меня простите, не знаю, как вас звать…
Москвич:  Извините, забыл представиться. Семенов Семен Семенович.
Представитель (постепенно распаляясь): Вам не кажется, что это несколько поспешное решение? Нам и невыдуманных неприятностей хватает.
Семен Семенович:  Скоро этих неприятностей у вас будет еще больше. Что там за авария на секретном заводе? Молчите? То-то. Ладно, пока о ней мало кто знает. А когда информация пойдет?
Представитель (упрямо): Не вижу связи между аварией и произошедшим.
Семен Семенович: Сейчас увидите. Извините, небольшой экскурс в науки. Не открою большой тайны, если скажу, что не факты сами по себе поражают народное воображение, а то, каким образом они распределяются и представляются толпе. Как бы ни была нейтральна толпа, она все-таки находится чаще всего в состоянии выжидательного внимания, которое облегчает всякое внушение.
    Ну, дорогие товарищи, не делайте возмущенные лица. Не нравится термин "толпа", буду говорить "народ".
    Необходимо, чтобы сгущаясь, если мне будет позволено так выразиться, эти факты представили бы такой поразительный образ, что он мог бы овладеть всецело умом народной массы и наполнить всю область ее понятий.
  Практически – мы должны дать образ: неудачное испытание. А дальше людское воображение этот образ будет домысливать и распространять как легенду. На этом фоне все остальные события уйдут в тень. В частности – та авария, которая произошла на заводе.
  А у нас будет возможность тихо и спокойно заниматься поисками в горах. Только студентов-поисковиков надо поменять. И сделать это нужно под очень благовидным предлогом – начало нового семестра.
Голос с места: А народ этому поверит?    
Семен Семенович: Он уже поверил. Наше счастье, что народ не способен правильно рассуждать и критически относиться к чему-либо. Для народа неудачные испытания – это уже реальность. И нужно этот образ поддерживать. Будут ваши сотрудники разговаривать с родственниками, пусть, как бы делясь большим секретом, и обмолвятся. Только вежливо, пожалуйста, без вечных ваших командирских ноток.
Председатель: А что мы напишем в официальных документах?
Семен Семенович:  Я думаю, что там можно написать что-нибудь про ураган, разметавший группу по склону, про выход человека из палатки. Тем более что об ураганных ветрах говорят все допрошенные вами свидетели. Так что это будет выглядеть вполне правдоподобно.
Председатель:  Так. Спасибо всем. Заседание можно считать…
Семен Семенович: Минутку. Мы должны обозначить виновных с определением меры…
Голос с места: …высшего наказания.
Семен Семенович (спокойно, будто не слыша): …с определением соответствующей меры наказания. Под эту меру попадают: ректор, секретарь парткома и председатель профкома института, председатель правления спортклуба и председатель совета городского союза спортивных обществ.
Голоса с мест (сначала недоуменные, потом все более и более возбуженные): Есть основные люди, которые должны отвечать за это дело…. Причем здесь ректор, парторг…. У них своих дел хватает…. Есть конкретный виновник – председатель правления спортклуба, с него и спрашивать…. Он вообще два месяца назад этот пост оставил.
Председатель: Тихо! Возьмем председателя правления спортклуба! Группу средствами связи, спальными мешками обеспечил? – Нет. Средств для организации похода сколько выделил? По сто рублей на человека? – мало. Ребятам скидываться пришлось. А студенты – народ бедный. Недоработка налицо. А что у нас сделал Госкомспорт? Это надо же до такого додуматься – выпустить группу в поход и не зарегистрировать маршрут, не взять маршрутную книжку?! Грубейшее нарушение инструкции "О порядке организации и об обязанностях организаторов, руководителей и участников туристских походов". А как соблюдается Постановление президиума ВЦСПС, в котором черным по белому написано, что на туристских маршрутах, особенно второй и третьей категории трудности, требуется создание туристской базы? Хорошо соблюдается? А мне вот докладывали, что в Кабаковском районе ни одного представителя Госкомспорта в глаза не видали. Это как? И после этого вы мне хотите сказать, что их и наказывать не за что? Наказать всегда есть за что. Так что пусть адвокаты помалкивают, а то и добавить можно!
Представитель Всесоюзной секции туризма: Наверно, надо умерить кровожадность. Я только вчера вернулся с места происшествия. Да, народ много что говорит, но спокойно, без истерик. Мы с прокурором и начальником поискового отряда осмотрели вещи, оставшиеся в палатке и лабазе. Из того, что мы видели, можно сделать вывод, что группа была оснащена соответственно условиям похода и возможностям турклуба. Так что упреки в адрес турклуба не обоснованы.
Председатель: С этим мы еще разберемся. Ладно, время позднее. Заседание считаю закрытым. С Постановлением ознакомитесь в рабочем порядке. Все свободны. Семен Семенович, вы можете задержаться на несколько минут?
Семен Семенович:  Пожалуйста.
Председатель: Вы знаете - я все-таки не последний человек в области. Так вот – мне нужна ясность. Что произошло? Только честно, пожалуйста.
Семен Семенович: Если честно, то мы сами не знаем. Наши эксперты ничего толком сказать не могут. Ясно только одно: ни лавина, ни побег заключенных, ни военное ведомство к этому не причастны.
Председатель: Так что же тогда? Действительно, марсиане?
Семен Семенович: Эта версия нами тоже рассматривается. Только в варианте неопознанного летающего объекта. Есть еще одно объяснение – какой-то редко встречающийся природный феномен.
Вы сами понимаете, что обнародовать такую версию нельзя. Не поймут-с. Ни Генеральный секретарь, ни нищенка на вокзале. Поэтому и нужно внедрить в народ версию об испытаниях. Простенько, со вкусом и привычно.
Председатель:  И что вы рекомендуете?
Семен Семенович: Форсировать поиски. Форсировать, несмотря ни на что. Пускай спасатели говорят что угодно, но прекращать поиски нельзя ни в коем случае. Нужно альпснаряжение – будет. Нужна луна в небе, черт в ступе, ночь перед Рождеством – почешемся, но достанем.
И пусть Никитин копает, копает и копает. Он это может, я его хорошо знаю. Только вот когда найдете оставшуюся четверку, дело надо будет закрыть, а Никитина перевести с повышением в какую-нибудь азиатскую республику. Ну, это уже моя забота.
Председатель: Не много ли чести?
Семен Семенович: Если мы Леню не уберем, он будет рыть дальше. Он уже дорылся до того, что ему знать не полагается, но это пока только его домыслы, хотя, как я понял, частично озвученные.
Председатель: Это по поводу летающего объекта?
Семен Семенович: Да. Так что пусть на повышение работает. Да, и ему, наверно, трудно одному работать, так вы помощника найдите. Пусть вместе трудятся.
Но это – все в рабочем порядке. Нужно сделать так, чтобы о событии побыстрее забыли. Хотя, чувствую я, будут еще сюрпризы. Главное – не препятствуйте разговорам. Ну, можете прищучить кого-нибудь, но не сильно. Кстати, то, что вы хотите наказать туристическое руководство, – это правильно. Но мой вам совет: через некоторое время восстановите их на работе. Это хороший крючок на будущее. И, пожалуйста, скажите порученцу – пусть поскорее машину в аэропорт организует. Я хочу на ближайший московский рейс попасть. В Большом "Хованщина" идет с Максаковой и Рейзеном. Может, еще успею. 

41.
    Придя с работы,  я увидел трогательную картину: Женька, самозабвенно дымя трубкой, слушал записи моих северных песен..
- Более интересного ничего найти не мог?
- Да смог бы, наверное. Выбор-то вон у тебя какой огромадный. Только объясни мне, с какого перепугу тебя в шаманские песнопения потянуло? Откуда ты их взял?
- Как говорится, кое-что в старых бумагах надыбал, кое-что сам сочинил. В итоге – получилось нечто вроде ритуального подношения северным духам. Хоть и подшучивали они надо мной, но в трудную минуту всегда помогали.
- Ага, я вижу еще одного человека, в котором заложена субдоминантная поведенческая программа….
- Корнет, не матерись, а то стукну.
Женька посмотрел на меня укоризненным взглядом:
- Да, господин Полковник, не читали вы труды профессоров-этологов, не читали. Это вас не красит. Придется ликбез проводить.
- После еды. Голодное брюхо к ученью глухо.
- А сытого зверя на лежку тянет. Ладно, пойдемте вилкой и ложкой укорачивать путь свой жизненный.
Свой ликбез Женька начал достаточно нетривиально. 
- Скажите, господин Полковник, какое первое действие вы произведете, войдя с группой в лес?
- Дам по шее самому молодому, чтобы не высовывался, а потом вместе со старым другом выкурим по трубочке.
Лектор удовлетворенно улыбнулся:
- Вот. Вы сейчас описываете типичное поведение патриарха стаи - указать молодому занимаемое им место и напомнить старому другу, что хоть он и входит в геронтократию, но вторым. Это я к тому, что ничего за тысячелетия не изменилось. Сохранилась не только пирамида внутригрупповых отношений, но и программа поведения в экстремальной ситуации. И реализуется эта программа в двух направлениях.
    С этими словами Женька выпростался из кресла, сделал несколько шагов по комнате, потянулся. Ликбез продолжался:
- Да, так вот, о чем я? А, да. Первое направление, так сказать, - практическое. Палатку поставить, костер разжечь. Иными словами – жизнеобеспечение.
    Второе – более сложное - задабривание духов тех мест, в царство которых попали.
    Последнее достигается соблюдением определенных ритуальных, традиционных действий.
    Особенно соблюдаются действия табуированные, то есть те, которые делать нельзя.
    У желновцев, судя по дневникам, этим действием был запрет на подход к костру, пока не будет сделана вся работа по лагерю.
- Красиво излагаешь, холера. Вспомнил, как мы тебя в походах воспитывали?
- Да. Кстати – спасибо. В жизни очень пригодилось. Извини, продолжу.
    Второе направление включает в себя также заклинания, молитвы и ритуальные фразы.
    Вспомни, как Леший с костром разговаривал, чтобы он разгорелся.
    Или как ты загибал трехэтажную ненормативную лексику, когда надо было что-то быстро сделать, а не получалось.
  По сути – это набор ритуальных фраз, который доступен каждому.
  Но творить заклинания могли только шаманы.
  И сейчас, попав в горы, мы пытаемся стать теми же шаманами, сочиняя стихи и песни, посвященные духам тех мест, в которых оказались.
  И, обрати внимание - эти песни поются только в лесах.
На кухне, а тем более, в концертном зале они неуместны.
- А желновцы-то здесь с какого боку? – чувствуя, что Остапа понесло, спросил я.
- С самого что ни на есть непосредственного. Во-первых, если проанализировать весь имеющийся материал, то вырисовывается четкая иерархия: Желнов – патриарх, рядом Холмогорова – женщина патриарха. Далее идут Свободин, Соснин, Гореватов, Дубровина. В основании – Крищенко, Доренко. Иными словами, лестница была сформирована, всех устраивала, явных негативных эмоций не вызывала.
    В этом походе у патриарха появляется якобы конкурент, который, пока, находится на низшей ступени. Неважно, делает ли он попытки сместить предыдущего, не делает (а мы установили, что не делает), но раздражающим фактором является: все равно не свой.    Правда, потом, когда пришедший занимает свою ступеньку, ситуация нормализуется.
    Во-вторых, соблюдается тот самый ритуал задабривания, о котором мы с тобой говорили. Ты их песенник не читал?
- Нет. Как-то руки не дошли.
- Совершенно недопустимая оплошность. Если бы ты его прочитал, то нашел бы, как минимум, три песни, которые можно было бы расценить как заклинание духов о благополучном завершении похода.
    И обрати внимание, какое первое мансийские слово встречается в дневниках Дубровиной и Свободина – "я", что в переводе означает "ручей".
И как трепетно Холмогорова относится к мансийской письменности на деревьях.
Вообще, если рассматривать поход с некой мистической точки зрения, то можно смело говорить, что северные духи с самого начала пытаются ребят в горы не пускать.
    Предупреждения сыплются чуть ли каждый день: в Надеждинске  Крищенко попадает в милицию, потом с пробега сходит Рудин. В Ялдпынге, в рабочем поселке, находятся люди, которые всячески отговаривают от похода. Но группа этих предупреждений не слышит и упрямо движется к своей смерти.
-  Манси считали, что туристов…, - начал я.
Женька продолжил:
-  Да, по их мнению, ребят убило грозное божество. И не просто так, а голосом. И вот тут-то и вспоминается Золотая баба.

Сведения о Золотой Бабе, собранные Евгением из различных источников.
Угры приходили вместе с  готами в  Рим и  участвовали в  разгроме его Аларихом...  На  обратном  пути  часть  их  (уричей)  осела  в  Паннонии и образовала там могущественное государство,  часть вернулась на  родину,  к Ледовитому океану,  и до сих пор имеет какие-то медные статуи, принесенные из Рима, которым поклоняются как божествам.
        Юлий Помпоний Лэт. Комментарии к "Георгикам" Вергилия, 1480-е годы

За землею,  называемою Вяткою,  при проникновении в Скифию, находится большой идол  Zlota  Baba,  что  в  переводе значит  "золотая женщина" или "старуха". 
Окрестные народы чтут ее  и  поклоняются ей.
Никто, проходящий поблизости, чтобы гонять зверей или преследовать их на охоте, не минует ее с пустыми руками и без приношений. 
Даже если у него нет ценного дара,  то он бросает в  жертву идолу хотя бы шкурку или вырванную из одежды шерстину и, благоговейно склонившись, проходит мимо.
                Матвей Меховский. "Сочинение о двух Сарматиях". 1517

В  Обдорской области  около  устья  реки  Оби  находится некий  очень древний  истукан,  который  москвитяне называют  "Золотая Баба",  то  есть "Золотая Старуха".
Это подобие старой женщины, держащей ребенка на руках и подле себя  имеющей другого ребенка,  которого называют ее  внуком.  Этому истукану обдорцы,  угричи и  вогуличи,  а также и другие соседские племена воздают  культ  почитания,  жертвуют идолу  самые  дорогие и  высокоценные собольи меха. 
Вместе  с  драгоценными мехами прочих зверей  закалывают в жертву ему отборнейших оленей,  кровью которых мажут рот,  глаза и  прочие члены  изображения. 
Сырые же  внутренности жертвы пожирают,  и  во  время жертвоприношения колдун вопрошает истукана,  что  им  надо  делать и  куда кочевать:  истукан  же  (странно сказать)  обычно дает  вопрошающим верные ответы и предсказывает истинный исход их дел.
                Алессандро Гваньини. "Описание Европейской Сарматии", 1578

  Внешний  вид  и  устройство  его  (идола)  неизвестны  были  и  самим обоготворя-вшим.  Постоянно охраняемая двумя стражами в красных одеждах,  с копьями  в  руках,  его  кумирня была  закрыта для  вогулов.  Один  только старейший и главный шаман имел право входить в кумирню.
                Ипполит Завалишин. "Описание Западной Сибири", 1862

Предания о Золотой Бабе, скрывающейся на далеком Севере, появились давно.   Связаны эти предания с государством, существовавшем в 9-12 вв. в долинах Северной Двины, Вычегды и верховья Камы. На Руси его величали Пермью Великой или Биармией.
Пермь Великая славилась пушниной. Купцы из разных волостей и стран выкладывали за нее немалые деньги.
Шло время. Крепнувшие соседи стали протягивать руки к этой богатой, но малонаселенной местности. Были в краю Пермском и новгородские ушкуйники, и войска московского князя. Все чаще стали они ходить в Биармию.
Почитатели культа золотой богини, спасаясь от христиан, прятали идола в пещерах Уральского хребта, в лесотундре Оби, в горах Путоран на Таймыре.

