Немеркнущие дали часть-5 в тени голодного времени

НЕМЕРКНУЩИЕ ДАЛИ



Часть – 5

В ТЕНИ ГОЛОДНОГО ВРЕМЕНИ



ГЛАВА - 1

Сладкая корочка хлеба

За долгие годы своей трудовой деятельности мне довелось побывать во многих городах и весях Советского Союза,  да и Российской Федерации тоже.
В те времена командированные люди в основном питались на предприятиях  общественного питания: в городах – в заводских, на селе – в колхозных столовых.
Меню были примерно одинаковыми, лишь с поправками на местные обычаи, а вот хлеб был везде одинаковым – это пшеничная буханка «кирпичик» за 16 копеек.
Какое-то время он, тонко нарезанным, стоял вместе с солью и горчицей на столах в каждой столовой бесплатно.
 Белый хлеб выдавался на раздаче за деньги.
С голоду никто не умирал,   даже «разорившиеся» к концу месяца студенты. Каждый мог спокойно зайти в любую столовую, взять за гроши недорогой салатик или холодную закуску и чаю, а остальное уже на столах и даром.
Многие «выпивохи» тоже пользовались этой благодатью,  не жизнь была для них, а «малина».
Но скоро эта малина закончилась.
Часто  подвыпившие молодые люди устраивали в столовых дебоши, бросались хлебом, пинали его по грязному полу, словно футбольный мяч, топтали ногами.
Люди, естественно,  возмущались и  жаловались.
Правительство страны приняло меры.
Вышло Постановление о том, чтобы хлеб в столовых выдавать только на раздаче и уже за плату – по одной копейке за  кусочек.
В 1959 году я был на производственной практике в Краснодарском крае, на хуторе Ново-Гиреевский.
         Он расположен на берегу Кубани под боком города Кропоткин.
Тамошние жители покупали хлеб в магазинах мешками. Каково было моё удивление, когда я узнал, что они хлебом кормят домашний скот: коровы дают очень много хорошего жирного молока, а поросята быстро прибавляют в весе.
Видимо люди забыли, как они питались во время не так уж давно отгремевшей войны, особенно в дни оккупации.
Сейчас хлебозаводами и многочисленными небольшими частными пекарнями выпекается очень много разного хлеба.
Недавно я побывал на своей малой родине в станице Егорлыкской в гостях у сестры Лиды. Войдя в хлебный отдел продовольственного магазина «Местпромовец», я увидел много вкусных сортов хлеба: и белого, и серого, и тёмного, и разной выпечки в большом ассортименте. Подходишь к прилавку, и глаза от такой красоты разбегаются – и буханки, и батоны, и булочки на любой вкус. А запах какой ароматный!? Голова кружится, дух  захватывает, слюнки текут!
Купив три буханки хлеба разных сортов, я вышел из магазина и, чтобы повернуть направо, домой, почему-то свернул налево. Пройдя полсотни метров, я оказался против магазина «Стамбул».
    Да, да, это здесь. Привела меня память в моё далёкое голодное детство. Примерно на этом месте стоял небольшой продуктовый сельский магазин с деревянными ступенями.
В нём в тяжёлые послевоенные голодные 1946- 1947 годы наша семья получала хлеб. Его отпускали только по карточкам. Утерянные талоны, к сожалению, не восстанавливались.
    Выдавал хлеб высокий крепкий мужчина с очень добрым открытым лицом. Имени его я уже не помню, а фамилия – Соколенко. В народе и магазин прозвали «Соколенковским».
Люди занимали очереди с вечера. «СтаниШников» возле него было видимо-невидимо. Их постоянно пересчитывали.
   Командовала «парадом» очень бойкая, с зычным голосом, женщина. Она выстраивала всех в цепочку и, ведя перекличку, выписывала каждому на руке химическим карандашом его порядковый номер.
Называли её Махорой Кондратьевой. Было ли это её настоящее имя или псевдоним, я не знаю.
   Когда в очередной раз, не обнаружив нас, пацанов на перекличке, она поднималась на ступеньки и, стуча по ним  ногами, а иногда и приплясывая, громко крича: «Эй, шантрапа, вытряхивайся считаться!», мы, как сонные мухи, выползали из-под этих ступеней и протягивали ей руки.
Вокруг все смеялись…Многие сквозь слёзы…
   Каждый раз, подходя к прилавку, я молил бога, чтобы к моему пайку обязательно был небольшой довесочек. Я его с жадностью съедал по дороге домой. Съесть же большой мне не позволяла совесть.
   Конечно же, этих мизерных пайков хлеба не хватало.
И тогда, чтобы не пропасть, чтобы всё-таки как-то выжить, мама решилась на отчаянный шаг.
   Она взяла мешок, сложила в него свои носильные вещи: юбочки, кофточки, сарафанчики, платки, в которых ходила на работу в школу, привязала к мешку лямки и одевшись потеплее, зимою в декабре, забросив поклажу за плечи, пошла на мельницу.
Бабушка, вытирая слёзы, творила молитвы, осеняя её крестами, мы с младшей сестрёнкой кричали навзрыд.
Как бы не было тяжело людям в те времена, но колхозники всё же получали какое-то количество зерна на свои трудодни. Они привозили его на подводах, а зимой на санях, запряжённых волами, на мельницу, которая стояла в двух кварталах от нашей хаты.
Придя на место, мама рассказала приезжим крестьянам о тяжёлом положении в семье, предлагая им свои вещи. Но попытка продажи или обмена не увенчалась успехом.
Мама была в отчаянии.
Но мир не без добрых людей.
Какая-то группа колхозников убедила её поехать с ними на хутор. Они утверждали, что не может такого быть, чтобы  на хуторе не нашлось девушек и молодых женщин, которым бы не понадобились её платья.
Мама колебалась, она, естественно, боялась незнакомых людей, но голод был ещё страшнее, особенно когда он угрожает детям. В таких ситуациях люди идут на любые риски.
Приехав на хутор, семья, с которой мама добиралась, оставила её у себя. С дороги все устали и проголодались. Её пригласили за стол.
Откусив пару раз от ломтика кукурузного лаваша, она незаметно, как ей показалось, остаток опустила в нижний карман пиджака. Сидевший напротив неё
хозяин дома, преклонных лет старичок, подвигая к ней ещё лаваша, сказал не спеша и тихо:
- Кушай, дочка, кушай…
Мама всё поняла. Её бросило в жар. Принеся свои извинения, она со слезами добавила:
-Ведь это я своим маленьким… Вдруг у меня ничего  с обменом не получится.

