Трон

Мысль, тривиалитет которой сложно скрыть под водой слов: все, что придает событиям в жизни объем и важность, было бы ничем без субъекта, в теле которого большей частью времени плавно дрейфует трон из позитивных гормонов, на котором он покоится будучи в ходьбе, сидьбе или лежбе вплоть до тех пор, пока смерть не разлучит их. События внешнего мира не имеет объективной значимости, будь то убиваемое на его глазах животное, доселе пушистостью заслужившее место у подножия трона, или же вид совершающей совокупление с его другом жены. Все дело не в тенях на сетчатке его глаз, а в микроэлементах, из которых сделан трон, они смешиваются на ткани его психики, натянутой на каркас опыта, который, если задуматься, также не имеет значения, поскольку ни при каких обстоятельствах не сможет материализоваться в проживаемую известность. Да и непосредственный, ощущаемый субъектом опыт давно и бесповоротно сместился из реальности объектов в глухую, прорезиненную реальность трона и себя, как оболочки, его покрывающей. Может показаться, что действительная ценность той части внешнего, которая еще не присвоена и не переведена в трон, проявляется, когда ауидиовизуальные сведения о прошедшем проталкиваются неизвестно откуда в центр грудной клетки, глазные яблоки, гортань, которые стягиваются кислотой квинтэссенции ощущения себя – которую принято высокопарно называть чувством, но это не так. Человеку все  равно, от чего биться в рыданиях, будь то вид кучевых облаков над океаном, после проведенных десяти лет в кромешно-мрачном подземелье, или будь то вид мрачных стен подземелья в начале срока, на которых изображены непристойности. Разница в том, что узник на берегу океана обладает большим (не могу не уточнить, внешне определенным)  правом испытать очищающие содрогания любви к себе, чем онанирующий в пустоту его же собрат, думающий, что из подземелья нет выхода. Кайф в обоих случаях был бы одинаков. И если бы наши культура, воспитание, кодекс были другими, можно было бы предаваться высшему наслаждению просто так, не затрачивая особых усилий, как при пресловутом онанизме, только вместо крайней плоти стимулируя иллюзорное покрывало своей личности, бывшее до этого скомканным в пространство гипофиза, расправляя его и полоща на ветру, к примеру, лирической музыки.