Не прошли мимо удивительной Золотой бабы, совершенно не похожей на остальных идолов, грубо вырубленных шаманами из дерева, и уфологи.
Они знали, что удивительному идолу поклонялись, да и сейчас поклоняются, народы ханты и манси. Металлическая Золотая баба как будто упала с неба.
Такую версию происхождения золотого идола выдвинул несколько лет назад уфолог Станислав Ермаков. Он считает, что Золотая баба - это робот-инопланетянин, по какой-то причине, может быть, из-за частичной неисправности, оставленный на Земле его хозяевами.
В течение некоторого времени Золотая баба могла передвигаться, и именно с этим ее свойством связаны легенды манси о "живом" золотом идоле. Потом, похоже, робот начал постепенно выходить из строя.
Сначала он еще мог издавать звуки, а затем окончательно превратился в золотую статую.

Во время практики на Северном Урале старик, работавший сторожем, рассказал как-то одну историю:
- Живет тут у них в лесах Золотая Баба. Только где она, никто не знает. И какая она – тоже никто не видывал. Еще когда Ермак пошел на Сибирь, унесли ее вогулы – спасать. Кто говорит – в низовье Оби, кто – на Конду, а кто заверяет – здесь осталась. Только схоронили крепко. Молились ей когда-то, давно очень, а потом, видать, забыли. А Баба, я думаю, здесь где-то, в районе Горы Малых богов. Там ее так упрятать можно,  что никакой черт не найдет.   
    
 42.
    Женькины выкладки напомнили мне зимний поход к  этим Малым богам, когда нас чуть не смела пурга. Нам повезло – изменение погоды мы учуяли каким-то сверхъестественным чутьем. Только-только  хватило времени, чтобы поставить иглу, где и провели четыре дня. 
    Климат, который там создался, можно было охарактеризовать двумя словами – тепло и сыро. Тепло – от свечки, постоянно горевшей у дежурного, сыро – от этого самого тепла, капели с крыши иглу, испарения от тел. Делать было абсолютно нечего. Мы валялись в спальнике, почти пророчески названном "братской могилой", травили анекдоты, страшные истории. Ни к селу ни к городу тревожили творчество братьев Стругацких, Олега Куваева. Сочиняли стихи, песни, которые тут же забывались.
    Когда необходимость выгоняла наружу, то буквально на расстоянии вытя-нутой руки ничего нельзя было разглядеть. Ветер сбивал с ног, и если бы не веревка, которую мы догадались натянуть заранее, то для многих вылазка могла закончиться плачевно.
    Вылезший из спальника долго не мог в него ввинтиться – народ сразу как бы расширялся, занимая освободившееся место. Внедрение в спальник происходило под совершенно непристойные комментарии и жуткие прогнозы на всю оставшуюся жизнь. Постепенно все успокаивалось. Вскоре необходимость вылезти возникала у следующего, и история повторялась.
    Но когда пурга закончилась, и мы все-таки выбрались на плато, то увиденное послужило заслуженной наградой за все наши мучения.
Мы поднимались тропою "ложных солнц" - прокладывали лыжню прямо к сверкающим в ярком темно-синем небе трем светилам, окруженным мерцающим гало. Снег вокруг переливался всеми цветами радуги – я тогда впервые увидел зеленый снег. Было холодно, наш походный градусник показывал минус тридцать семь.
    Закуржавевшие травинки, казалось, созданные из хрусталя, дымчатого топаза и аметиста, напоминали сад Хозяйки Медной горы. Отовсюду слышался тихий перезвон – то звенели кристаллики льда.
    Когда мы вышли на плато, то увидели   семь заснеженных, сверкающих под солнцем камней-идолов. Казалось, что ветер, создавая снежно-каменные композиции, обладал недюжинно-специфическим чувством юмора.
    Достаточно сказать, что первое, что мы увидели, было изображение классической комбинации из трех пальцев. 
    Начался закат. Тени, которые отбрасывали камни, стали еще вычурней, еще фантастичнее, чем сами камни. Снег становился розово-фиолетовым, по цвету напоминая облака, хвосты которых тянулись к закатывающимся солнцам.
    Перезвон стих, стояла завораживающая тишина, нарушить которую казалось кощунством.
    Мы уже уходили с плато, когда до нас донеслось что-то, напоминающее вздох. Казалось – идолы прощаются с нами. Мы повернулись и крикнули: "До свидания". Но голоса прозвучали тихо и как-то беспомощно. И мы, словно гости, пришедшие без приглашения, продолжили свой путь обратно.
    Когда мы пришли к иглу, то первое, что там обнаружили – оттаявшую мышь, которая пыталась прогрызть кулек с солью. Рядом лежали кульки со всякими крупами, но ей была нужна только соль.
    Мы выдали зверушке несколько крупинок, и она ушмыгнула куда-то вглубь. Больше она не появлялась.
От воспоминаний меня отвлекли Женькины изыскания:
- А рядом, - говорил он, -  стоит еще одна гора, на которую если посмотреть с небольшого безымянного хребта, расположенного к западу, то можно увидеть лежащую на спине женщину с резкими чертами лица.
    Рассказывают, что это -  окаменевшая шаманша, которая вступила в борьбу с Золотой бабой. Ну, идол-то сильно не церемонился - рявкнул на нее, и упала шаманша замертво, в камень обратилась.
А с ней заодно еще и все живое умерло на много верст кругом.
- Ну, совсем как в песне-заклинании Ады Якушевой: "Я бы навек обратилась в камень, чтобы ты поклонялся мне", - внес я свою лепту.
Женька весьма двусмысленно ухмыльнулся и  добавил: 
- Ну да. Еще одно применение заклинания. Широко распространенное, между прочим.

43.
- Полковник, вам  не кажется, что мы опять ушли в сторону? Рассуждаем о манси, верованиях, а о группе Желнова забыли?
-  Нет, не кажется. К мансийской версии мы еще вернемся, а сейчас закроем версию, что будто бы студентов убили заключенные.
Да будет тебе известно, о, мой долготерпеливый собеседник, что зимой заключенные обычно не бегут - не сезон как-то, а если уж и случается такое, то путь у них только на восток, поближе к жилью.
На север и северо-запад стараются не бежать. Непроходимый зимний лес, воинские части и манси, которые активно участвуют в поимке заключенных.
    Им за поимку каждого зэка даже материальную помощь выписывали - мешок муки и  три пачки патронов.
- Немного, - протянул практичный Женька.
- Это как сказать. А вообще, у меня предложение, - командирским голосом изрек я. – Приготовить какой-нибудь еды и питья. Сидеть будем долго, в три утра точно есть захочется. 
- А с чего ты решил, что будем долго сидеть? Выспаться надо будет, ведь с утра по работам разбегаться, - благоразумно возразил Женька, но тут же себя и опроверг. – Хотя, если мы сейчас будем событиями на перевале заниматься, то как раз к утру, может быть, и успеем.
- Мы пришли к выводу, - напомнил я, - что разбивка палатки была вынужденным событием, связанным с травмой одного из членов группы.
- Официальная версия, - подхватил Женька, -  предлагает нам следующий вариант: ночью туристов из палатки выгоняет что-то страшное, и они, перепутав направление и, как утверждают некоторые комментаторы, ослепнув, бегут к притоку. Сразу скажу, что меня эта версия не удовлетворяет.
- Скажи пожалуйста, всех удовлетворяет, а его нет. И почему бы это?
- Прежде всего, все эти утверждения строятся на рассуждениях людей, которых там не было. Уже одно это заставляет задуматься. И еще, – я не люблю театральщину. А здесь – прямо-таки старинный английский роман ужасов: на фоне темной, с ураганным ветром, ночи появляется что-то страшное, лишающее зрения, а потом убивающее. Одним словом – Анна Радклиф в одном флаконе с Альфредом Хичкоком, Стивеном Кингом  и еще кем-нибудь.
- И твой вариант?
- Давай сначала попытаемся понять настроение ребят, - оседлал любимого конька Евгений. – Согласись, что невеселое. От графика отстают, лучший друг Колька травму получил. В качестве звукового раздражителя добавь ветер,  который мало того что завывает на все голоса, так еще и пытается палатку сорвать.
    Желнов, да может и не только он, вспоминает разговор в Ялдпынге. Чтобы как-то отвлечься, кто-то, может даже и Голдарев, предлагает заняться выпуском стенгазеты.
    Постепенно депресняк отступает, но какие-то странные ощущения и потребность в навязчивых движениях (помнишь, кто-то палку лыжную резал?)  все равно остаются.
    Дежурят по двое, часто выходят наружу, держа в руках ледоруб и фонарик, потому что непонятные ощущения постепенно сменяются чувством неосознанной тревоги. Официальная причина для выхода – проверка растяжек у палатки.
Только непонятно – топили ребята печку или нет.
- А вот прочитай. Получишь массу впечатлений, -  я подсунул Женьке пару листков бумаги и, удобно устроившись, приготовился слушать комментарии. - Это показания тех людей, которые работали на перевале и делали опись вещей, находящихся в палатке. 
Комментарии последовали сразу:
- Ничего не понимаю. Один описывает холодную ночевку, другой видит печку с одним поленом и не видит боевой листок, третий отмечает наличие листка ватмана небольшого размера, но не видит печки, а четвертый вообще описывает печку, набитую дровами, – ну хоть сейчас в ней огонь разводи. Выписки-то кто делал?
- Сам Никитин. В какой-то момент он, похоже, стал понимать, что ему пытаются подсунуть что-то не то, и поэтому, наверняка, параллельно официальному расследованию начал свое, альтернативное. Но не удалось – его перевели в другое место работы, далеко от Свердловска. Что, кстати, тоже весьма странно. Что дальше?
Женька прищурился:
- Утро. Дежурные дают команду на подъем, готовят завтрак. А вот дальше и происходит что-то непонятное и страшное, что заставляет ребят разрезать палатку и выбежать на склон.
- И как ты думаешь, что же их все-таки заставило покинуть палатку?
- Ответ-то банальный – невозможность в ней находиться. Но почему в ней стало невозможно находиться - вот в чем вопрос. Вариантов, как ты понимаешь, два. Первый – выяснение межличностных отношений, второй – внешнее воздействие. Начнем с первого – выяснения отношений, попросту драки. Говорю сразу – не проканает.
- Почему? – позволил себе усомниться я.
    Женька протелепал на кухню. Долго бренчал чайником, чего-то искал в холодильнике. Вернулся с большой чашкой кофе и бутербродом с колбасой. Уместившись в кресле, одним глотком затянул в себя полкружки напитка. Бутерброда хватило на два укуса. И только после того, как расправился с едой, начал говорить:
- Во-первых, нет причины. Еды -  хватает, маршрут -  в штатном режиме, вну-тригрупповые отношения определены. Думать о том, что патриархи и субдоминанты женщин не поделили – вообще смешно. Сексуальные поползновения на маршруте, в особенности зимнем…  Умные люди это называют катахрезой – несовместимостью понятий. Да и с нравственностью тогда было все хорошо.
    Что касается галлюциногенов – так в пятидесятые годы это была такая экзотика, что и в городе-то не сразу найдешь, не то что на севере.
- А если шаманы что-нибудь подкинули?
- Куда, когда и зачем? Конфликтов между туристами и манси не было. Группа вела себя прилично, капища не зорила, чемьи не грабила. Так что незачем было шаману подкрадываться к палатке в темную холодную ночь и подбрасывать в ведро с чаем сухой помет летучей мыши, смешанный со спорами мухоморов.
    И еще один вопрос, который задаю чисто из вредности: ты в палатке драться не пробовал, пусть даже в такой, как желновская?
- Да как-то не доводилось. Ты, кстати, не помнишь, как ее описывают?
- Помню. Длина – два метра, ширина метр восемьдесят, высота такая же. Пошита из плащ-палаточной ткани. Желновцы ее усовершенствовали – сшили две палатки, навесили пологи. Печку устанавливали посредине на растяжках.
    А теперь представь себе: это как же аккуратно надо махаться ножичком или топориком, чтобы ни печку не свалить, ни одеяла разворошить? А тут еще, наверняка, и люди суетятся, связать пытаются. Представляешь – какой бы погром был? А поисковики описывают в палатке полный порядок.
    И что еще говорит против драки: в ребятах просыпается чувство опасности. А раз так, тот они, согласно инстинкту, присутствующему у всех высокоорганизованных животных, должны объединиться.
    И объединиться вокруг сильной личности, патриарха, которым является Желнов.

