Нужен киллер

– Передай Коробкину, – отдал я злополучный пакет дочери. А так хотелось выбросить его в ближайшую урну, или, еще лучше, сжечь, чтобы горел он синим пламенем.
– Ты что такой мрачный, Папугай? Опять какие-то неприятности?
– Надеюсь, Светик, последние. Больше с этой командой работать не хочу и не буду... Знаешь, что в этом пакете?
– Что?
– Учредительные документы “Полиграна”.
– Да-а-а?! Посмотрел?
– Зачем? Мне Гарбузов сразу сказал, что меня в учредителях нет. Он брал этот пакет из Палаты. Не удержался, посмотрел. А потом мне его Коробкин дал, чтобы ты передала Сергею Львовичу.
– Вот придурок... А можно посмотреть?
– Смотри, если интересно. Он не опечатан.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, занялся домашними делами.
– Папугай! – отвлекла меня дочь, – Ну и Коробкин! Тут оказывается не только тебя “кинули”. А всех!.. Ни Васильева нет, ни Чендерелли.
– Да-а-а?! А кто же тогда есть? – искренне удивился я, – Неужели один Коробкин?
– Нет. Оба... Коробкин старший, десять процентов, и еще два брокера, по одному проценту, а все остальное у Сергея Львовича, – радостным голосом сообщила дочь, – Вот дает Сергей Львович! Всех прокатил!.. Интересно, как он будет объясняться? Они же его заклюют!
– Думаю, Васильев не заклюет, – ответил дочери и рассказал, как директор завода сбежал от меня, – А вот с Серджо будет сложнее. Хотя, как знать. Коробкин может его шантажировать.
– Как?
– Скажет, что отправит на “Симек” состав учредителей “ИнтерКаменьПродукта”, а там фамилия Серджо. А им запрещено такое сотрудничество с клиентами... За это запросто могут выгнать, да еще с “волчьим билетом”. Коробкин об этом знает.
– Слушай, Папугай, а может, порвем эти документы? – заговорщески посмотрела на меня Светланка.
– Бесполезно, Светик. Закажут новый комплект.
– Теперь мне все понятно, Папугай. Хотела тебя не расстраивать, а теперь, похоже, все равно.
– Что там еще?
– Да сегодня принесли визитки для “Полиграна”. Оказывается, всем заказали. Знаешь, как там твоя должность называется?
– Как?
– Инженер-технолог. Как тебе это нравится? Гендиректор, потом заместитель, а потом простой инженер-технолог. Даже не главный.
– Мне все равно, Светик. Работать в “Полигране” не буду. Так что пусть развлекаются.
– А мне что делать? Я тоже не хочу.
– Ты работай, пока ни выгонят. Следи за конкурентом... Да и кто нас с мамой кормить будет? Надеюсь, теперь тебе хоть зарплату будут  платить исправно. Вот смонтируют водооборотку, и можно запускаться, зарабатывать прибыль.
– А ты что будешь делать?
– Начну сначала... Конкурс уже завершается. Воронков говорит, я все еще на первом месте... А пойдет финансирование, без проблем сделаю новый завод. Опыт есть, – обозначил я перспективу.

Что ж, дочь мой союзник, все понимает и меня поддерживает. А вот как сказать жене, что я снова безработный нищий, и жить нам теперь придется намного скромнее?..
Слава Богу, рассказывать жене ничего не пришлось. То ли сама догадалась, то ли Светланка поделилась, но она долго сидела за столом, что-то считала и пересчитывала:
– Если тратить по двести долларов в месяц, мы, пожалуй,  с год продержимся и без Светланкиных денег. Покупать нам ничего не надо... Так что не унывай, Толяша, проживем и без Коробкина. Делай, что задумал, – одобрила мои действия Татьяна...
А вечером пришла с работы Светлана:
– Ну, Папугай, что сегодня было! – начала она, – Отдала пакет Коробкину. Взял, даже ничего не спросил. А через минуту выскочил из кабинета красный, как рак. Спрашивает, кто это тебе дал, и показывает пакет. Ответила, что это ты привез из Электростали... Он в кабинет и давай названивать. Подключилась, а он там братца своего разносит в пух и в прах. Как он его только ни обзывал... У меня даже уши в трубочку свернулись... А потом пригласил Коренкова. Тоже немного послушала. Ему не меньше досталось. Как, говорит, ты только в своем “кагэбэ” работал. Ты же тупой и сын твой тупой и брат мой тупица беспросветная. Отдать документы Зарецкому. Это же надо быть такими идиотами.
Дочь еще минут десять рассказывала подробности той кабинетной бури, но детали меня не интересовали. Узнал главное – Коробкин знает, что его игра раскрыта, и морочить мне голову больше не удастся...
Поразмыслив, решил: предложит Коробкин достойную, хорошо оплачиваемую должность – теперь уже как наемному работнику, а не как партнеру – такое предложение приму. Конечно же, интересно завершить начатое дело, даже если оно уже не мое...

