Ветка сакуры
Воистину пьяная стояла ночь! Почему пьяная? Потому что всё вокруг было пьяным! Пьяная дорога шаталась подо мной, а временами больно ударяла то в грудь, то в голову. Пьяные машины орали, как мартовские коты, хотя я так вежливо пропускал их. Пьяные фонари вообще, должно быть, решили убить меня своим ядовитым светом. Напрасно я прятался от них в тесный капюшон своего чёрного, гадкого балахона, с изображением орущего солиста из какой-то группы. Они безжалостно слепили глаза, разъедали душу. Только я был трезв! Хотя и выпил немного. Обмыл первую зарплату. Я был маляром тогда. А в прошлом - художником. Так что, считайте, маляром в квадрате!
Я был счастлив и горд, но душа моя жаждала красоты. Да где ж её пьяной ночью-то возьмешь? Вот я и бродил... бродил... бродил... Вывеска на одном из магазинов, с надписью "Цветы ночью", подмигнула мне (тоже, наверно, спьяну), и я решил зайти. Цветастое великолепие раскинулось передо мной! Красное, жёлтое, оранжевое, синее... Всё кружилось, дразнилось, кривлялось, смеялось! Ух! Но один сосуд был пустой. Бумажка с названием, однако же, на нём имелась. Мне безумно захотелось узнать, какому цветку полагалось стоять в этом сосуде. "Сакура", - прочитал я, а потом обернулся и увидел... Её. Она была ещё совсем юной. По молочно-белым плечам её струились волнистые волосы. Вообразите, она так увлеклась составлением букета, что не заметила меня. Непростительная дерзость завладела всем моим существом, и я осторожно подкрался к ней. "Ветку сакуры, пожалуйста!" - залихватски выпалил я. Она вздрогнула и растерянно посмотрела на меня. А потом улыбнулась... как Мона Лиза. Я до сих пор ужасаюсь от мысли, что она могла полюбить меня: ту пьяную сволочь, какой я предстал перед ней. Впрочем, она быстро оправилась, указала мне на стул, рядом с прилавком, рассмеялась и выбежала за дверь.
Не знаю, сколько времени я прождал, только она всё не возвращалась. Тогда я подошёл к двери и прислушался. Ни звука. Ну, я дверь толкнул... и обалдел. Сакуровый сад предо мной! Деревья все ярко-розовыми цветами усыпаны! Аромат неземной. Небо ясное, лазурное. Трава как шёлк. Чуть поодаль - река, правда не такая, как все обычные реки: и не течёт вовсе, словно затаилась или заснула. Тишина. Только время от времени, когда с дерева лепесток падал, в воздухе звук хрустальный раздавался, а потом замирал. Тоскливо так от него становилось, будто бы умер кто. Но я всё дальше и дальше шёл. Вдруг мальчика увидел, лет двенадцати. Он с закрытыми глазами, на коленях сидел. Ну, вылитый самурай! В белоснежной одежде, волосы назад убраны. Перед ним - белый лист бумаги. На листе - кинжал.
"Ты кто?" - спрашиваю, а у самого колени так дробь и отбивают. Мальчик глаза открыл, и сердце моё бешено заколотилось. Себя самого, ребёнком, не узнал! А он спокойно так, твёрдо отвечает: "Я - твой кошмарный сон. Ты господина моего предал, а потому - врагом моим стал. Раньше ты кумиром моим был: художником, создателем красоты. Искусству служил. По тропе тернистой к прекрасному шёл. Я мечтал быть тобой! А теперь... Тьфу! Надежды мои обманул, стал ничтожеством. Мой сад опадает из-за тебя". Мальчик замолчал. Глаза его наполнились слезами. И тут, будто бы злясь на самого себя за минутную слабость, он одним движением схватил кинжал, грозно посмотрел на меня, и, уже с яростью в голосе продолжал: "И всё же я заставлю тебя почувствовать острый вкус моего кинжала! Ты будешь изнывать от пороков своего низменного существования! Будешь молить меня вернуться! Но будет уже поздно!" С этими словами он направил остриё кинжала на свой живот. От страха я зажмурил глаза и закричал изо всех сил: "Прости меня! Дай мне ещё один шанс, ведь я всё ещё люблю Его!"
Когда я снова открыл глаза, то обнаружил себя сидящим на стуле, рядом с прилавком, всё в том же магазине. Моя Мона Лиза протягивала мне ветку сакуры, бережно завёрнутую в белый лист бумаги. Глаза её сияли. Щёки горели. Мне захотелось узнать её имя.
- Как вас зовут?
- Любовь, - ласково прозвучал её голос.
- Спасибо, Любовь, - прошептал я.
Когда я вышел из магазина, в моём сознании всплыла одна строчка:
Я рад бы лечь рядом с тобою, но это -- роскошь.
Если я лягу, то -- с дёрном заподлицо. (прим. - И. Бродский)
2009.
Свидетельство о публикации №213121801935