44.
- Пока ты ничего нового не сказал. И не объяснил, почему группа пошла в сторону Лусума, а не к лабазу.
- А что им у лабаза делать? – в Женьке просыпался азарт исследователя. - В палатке все жизнеобеспечение: печка, одеяла, запасные вещи. А в лабазе? – Продукты весом пятьдесят пять килограммов. Ни лыж, ни палатки, ни рюкзаков. Так что от палатки им далеко уходить нельзя. Ребята понимают, что спускаться можно только к Лусуму. И ближе идти, кстати.
И не исключается, что  раздражающий фактор приближался именно со стороны Авыспи.
- Ты заметил, что мы, не сговариваясь, все события перенесли на утро?
- А что тут удивительного, - воззрился на меня исследователь. - Они утром и происходили. Перед тем, как к тебе приехать, я со спасателями встретился, так они много чего интересного рассказали. В частности, как они время смерти по наручным механическим часам устанавливали.
- Это как? – заинтересовался я.
- Как ты, наверное,  помнишь, - продолжил исследователь, -  часы на руке Свободина показывали восемь часов сорок пять минут, часы на левом предплечье Желнова показывали пять часов тридцать одну минуту. У Соснина обнаружено двое часов: спортивные, которые показывали восемь часов четырнадцать минут двадцать четыре секунды, и часы марки “Победа”, остановившиеся на  восьми часах тридцати девяти минутах.
    Возвращаюсь к спасателям. Во время проведения зимних поисково-спасательных работ где-то в Саянах они обратили внимание, что часы, обнаруженные на трупах, остановились примерно в одно и то же время. Разброс составлял двадцать-тридцать минут.
    Стали экспериментировать. Выявили очень интересную закономерность: механические часы останавливаются, как правило, через тридцать-сорок минут после того, как появляется заледенение поверхности, к которой они примыкают. В нашем случае – запястья Свободина, Соснина и Желнова. Заледенение, по словам судебных медиков, на приличном морозе появляется минут через десять после смерти. Поэтому с очень большой степенью вероятности можно утверждать, что гибель группы произошла между восьмью и девятью часами. Причем именно утра, а не вечера.
Вспомни, как ребята были одеты: на Желнове меховая куртка – безрукавка, свитер, две пары брюк. На ногах – носки, обуви нет.
На Колмогоровой две шапочки, туристская маска, свитер, две пары брюк. Из кармана торчит расческа. На ногах - шерстяные коричневые носки с меховыми стельками, под ними синие и коричневые носки.
    Свободин: черный хлопчатобумажный свитер, ковбойка с накладным карманом, в котором паспорт, деньги, авторучка. Кроме того, – нательная  теплая рубаха с начесом. Лыжные брюки, в карманах - коробка спичек, перочинный нож, расческа в футляре, две веревочки и карандаш, носок х\б. На груди, под ковбойкой, – стельки.
    На правой ноге черный валенок, три пары носков. На левой ноге валенка нет, но носков тоже три пары.
    Голдарев: кожаная шапка - ушанка, вязаная шапочка красного цвета, шерстяной шарф. Туристская маска из байки и зеленого брезента на ремешках.
    Меховой жилет, куртка, свитер. Брезентовые брюки – комбинезон с двумя накладными карманами. В правом кармане луковица. На ногах - черные стеганые бурки.
    Во внутреннем нагрудном кармане комбинезона расческа и клубок ниток. В заднем кармане комбинезона – свернутая газета. Под комбинезоном байковые брюки. На левой руке надет компас.
    Дубровина: на голове шлем. Два свитера. Хлопчатобумажные брюки. Левая голень и стопа завернуты в серый шерстяной обожженный лоскут из кофты с рукавом. 
    Соснин: на голове шапочка. Брезентовый, меховой шлем, брезентовая, меховая куртка. В правом кармане шерстяные сероватого цвета перчатки, в левом кармане расческа.
    Шерстяной свитер. На ногах валенки. На правой ноге белый шерстяной носок ручной вязки, на левой ноге такой же носок. Коричневый шерстяной носок скомкан и находится в валенке соответственно стельке. Суконные теплые брюки, под ними - спортивные брюки.
    Гореватов: лыжная куртка, под ней пара свитеров. В кармане ковбойки - упаковка от пакета "Кодеин с содой". Нательная сорочка с начесом. Брезентовые брюки – комбинезон, под ними лыжные брюки.
    Женька допил кофе, полез за сигаретой, но в кармане осталась только пустая пачка. Вздохнув, продолжил дальше:
- А теперь давай попытаемся представить - как спать в такой одежде?  Клубок ниток будет в грудь упираться, газета шуршать, меховые перчатки в кармане тоже уюта не гарантируют, коробок со спичками просто расплющится, а расческа со сломанными зубьями будет в бок колоть. Я уж не говорю об авторучке с чернилами. Раздавится, все чернилами зальет. Опять же компас на руке. Зачем он вечером в палатке?
    Конечно, можно думать, что все это произошло вечером первого февраля, перед сном. Так очень по-разному одеты. Кто-то в полной выкладке, а кто-то только валенок одевает. Опять же, если дело было под вечер, то перед бегством ботинки можно было одеть. Они еще не замерзли до такой степени, чтобы их у печки размораживать.
    Да и поисковики описывают уже сложившийся палаточный уют с расставленными по бокам мешками с крупой, расстеленными или скомканными одеялами, на которых разбросаны шкурки от корейки.
    И в материалах есть упоминание о какой-то вспышке, которую утром видели туристы с Сисупа и даже в Надеждинске.
    Так что, утром это все происходило, утром. 
- Что касается одежды и времени – да, согласен, уговорил. А вот что касается остановившихся часов – неубедительно. Получается, что Свободин и Соснин умерли чуть ли не одновременно. Только один на склоне, а другой – в ручье. А когда, в таком случае, умер Желнов? Получается, что на три часа раньше или на семь часов позднее? Неувязочка. И потом, все-таки, мы не можем отследить по часам время суток: утро или вечер.
    Хотя, конечно, в том, что трое часов остановились практически одновременно, что-то настораживает.
   Думать, что они встали потому, что их не успели завести, по-своему логично. Но я не думаю, что натяжение пружины у четырех механических часов было одинаковым.

45.
- А почему все решили, что группа ослепла?
- Вообще-то при переохлаждении зрение нарушается, но только в предагональной стадии.   
Но на допросе отец Крищенко, основываясь на рассказах поисковиков, заявил, что ребята замерзли потому, что не подкидывали в костер валежник, которого, якобы, вокруг было очень много. Из этого он делает вывод, что ребята этот валежник не видели.
    Вообще-то здесь может быть несколько вариантов: валежника просто нет, либо он запорошен снегом, либо было просто темно. Если рассуждать здраво, костер прогорел не потому, что не было дров, а потому, что их уже некому было подкладывать.
Но в легендах это звучит по-другому: "пытаясь развести костер, ребята ломали толстые сучья кедра, как будто не замечали, что рядом лежат кучи сухого хвороста, Со¬здавалось такое впечатление, что они действовали в темноте и наугад или... потеряли зрение".
   "Они так хотели согреться! Группа у дерева развела костер из кедровых веток, которые непросто было собрать: для этого приходилось забираться на дерево и всей тяжестью виснуть на ветвях, обрывая их. Сырое дерево плохо горит, а вокруг было полно сухого валежника; они ослепли?".
- Где это они зимой сухой валежник нашли? – недоуменно спросил Евгений. - Он по определению сухим быть не может. А по поводу разжигания костра – даже в "Справочнике туриста" черным по белому напечатано: «если надо развести большой жаркий костер, например, зимой, при вынужденном ночлеге, то наилучшими будут дрова из соснового, кедрового и елового сухостоя".
  - Да, - добавил я. - И обрати внимание, как группа движется к распадку: очень целенаправленно. В темноте, да еще со скомпрометированным зрением так не пройти. Читай: "следы шли в направлении самого распадка, как бы центровались по нему". А вот еще: "следы же были тоже не гуськом друг за другом. Они же были…шеренгой, каждый бежал по своей траектории. Я полагаю, их сильно подгонял в спину ветер".
  Правда, потом текст почему-то претерпел некоторые коррективы: "следы выстраивались в ровную цепочку, как будто восемь человек шли друг за другом от палатки (примерно в 15—20 м) в том направлении, где впоследствии будут обнаружены трупы Крищенко и Доренко. Люди, оставившие следы, шли без обуви или же в валенках. Если туристы чего-то испугались и быстро покинули палатку (а этой версии придерживаются почти все исследователи), то не¬понятно, почему они шли так аккуратно, след в след. Нет никаких следов того, что ребята тащили погибшего товарища волоком по снегу, хотя предположение, что они несли раненого или уже умершего друга на руках по воздуху, неубедительно".
Разницу между шеренгой и гуськом объяснить?
- Напомнить.
- Напоминаю: шеренга – это строй, построение, когда люди стоят один возле другого на одной линии. Понял? А идти гуськом – это передвигаться друг за другом, вереницей. В итоге мы имеем еще один ляп, на основе которого строятся различные предположения. – Я помолчал. -   И знаешь, Женя, тебе не кажется, что для группы, обуянной страхом, или, что еще хуже, паникой, ребята совершают очень адекватные поступки?
Женька напрягся:
- Что ты этим хочешь сказать?
- Я не сказать, я спросить хочу. А был ли страх?

46.
Взгляд, которым Евгений воззрился на меня, описать было невозможно.
- П-погоди, - заикаясь, произнес парень. - В-все пишут, что группа в панике кинулась в лес, а ты говоришь, что чувство страха они не испытывали?
- Ну, во-первых, пишут те, кого там не было, - уточнил я. - А во-вторых, найди-ка, милый человек, те показания, которые Никитин снимал с людей, хорошо знающих Желнова и его группу. Я, конечно, допускаю возможность некоторого приукрашивания товарищей,  но не в такой же степени.
Женька послушно полез в бумаги.
- И вслух, пожалуйста, прочитай, - добил я парня.
Женька начал читать: "Таких людей, какие были в группе Желнова, могло испугать необыкновеннейшее, из ряда вон выходящее явление. Свист ветра, шум, небесное явление, даже одиночный выстрел их напугать не мог. Хотя я не могу сказать и пору¬читься в этом за Голдарева, так как его совер¬шенно не знаю.
В принципе испугать группу Желнова могла лишь вооружен¬ная группа людей не менее десяти человек, но на ме¬сте происшествия никаких фактов присутствия посторонних людей не обнаружено".
- Ну, и что же, по-твоему, произошло? - уже более спокойно спросил он.
- Давай, четко разделим понятия: осознанная необходимость покинуть палатку, страх и паника. Разницу ощущаешь?
Непонимающий взгляд, пауза:
- Не очень, поясни.
- Осознанная необходимость покинуть палатку у тебя возникала всякий раз, когда ты в походе объедался брусникой. А вот теперь вспоминай свои действия.
    Подобной подляны Женька не ожидал. Сумрачно покосившись в мою сторону, он занялся перечислением:
- Ну, просыпаюсь, некоторое время просто лежу, потом осторожно или не очень, вылезаю из спальника, надеваю первые попавшиеся ботинки, или не одеваю…. Ты хочешь сказать?…
- Я хочу сказать, что палатку ребята покидали быстро, но осознанно. Если бы они пребывали в панике, то разбежались бы кто куда, и даже Желнов не смог бы их собрать.  А тут они вышли все, и все вместе двинулись от палатки к Лусуму. И ты прав - они шли туда сознательно. Доказательство - следы. Единственное, что не совсем вписывается в эту версию - ребята шли без обуви.
- Но мы же считаем, что ботинки замерзли, и одеть их было просто невозможно, - попытался возразить собеседник, в которого тут же прилетел еще один камень:
- Ботинки да, а валенки? Их греть около печки не надо. Ногу сунул - и вперед.
- Так почему же не надели?
- По той же самой причине, по которой ты никогда не надевал обувь (за что тебя, кстати, и били), выскакивая из палатки с целью ревизии близрастущих кустов. Ребята надеялись на быстрое возвращение в палатку. Но не получилось.
- Тогда что же их выгнало из палатки?
    Я с тоской покосился на Женькины сигареты. Торжественное обещание бросить курить я давал себе уже раз двенадцать. Последнее обещание с меня стряс Женька, и поэтому его надо было выполнять. Хотя бы при нем, версте коломенской. 
- Только не лавина. Ты прекрасно понимаешь, что если бы действительно имелись убедительные данные за сход лавины, то Никитин ими бы воспользовался. И в Постановлении о закрытии так бы и написал: причиной гибели группы туристов явилась лавина. И точка. 
- И что же тогда? - замороченно спросил соратник.
- Вот мы сейчас посмотрим видеоряд, связанный с Василием Пораниным. Ты еще такого человека не забыл?
- Летчик, принимавший участие в поисках, потом трагически погибший. Ты мне что-то про него рассказывал, но я уже плохо помню.
- Сейчас вспомнишь. Диск вставляй, да?