Но Коробкин затаился, сделав вид, что ничего не произошло. И мне оставалось одно – дождаться его реакции на мои прогулы, а параллельно ждать подведения итогов конкурса...
Прошла неделя, вторая, но ни от Коробкина, ни от Воронкова так ничего и не поступило...
И вот, наконец, свершилось – позвонил Коренков:
– Вондрачек, ты что, заболел? – задал он наивный вопрос.
– Вондрачек, не притворяйся, что ничего не знаешь, – ответил ему.
– Я действительно ничего не знаю, – продолжил гнуть свою линию “кагэбэшник”, – Ну, слышал, конечно, кое-что, но не поверил. Не можешь ты так поступить, Вондрачек, – добавил он.
– Отчего же?.. Очень даже могу, – ответил ему.
– Слушай, давай встретимся на нейтральной территории, потолкуем, – предложил Коренков.
– Не возражаю. Подъезжай к ВДНХ, – предложил ему свой вариант, уверенный, что он действует не по своей инициативе и в любом случае если и не по поручению, то с ведома Коробкина.
– Знаешь, Вондрачек, не хочется говорить в людных местах. У тебя же рядом Лосиный Остров. Давай подъеду к тебе, может, прогуляемся?
– Подъезжай, – согласился с ним.
Через час он приехал, но не на квартиру, как договорились, а к Северянинскому путепроводу. Оттуда и позвонил по своему мобильнику. Пришлось ехать к нему.
Мы встретились на автобусной остановке:
– Вондрачек! Как же я рад тебя видеть, – неискренним тоном запел предатель, – Ты извини, но нам, кабинетным работникам, лучше погулять по лесу, на свежем воздухе, чем сидеть в душной комнате. Здесь мы к лесу пройдем? – показал он на видневшийся за забором лесной массив.
– Пройдем, – успокоил его, и мы пошли к лесу.

По дороге Коренков жаловался на свою тяжелую долю первого заместителя гендиректора, а я шел молча, нисколько ему не сочувствуя.
– Знаешь, Вондрачек, Коробкин сам работать не собирается. Все валит на меня. Приходится две должности исполнять: и за себя, и за него, – рассказывал Коренков то, что давно не было для меня новостью, –  Знаешь, я и не думал, что у тебя столько работы. У тебя это все так легко получалось, а я даже не знаю, за что взяться. За что ни возьмусь, выясняется, ничего не знаю. Я когда с тобой сидел, все время следил за тобой, что ты делаешь, – неожиданно проговорился он.
– Значит, следил? – рассмеялся я, нарушив обет молчания, – Вот это и есть твоя настоящая работа, Вондрачек, а остальное от лукавого.
– Скажешь тоже, – обиделся особист, – Мы же с тобой одно заведение кончали. Оба инженеры.
– Одно то одно. Только я после этого еще учился в институте радиоэлектроники и в авиационном. Да и двадцать лет работы в конструкторском бюро Королева это тебе не хухры-мухры... А ты за это время сделался “инженером человеческих душ”... Разные мы с тобой инженеры, Вондрачек. Потому и не идет у тебя работа. Не готов ты к ней.
Мы вошли в лесную благодать и немного прошли по узенькой тропке. А вот и первая лавочка.
– Вондрачек, давай посидим. Здесь так тихо и никто не мешает, – предложил он.
– Нам и так никто не мешает, – не согласился с ним: я предпочитал движение любым статическим позам.

