Тётя артистка

               

            Послевоенные  пятидесятые годы.  Наша семья: родители и нас трое детей  жили скромно, впрочем, как и многие тогда. Это сегодня полки супермаркетов  « ломятся» от изобилия продуктов, а тогда белая  булка, помазанная маргарином, посыпанная песочком была  вместо бутерброда,  а  соевая шоколадка с арахисом, купленная отцом в день его получки, была большим лакомством. Копчёные говяжьи рёбрышки, которые тушила мама с картошкой, капустой  остались также в памяти до сих пор. С  ними  связаны у меня особые воспоминания.

      Дом, в котором мы жили,  находился в самом конце улицы. Позади него – пустырь и мясокомбинат. У проходной  мясокомбината работал ларёк, где раз в неделю продавали копчёные говяжьи и свиные рёбра. Со всего города приезжали туда люди, очереди были огромные.  Сначала нужно было получить талон очереди, а потом купить рёбрышки. Мама и папа работали, я училась в третьем классе,  брат – во втором, самому младшему исполнилось три года ( он ходил в детский сад),   ларёк был нашей с  братом обязанностью. Чтобы сократить расстояние и быть в начале очереди, купить именно говяжьи рёбра ( в них больше мяса) , мы бежали к ларьку каждый раз  через пустырь:  летом пробираясь сквозь его бурьян, зимой протаптывали в снегу узкую дорожку.

    Так и в тот январский день, собирая нас за покупкой, мама сказала:
        - Сегодня не ходите через пустырь, обойдите его улицами. Всю ночь шёл снег, всё перемело.
   Мы же пошли своей короткой дорогой, утопая почти по пояс в снегу пустыря. Выходя на дорогу, брат заметил, что на одном валенке нет калоши.
      - Я побегу к ларьку, а ты вернись за калошей – сказала я.

 Ларёк ещё был закрыт, но  в очереди уже стояли люди с раскрасневшимися  от мороза  лицами,  в инее, переминаясь, постукивали ногами.  Я  встала в очередь, вскоре прибежал брат.  Появились первые отоваренные счастливчики с сетками- авоськами, из которых выглядывали копчёные рёбра. Мы тоже приближались к заветному окошку.
     - У меня нет талона – заплакал брат,-  я его, наверное, потерял в снегу.
   Ни в карманах, ни в варежках его не оказалось. Послышались разные советы:  нужно быть аккуратнее, писать номер очереди на ладони, а брат продолжал плакать.

  К нам подошла женщина, стоявшая впереди нас, через несколько человек.
     - Не плачь, мальчик, возьми мой талон, - протянув его брату, быстро ушла.
 В ней я узнала артистку - так называла эту женщину тётя Люба - наша соседка по квартире.  Артистка жила в доме рядом  с  нашим.  Играя  во дворе, мы - дети, часто видели её, проходившую мимо: летом с детской коляской, в которой стоял бачок, постукивающий на неровной дороге, зимой бачок стоял в санках. От взрослых мы слышали, что в бачке возит она мясные отходы с мясокомбината и кормит бездомных собак и кошек, которых в нашем районе было много.
 Наверное, мы и не заметили  бы эту женщину, если не слышали бы  часто повторяющиеся слова тёти Любы: « Опять артистка идёт и  гремит своим баком».

 Дома рассказали мы маме о случившемся:
      - Тётя артистка нам отдала свой талон.
      -  Какая  тётя  артистка?  –  удивилась  мама
      -  Ну, та,  что кормит собак  и  кошек, из  дома  напротив, - отвечала я.
      -  Эта женщина,  вовсе,   не  артистка. У неё есть имя, отчество. Вы поблагодарили
         её?
      -  Нет, не успели, она быстро ушла, - ответил брат.
      -  Когда увидите её  на улице, узнайте имя и поблагодарите.
  Звали женщину Анна Васильевна.

Тогда я, будучи ребёнком,  не знала,  почему наша соседка, смеясь, называла Анну Васильевну артисткой. Тётю Любу ни  жильцы нашего дома,  ни мы – дети не любили. Взрослые, наверное, потому, что она – жена военного дяди Васи - не работала, сидела дома, что они втроём занимали две комнаты в квартире, другие же теснились с большими семьями в однокомнатных коммуналках. Она с высокомерием относилась ко всем, считала себя культурной, образованной, хотя закончила три  класса  школы – это мы слышали от взрослых. Тётя Люба - толстая с напудренным,  рябым лицом, в бордовом атласном халате, с бигуди на голове часто занимала стол и скамейки, где мы играли, своими подушками и  перинами, которые  выбивала и долго сушила на солнце.