47.
    На экране замелькали кадры черно-белого фильма, снятого о желновцах лет сорок назад. Поземка, заснеженные деревья, заиндевелые маски на лицах. Рука в варежке стирает снег с надписи на обелиске, проступают фамилии.   
    Следующие кадры были отсняты в комнате. Перед камерой находилась уже немолодая женщина - вдова Поранина. Чувствовалось, что эти воспоминания даются ей с большим трудом.
- Вот с этого момента очень внимательно смотри и слушай, - предупредил я. Предупреждение было излишним.
- Я не знаю, зачем я встречаюсь с вами, - тихим, потерянным голосом говорила женщина. - Просто мне очень тяжело, больно. Когда погиб муж, меня вызывали в политотдел, выспрашивали, не говорил ли Василий о каких-нибудь странностях, происходивших с ним. Но он никогда ничего мне говорил, чего-то боялся.
    Единственно, что я знаю, так это то, что он часто разговаривал с манси. Они рассказывали, что на той горе живет бог. Также они часто видели каких-то полупрозрачных людей в серебристых одеждах. Василий говорил, что, вполне возможно, в том районе есть залежи радиоактивной руды, которая при распаде может светиться, издавать какие-нибудь звуки.
    Он часто летал в тот район. Иной раз у него начинала болеть голова, он слышал чьи-то голоса.  Отмечал, что иногда стрелки часов начинают двигаться в обратную сторону. Потом на меня устроили два покушения. Как я осталась жива - до сих пор не знаю.
    Вдову летчика сменили участники поисковой экспедиции. По их данным, в тридцати километрах от Лунт-Сухапа были обнаружены части самолета, который перед тем как упасть, взорвался и сгорел в воздухе. Вполне возможно, что это был самолет Поранина.
    Охотник, нашедший эти остатки, отмечал, что в момент находки он ощутил сильный страх, исходивший, как он говорил, "изнутри". В месте падения самолета отмечали необычно высокий радиоактивный фон. 
    Участники экспедиции не могли исключить связи между трагедией на перевале и аварией самолета. Фильм заканчивался на оптимистически-оригинальной  ноте - все вышеупомянутые события нуждаются в дополнительном и тщательном изучении.
- Ну, а дальше-то что? Что ты еще хочешь сказать? – взмолился измученный сонный собеседник, глядя на меня кровожадным взором.
- Но и это еще не все, - неумолимо продолжал я. – Я хочу сказать, что подобные события были и до желновской трагедии, и, наверняка, после. И вот сейчас мы можем сделать кое-какие выводы.
- Ну, давай, - обреченно согласился Евгений.
  - Итак, что мы имеем? Первое. Мансийские легенды, гласящие, что либо на Лунт-Сухапе, либо поблизости живет божество, которое способно воздействовать на людей звуком или огненными шарами. Диапазон действия велик – от чувства страха и до смерти.
    Второе. Вспомни наш поход. До какого-то момента все нормально, потом, по мере подъема в гору, возникают какие-то непонятки со здоровьем и психикой, которые приводят к тому,  что мы чуть не убиваем друг друга. Благо, хватает ума вовремя вернуться.
   Третье. Тот заброшенный геологический поселок, где мы изображали белую гвардию и приходили в себя после неудачного восхождения. Тебе не кажется, что самоубийств и пропаж без вести на душу населения поселка как-то многовато?
Женька помолчал, потом смущенно спросил:
- Алексей, возвращаясь к нашему походу. Тебе там голоса не слышались?
- Внутренние.
- Я серьезно, - обиделся парень.
- Я тоже. Как ты помнишь, я шел замыкающим. С какого-то момента возникло чувство, что кто-то глядит в затылок. Это еще терпеть можно было. Но потом, когда мне отчетливо стали давать указания, куда идти и ни в коем случае не сходить с тропы, вот тут мне стало неприятно.
Я уж, грешным делом, стал анализировать, сколько мы настойки выпили. Но выпили немного, да и продукт был на чистом спирту, настоян на бруснике, безо всяких примесей. А тебе что советовали?
- Да ничего не советовали, – чувствовалось, что Женька сам не рад затеянному им разговору. - Было просто страшно. Я боялся всех, единственным желанием было – рвануть вниз, не оглядываясь.
- И как по-твоему, на что это похоже? - поинтересовался я. 
- Инфразвук, что ли?  - неуверенно спросил Женька
- Сам догадался, или как?
- У нас на работе парень защищался. Тема диссертации: влияние производственных шумов на психическое состояние человека. Выяснилось, что отрицательных моментов много, и все они связаны с инфразвуком.
    Парень доказал, что психотропные эффекты сильнее всего проявляются на частоте семь герц. Любая умственная работа в этом случае делается совершенно невозможной: кажется, что голова вот-вот разорвется на мелкие кусочки. А колебания частотой пятнадцать-восемнадцать герц при силе воздействия в восемьдесят пять-сто десять децибел внушают чувство беспокойства, неуверенности, панического страха.
И реакция организма в данном случае одна – бежать. Бежать как можно дальше.
- Ты бы еще сказал, откуда там инфразвук взялся?
- Первый, кто упомянул об инфразвуке, не зная, что это инфразвук, был директор Кабаковского музея, - с гордостью первооткрывателя  сказал Женька. – Читай: "во время смерчей в горах возникают различные звуки и при том страшные и разнообразные, на подобие воя зверей, стонов людей и т.д. И когда находишь и услышишь все это, становится очень жутко и страшно и люди, ранее не слышавшие все это могут испугаться.
Эти звуки могут получаться из-за того во время ветров, что имеются в горах скалы выветренные, в них находятся отверстия и поэтому возникают такие звуки".
 - А спустя лет сорок кто-то из исследователей нашел рядом с местом, где стояла палатка желновцев, интересную штуку, естественный объект, которую можно назвать "акустическим свистком". Профиль  этого "свистка" при определенном направлении и силе ветра достаточен для того, чтобы вызвать инфразвук нужной интенсивности со всеми вытекающими отсюда последствиями.
    Но источником этого инфразвука могла быть и ракета. Существуют расчеты, доказывающие, что при полете над перевалом на высоте пятидесяти метров воздушный объект может генерировать инфразвуковые волны.
Вспомни, Сметанников очень сильно интересовался, не пролетала ли ракета над перевалом. Ответа, кстати, так и не получил.
    А для того чтобы жахнуть человека инфразвуком, как выяснилось, совершенно не нужны ни большие мощности, ни длительное воздействие. Достаточно преодолеть некоторый порог чувствительности и  попасть в резонанс на той самой частоте.  Все.
    Акустическое воздействие будет передаваться через кожу на нервные рецепторы, а через них – в мозг. Одежда, палатка и прочие препятствия, конечно, часть энергии волны поглотят, но, как говорят специалисты, физика инфразвуковой акустики такова, что подобные частоты распространяются практически ненаправленно, слабо поглощаются и огибают препятствия с малыми потерями. Что скажешь?
- Скажу. Твоя версия объясняет, почему группа выбралась из палатки. И все. Объяснения дальнейшим событиям она не дает.
- Да, - согласился парень. – Тупик, однако.
- В тупике ты будешь пребывать до тех пор, пока не поймешь, что группа подвергалась внешнему воздействию, как минимум, дважды.
– И что это, по-твоему, может быть? – спросил сонным голосом Евгений.
    Идея, которую я хотел высказать, сформировалась у меня давно. Нужно было только кое-что проверить. И займется этим, - я посмотрел на начинающего похрапывать парня, - он. Женька.
- Женечка, - нейтральным голосом спросил я, - а как ты себя поведешь, если в твоей палатке появится неизвестно откуда взявшийся светящийся шарик диаметром, ну, хотя бы сантиметров пять?
    Было интересно наблюдать, как до парня доходил смысл сказанного. Оживлялась мимика, пятерней расчесывалась грива,  в глазах появлялось что-то наподобие мысли.  Потом пробивалась первая реакция. Как правило -  отрицающая.
- Шаровая молния? Зимой? Не бывает такого, потому что такого не бывает. Хотя, можно в сеть залезть, посмотреть.
    Все это Женька произносил лениво, якобы неохотно. Но в глазах уже пылал азарт, сон куда-то пропал, руки тянулись к клавиатуре.
- Ну, ты тут занимайся…, - начал я.
- А ты? – последовал вопрос.
- А я спать пошел. Через четыре часа мне на дежурство выходить. Компьютер – перед тобой, как входить в инет – лучше меня знаешь. Бумага для печати – в ящике.
    Уже засыпая, я услышал звук падающего стула, дребезжание системного блока и бурчание насчет хилых, старых, больных обезьян, не только обманывающих, но еще и бессовестно эксплуатирующих хоть и не подрастающее, но пока еще молодое поколение.

48.
На работе меня ждала приятная неожиданность: предыдущая бригада не приняла ни одного больного, поэтому отделение пустовало.
Ничего не мешало мне разложить по столам в ординаторской листы "Дела" и попытаться осмыслить наши с Евгением выкладки.
…Произошло какое-то странное совмещение времен. Я одновременно оказался и прокурором криминалистом Никитиным Леонидом Ивановичем, который приехал в Кабаковск,  и самим собой…
…Как и в те времена, поезд приходил на станцию "Кабаковск-станционный" поздно ночью.
Старый, построенный еще в сороковых годах вокзал с огромным залом ожидания, который никак не могли обогреть две голландские печки.
Деревянные скамейки с выжженной на спинках эмблемой "МПС", расставленные рядами в центре зала.
Мы старались расположиться в самом дальнем углу, возле печки.
Кто-то дремал, кто-то перебирал снарягу.
Пели, вспоминали прошлые походы.
Пили, что греха таить. Но пили умеренно, "в плепорцию", чтобы не мешать памяти.
Наверное, так же вели себя и желновцы полвека назад.
Иногда к нам подходил кто-нибудь из мужиков – сотрудников вокзала. Слушал наши песни, разговоры. Что-то рассказывал сам.
С благодарностью принимал наше скромное подношение – спиртное с бутербродом.
Утром приходил старый, расхристанный ПАЗик и увозил  нас в город.
Кабаковск. Старый, намного старше Свердловска город. Старые, дореволюционные деревянные дома, сколоченные из кедровых и лиственничных бревен. И сравнительно новые постройки тридцатых годов - двухэтажные дома-бараки с претензией на вычурность.
Здание кинотеатра, в котором мне так и не удалось досмотреть до конца ни одного фильма.
Река, протекающая на окраине города. Скальные выходы по берегам.
Была там одна интересная особенность: человек, стоявший на вершине кам-ня, слышал каждое слово, которое произносилось на другом берегу.
Два магазина: один – продуктовый, второй – для "смешанных" товаров.
Город жил за счет леса, гидролизного завода, геологоразведочной партии.
И колонии, расположенной на другом берегу реки.
  В колонии была крупная медсанчасть, обеспечивающая медицинскую по-мощь как для зэков, так и для сотрудников исправительного заведения.
И для блатных гражданских.
Когда-то, а точнее в тридцатые-пятидесятые годы, в этой медсанчасти работали медицинские светила из Москвы, Ленинграда, Киева.
Там начинал свою деятельность и Герман Иосифович, который по праву мог быть хирургом с мировым именем.
Но всю жизнь проработавший в Свердловске.
И вот в окрестностях города (а что значит сто километров для севера – так, крюк для бешеной собаки), происходит событие, которое потрясло всех – в горах исчезла группа туристов.
Номера в старенькой двухэтажной гостинице забиты журналистами центральной и районной прессы, важными чинами из Свердловска, Москвы.
Родственниками погибших студентов-туристов.
Жены тех офицеров, которые заняты на розысках, осаждают радиста геологической партии, прося, а то и требуя, чтобы их мужья сообщили с перевала, что они живы и здоровы.
В очередях не смолкают разговоры о случившемся. Жалеют мальчишек, их родителей, мусолят различные слухи.
И всегда находится кто-то, который полутрезвым, злым голосом произносит одну и ту же фразу: "Это манси. Манси их убили, больше некому".
И пусть народ будет доказывать владельцу пропитого голоса, что он не прав.
Он будет твердить одно: "Это манси".
Манси. Когда-то яркий, самобытный воинственный народ. Теперь – несколько семей, занимающихся оленеводством и охотой.
Я перечитывал "допросные листы" манси.
Смысл показаний сводился к тому, что все опрашиваемые либо охотились, либо искали оленей, либо ездили друг к другу в гости, по пути завернув в Кабаковск для регистрации мелкокалиберной винтовки.
Либо принимали участи в голосовании.
Шли выборы в советы народных депутатов.
Об исчезновении туристов узнали только от людей, которые подлетали к юртам на вертолете.
На вопрос о месте расположения молебной горы все показывали, что находится эта гора в тридцати-сорока километрах от юрт Ахтияровых, в верховьях реки Ялдпынг.
От перевала, на котором произошла гибель туристов, это  было около ста километров.
Еще говорили, что  "на эту гору никому не воспрещается заходить как русским мужчинам и женщинам, а так же и манси. Гора эта никогда не охраняется. Ценных вещей там никаких нет. Раньше что было я не знаю. Эта молебная гора никуда не переносилась, вернее молебный камень не переносился и верующие манси ходят на эту гору, но таких религиозных манси мало. Старые манси дома молятся, а молодые совсем молиться перестали. Других молебных мест у манси не имеется.
Как погибли туристы мне неизвестно, но чтобы они погибли от рук манси, я это не допускаю, и манси это не позволят".
По моим представлениям молебной горой мог быть только Ялпынг-Ньер. Та самая гора, с которой мы так и не смогли подружиться.
Да, там не нужны были сторожа-манси. Гора сама себя охраняла от нежелательных ей посетителей.
В допросах промелькнула фраза: "мой брат Петр Якимович больной туберкулезом и он плохо ходит, уже три года как не охотится. Мы добываем ему еду и на зиму заготавливаем ему дрова".
Петру Якимовичу  было тридцать два года.
Интересен был девятый пункт бланка допроса – место жительства. Назывались такие адреса, как "Кабаковск, первая плотина", "юрта Ахтиярова", "юрты Северной Божемки", "шестьдесят километров от Ялдпынга".
Некоторые из допрашиваемых русского языка не знали. Поэтому вызывался переводчик, который был "предупрежден за дачу ложных показаний при переводе и неверный перевод по ст. 96 УК".
Кто-то был просто неграмотный, и в графе "подпись" ставил либо знак юрты, либо двойной крестик.
По ассоциации вспомнились строчки из походного дневника желновцев: "в середине пути встретили стоянку манси. Да, манси, манси, манси. Это слово встречается в на-шем разговоре все больше и больше. Манси — народ Севера. Очень интересный и своеобразный народ, населяющий се¬верный Заполярный Урал, ближе к Тюменской обла-сти. У них есть письменность, свой язык, и, что характерно, особый интерес представляют лесные засечки и особые значки….
Идем, как и вчера, по мансийской тропе. Иногда появляются на деревьях вырубки — мансийская письменность. Вообще очень много всяких непонят¬ных таинственных знаков. Возникает идея нашего похода — "В стране таинственных знаков". Знать бы эту грамоту, можно было бы безо всяких сомне¬ний идти по тропе, не сомневаясь, что она уведет нас не туда, куда нужно".
Просматривая материал, я наткнулся на письмо начальнику Кабаковского отделения милиции, которое  "в целях проверки версии о нападении на туристов манси из религиозных побуждений" рекомендовало установить, чем занимались манси с конца января до середины февраля. Письмо датировалось тринадцатым марта.
Проверка  версии началась гораздо раньше. Уже шестого марта свидетелю Рядкову задали вопрос о возможной встрече туристов с манси. На что свидетель ответил, "что когда туристы были в поселке, то в то время манси в поселке не было, и вообще, они у нас бывают редко. Встречались ли туристы в пути с манси, мне неизвестно. Манси живут от поселка на расстоянии сорок километров".
Создавалось впечатление, что версия разрабатывалась в спешке не очень умными людьми и на очень хилом фундаменте: "в лесу, в потайных местах, стоят деревянные фигуры, которым поклоняются манси. Де¬лают подношения в виде пушнины, денег, мажут губы медвежьим жиром. Разорение этих капищ влечет за собой смерть.
А в районе горы Холат-Сяхль есть небольшая гора-вулкан. Там лет десять назад было замечено огром¬ное число манси на оленьих упряжках, которые съеха¬лись сюда из окрестных по¬селков. Предположительно, что именно здесь находилось язычес¬кое  капище.
По-видимому, манси, увидев, что туристы забра¬лись достаточно близко к священным местам, решили испугать их. После того как студенты в панике покинули палатку, остальное сделали холод и переломы, получен¬ные ребятами, в то время ког¬да они в панике сбегали с горы".
Пусковым моментом, вероятнее всего, послужило заявление заместителя председателя исполкома товарища Ручкова. Он сигнализировал о том, что председатель сельсовета Макрушин рассказал ему о беседе с Ахтияровым, который якобы видел как "туристы падали с горы". В последствии выяснится, что это было лет двадцать назад, не в этом месте, и человека просто снесло ветром с горы.
Потом кто-то вспомнил, что в 1939 году на каком-то священном месте манси была убита женщина, которая своим присутствием это место осквернила.
Особый цинизм версии заключался в том, что в убийстве обвиняли тех самых манси, которые принимали участие в поисках. 
Единственное, что могло бы спасти версию – так это показания свидетелей.
Не спасло.
Из показаний свидетеля Щеглакова Анатолия Семеновича, начальника Кабаковского лаготделения: "когда с нами работали манси – Скуриков Степан и другие по розыску туристов поведение их было нормальным и они даже сожалели, что так нехорошо произошло с туристами.
По обстоятельствам которые мне пришлось видеть в районе поисков погибших людей я со своей стороны считаю, что они могли погибнуть только от стихии.
Заинтересованности в гибели туристов со стороны манси не должно быть".
"Манси напасть на туристов не могли, наоборот, зная их обычаи, они могли даже оказать русским помощь. Были случаи, что в этих местах заблудившихся людей манси вывозили к себе и создавали условия жизни своим питанием.
Я знаю, что если бы кто из народностей манси был виноват в гибели девяти туристов, то ни один бы манси не стал принимать участие в розыске туристов",  –  сообщил по существу дела свидетель Павлов Иван Васильевич, рабочий Ялдпынгского лесхоза.
"С манси я часто встречаюсь, и враждебных высказываний со стороны их к другим народам не слышал, и они очень гостеприимные, когда у них бываешь или встречаешься", – показал свидетель Гемпель, лесничий Ялдпынгского лесничества.
"Народность манси я хорошо знаю т.к. приходилось с ними встречаться на охоте, и они ко мне часто заезжают как к охотнику. Также мне хорошо известны и их жизнь, привычки и обычаи, обряды.
Не было случаев, чтобы когда-либо они нападали на меня и других охотников русской национальности. Всегда они к русским относились дружелюбно и проявляли ко всем гостеприимство.
В том районе, где погибли туристы, у манси никаких молебных и священных мест нет.
Праздники манси справляют в любое время при больших добычах и особенно когда убивают медведя или других ценных зверей" – вторил ему свидетель Щагин Егор Иванович 1874 года рождения, бывший охотник.
Шестнадцатого марта Никитин вынесет постановление об экспертизе палатки Желнова. Обоснование: "есть основание предполагать, что палатка была кем-то разрезана".
В заключении  эксперт отметит, что "повреждения на правом скосе полотна, образующего крышу возникли как результат воздействия каким-то острым оружием (ножом), т.е. являются разрезами. Все разрезы нанесены с внутренней стороны палатки". 
Версия рассыпалась на глазах: палатка разрезана изнутри, следов пребывания на склоне других людей, не туристов, не обнаружено, местное население идею ритуального убийства не поддерживает.
Положение усугублялось тем, что дело находилось на контроле у высшего начальства, которое требовало объяснений и, что самое главное, действий.
"Прокурору Свердловской области, Государственному советнику юстиции 3 класса тов. Кленову И.Н.
Прошу Вас сообщить о результатах следствия и принятом решении по делу о гибели 9 студентов лыжников.
Зам. начальника Следственного управления Государственный советник юстиции 3 класса Волгин".
Ни результатов, ни принятого решения не было.
И тут происходит чудо.               
Двадцатого марта старший оперуполномоченный Горбушкин Артем Федорович, 1912 года рождения, член КПСС, вспомнил, что "в начале марта в дежурке милиции шел разговор, что потерялись туристы. В дежурке сидел, вернее подошел один манси, фамилии его я не знаю. Но говорили, что это Скуриков, а как его зовут я не знаю. Скурикова спросили, как могли погибнуть туристы. Скуриков сказал, что около святой горы, где эта гора находится, он не сказал, живут пять человек остяков. Они как дикари, не дружат с манси и не с русскими людьми. В Кабаковске они никогда не бывают. И эти остяки могли убить туристов из-за того, что они, туристы, хотели пойти на святую гору или из-за того, что подумали, что туристы могли убить их оленей и лосей, которыми они питаются.    
Скуриков высказывал только предположения свои, а как получилось на самом деле он, Скуриков, не знает.
Но ранее Скуриков этих дикарей-остяков видал, но давно, несколько лет тому назад. Где гора находится святая Скуриков не знает. Но еще утверждаю, что Скуриков высказывал свое предположение. Он это сказал, так как мы вели разговор, что нашли мертвых туристов и спросили манси Скурикова, как это могло получиться. При этом разговоре был работник милиции Потапов".
Каким ветром в дежурную часть милиции могло занести манси, и что он там делал -  сказать трудно. Наверное, чайку попить зашел.
Двадцать третьего марта допрашивают самого Скурикова Григория, который оказался депутатом Кабаковского горсовета. Он показал: "по русски я понимаю хорошо. Расписываюсь только по мансийски. Я лично не думаю, чтобы кто-либо из манси напал на русских туристов, так как этого никогда не было. Я бы все равно узнал бы от манси, кто напал на туристов и этим интересуюсь.
Но никаких причин нападать манси на туристов не имеется. Молебная гора, я точно знаю, находится  в верховьях р. Ялдпынг, и там никто из манси ни летом, ни зимой не живут. Молебную гору никто не охраняет. Русским людям разрешается ходить туда.
О том, что около молебной горы живут пять манси или другой народ, не манси, которых боятся манси, я лично этого не говорил нигде, в том числе и в милиции. Таких людей манси, которые бы не ходили в Кабаковск нет у нас. Каких либо людей посторонних, которых бы манси не знали, у нас в районе не имеется. Мы бы знали о постороннем народе, т.к. охотники манси  встретили бы кого-нибудь.
Таких манси, чтобы плохо относились к русским, не имеется у нас в районе. Отчего и как погибли туристы, я совершенно не знаю, как это могло получиться.
Записано верно, мне прочитано".
Поблазнило, что ли кабаковским милиционерам?
Второго апреля, допрашивают свидетеля Алямова, который показал: "по существу заданных вопросов поясняю. В начале февраля нас трое ездили на охоту. Охотились мы 9 дней в лесу.
На охоте мы увидали следы узких лыж, которые были занесены снегом см. на 15, а в лесу меньше. Мы подумали, что это экспедиция пошла в горы.
 Следы видели по р. Авыспи в 10-х числах февраля..
Когда пришли домой, то сказали об этом, что видели следы лыжников. Русских туристов нигде не видели и не слышали. Во время охоты была и хорошая погода, но больше плохая, был ветер и холодно.
Числа 23-24 февраля нас послали искать туристов, и мы искали вместе с русскими.
Отчего и как получилось с туристами, я просто не понимаю, как это могло получиться.
Палатку нашли при нас  на горе, в которой находились вещи туристов.
Я принимал в поисках туристов участие 8 суток.
У нас среди манси, сколько я помню, не было такого случая, чтобы кто либо погибал в горах Урала. Что раньше было, не знаю.
Никакого народа другого, кого бы мы не знали в тех районах не имеется, никаких дикарей  у нас в районе не имеется. И манси никого не встречали.
Если бы они были, мы бы знали.
Мы узнали о том, что туристы потерялись 20-го числа февраля.
Больше добавить ничего не могу. Написано верно, мне прочитано".
Итак, суммируя вышесказанное и нижеизложенное.
Судя по материалам, Никитин официально разрабатывал две версии: гибель туристов от неблагоприятных погодных условий и  убийство по религиозным побуждениям. "Фоно-выми" версиями (о них в материалах не упоминается) являлись убийство туристов беглыми заключенными и схождение лавины.
Побега не было, лавина в этом месте сойти не может. Это подтверждалось объективными данными.
Версия, связанная с ритуальным убийством, явно была кому-то выгодна. Но из-за одиозности, полной бездоказательности и несоответствии духу времени (живем в семье братских народов)  ее постарались забыть.
И в этом – заслуга прокурора криминалиста Никитина, добывшего неопровержимые доказательства непричастности манси к убийству, и депутата Кабаковского горсовета Скурикова Григория, который дошел до обкома партии, доказывая невиновность манси.
Я представляю, с каким удовольствием Никитин вписывал в "Постановление о закрытии дела" следующие строки: "установлено так же, население народности манси, проживающее в 80-100 км. от этого места, относится к русским  дружелюбно, представляет туристам ночлег, оказывает им помощь и т.п. Место, где погибла группа, в зимнее время считается манси непригодным для охоты и оленеводства".
"Погодная" версия, в принципе, устраивала всех. Хотя бы наличием доказательной базы:  все опрашиваемые сообщали, что в начале февраля были ураганные ветры, которые запросто могли человека сбить с ног. Об этом, кстати, говорили и поисковики.
Поэтому нет ничего удивительного, что эта версия была утверждена обкомом КПСС: "непосредственной причиной ги¬бели группы является большой ураган, которой застиг ее при подходе к горе Лунт-Сухап. Все участники группы, покинув по каким-то причинам палатку, поставленную на склоне, были раскиданы ураганным ветром, потеряли ориентировку, не сумели вернуться в палатку и погибли от мороза
По заключению комиссии и опытных туристов-мастеров спорта, утверждается, что установка палатки на склоне горы в условиях безлесья и частых ураганных ветров была совершенно неправиль¬ной, а выход туристов из палатки при такой погоде был недопустимым".
Это – версия явная.
Но, вероятнее всего, была еще и версия скрытая, которую Никитин разрабатывал на свой страх и риск.
Озвучил ее отец Любы Дубровиной четырнадцатого апреля на допросе:  "заявление заведующего административного отдела Обкома КПСС, сделанное сестре погибшего т. Гореватовой о том, что остальные ненайденные сейчас 4 человека могли прожить после смерти найденных не более 1,5-2 часов заставляет думать, что вынужденное внезапное бегство из палатки произошло вследствие взрыва снаряда".
При анализе текста напрашивается вывод о том, что заведующий административным отделом обкома партии хоть и не прямым текстом, но давал понять, что туристы погибли в результате взрыва снаряда.
Весьма рискованное заявление, которое по личной инициативе партийный чиновник не сделает.
А на перевале, между тем, находится группа в тридцать человек, (десять студентов Металлургического института, десять солдат-саперов и десять охранников из Кабаклага), созданная по распоряжению Свердловского Облиспокома от тринадцатого марта. И эту группу обслуживают три вертолета и радист, который осуществляет круглосуточную связь с Кабаковском.
Ребята продолжают зондировать снег в поисках тел Дубровиной, Соснина, Голдарева и Гореватова.
Район поисков сократился -  от палатки до впадения ручьев в Лусум.
Работа утомительная, выматывающая как физически, так и морально. Миноискатели не работают – на трупах нет металлических предметов. Прибор, работающий по принципу эхолота – искатель трупов, о котором упоминал Никитин, и который хотели доставить из Москвы, так и не появился.
Март подходит к концу: удлиняется день, на склоне появляются куропатки, на которых поисковики иногда устраивают охоту. На дереве один из поисковиков разглядел рысь.
Лагерь перебазирован в долину Лусума. Это даже не лагерь, а большая палатка, вернее шатер, площадью в тридцать шесть квадратных метров, в которой размещается поисковая команда: слева от входа – студенты, прямо – группа из внутренних войск, справа от входа живут солдаты-саперы. На веревках, натянутых через весь шатер, висит промокшая, пропотевшая одежда. Вдоль стен раскинуты спальные мешки. Посередине шатра – печка, около которой сушатся валенки. Рядом с печкой – стол, за которым сидит два десятка усталых, грязных, промерзших парней с обветренными лицами.
Тридцать первого марта рано утром над лагерем пролетает "огненный шар". В Кабаковск отправляется радиограмма с описанием произошедшего.
Про ответную радиограмму никто не упоминает.
А когда находят тела последних участников похода, то становится ясно: ни одна версия не может объяснить происхождение подобных травм.
Если они не нанесены ударной волной.
Физико-техническая экспертиза, проведенная Никитиным, покажет отсутствие лучевого поражения и наличие на одежде повышенного уровня бета-излучения.
Но в окончательный текст "Постановления" эти данные не войдут.
Вероятнее всего, из-за возможности двойного толкования результатов: либо радиоактивная пыль из одежды вымывалась водой ручья, либо наоборот, означенная радиоактивная пыль на одежду наносилась. И, что характерно, опять же водой ручья.
А радиоактивной пыли в то время в атмосфере было предостаточно.
Гм, какой улов принесет Женька?
Полет воображения прервал телефонный звонок:
- Алексей Владимирович, готовьтесь. Вам больного из Кабаковска везут.