– Хочешь жвачку? – полез Коренков в боковой карман пиджака.
– Спасибо, не хочу, – ответил ему. И тут меня осенило: он забыл, что когда-то сам учил меня этому приему отвлечения внимания. Вот же зараза, – Включил? – спросил его с презрительной улыбкой.
– Что включил? – испуганно спросил бездарный особист.
– Диктофон.
– Какой диктофон? Что ты выдумал, Вондрачек? – изобразил возмущение бывший “друг”.
– Ну да мне все равно. Бери свое интервью. На лоне природы выдам по первое число.
Поняв, что разоблачен, Коренков сбросил маску. Исчезла вежливая улыбочка, в голосе появились знакомые нотки особистов, ведущих допросы, и он стал вполне профессионально задавать вопрос за вопросом по подготовленной схеме.
Не стесняясь в выражениях, кратко и четко отвечал ему, а скорее Коробкину, очевидно и составившему тот вопросник. К концу “допроса” отметил, что даже Коренков неожиданно осознал, насколько омерзительным типом вырисовывался его хозяин, с которого вдруг стряхнули позолоту респектабельности.
Уже не скрываясь, Коренков сунул руку в карман и выключил диктофон:
– Ладно, Вондрачек, поговорим не для протокола, – предложил он.
Я рассмеялся:
– Да кто же с тобой будет после всего этого говорить?
– Не обижайся, Вондрачек, это моя работа. Неприятная, но что поделаешь. Поговорим?
– О чем? Ты же не главная фигура в этом деле. А других дел у нас с тобой больше не будет никогда.
– Напрасно ты так, – вздохнул предатель, – Я думал, мы друзья.
– Хороший же у меня друг, со списком вопросов и с диктофоном для тайной записи дружеских бесед, – рассмеялся я и встал с приютившей нас лесной лавочки.
Мы молча дошли до автобусной остановки, и я уехал, не попрощавшись и так и не узнав, чем же он добирался до места встречи...

– Ну, Папугай, что сегодня было, – вернулась с работы Светлана, – Смотрю, Коренков в кабинет зашел. Решила послушать. Только начали говорить, слышу, твой голос. Сначала подумала, вы по телефону разговариваете. А потом слышу, ты говоришь одно и то же по несколько раз. Поняла, что слушают какую-то запись. А когда ты там Коробкина понес, такое началось... Я отключилась: слишком много нехороших слов. Когда, интересно, этот тип тебя записал? – недоумевала дочь.
– Сегодня, – ответил ей и рассказал детали нашей встречи...
Прошла еще одна неделя тишины, которую нарушил звонок Ольги Викторовны:
– Анатолий Афанасьевич, что случилось, почему вы нас бросили?.. Сергей Львович очень переживает, места себе не находит. Что случилось, Анатолий Афанасьевич? – спросила она, явно не по своей инициативе, а лишь исполняя поручение самого Сергея Львовича.
Как любой профессиональный секретарь, она всегда добросовестно выполняла поручения начальника, но никогда и ни в чем не проявляла инициативы. Что ж, значит, я еще нужен этому мошеннику. Интересно, зачем? И я ответил ему через его секретаря:
– Ольга Викторовна, не все так просто... Не я вас бросил, а меня “кинули”... Я уже не директор и даже не заместитель, а простой инженер. И не учредитель... Не пойму, с чего бы это ему переживать. Все сделано по его распоряжению, Ольга Викторовна.
– Ну, я в ваших делах ничего не понимаю, Анатолий Афанасьевич... А вы все-таки позвоните Сергею Львовичу. Он ждет вашего звонка, Анатолий Афанасьевич, – удивила она меня странным сообщением. Он ждет, а я должен звонить? Не логично.
– Ольга Викторовна, а почему бы Сергею Львовичу самому мне ни позвонить. Он меня обидел, а не я его.
– Этого я не знаю. А вы все же позвоните, Анатолий Афанасьевич, – настаивала Ольга Викторовна.
Пообещав подумать, повесил трубку...

