Будни медицинского руководителя

       Раздумываю, почему первыми просятся «на бумагу» воспоминания не самые значимые в жизни и работе руководителя саровского здравоохранения. Возможно, потому что они более-менее однозначны, не требуют продумывания и взвешивания перед тем, как сделать запись. Но возможно также, что они не так уж элементарны, как кажется, и для моего характера, моего склада они явились весьма сильными раздражителями, бродящими по моим нейронным цепочкам до сих пор.
       ЦСО – центральное стерилизационное отделение. В те поры, когда одноразовых шприцев еще практически не было, оно было сердцем, печенью, легкими и т.д. лечебного учреждения. Намыть, простерилизовать сотни, а то и тысячи шприцев и иголок для тысячекоечной больницы, для нескольких поликлиник, уложить каждый набор в отдельный крафт-пакет  – задача не из легких. 
       Не прошло и несколько месяцев моего начальствования, как заведующая ЦСО Карандаева Т.Н. пришла со своими жалобами и претензиями: сотрудников мало, новых иголок для шприцев не хватает, но главное, совсем износилось оборудование. Ее поддерживал и Русских В.С. – инженер по медтехнике.
       Стали советоваться. И Татьяна Николаевна, и Владимир Сергеевич мне здорово помогли разобраться в ситуации. Об импортном оборудовании тогда думать не приходилось, а из отечественного предлагалась только стерилизационная установка ЦСУ-1000. Но и при этом сохранялись условия выбора: ЦСУ производства Томского или Новосибирского завода, не помню уже, покупать не советовали.     Нужны были аналогичные установки московского производства. Но, вот беда, в Москве они производились в экспериментальном масштабе – 6 штук в год. На Россию! Нет, на СССР!
        И вот мы с Татьяной Николаевной в Москве, у руководителей экспериментального производства какого-то НИИ. Я там был только в первый раз. А она ездила туда до тех пор, пока громадные ящики с оборудованием не были привезены на Маслиху.   
       Отремонтировали помещение, смонтировали оборудование, и сразу стало спокойнее. Большое дело сделали. Я этой маленькой женщине, решающей успешно грандиозную проблему, благодарен до сих пор. Спасибо, Татьяна Николаевна!
       Я никогда не любил всякие хозяйственные дела. До сих пор ремонт в квартире для меня – масса испорченных нервных клеток. Хотя, между прочим, в советский период на каждом новом рабочем месте получал новую квартиру, которую так или иначе приходилось подремонтировывать. И ничего, справлялся. Но это квартира, для себя. А ремонты в больнице, это совсем другое. Закрыть отделение, совместить на время ремонта с другим… Грязь, СЭС… И вот именно эти вопросы были буднями главного врача. Даже в таком крупном учреждении, каким была ЦМСЧ №50.
       Тянули-тянули, но настало время ремонтировать пищеблок. А как кормить тысячу больных?! Подумать страшно! Но отремонтировали. Месяца три длился ремонт. Благо, было лето. Готовили в городской столовой. Там же раздавали по отделениям буфетчицам. Термосы и фляги с едой везли за тридевять земель на Маслиху.
       Заместитель по АХЧ Игрушкин А.Н. контролировал и транспорт, и ход ремонтных работ, и поставку нового оборудования. Нашел он тогда, по-моему, и новую заведующую в пищеблок – Светлану Николаевну, которая вдохнула в это подразделение новую жизнь. Заработала и столовая для сотрудников.
Аркадий Николаевич тогда, несмотря на его кажущуюся суетливость, говорливость и несосредоточенность, достойно решил эту задачу. Как, между прочим, и другие ремонтные задачи, в которые я, как уже признавался, погружаться не любил.
       За те годы мы смогли еще отремонтировать прачечную, тоже объект не простой. Тоже переезжали на время в одну из городских прачечных, которую городские власти выделили. Предприятие делало ремонт у нас, закупало новые стиральные машины, катки и прочее. Здесь уже основную тяжесть брала на себя заведующая прачечной Кудимова В.И., женщина не только бойкая, но и ответственная. Валентина Ивановна на протяжение всего ремонта «не слезала» ни со «зверьковцев» - ремонтной бригады из цеха Зверькова Ю.И., ни с Аркадия Николаевича, ни с Шайкина Ю.М. – нашего главного инженера, ни с меня.
       Это только говорится так – прачечная. На самом деле это цех, фабрика, с отоплением, освещением, с водой, с паром, с давлением… Да так оно обстоит практически на каждом больничном объекте.
       Ну, и апофеоз ремонтных проблем – это роддом.
Незадолго до моего приезда был построен новый 60-коечный роддом. Старое двухэтажное здание решено было ничем не занимать, чтобы использовать в качестве резервного помещения на время отмывки основного здания. Надо сказать, что по санэпидтребованиям генеральные обработки родильных домов нужно проводить не реже двух раз в год.