  49.
    Когда я через сутки вернулся домой, то увидел идеально прибранную квартиру, зачехленный монитор и солидную кипу бумаги, лежащую на столике.
    На диване, подсунув под щеку кулак, дрыхло осунувшееся членистоногое.
    Идиллию нарушали полтора десятка пустых пивных банок и неподдающееся учету количество окурков, мирно соседствующих в мусорном ведре.
- Однако, - подумал я.
    Готовя обед, я вдруг подумал о том, что скоро закончится наше расследование. Женька уедет обратно, и я вернусь к своему обычному существованию. Особо приятных эмоций это у меня не вызвало, и я решил, как говорил один из моих коллег, не заостряться на этом моменте. 
    Только тогда, когда в тарелках задымились пельмени, а в кофеварке был сварен кофе, на кухонном пороге нарисовался ас компьютерного сыска. Особой радости на его лице я, к своему удивлению, не отметил.
- Рожу мой и жрать садись, - вежливо пригласил к столу.
  Возражений не последовало. Кое-как сполоснувшись, Женька плюхнулся на стул.
- Что невеселый, или шаровую молнию сеть не выловила?
- Не издевайся, - устало произнес Евгений. – Похоже, ничего не получится. Смотри…
Женька сделал попытку вылезти из-за стола и притащить распечатки.
- Ешь, тощий. И так смотреть на тебя больно, а сейчас тем более.
- Умеешь ты утешать, Алексей…
- Можешь без отчества.
  Пообедав, мы занялись разбором Женькиного улова.
  Шаровая молния, или плазмоид, действительно мог возникать зимой, во время сильных снегопадов, бурана. Некоторые исследователи отмечали, что данный объект может возникать и вообще без явных причин в любое время года.
Свет, излучаемый молнией, по мощности можно было сравнить со стоваттной лампой. Форма плазмоида в подавляющем большинстве случаев описывалась как сферическая. Диаметр от восьми до тридцати сантиметров, но описывались шары диаметром и до метра.
    Я представил такой "шарик" возле своей палатки. Стало как-то неуютно.
    Скорость движения – до десяти метров в секунду, что сопоставимо со скоростью бегущего или быстро идущего человека. Максимальная высота полета над землей – от полуметра до трех метров.
Направление движения зависит не столько от силы ветра, сколько от напряженности магнитного поля.
    Женька сопел за спиной, своими комментариями мешая вчитываться в текст.   
    Обещание угостить парня  кофеем, "облагороженным" мочегонным препаратом, сопения не утишило, но комментарии прекратись.
    Так. Цвет шара мог быть и белым, и желтым, и пятнистым. Исследователи отмечали, что внутри шара может что-то переливаться. Время жизни  - от десяти секунд до нескольких часов.
    Ага, а вот это уже интересно: исчезает бесшумно, с громким треском либо со взрывом.
    Мощность взрыва - от сорока грамм в тротиловом эквиваленте и выше.
    Интересно, это очень много или так, "сэрэдненько-сэрэдненько"?  Гм, описываются случаи, когда при взрыве находившихся рядом людей "впечатывало" в стены, заборы. Так, значит, не совсем… "сэрэдненько".
    Тоже интересная мысль - любит "проникать" в помещения, несмотря ни на какие препоны.
   Неожиданно припомнились братья Стругацкие, повесть "Стажеры", гигантская флюктуация….
    Обращало на себя внимание, что все исследователи говорили о шаровой молнии, как о живом существе, рекомендуя относиться к ней как к большой злой собаке: не смотреть в ее сторону и избегать резких движений. Случаи, происходившие по вине шаровой молнии, называли ласково: "шалости".
    Эти "шалости" были иной раз далеко не невинные:  отпечаток на шее бесследно уничтоженного шаровой молнией медальона,  фотография дерева, нанесенная на тело человека, убитого под этим деревом.
    Люди, столкнувшиеся с плазмоидом, отмечали, что испытывали разные чувства: от безрассудного страха до  желания погладить шар.
    Действительно, как с собакой. И погладить хочется, а вдруг укусит?!
    Так! А вот это, если не фантазия, хотя нет, не фантазия, не первый раз читаю, может лечь в строку версии.
- Женька, ты это видел?
- Чего? Ну, видел.
- Тебе это ничего не напоминает? Молния убивает человека, при этом раздирая в клочья и раскидывая по сторонам его одежду.
- А ты дальше читай.
    Дальше шла подборка рассказов очевидцев.
    Группа альпинистов, совершающая восхождение в горах Западного Кавказа: ночью к ним в палатку проникла шаровая молния, нанося жестокие рваные раны. Один человек погиб.
    Во! А это что, калька желновского похода? Жаль, что место не указывают.
    Туристы отправились в поход, через некоторое время их тела находят вокруг палатки. Было видно, что они умерли в страшных мучениях. Некоторые детали указывали на то, что к их гибели причастна шаровая молния. - Интересно, какие? Если уж пишете, так подробней, пожалуйста. - Дело в том, что некоторые виды молний могут быть ядовиты, излучать вредные вещества. – Электричества им мало, так еще ядом из параллельного мира травить будут.
    Что еще за случай? – Отец с сыном зимой отправились в горы. Отец ненадолго отошел от стоянки. Когда вернулся — сын словно сквозь землю провалился. А по следам на снегу видно, что он никуда не отходил и к нему никто не приближался. Опять же по деталям восстановили картину: мощная шаровая молния, видимо, при встрече с юношей просто испепелившая его.
    Гм, на севере люди часто пропадают без следа. Может, действительно шаровая молния виновата? Подробности бы, подробности. Где вы, ау!
    Рекомендации, как себя вести при встрече с шаровой молнией, сводились к тому, что не надо делать резких движений, по возможности спрятаться за каким-нибудь природным препятствием.
    Некоторые исследователи категорически запрещали смотреть в сторону плазмоида, мотивируя тем, что он, отреагировав на взгляд, захочет "познакомиться" с объектом поближе. Другие придерживались противоположного мнения. (Где-то про это я уже читал. А, огненные шары на руднике. А что, похоже)
    Но все сходились в том, что прятаться в палатке ни в коем случае нельзя – можно сгореть вместе с палаткой, так как температура шаровой молнии достигает 1750 градусов.
    Некоторые исследователи шли еще дальше, считая, что шаровая молния – аналог НЛО или существа из параллельного мира.
- И что тебе в этом материале не нравится? – с упреком спросил я. – Нормальный материал, многое объясняет. На его основе вполне можно создать свою версию гибели группы. И она будет логически более обоснована, чем падение ракеты со взрывом.
- И как ты себе это представляешь? – недоверчиво спросил будущий научный сотрудник.
- Наверно, все началось с того, что утром Желнова разбудили дежурные….