– Ни в коем случае, Папугай! – возмутилась Светлана, когда рассказал ей о разговоре с Ольгой Викторовной, – Марина уже так позвонила.
– Какая Марина?
– Дрожжевна... Она тогда целый месяц прожила в Электростали. Опекала итальянцев, даже в выходные. Коробкин обещал все оплатить. А когда она к нему обратилась, сказал, что в ее услугах больше не нуждается, и не компенсировал даже ее личные расходы на итальянцев.
– Мошенник есть мошенник.
– Это точно... В общем, на днях ей, как и тебе, позвонила Ольга Викторовна, рассказала о страдающем Сергее Львовиче, ждущим ее звонка... Позвонила она ему на свою голову... Выглядела, говорит, полной дурой... Он якобы вообще не в курсе, но любезно согласился вернуть ее на работу. Облагодетельствовал, одним словом, но так ничего и не компенсировал.
– Натуральный мошенник, – заключил я, и звонить Коробкину не стал...
Через неделю позвонил Коренков и снова предложил встретиться.
– Не вижу смысла. У нас с тобой больше нет общих интересов, – ответил ему.
– А я по поручению Сергея Львовича. У него есть деловое предложение, – сообщил замдиректора.
– Что же он сам не снизойдет? Или говорить со мной ниже его достоинства?
– Я выполняю его поручение, Вондрачек. А лирика не в моей компетенции, – пояснил он, и я согласился встретиться где-нибудь в центре. Не хотелось больше водить предателя по заповедным тропам Лосиного Острова...

– Сергей Львович предлагает тебе вернуться на работу на условиях найма. Скажи, что ты хочешь, а он подумает, – выполнил половину поручения Коренков, когда мы, наконец, встретились.
– Что ж, Вондрачек, я готов стать наемным работником. Это, по крайней мере, честно... А условия обычные – оплата по труду, а не в надежде на будущие прибыли. Мне теперь надеяться не на что... Поэтому первое условие это компенсация моих потерь за время работы гендиректором.
– Не понял, Вондрачек. Что за компенсация?
– При окладе три тысячи долларов мне десять месяцев платили по пятьсот, а два месяца вообще ничего не платили. Коробкин обещал компенсировать, когда начнем работать. Я же прошу начать новые отношения с компенсации долгов. Это мое главное условие. Об остальных можно говорить только после исполнения этого условия. Они менее существенные.
Коренков пообещал все передать Коробкину, и мы сухо, по-деловому, расстались без обещаний и сожалений. Похоже, мое условие не устроило Коробкина, и мне больше так и не позвонили.
Меж тем Светлана рассказала, что приехала группа итальянцев и начала монтировать водооборотную систему. Несколько раз дочь ездила в Электросталь, чтобы пообщаться с итальянцами. Она все еще “болела” итальянским языком, а общение с его носителями это хорошая практика. К тому же я смог наблюдать за процессом монтажа по фотографиям, сделанным дочерью прямо в цеху...

Наконец позвонил Воронков. Его сообщение повергло в уныние. Оказалось, двигавшийся к завершению конкурс был отменен в связи с изменениями в составе Правительства. А взамен подготовлены новые условия конкурса, утвержденные, разумеется, новым премьером Кириенко.
Встретились с Воронковым, и “девочка” сбросила на дискету очередной комплект документов. Он мало отличался от предыдущего, но заявление на участие в конкурсе пришлось написать заново.
Через неделю Воронков вновь порадовал потенциальной победой в конкурсе, поскольку конкурентов не добавилось. Оставалось лишь ждать.
А на “Полигран” прибыли техники “Симека”, и завод, наконец, начал работать. Пошла первая продукция.
– Представляешь, Папугай, Коробкин по этому поводу ни слова, ни полслова. А помнишь, обещал отметить это событие всем коллективом?
– Тогда был другой Коробкин. А сейчас это жадный собственник “свечного заводика”. Вы для него такое же оборудование, которое работает на его благополучие. Вас “смазывают” скромной зарплатой, а отмечать что-то с вами... Зачем? Это же лишние расходы.
– Может ты и прав, – согласилась дочь, – А меня из секретарей перевели в менеджеры по продажам. Коробкин лично вызвал и сообщил… Раз, говорит, твой папа не хочет у нас работать, работай ты. Тебе он вынужден будет подсказывать, куда сбывать продукцию. Так что теперь я работаю в паре с Мариной.
– Вот гад, не мытьем, так катанием, – не удержался я...