Весь хутор облетела весть, что из станицы приехала женщина, которая меняет одежду на продовольствие.
Вскоре в хате стали появляться хуторяне. Рассматривая вещи и примеряя их, они, советуясь со своими домочадцами, предлагали цены.
Единицей измерения тогда были ни метр, ни килограмм, а обычная стеклянная пол-литровая баночка, наполненная зерном – пшеницей, пшеном, кукурузой.
Мама ни от чего не отказывалась, но старалась побольше брать кукурузы. У нас дома была ручная самодельная рушка. На ней мы мололи кукурузу на муку и крупу. Из этого драгоценного сырья можно было и лаваши печь, и кашу варить, и мамалыгу запаривать.
Много приходило людей, даже когда у мамы все вещи закончились. Каждый старался как-то помочь бедной женщине, протягивая хоть горсть какого-нибудь зерна.
Вечером старик куда-то ушёл. Вернулся, когда было уже совсем темно, зимою смеркается рано…
-Вера,- обратился он к своей гостье,- завтра рано в станицу идёт на мельницу обоз. Я договорился, люди могут тебя взять, но если ты хочешь отдохнуть – оставайся, милости просим.
-Нет, дедушка. Огромное вам спасибо, но я поеду, ведь дома ждут, отдохну в дороге.
Её уложили спать на топчане и укрыли тулупом, под голову дали  подушку,  набитую  душистым сеном.
Мама проснулась от шороха. В комнате горела керосиновая лампа с привкрученным фитилём, у печки возился старик-хозяин.
        Его жена подошла будить гостью, но увидев, что она уже   не спит, тихо попросила её:
-Вера, поднимайся, пора…
Старики уговорили её сесть за стол. Перед дорогой покормили, напоили горячим чаем. В этот момент скрипнула дверь, на пороге появился мальчик лет четырнадцати.
Мама вышла из-за стола и начала спешно одеваться.
Упав на колени перед стариками и подняв худое лицо с огромными серыми глазами, полными печали и радости, стала благодарить их за неоценимую помощь, оказанную ей, которая послужит спасением её  малолетним детям  да и семье тоже.
Старик подошёл к ней, взял за руки и помог подняться.
-Полно, полно, дочка, не убивайся, даст бог, всё будет хорошо, выживем… А это тебе на дорожку,- и он протянул ей небольшой узелок.
Тепло распрощавшись со своими спасителями, она вместе с мальчиком, который помог нести её вещи, направились к саням.
Обоз тронулся в путь.
Было часа четыре утра, крепчал мороз, завывала    метель.
Зимы в ту пору были крутыми: морозными и снежными. Бывало, снегом заносило хаты по самые трубы, а железнодорожные пути так, что останавливались поезда. Мало помогали снегозадерживающие ограды из деревянных решётчатых щитов, которые устанавливались вдоль всего железнодорожного полотна.
         С деревьев падали в снег голодные замёрзшие птицы.