Утро 2 февраля.
Сквозь сон Желнов почувствовал, что его кто-то трясет за плечо.
  - Гера, Герка! Да проснись же!
Желнов открыл глаза. Первое, что он увидел – тусклый луч света, тянущийся из входа в палатку. Второе – испуганные глаза Грини Доренко.
- Рассказывай, - потребовал руководитель группы.
- Я хотел снега набрать, чай приготовить, - зачастил Доренко. -  Из палатки выглянул, а там это… висит. Я его даже сфотографировать попытался.
В разговор вступил Голдарев.
- Да, Командир, похоже, предсказания начинают сбываться.
- Семеныч, буди народ!
- Уже.
- Ай, ребята!! Что это?! – вдруг испуганно закричала Люба Дубровина, показывая на палаточный вход.
Через вход в палатку просачивалось что-то вроде щупальца, который разбухал буквально на глазах. В щупальце переливалась какое-то белое свечение.
- Юрка! Режь палатку! – вдруг резким, отбивающим всякую охоту возражать голосом приказал Голдарев.
- А…
- Режь, кому говорят! Выбираться надо. Рассуждать потом будем.
Крищенко полоснул ножом по стенке палатки. Ребята, кто в чем был, выкатились наружу.
Было раннее утро. С неба сыпал сухой мелкий снег. Со стороны шара слышалось какое-то потрескивание.
Ветер, бушевавший всю ночь, внезапно утих.
Шар медленно втягивался в палатку.
- Гоша, что делать будем? – спросила Зоя.
- Спускаемся к лесу, - ответил Желнов. – Других вариантов я не вижу.
- Холодно, замерзнем.
- Спустимся, костер разведем, обогреемся. Потом вернемся. Хотя бы за вещами.
Ребята, держась друг за друга, стали спускаться по склону.
- Смотрите, - вдруг крикнул Свободин, - у палатки!
Казалось, шар был очень недоволен, что его оставили одного. Он выплыл наружу через дыру, проделанную Крищенко, и завис над палаткой.
- Его же   унести должно, - как-то обреченно простонал  Гореватов.
- Да вот не уносит, холеру. Висит, как привязанный, - ответил чей-то голос.
- Надо уйти в лес, надо уйти в лес, - как заведенный твердил про себя Желнов.- Найти поляну, развести костер, нору выкопать, в конце концов. Потом идти к палатке за вещами.
    По склону группа спускалась быстро, но без паники. Любу вел Голдарев, Юра с Гриней шли рядом. Зоя шла рядом с Желновым. Соснин со Свободиным  поддерживали хромающего Гореватова.
Когда зашли в лес, то  сразу стали проваливаться в снег. Снег забирался под одежду, морозил ноги, обжигал руки. Люди часто падали, зацепившись за поваленные, скрытые в снегу деревья. Руки, покрытые царапинами от снега, мелких ветвей, уже почти не чувствовали  холода.
    Лес постепенно светлел. С неба продолжал сыпаться снег. Небольшие елочки были засыпаны снегом по самую верхушку. Снег, лежащий на ветках деревьев, казалось, ждал ребят, чтобы мягко и беззвучно обрушиться на них.
    Вышли в долинку ручья – притока Лусума. 
    Смешанный лес, засыпанные снегом скальные выходы по берегам защищали от вет-ра, создавая чувство покоя и безопасности. Не сговариваясь, ребята решили остаться здесь. Четверо парней отправились за ветками для настила и сухостоем для костра. Остальные руками разрывали снег, пытаясь дойти до твердой поверхности. Пот, стекающий по лицу, застывал на морозе, дубил одежду.
- Живее работаем, не сидеть, - кричал Желнов, углубляясь в снег. - Семеныч, смотри за девушками, не давай им отдыхать!
- Вот еще один материал для второго выпуска "Вечернего Лунт-Сухапа", - вдруг крикнул Гореватов. - Можно ли голыми руками, причем совсем голыми, без рукавиц, выкопать в снегу яму глубиной до одного метра?
- Командир! - вдруг крикнул Голдарев. - Тут до нас народ был, смотри - настил!
Действительно, на снегу лежало несколько верхушек деревьев.
- Тут, наверно, манси ночевали, - предположила  Люба.
Парни притащили ворох сухих веток.
- Хорошо, что нож не успел убрать вечером, - судорожно улыбаясь, трясясь от подбирающегося холода, произнес Гриня. - А то совсем бы ничего сломать нельзя было. Толя, где спички? Давай сюда.
    Постепенно поляна приобретала жилой вид: горел костер, на настиле расположились ребята. Становилось тепло. Люба сняла свитер и, отрезав от него кусок, замотала стопу. Голдарев, в свою очередь, снял с себя меховую жилетку и протянул Любе.
- Надень, замерзнешь.
- Спасибо, Саша. На мне еще два свитера, так что пусть она лучше на тебе будет. Ты ведь у меня совсем старенький.
- Ребята, - посмотрев в сторону Голдарева, произнес Желнов, - я предлагаю следующее. Когда окончательно рассветет, я, Свободин, Крищенко и Доренко поднимемся на склон и перетащим лагерь сюда. Залижем раны и завтра – послезавтра отправимся назад, к лабазу. Да, мы влетели в трудную ситуацию, но мы из нее все равно ведь выберемся. И не в таких передрягах люди бывали.
- Егор, я с тобой, - непререкаемым тоном вдруг сказала Зоя.
- Не надо тебе со мной ходить, сиди здесь.
- Я сказала - пойду, значит, пойду. И ты мне запретить не сможешь!
- Не пойдешь, это нерационально, - привел свой излюбленный довод Желнов.
- Плевала я на твою рациональность,  - в ответ закричала Зоя. - Я иду с вами, и этим все сказано.
- Егор, - вступил в разговор Голдарев, - в чем-то она права. Вы ступайте, а мы тут похозяйничаем.
Пятерка ушла вверх, к границе леса.
- Давайте еще веток наломаем, - сказал Голдарев. - Ждать долго придется.


Кадр № 1
    Подъем к границе леса давался с трудом - сказывалось перенесенное нервное и физическое напряжение. Особенно плохо чувствовал себя Доренко. Парня трепала дрожь, с которой он никак не мог справиться. Он часто останавливался – и тогда пропотевшая одежда, застывая на морозе, сковывала движения, мешала ходьбе.
- Юрий, - впервые за весь поход Желнов назвал Крищенко полным именем, - ты и Гриша возвращаетесь к костру. Мы идем втроем.
- Не будем мы возвращаться, - упрямо ответил Юрий.
- Ты отведешь Гришу к костру, там отогреетесь, а где-то часа через полтора встретите нас здесь. Все. Отговорки не принимаются.
    Парни пошли назад.
- Гера, - сказал Радий,  - надо бы посмотреть сначала, что у палатки делается. Давай-ка я на кедр залезу.
- Ну, что там? - крикнула Зоя.
- Да, вроде бы, чисто. Улетел, змей.
- Спускайся, - приказал Желнов.
    Свободин сделал попытку переступить на ближнюю ветку, но не удержался и сорвался с дерева.
- Ну что же ты так? Все цело? - спросил Желнов.
- Да вроде бы все. Голова только побаливает, но ничего, пройдет.
    На склоне их встретил сильный ветер с сухим мелким снегом. Ветер сек кожу, потерявшую всякую чувствительность. Снег, забиваясь в волосы, под одежду, выбивал волю к сопротивлению. Сначала шли рядом, держась друг за друга, но постепенно Зоя стала выбиваться вперед. Желнов шел замыкающим..
    Внезапно упал Свободин.  Пока Зоя и Егор подбегали к нему, Радик успел еще закинуть вверх руку, пытаясь за что-то зацепиться, подтянуть левую ногу. Потом затих. 
    Желнов тряс его за плечи, что-то кричал, пытался поднять из снега. Радик не шевелился.
- Зоя, - обреченно сказал Желнов.- Он умер.
- Егор, надо идти за подмогой, - еле слышно произнесла Зоя. - Вдвоем нам ничего не сделать. Если ты хочешь, чтобы мы отсюда выбрались, иди за ребятами.
- Мы не выберемся отсюда, Зоя, - глухо проговорил Желнов.
- Но мы все равно должны что-то делать, бороться, а не ждать смерти, как приговоренные, - с прежним напором в голосе прокричала Зоя. - Иди за ребятами, а я пойду дальше.
    Желнов, проследив взглядом, как Зоя карабкается по склону, сам начал спускаться вниз, стараясь ступать в уже протоптанные следы.
    Ноги уже ничего не чувствовали, живя отдельно от тела. Нарастала апатия, перед глазами мелькали красно-черные круги.
    На пути оказалась маленькая чахлая березка. Желнов, пытаясь обогнуть ее, запнулся за припорошенную снегом ветку. Упал, подминая собой деревце. Наступило какое-то странное безразличие. Хотелось просто лежать, не совершать никаких движений.
    Город, кафедра, снег, даже Зоя, остались где-то там, в жизни. 
    Последнее, что смог еще сделать Георгий Желнов, - повернуться на спину, поднять руку к лицу…
    Зоя продолжала идти. Дойдя до начала каменной гряды, она остановилась передохнуть.  Этим воспользовался ветер - налетел из-за камня, сшиб с ног…
    Сразу стало тихо и тепло. Зое казалось, что она, обнявшись с Егором, сидит на берегу теплого озера. Набежавшая волна ласково  и тепло лизнула голые ноги.

Кадр №2
Юра и Гриня медленно спускались к месту стоянки.
- Ты как, Гриш? - спросил Юра.
- Согреться не могу, весь трясусь.
- Потерпи немного, сейчас к костру придем, обогреешься.
- Желнов скоро вернется?
Сквозь свист ветра раздался странный хлопающий звук.
- Что это? - испуганно спросил Гриня
- Не знаю, хлопнуло что-то, - недоуменно ответил Юра
- Это на поляне. Бежим
Едва передвигая ноги, парни попытались побежать. 
    От увиденного ребят затрясло: там, где полчаса назад горел костер, шумели ребята, лежал снег.

 Перебивка.
- Давайте еще веток наломаем, - сказал Голдарев. - Ждать долго придется.
- А у нас гость, - бесцветным напряженным голосом произнес Толя.
    В метрах десяти от ребят, на высоте около трех метров от земли, висел шар. Каза-лось, что он внимательно следит за каждым движением. Что-то в нем тихо потрескивало, меняя цвет с молочно-белого сначала на желтый, потом - голубой. Повинуясь чьему-то взгляду, шар медленно стал подплывать к людям.
- Не смотрите на него, - вспомнив предупреждение Кострова, прошептал Голдарев.
    Наверно, шар услышал шепот Семеныча. Он раздулся в размерах, потрескивание усилилось. Цвет шара стал красным.
    Не отдавая себе отчета, в состоянии неконтролируемого страха, люди бросились в разные стороны.
    Звука взрыва они не услыхали.
    Нечто тяжелое и  мягкое, словно огромная вачега, бросило туристов на камни, ломая ребра и кости черепа.
    С деревьев и скал посыпался снег, потревоженный взрывом.

Кадр №3.
    Ребята потрясенно глядели на случившееся. Потом попытались раскопать снег, пытаясь добраться до погребенных. Неожиданно стало жарко, одежда обжигала тело. Не отдавая себе отчета в том, что они делают, ребята стали срывать с себя свитера, рубахи, штаны, разбрасывая их по поляне.
- Я залезу на кедр, посмотрю, где Желнов, - странным, каким-то смазанным голосом сказал Доренко.
    Юра, не говоря ни слова, кивнул головой, машинально обламывая ветки для костра.
    Гриша полез на кедр.
Случайно он встал на тот же самый сучок, что и Свободин.
Не удержавшись, заскользил вниз, обдирая кожу о ствол дерева.
    С трудом дополз до костра, перевернулся на живот, подложил под голову руки, затих.
    Чувство жара исчезло так же неожиданно, как и появилось. Пытаясь согреться, Юра все больше и больше влезал в костер, не чувствуя, что начинают гореть носки, кальсоны, лопаться кожа на ноге. В голове была одна мысль: вот сейчас вернется Желнов, и все будет хорошо.
    Они вернутся в город и обязательно еще раз сходят на так понравившийся им фильм "Золотая симфония", где такая прекрасная музыка и красивый ледовый балет.
    А рядом будет сидеть Ленка, держать Юру за руку и подпевать: "О, Джеки Джон".
    Чувствуя, что замерзает, парень укусил палец, содрав зубами кусочек кожи, несколько раз ударил ножом в бедро.
    Боли не было.
    Костер медленно догорал.

Следствие.
    Спустя несколько дней на место трагедии выйдут манси. Увидев трупы, манси решат вывезти их в поселок и сообщить властям о случившемся.
    Для этого они положат тела рядом и укроют их от снега.
    Но воспротивится шаман, который прекрасно понимал, чем может закончиться вмешательство в дела русских. Он запретит не только прикасаться к телам, но даже упоминать об увиденном.
Но будет уже поздно.
Версия о ритуальном убийстве окажется востребованной.