Помогать Коробкину не хотелось, а вот дочери, как он и рассчитал своей “сахарной головой”, дал несколько наводок. И вскоре первая продукция пошла в дело. Вот только я уже к этому делу не имел никакого отношения, вновь попав в положение “витязя на распутье”.
В Регистрационной Палате мне отказали в восстановлении утраченных документов, поскольку компания “ИнтерКаменьПродукт”, якобы, находилась в стадии ликвидации. Теперь я снова мог действовать лишь как частное лицо.
Я терялся в догадках, каким же образом Коробкину удалось похитить активы компании, сделав их собственностью “Полиграна”?
– Не забивай себе голову, Папугай, – успокаивала меня Светланка, – На Коробкина работали сразу четыре адвоката. Он их несколько раз привозил из Питера. Я их еще кофе поила с пирожными, а они, оказывается, думали, как вас обмануть. Знала бы, слабительного подсыпала, – пошутила дочь.
Адвокаты адвокатами, но закон есть закон, и без моей подписи многие документы, как говорят те же адвокаты, “юридически ничтожны”, то есть не имеют силы. Получается, обойти меня невозможно. Похоже, именно с этой целью и пытался пригласить меня Коробкин через Коренкова и Ольгу Викторовну. А это значит, что он еще будет пытаться договориться со мной. Другого выхода у него нет. Остается лишь ждать...