Скрепя полозьями, трое саней, запряжённых волами, медленно ползли по глухой ночной степи. Мама сидела в санях на соломе  под тёплым тулупом, возле мешков с зерном. От монотонного движения и тепла её стало клонить ко сну. Она задремала.
Долго ли коротко она спала, вдруг услышала голос, обращённый к ней:
-Дэвочка, просныс, замёрзныш. Вставай, ыды с намы за санамы, разомны ногы. Выдыш как мороз давыт?!
Мужчина, который обратился к ней с большим акцентом, шёл рядом с санями. В одной руке у него была керосиновая лампа «летучая мышь», а другую он протянул ей, помогая спуститься с саней на дорогу.
Но вот прекратилась метель. В небе забрезжили робкие звёзды. Впереди показались силуэты станичных хат, из труб некоторых из них в небо курились столбики сизого дыма.
Мама  рассмотрела человека, идущего рядом с нею.
   Это был старик–армянин, заросший седой густой бородой и усами. Из его уст клубился пар, на бороде и усах серебрились ледяные кристаллы.
   -Ну, что, дэвочка, нэ замёрзла? Уже подъезжаем.Ты далэко от мэлныца жывёш? Тэбэ мой внук Аршак поможьет отнэсты вэщы.
    С рассветом въехали на мельничный двор. Все занялись своими делами.
    К маме подошёл уже знакомый старик-армянин с внуком. Это оказался тот самый мальчик, который заходил за нею.
-Дэвочка, вот мой Аршак, он тэбэ поможьет. До свидания, будь здорова сама и твоя сэмъя.
       -Спасибо, дедушка, за всё. И вам здоровья. Как вас зовут?
     -Анастас! – как-то особо произнёс своё имя старик, делая акцент на первом слоге.
      -Дедушка Анастас, заходите в гости, Аршак вам покажет, где мы живём.
         -Спасыбо, дэвочка, объязатэлно зайдом.
       Аршак помог маме донести сумки до порога и, попрощавшись, побежал к своим.
         -Аршак, куда же ты, зайди хоть погреться?
         -Нет, нет, тётенька, надо помогать дедушке.
       Мама вошла в хату. Бабушка стояла в святом углу, молясь перед иконами. Услышав стук двери, она обернулась и, увидев свою дочь, запорошённую снегом, поспешила ей навстречу.
         Мы с сестрёнкой ещё спали. Но когда я проснулся, то почувствовал аромат чего-то вкусного. Увидев маму, я бросился к ней. После радостной встречи она подвела меня к столу и подняла полотенце. Под ним лежал горячий свежеиспечённый душистый кукурузный лаваш.
Содрав с него нижнюю корочку и свернув, как блин,     трубочкой, я стал её уплетать за обе щёчки.
      Мама и бабушка, усевшись напротив, нежно улыбались.
-Мама, а что это за узелок,- обратился я к ней.
-А, это!? Это когда мы ехали по степи, навстречу мне из темноты и вьюги выскочил зайчик и спрашивает:
-Это у вас двое маленьких деток?
-Да, у меня…
-Передайте им большой привет от меня и всех наших деток и гостинец к празднику, ведь Новый Год скоро!
-Спасибо,- говорю,- передам обязательно, а ты своим зайчаткам.
Зайчик подал мне узелок и скрылся в ночи.
-А давайте посмотрим, что же там есть?- не унимался я.
Когда мама развязала узелок, там оказалось нарезанное мелкими кусочками сало и ломоть чёрного пшеничного хлеба.
Я так обрадовался вкусному дорогому  подарку, что у меня потекли слюнки, а у мамы и бабушки почему-то заблестели  слёзы…