 50.
- Вот, такой вариант развития событий, - устало закончил я. - Ну, что скажешь?
  - А доказательства где? - заученно спросил оппонент.
-  Начнем с того, что объективными доказательствами не грешит  ни одна из известных нам версий. Гипотеза, согласен, сырая, требует доработки, но вполне жизнеспособна. Кстати, может объяснить и гибель Поранина - шаровая молния любит залетать в самолеты.
- Не знаю, - заморочено ответил Женька. - Вроде бы все и подходит, но странно как-то, непривычно. Словно за уши притянуто. Ладно, ты объяснил, почему ребята выбежали из палатки, даже механизм травмы объяснил. Но с чего ты взял, что одежду снимали ребята, а не Гореватов, который, как известно, срезал с них штаны и свитера, чтобы укрыть замерзающих?
- Кому известно? – спросил я. – Литераторам, которые творили свои опусы, не озаботившись толком изучить документы? Или комментаторам, которые, опираясь на творения вышеупомянутых литераторов, тем более в документы не лазали?
    Ты повнимательнее прочитай описание найденной одежды. Там только обгорелую штанину ножом отрезали да свитер, принадлежавший Дубровиной, пополам распластали. Кстати, возможно, она сама это сделала. Остальная одежда снята, причем в спешке. Резинки на брюках разорваны, а свитера на "левую" сторону вывернуты. А в каких случаях с себя одежду снимают?
- В каких? – эхом повторил Евгений.
- Когда находиться в одежде становится опасным для жизни.
- Не понял….
- Агрессивное вещество на одежду попало. Только природу этого вещества мы не узнаем никогда.
- Возможно, - согласился Женька. – Но откуда тогда взялась легенда о Гореватове?
- Тех, кто это придумал, спроси. Вообще-то мне, как врачу, интересно было бы узнать, как это человек, не имеющий медицинского образования, смог констатировать смерть, да еще и в такой экстремальной ситуации? А тебе, как психологу, должно быть интересно: неужели у парня хватило бы силы воли и элементарного уважения к замерзшим товарищам, чтобы их раздеть?   
Так что Гореватов здесь не при чем. Как, впрочем, и ракета. 
- Да далась тебе эта ракета!– возопил Женька -  И чем она тебе не нравится?
- Глупостью. - Чувствуя, что начинаю злобствовать, просипел я. -  Это надо же придумать: во время сна желновцев где-то поблизости от  палатки в склон врезается ракета с остатками топлива и окислителя. Конечно же, ветер несет ядовитое облако на палатку, туристы испытывают чувство удушья, режут палатку, выскакивают на склон и замерзают.
- Ну и что, достаточно живенько, - отреагировал Евгений, ковыряясь в банке со шпротами, пытаясь сотворить себе  нечто вроде бутерброда.
- Живенько-то, живенько, - согласился я продолжая злобствовать, и машинально хватаясь за приготовленный бутерброд. - Только вот подумай: если ракета врезается в склон рядом с палаткой, что должно произойти с, как теперь говорят, экологией окружающей среды, а также - что может остаться от палатки. Не говоря уже о том, что будет с людьми, попавшими под воздействие агрессивной жидкости.
- А что, кстати, будет? – спросил ограбленный, ища свое творение.
- Фильм ужасов в отдельно взятом месте, - начал я свой апокалипсис. – Грязно-оранжевый или грязно-желтый снег, подтеки, проталины. Либо вообще голый склон без снега. Воронки диаметром и глубиной до десяти метров. Весь травяной слой вымрет на много лет вперед.  Деревья, которые не будут выворочены из земли в момент удара ракеты, естественно, к весне не зазеленеют. Воду из Авыспи или Лусума поисковики пить не смогут, растапливать снег – тем более. Все будет ядовито.
    И весну встретит выжженная голая земля без брусничника, карликовых березок, кедрового сланца и грибов. Палатка будет прожжена во многих местах и быстро сгниет.
    А вокруг нее будут лежать девять трупов с химическими ожогами разной степени выраженности.
- Действительно, фильм ужасов, - подозрительно быстро согласился напарник.
- На самом же деле, - продолжал я, - ничего подобного поисковики не увидели: палатка хоть и разрезана, но не прожжена, снег на склоне – чист, фрагменты ракеты рядом с палаткой не валяются.
- А если части валяются где-то в стороне, а на перевал принесло только облако из паров топлива? -  с подковыркой  в голосе спросил Женька. – Смотри, тогда все укладывается: пролет ракеты над палаткой, гул, падение, взрыв. Действительно, образовывается облако из паров топлива там, окислителя – уж не знаю чего. Вполне возможно, что несет на палатку. Тогда все поступки объяснимы – уход от палатки, попытка построить второй лагерь…
- Ну, хорошо. А дальше-то что? – устало спросил я.
- А что дальше? – продолжил Женька. - Смерть всех участников похода от переохлаждения и действия ракетного топлива, что может быть подтверждено цветом кожного покрова и отеком легких, обнаруженном на вскрытии.
- Ты еще выражение страха на лицах вспомни. Что ерунду-то городишь? Вроде бы умный парень, почти готовый научный сотрудник. А ересь несешь – ну, прямо как не знаю кто.
Неужели не понятно, что если бы прилетело облако из паров, как ты говоришь, топлива или окислителя, то картинка, которую увидели бы поисковики, придя на перевал, выглядела бы так, как я сейчас изобразил. Убежать куда-либо ребята просто не успели бы. Смерть при вдыхании паров ракетного топлива почти мгновенна.
А что касается выражения ужаса на лицах, то оно, извини за цинизм, скорее должно было быть у поисковиков, а не у трупов. Я не думаю, что студенты технического вуза часто встречались с трупами замерзших.
    Ты только что смотрел фотографии тех, кого нашли на склоне и у кедра, - продолжил я. – Где ты там видишь ужас на лицах?  Про выражение лиц тех, кого нашли в ручье, говорить вообще не этично – там мягких тканей на черепе почти не осталось – один лицевой скелет. 
    И, самое главное, как ты, опираясь на эту версию, объяснишь происхождение травм?
- Прилетела группа зачистки и добила их, - с лету подставился Женька.
- Ха! Ты думаешь, группа зачистки знала, куда лететь? – спросил я. - Мне довелось беседовать с человеком, который служил в ракетных войсках где-то лет двадцать спустя от событий на перевале. Так он рассказывал, что даже в его время были случаи, когда ракету теряли все системы слежения, и район падения часто оставался неизвестным.
    То есть до определенного времени все было чудненько: летит себе ракетка и сигналы подает. А в один прекрасный момент она "теряется", и в район цели не прилетает. И куда девалась, где искать  – абсолютно неизвестно.
    И это – в конце семидесятых годов, когда телеметрия была не в пример сильнее тех "приемничков", которые были на вооружении во времена желновской трагедии. 
    А что касается группы зачистки…. По словам того же мужика, задачей подобной "зачистки" была бы имитация самой естественной гибели туристов, а не получение загадочной ситуации, которая не позволяет забыть это все вот уже столько времени.
    Да и вообще группа могла "заблудиться и бесследно исчезнуть".
    На Урале столько геологов пропадает – и ничего. Никого это, в общем-то, не удивляет.
Женька промолчал.
- Да, и еще,  - добавил я. - Характер травм. Судмедэксперт не зря акцентировал внимание Никитина на сторонность поражения. Если бы ребят убивали, то следы от побоев были бы по всему телу. И не били бы их прикладами или саперными лопатками, а просто прирезали или пристрелили. А потом, что такого сверхсекретного могли увидеть туристы, чтобы их нужно было убивать?
Нет, Жень, ребят никто не убивал. Как ни печально это звучит, они сами пришли на место своей гибели.
    
51.
С экрана телевизора очередной комментатор хорошо поставленным, жирным голосом, со строго дозированной долей возмущения, рассказывал, как озверелый отряд осназовцев добивал желновцев саперными лопатками.
Рассказ был настолько экспрессивен и грешил такими подробностями, что возникало подозрение об участии комментатора в этом занятии.
- Полковник, - глухим голосом, глядя на экран, произнес Евгений, – ты сделал…. – тут парень замолчал, с трудом подбирая слова. – Понимаешь, до сих пор я воспринимал события на перевале как нечто далекое, меня не касающееся. После нашего с тобой расследования все изменилось. Понимаешь, эти парни для меня родными стали.
- А почему только парни? Там еще и девушки были.
- Что девушки? Ты в свое время говорил, что особям женского полу в походах делать нечего. Помнишь, как мы с тобой спорили по этому поводу? Я тебе что-то доказывал, убеждал. А ты сидел молча и жмурился, как мартовский кот: дескать, мели, Емеля, мели. Будто знал, что я к такому же выводу приду.
- Извини, не понял. Какая связь между желновцами и тем, что ты сейчас сказал?
- Да никакой. Просто я недавно лишний раз убедился: баба в походе равносильна женщине на корабле. И там и там ей делать нечего. Разрушительное начало в ней сильно. И Желнов абсолютно правильно рассчитал состав группы. Не помню точно кто, то ли французы, то ли немцы доказали: чтобы нейтрализовать влияние женщины в группе, на одну женщину должно приходиться от трех до четырех мужчин. У Желнова на две девушки приходилось семь парней.
    Ну что ты опять ухмыляешься? Что ты на меня, как на пацана, глядишь?
    Как всегда, Женька был неправ.
    Я видел перед собой парня, проводившего в тяжелый поход своих друзей.
    В поход, из которого никто не вернулся.
- Понимаешь, - тихо продолжал Евгений, - уже которую ночь мне снится все тот же сон. Будто я иду с ними. Смотрю в поселке "Золотую симфонию", провожаю Лешу в Свердловск, поднимаюсь вверх по реке.
Ночую на Авыспи, делаю лабаз, пытаюсь отговорить Гошу покидать лагерь в три часа дня. Бедую с ними в палатке на склоне. Но вот в тот момент, когда начинают происходить все решающие события, я просыпаюсь.  А ты? Неужели ты узнал о желновцах только от Никитина?
- Да нет, конечно. Мне где-то лет десять-одиннадцать было, когда я впервые о них услыхал – соседки во дворе судачили. Сначала, конечно, ничего не понял и не отразил, а вот где-то года через два, когда мы с пацанами по кладбищам лазали….
- И такое было? – удивлению Женьки пределов не было.
- Было, было. Не такой уж пай-мальчик я в те поры был. Так вот, продолжаю: на кладбище мы в войнушку играли. А около памятника желновцам у нас что-то вроде "штаба" было. Навоюемся, набегаемся, кладбищенской малины наедимся и в "штабе" собираемся.
- Ага, - поддел Женька, - в карты играем, пиво пьем, травку курим.
- Неправильные мы пацаны были, - сообщил я, - в карты не играли, пива не пили. А вот курить – да, курили. "Шипку" и "Беломор".
   А попутно всякие страшные истории рассказывали.
    В том числе и про желновцев.   
    Фантазировали, конечно, напропалую. Они у нас то секретное задание выполняли, то с бандитами сражались.
   А потом, один из нас додумался до межпланетного контакта, и мы их в космос отправили. Дескать, прилетели инопланетяне, забрали с собой ребят, а вместо них фантомы оставили. Поэтому власти все и засекретили.
    Потом, уже в институте, когда в походы стал ходить, довелось со старыми туристами встретиться. Стал их расспрашивать. Лучше бы я этого не делал! Информации никакой, эмоций много, и у каждого рассказчика – своя версия.
    А несколько лет назад – как шлюзы открыли: мутный вал литературы о желновцах попер.
- Так хорошо ведь, - в очередной раз съязвил Корнет.
- Ага, очень хорошо. Только один стрекулист описывает желновцев так, что их ни одна тюрьма на перевоспитание не возьмет – и карьеристы-то они, и трусы, и чуть ли даже не воры с подлецами, а второй, щелкопер, совершенно не владея материалом, задает дурацкие вопросы и сам же дает на них не менее дурацкие ответы. Тьфу, даже говорить на эту тему не хочу. 
- Единственный плюс, полученный от общения с туристами и изучения этой, так сказать, литературы, – помолчав, продолжил я, - так это то, что из абстрактных величин желновцы стали превращаться в живых людей.
Я стал придумывать им характеры, пытался представить себя на их месте, ситуации всякие проигрывал. Понимаешь, они для меня родными стали, я с ними сжился.
    И отношение к группе с возрастом менялось: сначала это были ровесники, ушедшие в поход и не вернувшиеся, потом – младшие братья, теперь – сыновья.
    А коль скоро такое произошло, то стремление узнать, что же там случилось, не пропадало.
    Так что Никитин на голову свалился очень удачно.
- Поня-я-тно, - протянул Женька. – А скажи мне, от замерзания страшно умирать?
- От замерзания не умирают, Женя. Умирают от переохлаждения. Видишь ли, человек погибает при снижении температуры тела до двадцати пяти градусов. А замерзание происходит при более низких температурах. Иными словами, замерзает труп, а не человек.
    А что касается процесса умирания…. Ты знаешь, не самая плохая смерть.
- Почему? – с интересом спросил парень.
- Ты погибаешь, если так можно выразиться, в процессе борьбы, то есть до последней минуты куда-то идешь, на что-то надеешься. И тот момент, когда силы полностью исчерпались, не замечаешь. Просто падаешь в снег. Умом понимаешь, что нужно встать, идти, костер разжечь, но это быстро проходит.
    Да, сначала дрожишь, мерзнешь. Но вскоре накатывает такое приятное оцепенение, тепло становится. И уже ничего делать не хочется. Наступает безразличие, отстраненность.
    Тело еще какие-то движения совершает, руками по снегу стучит, головой бьется, но это все где-то на уровне инстинктов. Сознания практически нет.
- Ты так рассказываешь, будто это с тобой было.
- Да, было. Меня вовремя нашли, подняли, надавали по сопатке и пинками погнали к костру. Не спрашивай, где и когда это произошло – вспоминать не хочу.
Помолчали.
- Извини, может быть, неграмотно спрошу. Сколько времени все это длится?
- Ты имеешь в виду процесс умирания?
- Да.
- По-разному. В нашем случае ребята умирали на склоне не менее четырех часов. Те, кто в ручье быстрее – полчаса, час.
В Женьке постепенно просыпался исследователь.
- Слушай, а это правда, что трупы кто-то перемещал?
- Гоша, Радик и Зоя, насколько можно судить по описанию, найдены на месте своей смерти. Есть признаки, подтверждающие это: протаивание снега под трупом, льдинки на лице, ну и еще ряд других.
    А вот с Юрой и Гришей сложнее. Трупы их перемещали, но не ранее чем через двое суток после смерти.
- Докажи.
- Есть такая интересная штука – трупные пятна. Располагаются они всегда на  нижележащих местах тела, никогда не перемещаются, и окончательно формируются через сутки – полутора.
    А при переохлаждении этот процесс еще больше затягивается.
    Так вот, мало того что расположение трупных пятен не соответствует положению тела, так еще обрати внимание на фотографию: в каких позах были обнаружены мальчишки.
- Да видел я эти фотографии. Ничего особенного там нет, - с досадой сказал Женька.
- А ты повнимательнее присмотрись.
    Я рассматривал эти фотографии уже не раз и знал, что там парень увидит.
    На первой фотографии из-под снега едва виднелись два тела, лежащие рядом.
    На последующих фотографиях тела были уже освобождены от снега и сфотографированы в разных ракурсах.
    Крищенко лежал на спине, правая рука согнута в локте и поднята к голове, левая рука приподнята, прижата к туловищу и лежит на груди. Левая нога согнута в коленном суставе. Хорошо были видны ожоги кисти левой руки и голени.
    Доренко лежал лицом  вниз, руки находились под головой.
- Не понял. Это что, они так у костра грелись?
- Еще какие варианты?
- Я, конечно, не специалист, - задумчиво забормотал Евгений, - но как-то странно это. Ребята отдельно, костер отдельно. Да и позы какие-то неестественные….
- Напряги мозг и попытайся представить Крищенко лежащим на левом боку….
- Представил! – прищурившись, протянул Женька. - Он действительно лежал у костра, повернувшись на левый бок. Чувствовал, что замерзает, поэтому инстинктивно подполз к огню, в результате получив ожоги кисти и нижней конечности, но боли не чувствовал, потому что наступила холодовая анестезия.
    В таком положении он и умер.
    Доренко, судя по всему, умер раньше.
    А дальше-то что могло произойти?
- Через двое-трое суток на поляну кто-то пожаловал, увидел трупы и, может быть, сделал попытку их вывести. Для этого оттащил тела от костровища и уложил рядом. Может, действительно и одеялом прикрыл.
   Но, по какой-то причине, эвакуация трупов не удалась.
- Может быть, - устало поддакнул Женя.
- О, да ты спишь, исследователь, - удивился я.
- Нашел чему удивляться. Это у тебя старческая бессонница, а мой хоть уже и не растущий, но пока еще молодой организм требует хотя бы трех-четырех часов здорового сна, - в очередной раз отыгрался парень.