 Её,  видимо, раздражало, что про Анну Васильевну говорили, что она красивая, добрая,  скромная и похожа на актрису кино  Лидию  Смирнову.  Дядя  Вася  работал в каких- то « Органах»,  ходил с большим портфелем, в чёрных хромовых сапогах,  пахнущих гуталином, наодеколоненный.

     Через год  нашей семье  дали отдельную квартиру в другом районе города и всё,  что было связано с тем домом в конце улицы, детством осталось там  навсегда.  Прошло больше двадцати лет,  судьба меня  вновь свела с Анной Васильевной. В одну из городских больниц, где я работала,  поступила женщина семидесяти лет. Её положили в палату, которую я вела. При первом же знакомстве с ней мне пришла мысль, что эту женщину я где – то видела. Её тонкие  черты лица,  седые волосы, собранные в тугой пучок, приятная улыбка, тёмно – серые глаза, излучающие тепло, обаяние, тихий,  грудной голос казались мне  очень знакомыми. Конечно, это была Анна Васильевна.

   Жила она одна, родных  у неё не было. Жизнь , видимо, её была нелёгкой: перенесла два инфаркта. На мой вопрос  « Была ли у неё раньше семья, дети»,  с большой грустью ответила, что пятилетний сын погиб во время войны при немецкой бомбёжке, муж тоже давно умер. Мне показалось, что  на эту тему  она не хочет говорить.
  До выхода на пенсию  всё время Анна Васильевна работала  в детском доме, но даже и теперь не теряет связь с ним, часто заходит,  дарит игрушки. Мне хотелось больше узнать о судьбе этой женщины, непростой её жизни, о которой она не хотела говорить.

 Вечером, после работы зашла домой  к маме, вспомнили наше детство, копчёные рёбрышки, тётю артистку:
     - Мам, расскажи мне , что знаешь о жизни Анны Васильевны. Почему над ней смеялась наша соседка? Не зря же не любили жильцы дома тётю Любу, да и вы  с папой тоже. Хочется знать правду, которую вы от нас – детей скрывали.
     -  Конечно, дочка, вам тогда детям, не нужно было знать взрослую правду, да и взрослые её скрывали.
  Многое из жизни Анны Васильевны я узнала от своей давней подруги, которая  работала в областном  партийном архиве.

  В конце  тридцатых годов муж Анны Васильевны  работал в горисполкоме, курировал  текстильную промышленность города. Был честным , порядочным человеком, но по доносу каких – то  мерзавцев был арестован как « враг народа» и сослан в  ГУЛАГ  Башкирии. Анна Васильевна в то время  работала  в школе учителем литературы и  русского языка. Через три дня и её арестовали за «антисоветскую пропаганду» в школе, отправив в сибирский ГУЛАГ. Их пятилетнего сына определили в детский дом.
   Первой реабилитировали  Анну Васильевну, потом – её мужа посмертно ( умер он в лагере). Сына она тоже потеряла: детский дом во время войны попал  под  фашистскую бомбардировку, все дети и персонал погибли.

Часто судьба безжалостна к людям, скажу тебе. В те страшные годы наш сосед дядя Вася, как вы его называли, работал в НКВД – была такая организация, наводящая страх на многих, принимал  участие  в аресте мужа Анны Васильевны.  Когда она вернулась из лагеря, квартира их была занята другими и ей дали комнату в доме рядом с нашим. Так она оказалась по соседству с  Василием  Петровичем и его жены Любы, которым напоминала им своим прошлым. Анна Васильевна была приятной внешности, доброй. Помнишь, как она отдала свой талончик очереди вам, кормила бездомных собак, кошек. Её уважали и жильцы нашего дома, в отличие от Любы.
   - Спасибо, мамуль, грустная история.
   - А сколько трагических историй перенёс наш народ в те страшные годы.
   Не дай бог, что это когда -  нибудь  повторится.
  История жизни этой замечательной русской женщины не оставила меня равнодушной. Ни смерть её самых дорогих людей, ни лагерная жизнь, ни тяжёлые болезни и одиночество не сделали её озлобленной, жестокой. Душа её осталась навсегда светлой, доброй.