Память,  память, память…
Удивительным качеством обладает наш разум – памятью. Самое тяжкое, горькое, печальное, а с ними и светлое, доброе, радостное прочно сохраняется и легко восстанавливается в ней на протяжении всей нашей жизни, словно вот оно рядом, на ладони лежит… Надо – бери…
Всё остальное, обыденное – редко  когда всплывает в ней, разве, что при каком-нибудь  подвернувшемся  случае, похожим на какой-то момент из твоей биографии.
Наверное, поэтому всё это «остальное, обыденное» аккуратно спрятано на самом дне необъятного чудесного свойства человека.
Вот и меня  привела сюда какая-то неведомая сила, и я вновь вижу сквозь призму шести с половиной десятилетий тот сельмаг и его деревянные ступени, из-под которых выползают мои друзья-ровесники. Встают предо мной  образы тех людей, с которыми я делил длинные, холодные ночи, слышу их голоса, крики и споры. Слышу резкие, грозные команды тётки Кондратихи.
А вот появляются на ступеньках первые отоваренные люди с  улыбкой на лице, и пусть пока ещё грустной, но всё-таки с надеждой на лучшее, ведь самое страшное уже позади – закончилась война. Домой возвращаются сыны, отцы и мужья. Будем пахать, будем сеять. Будем с хлебом.
 Да, наша память возвращает нас в прошлое, а душа о нём слагает стихи и песни.

 
ГЛАВА – 2      
              СТИХИ

            
             *   *   *
  Детям войны, познавшим голодное время
с осени 1946г по осень 1947г.,посвящается.

Жёсткую корочку хлеба насущного
Я полюбил с детских пор.
Помню, в осенние ночи длиннющие
Мёрз я до утренних зорь.
Все собирались под дверью сельмаговской,
Где выдавали паёк,
Бойкая женщина с глоткой ораторской
Страстно вела пересчёт.
Всё приходило в движение бодрое
С солнечным первым лучом,
Ставила номер химическим колером
И обводила кольцом.
Стук по дороге фургона скрипучего
С парою тощих коняг,
Свежие запахи хлеба горючего
Нас вдохновляли, бедняг.
Очередь медленно двигалась, вкрадчиво,
Как против бури баркас,
Зорко следила Махора Кондратьева
За продвижением масс.
Выйдя к прилавку с весами-тарелками,
Бога душой умолял,
Чтоб продавец дал паёк мне с довесками –
С них я всю корку снимал.
К дому летел я дорогой привычною,
Словно несли два крыла,
Чёрная корочка хлеба пшеничного
Сладкой конфеткой была…

25 ноября 2011г.,
г. Дмитров.