  52.
- Как ты думаешь, - с какой-то странной интонацией спросил Евгений, - кто-нибудь, когда-нибудь узнает, что на самом деле случилось на перевале?   
- Ты знаешь, Жень, думаю, что никогда.
  - Иными словами, несмотря на все наши находки, даже на нашу гипотезу, ты хочешь сказать, что мы пришли к тому же самому выводу, что и Никитин: "причиной гибели туристов явилась стихийная сила, преодолеть которую туристы были не в состоянии"?
- Получается, что так.
- А ты хорошо его знал - Леонида Ивановича? - поинтересовался Евгений.
- Хорошо знать этого человека было просто невозможно. Он был вещью в себе. Вот только сейчас, когда я познакомился с его воспоминаниями, встретился с Марией Ивановной, когда я прочитал твою запись разговора с Рудиным, только сейчас  я начинаю понимать, что это был за человек.
- И каким он был?
- Знаешь, трудно ответить однозначно. С одной стороны – бывший фронтовой разведчик, наверняка, гэбэшник, следователь и прокурор, что отталкивало и привлекало одновременно. Эта закваска в нем оставалось до последних дней.
    Да, он очень много знал, слушать его было интересно. Но его рассказы были только поводом, чтобы просчитать сидящего перед ним человека. Собственно, как я начинаю сейчас понимать, наши беседы были очень хорошо завуалированным допросом с его стороны.
    Он расспрашивал меня о севере, о походах, о странных случаях, свидетелем или участником которых мне приходилось быть.
    Иногда просил спеть "шаманские" песни.
    Жалел, что по молодости был лишен такой возможности - бродить по лесам.
    Вполне возможно, что уже тогда, год назад, он рассматривал меня как продолжателя расследования дела Желнова.
    А с другой стороны – глубоко несчастный, одинокий человек. Вдовец, однолюб и никому не доверяющий.
    Старый дед, вызывающий чувство сожаления.
И при этом, как бы сейчас сказали, очень упертый.
- А как ты объяснишь негативную реакцию Рудина?
- Видишь ли…. В те времена в правоохранительные органы верили. Средства массовой информации воспевали работу милиции и следователей.
    Майор Пронин был притчей во языцах. Национальный герой, можно сказать.
    Анекдотов про него ходило гораздо больше, чем про Чапаева и Штирлица.
    Одна только фраза про проницательные серые глаза майора Пронина, спокойно глядящие из водной глади унитаза, чего стоила.
    А парнишкам – поисковикам тогда было немногим больше двадцати.
    Наивными были, доверчивыми.
    Думали, что придет добрый дядя Леня Никитин,  сразу во всем разберется.
    А дядя Леня оказался между молотом и наковальней.
    И в этой ситуации он повел себя как честный человек, написав в постановлении свое мнение, а не то, что ему диктовали.
    Поисковики, как ты сам понимаешь, этого не знали.
    Может, Никитин и хотел поговорить со Сметанниковым, но ему этого не дали.
Вспомни, опять же, мемуары.
    И когда дело оказалось закрытым, то, опять же в силу своей наивности и веры в доброту и справедливость, поисковики решили, что прокурор их предал.
    Потом тот же Рудин, просматривая дело, увидел, что каких-то документов не хватает. Тоже лыко в строку Никитину поставил, посчитав, что он ряд материалов удалил. В этом мнении, кстати, его убедил и Коротков, который, судя по некоторым данным, очень Леонида Ивановича недолюбливал.
- Фразу о стихийной силе действительно можно считать упреком правительству? – спросил Женька. 
- Навряд ли. Все равно Никитин был человек системы. Хотя мог играть и по своим правилам, отличным от предложенных.
  - А может, и не хотел, - добавил Женька. - Вообще, знаешь, из твоего рассказа  я понял, что он очень не любил оставлять незавершенные, как бы сейчас сказали, проекты. Наверно, поэтому тебе материалы и передал.
- Все, что у него было. Не забывай о секретном пакете. А вот там-то вполне могут быть данные, подтверждающие наши предположения.
- Прокуроры, как разведчики, - со знанием дела изрек Евгений, – никогда всех карт не раскроют. А скажи-ка мне вот что. Если, как ты говоришь, там никаких испытаний не было, то какого чомора было район закрывать?
- Я тоже думал, начитавшись и наслушавшись, что только этот район закрыли. А потом встретил человека, который работал в Госкомспорте в то время, так тот ответил, что ничего подобного.
    Просто вскоре после трагедии  вышло постановление Центрального совета профсоюзов о запрещении спортивного туризма. В результате стали закрываться маршрутно-квалификационные комиссии, турклубы.
    А на основе этого постановления было создано директивное письмо, предписывающее исключать из институтов студентов, преподавателей, аспирантов, словом, всех, причастных к туризму. 
- Это че, действительно так? – не поверил Женька. – Ты хочешь сказать, что…
- Да, правильно жизнь понимаешь, - подтвердил я. – Вот, к примеру, захотел ты по Серебрянке погулять, из похода вернулся, а на доске объявлений приказ о твоем исключении висит.
- Так ведь народ будет тайком в походы уходить, - догадался парень. – И пропадать бесследно.
- Опять ты прав, - похвалил я собеседника. – По недавно уточненным данным только за 1961 год по Союзу погибло более двухсот туристов.
- Представляю, как народ возмущался.
- Возмущались, письма писали. Некоторые даже до Хрущева доходили. Ведь все понимали, что если молодую здоровую орясину понесет в поход, то ее ничто не остановит, никакие запреты. Поэтому в следующем приказе формулировка несколько изменилась. Погоди, сейчас найду. Где-то я этот приказ видел. А, вот он где. Слушай! "Ректорам высших и директорам средних специальных учебных заведений предписывается запрещать туристские походы в отдаленные малонаселенные районы без согласования с местными исполкомами".
- А что дальше, я уже понял, - зачастил Женька. – Исполкомам брать ответственность на себя неохота, проще район закрыть под маркой "повышенной пожарной опасности", "схода лавин" и тому подобное.
    А вот скажи мне, правда, что ректор одного из свердловских институтов требовал со студентов расписку, что если студент уходит в поход без разрешения комиссии безопасности туризма, то он будет привлекаться ко строгой ответственности вплоть до исключения из института.
- Да, и такое было.
- Да, много интересного узнаешь. Но вот знаешь, что меня смущает, - серьезно и как-то печально произнес парень, - мы с тобой потратили уйму времени, пытаясь понять, что случилось с Желновым. Вроде бы даже нашли причину, - Женька помолчал. - А кому это нужно, кому интересно? Моим ровесникам? Так они даже и  фамилии Желнова не знают. А те, кто слышал о случившемся, больше поверят вот таким комментариям, чем нам, если даже мы и опубликуем результаты наших поисков. Родственникам? - Они уже старики и скоро сами узнают, что произошло. Из первых уст.
- В чем-то ты прав, - согласился я. -  В принципе - кому какое дело до событий, случившихся полвека назад?  Но нам с тобой было интересно? - Да. Мы уяснили, что Северный Урал не такое простое место? - Да. Кое-какие мифы раскрыли? – Да. Доказали, что вины Желнова в случившемся нет, что ребята сами пришли на место своей гибели? – Да.
    Ты сейчас поедешь к себе, встретишься с друзьями,  наверняка, наплетешь с три короба, рассказывая про наши поиски. Может, даже балладу об Одноногом пришельце споешь. С тебя станется, я знаю. И какая будет реакция?
  - Реакция будет строго определенная, уже известная. Я уже списался с ребятами, и, короче, мы идем на перевал, и я тебя зову в качестве врача. И только попробуй отказаться.
    Честно говоря, я ждал чего-то подобного. Но, тем не менее, предложение вогнало меня в ступор.
    Я любил зимние походы за строгость красок - белый снег с голубыми тенями, зеленые кедры, багровый закат, черно-белая графика ночного зимнего леса. За костер, который вел себя совершенно иначе, чем летом.  Если в летнее время он был агрессивен, почти неуправляем, то зимой чутко реагировал на твою усталость и старался побыстрее разгореться, чтобы обогреть, накормить, напоить крепким чаем.
    Еще я любил дежурить у печки в шатре. В печке потрескивали поленья, в спальниках сопели сопоходники. Около печки было жарко, приходилось сидеть в одной майке. Но чуть подальше было уже холодно. Справа от печки стоял котел с чаем, слева - поленница из аккуратно напиленных чурбачков, которые, казалось, сами просились в топку. Можно было курить, пуская дым в приоткрытую печную дверцу. Не думалось ни о чем. Только в голове мелькали строчки стихов,  прозы, которые к утру забывались. Иной раз я забывал будить смену и сидел у печки чуть ли не до утра.
    Группа была этим очень довольна.
    Банальные, набившие оскомину как пишущим, так и читающим воспоминания сменила неизвестно откуда взявшаяся трезвая мысль. Она  услужливо напомнила, что для того чтобы попасть в описываемый рай, нужно тащить за спиной чертову пропасть груза черт-те  знает сколько километров, и, что характерно, на лыжах. А на лыжи я не вставал уже лет десять. Как минимум.
    На мое возражение, что все это поправимо, мне напомнили данные рентгенограмм  шейного и поясничного отдела позвоночника, где вместо привычных позвонков было изображено какое-то крошево.
    Не забыли и об одышке, возникающей при подъеме  на четвертый этаж, и о постоянно зябнущих и трясущихся  ногах.
    Подумав, вспомнили заключение отделенческого терапевта - специалиста высокого полета и, к сожалению, такого же уровня стервозности.
- Нет. Не смогу. Здоровья не хватит.
- Да ты еще всех нас обставишь.
- Женя, лучше вспоминать о нереализованных возможностях, чем о реализованном несчастном случае. Пойми, что по здоровью я могу подвести вас в самый неподходящий момент. А теперь скажи - ты ведь это мне предлагаешь, зная, что я откажусь?
    Женька замолчал. Я понимал, что своим вопросом я поставил парня не в самое легкое положение. Честно  говоря, я сам не понимал,  зачем мне надо было спрашивать.
- Алексей, тебя не обманешь, - после долгой паузы сказал мой выученик. - Ты всегда понимал нас лучше, чем мы сами себя. Может, благодаря тебе я в психологию и двинулся.
- Все. Замяли. Делаем таким образом: перед походом ты меня вызваниваешь, говоришь, что, где и когда. Провожать не приду - говорю сразу, но после похода всю компанию жду к себе в гости. Тем более, что поезд с Севера прибывает утром, а ваша лошадь отправляется вечером.
Так что, Евгений, ищите на перевале материальные проявления наших нематериальных выводов.
- Ну ты и загнул! – восхищенно проныл Женька. – Ну, спасибо. Всегда так: самое трудное, так сразу мне. За что?
- За все хорошее. А теперь ступай тарелки мыть. У тебя это чудно получается. Помню, как ты котлы и кружки в походе драил.

53.
    После отъезда Женьки в квартире стало тихо и как-то тоскливо.
    На полу валялся свитер, забытый парнем, диктор на телевидении, перемежая прогноз погоды рекламой средств для избавления унитазов от перхоти,  грозился жуткими холодами и ветрами.
    Особенно на севере области.
    Надо было бы устроить приборку, но руки не доходили.
    Да и не хотелось, честно говоря.
    Меня устраивало.
    Я перебирал фотографии, читал старые дневники, пытаясь убедить себя, что поступил правильно, не уйдя с женькиной компанией на Север.
    Умом понимал, что да.
    Вечерами – нет.
    За день до возвращения группы выбрался в магазин.
    Закупив гору продуктов и разрабатывая меню праздничного обеда,  с трудом дополз до своего четвертого этажа.
    Лампочка на площадке, как всегда, не горела.
    За дверью звонил телефон.
    Пока доставал из внутреннего кармана куртки ключи, пытался, кряхтя и матерясь, в темноте попасть ключом в скважину, открыть дверь, поставить сумки, включить свет в коридоре  – телефон замолчал.
    Потом телефон звонил еще, но всякий раз, когда я подходил к аппарату, звонки прекращались.
    Становилось тревожно.
    Женька отзванивался чуть ли не каждый день. Довольным голосом он сооб-щал, что сделала за день "спаенная и споенная" группа, докуда дошли и что увидели.
    Я, в свою очередь, советовал ему беречь аккумуляторы и деньги.
    Но Женька говорил, что все это фигня – того и другого достаточно.
Однажды он сказал, что ребята нашли в районе притока Лусума что-то очень интересное. Но связь была плохая, и что они там нашли, я так и не понял.
    Последний звонок был уже перед посадкой в вагон. Вроде бы ничего плохого случиться уже не могло, но тревога, возникшая после звонков, не уходила.
    Телефон молчал, как нерадивый студент на экзамене.
    Выпив рюмку успокоительного, я сел рядом с телефонным столиком.
    Наконец-то, через час, раздался звонок.
    Когда я поднял трубку, на том конце провода была тишина, которую нарушали какие-то странные вздохи.
- Слушаю вас.
В трубке молчали,
- Слушаю вас. Да говорите же, черт вас возьми!
Пьяный женский голос капризно произнес:
- Петенька, я уже три часа звоню. Приходи, мой в командировку уехал.

2007-2010 гг.