       Легко сказать, отмыть роддом. Но это же нужно убрать все оборудование, перенести большую часть (предварительно хорошо обработав) его в другое здание, где будет функционировать временное родильное отделение, вынести матрацы и прочую рухлядь… Как всегда бывает, сразу становится видно, что что-то нужно подкрасить, что-то подбить, подремонтировать…
       А роддом, несмотря на то, что это всего 60 коек, это огромное трехэтажное здание, с массой вспомогательных помещений, со сложной вентсистемой, с особым водопроводом и т.д.
       Мне всегда в такие «ремонтные» часы и минуты вспоминалась заведующая эпидотделом в Полярных Зорях Галина Александровна Иванова. У нас там тоже строили роддом. До моего отъезда, правда, так и не достроили. Так вот, Галина Александровна часто шутила: «Это саркофаг для Ивановой строите». Время было сразу после чернобыльской аварии, поэтому слово «саркофаг» было на слуху. А серьезность родильного дома как объекта эпиднадзора не обсуждается.
       Кстати, несмотря на наличие двух зданий, вспышку ГСИ (гнойно-септических инфекций) я в Сарове все же пережил. Но об этом в другой раз. Обязательно.
       Нелегкие воспоминания. А если еще представить, что на оба эти здания «экипаж» - то всего один – персонал родильного дома. Они и роды принимают, они же и обрабатывают высвободившееся здание. Если бы не Тамара Яковлевна – заведующая роддомом,  едва бы мы справлялись, мне кажется. Не в обиду тем, кто родовспоможенствует в Сарове сейчас.
       Тамара Яковлевна Лаптева – неповторимая личность, яркая, буйная, противоречивая. Высокопрофесиональная! К сожалению, она «сломалась», на мой взгляд, в начале 90-х. Уволилась, уехала из Сарова, занялась челночным «бизнесом»: Нижний – Турция и обратно. Можно говорить, что 90-е сказались, а можно понять, что очень уж тяжело было работать, не для женщины. А она хотела быть женщиной… Разве поймешь, чем она сама руководствовалась. Или действовала импульсивно, что ей было свойственно.
       Помню, в 1992 или 93-м в медсанчасти назревала забастовка. Правительством было принято постановление о повышении зарплаты медикам, но, как оказалось, за счет внутренних резервов, т.е. без увеличения финансирования. Мы несколько месяцев добивались от минздрава дополнительного финансирования, но не добились. Как-то незаметно вдруг, среди кажущегося понимания ситуации, появился стачком, и было заявлено о планируемой забастовке.
       Тогда в городе уже был демократический горсовет, тогда еще не развеялся пиетет перед руководством объекта и отрасли (а на переговоры с забастовщиками откликнулся даже министр средмаша Михайлов), но все уговоры были бесполезны. Мы с заместителями, с заведующими отделениями и службами готовились к работе в случае забастовки основной массы коллектива. Жизнедеятельность основных служб должна была быть обеспечена. В любых условиях. Естественно, это относилось и к роддому.
       Тамара Яковлевна не скупилась на крепкие слова в адрес грозящих забастовкой коллег. Каково же было мое удивление, именно, удивление, когда из пакета заявлений сотрудников, требующих повышения зарплаты и предупреждающих о забастовке в противном случае, извлекли и заявление Тамары Яковлевны!
       Ситуация тогда постепенно разрешилась. Помогла, как это, казалось бы, ни парадоксально, молодежь. Тоже как-то незаметно сформировался противодействующий угрозе забастовки оргкомитет (без названия, просто группа почти единомышленников) из молодых заведующих отделениями, авторитетных в коллективе. Занимались не контрпропагандой. Планировали действия экстренных служб, стационара, поликлиник, чтобы возможная забастовка была минимально ощутима для населения.
       Пока еще, помните, о чем говорил выше, называть имена и фамилии моих соратников той поры рановато. Могут счесть за лесть. Тем более, что сейчас они руководят медсанчастью, которая стала называться клинической больницей, руководят отделениями…  Спасибо!
       Мне вспоминать об этих коллегах особенно приятно, так как именно их поддержка была решающей. Посланец Главка Сорокин А.В. после шумного разговора с «забастовщиками» не исключал целесообразности освобождения мною начальственного кресла. Александра Владимировича знал давно, еще по годам учебы в клинической ординатуре на Абельмановской, и такого суждения от него не ожидал.
       Я совершенно за свое кресло не держался, но в тех условиях считал такой поступок, по меньшей мере, неуместным. И был, думаю, прав. Так думали и те, кто был рядом.
       Вот куда завели меня воспоминания о ремонтах… Сейчас, насколько мне известно, в резервном здании старого роддома развернуты новые отделения. Очевидно, новый роддом моют как-то по-другому, по отделениям. Может, требования изменились. Скорее всего, изменились технологии, способы и средства дезинфекции.
       Кстати, в Сарове в то время эпидотделом заведовала тоже Иванова, как и в Полярных Зорях. Только не Галина Александровна, а Муза Владимировна.