МОИ ЛИМАНЫ ГОЛУБЫЕ

Что за прелесть лиманных просторов
С параллелями лесополос:
Из акации белой, из клёнов,
Из медовых жердёл – абрикос.
Шмель пузатый, нектара отведав,
Прожужжал, чуть коснувшись плеча,
Серый зайчик, зерном отобедав,
Испугался и дал стрекача.
Перепёлка ведёт по лужайке
Малых деток из тучных овсов,
Семенит по жаре птичья стайка
В тень деревьев, в прохладу кустов.
А вороны шумят, как шальные,
А куда нам без них, без ворон?
Ведь они нам совсем не чужие –
Вон их гнёзда под стрехами крон.
Стадо сытых коров к водопою
Потянулось в полуденный зной,
Конь ретивый фырчит под уздою,
Да стреляет кнутом верховой.
Эх бы мне на гнедом в омут скачек –
Полететь, с ветром споря, стрелой,
Но из цепких объятий болячек
Мне не вырваться вслед за мечтой.
Ах, лиманы мои голубые,
Золотые мои ковыли,
Развиваются кудри седые
Над простором родимой земли…

31 августа 2010 г.
Станица Егорлыкская.




ТЕПЛО РОДНОЙ СТОРОНУШКИ

Иду вокзальной улицей-
Весь мир мне улыбается,
То клён листком притулится,
То белая акация.

Пленён я райской щедростью:
Улыбкой ясной зорюшки,
И Утра нежной свежестью,
И песнею соловушки.

Оранжевым подсолнушком
Душа от счастья светится,
Под лучезарным солнышком
Теплом с друзьями  делится.

Берите, други,  про запас
Живительные зёрнышки,
В чужом краю согреет вас
Тепло родной сторонушки.

29 августа 2013 г.,
станица Егорлыкская.



КРАЙ РОДНОЙ С ГОЛУБЫМ ПОДНЕБЕСЬЕМ

Край родной с голубым поднебесьем,
С изумрудным простором полей,
С задушевною русскою песней
Под печальный напев журавлей.

Разделяю душой всё былое,
Принимаю я всю твою новь,
Хотя, честно признаюсь, порою
Так мне хочется в прошлое вновь.

Я по родине нежно скучаю,
От того и першит в горле ком,
Я любовь свою к отчиму краю
С материнским впитал молоком.

Память,  память – надёжный хранитель,
Хоть седая уже голова,
Моих предков святая обитель
Будет в сердце навеки жива.

Край родной с голубым поднебесьем,
С изумрудным простором полей,
С задушевною русскою песней
Под прощальный аккорд журавлей.

02 сентября 2013 г.,
станица Егорлыкская.




МОЙ  ДОБРЫЙ СТАРЫЙ ПАРК

Привет, старинный добрый друг,
Как долго мы в разлуке были,
Но вот теплом сердец и рук
Мы нашу встречу освятили!

Как изменились мы с тех пор,
Какие мы несём потери,
Густой тенистый твой убор
И чуб мой явно поредели…

Где тень роскошных тополей
И дух акаций белых томных,
Очарование аллей –
Акаций жёлто-золочёных?

Давно их нет…Пропало всё…
Поистрепались мы изрядно,
А молох катит колесо
По нашим душам безоглядно…

Придёт мой час и скрипнет дверь…
Ниц не паду,  в припадках  воя,
Ведь я с тебя беру пример –
"Деревья умирают стоя…"

4 июня 2013 г., г. Дмитров.

КОНЕЦ КНИГИ.

27 декабря 2013 г., г.Дмитров
Московской обл.