Дождался... Только поздней осенью, ближе к концу года, Коренков снова предложил встретиться. На этот раз он появился с папкой.
– Вондрачек, тут Сергей Львович просит тебя подписать задним числом несколько документов. Но это так, его личная просьба. Давай, подписывай, а потом поговорим, – предложил он.
Я раскрыл папку и принялся читать документы.
– Вондрачек, извини, у меня мало времени, – вдруг заторопился Коренков.
– Оставь их мне. Прочту, тогда верну.
– Да некогда читать. Подписывай, – настаивал Коренков.
– Вондрачек, за кого ты меня держишь? – не согласился с ним и правильно сделал.
Даже читая по диагонали, быстро понял механизм обмана. К тому же, как и предполагал, без моей подлинной подписи те документы были простыми бумажками. И еще понял, что только за эти документы Коробкин готов заплатить. В остальном он уже вполне обойдется без меня.
– Вондрачек, передай Коробкину, что мое главное условие остается в силе. Документы подпишу только когда получу компенсацию. Все. Разговор окончен, – отдал Коренкову папку и ушел, оставив его в растерянности...
А вечером вернулась заплаканная Светланка:
– Папочка! – бросилась ко мне дочь, – Эти сволочи хотят тебя убить, – расплакалась она.
– Успокойся, Светик, откуда такие сведения?
– Да я сегодня вместо Ольги Викторовны сидела за секретаря. Смотрю, Коренков мелькнул. Настолько озабоченный, что меня не заметил... Дай, думаю, послушаю. Подключилась, слышу, голос Коробкина, а что говорит, не понимаю. Потом, похоже, сел за стол, слышнее стало. Другого, говорит, у меня выхода нет, Зарецкого придется убирать, нужен киллер. И спрашивает Коренкова, сможет ли он найти кого-нибудь? И знаешь, что твой друг ответил? – снова расплакалась Светланка.
– Догадываюсь. Он был настроен решительно.
– Угадал. Сказал Коробкину, нет проблем. И попросил пять тысяч долларов. Коробкин даже рассмеялся. Пять, говорит, это меньше, чем тридцать пять. А потом услышала, как хлопнула дверца сейфа. Тут я не выдержала. Взяла сумочку и ушла... Больше у этих мерзавцев работать не буду, – заявила дочь сквозь слезы.
Ошеломляющее известие дочери сначала повергло в шок, но ощущение надвигающейся опасности заставило отбросить эмоции и рассуждать хладнокровно.
– Светик, прежде всего, успокойся. Завтра они меня не убьют. Так быстро это не делается... До завтра что-нибудь придумаю... А работать у них действительно хватит. Только маме пока ничего не говори. Скажи, взяла отгулы. И умойся, а то догадается, начнет допытываться, – предупредил Светланку.
Дочь постепенно пришла в себя, а мне еще предстояла бессонная ночь в поисках выхода...
Вот уже несколько часов я лежал без сна. Да и какой сон у приговоренного к смерти... Я не испытывал ужаса, который охватил меня когда-то в кошмарном сне, где меня тоже приговорили... Но то было во сне, а теперь это вдруг стало жуткой реальностью.
Жуткой еще и тем, что я мог бы так ничего и не узнать о гнусных замыслах жестоких ублюдков, присвоивших себе право казнить и миловать. Казнить за что?! За то, что стал помехой в их неправедных делах?
А как же!.. Четыре адвоката из Питера до деталей продумали великолепную схему обмана, а она вдруг сорвалась. Столько денег вбухано, а тут вдруг какой-то нищий директор отказался бесплатно подписать их стряпню... Да за это убить мало!
А тут еще время до предела сжало пружину коробкинского нетерпения – конец года, как ни как. Не за горами годовой отчет, а уже целых два квартала “Полигран” – фактический владелец завода, реквизированного им у “ИнтерКаменьПродукта”, якобы в обмен на погашение его долгов – производит и продает продукцию, получает прибыль... Но рано или поздно “Полиграну” придется предъявить документы, не подписанные директором “ИнтерКаменьПродукта”... Почему не подписаны?.. Да просто бедняга не успел их подписать по причине внезапной смерти. Первый заместитель вот завизировал, а директор не успел... А “нет человека – нет проблем”, – вот она примитивная логика российского бизнеса, заимствованная из эпохи сталинской диктатуры.
И ведь сколько живых примеров вокруг. Газеты пестрят фотографиями взорванных авто и трупов бизнесменов, изрешеченных автоматными очередями. А пока с телевизионных экранов рекой льется кровь, радио с деланной грустью вещает об очередном сенсационном убийстве... Есть, где поучиться начинающему капиталисту. 
А исполнители?.. Да их толпы, готовых убивать за деньги. И это уже не только “братки” в спортивных костюмах, вооруженные обрезками труб, ножами или старенькими, дающими осечку ТТ. За “подработку” взялись милиционеры, военные и даже профессионалы спецслужб, вооруженные государством до зубов.
Мне “повезло”: вряд ли меня будут неумело и мучительно больно убивать дилетанты. Ведь у Коренкова такие связи! Помню, как лихо он расправлялся с поручениями своего президента Музыри:
– Это полковник Коренков. Свяжите с генералом Сидоркиным. Срочно!.. Саша, привет!.. Не узнал?.. Твой тезка, Коренков... Да тружусь тут потихоньку, готовлю вам прикормленную площадку для отступления... Слушай, маленькая просьба. У тебя как там, в Карелии в погранзоне? Можешь посодействовать? Очень надо... Ну, слушай, я твой должник. На днях заскочу... Пока, привет супруге, – заканчивал он короткий разговор и тут же рапортовал начальнику:
– Это Коренков... Договорился, помогут... Готовьте денежки, – и вешал трубку...

И я живо представил подобный разговор, состоявшийся, возможно, еще вчера:
– Это полковник Коренков. Свяжите с генералом Суходрищенко. Срочно!.. Федя, привет!.. Не узнал?.. Саша Коренков... Да тружусь тут потихоньку, готовлю вам прикормленную площадку для отступления... Слушай, маленькая просьба. Как там у тебя, порядок в твоем тире?.. Не сомневаюсь... Можешь прислать человечка? Очень надо... Ну, слушай, Федя, я твой должник. На днях сам заскочу с гостинцами... Пока, привет супруге, – улыбнулся он телефонному аппарату и тут же набрал номер Коробкина:
– Это Коренков... Порядок, Сергей Львович. Считайте, его уже нет... Спасибо. Всегда рад услужить, – и повесив трубку, наверняка энергично потер рука об руку свои пухлые ладони без мозолей – любимый жест справившихся с поручением особистов, подсмотренный ими у кого-то из своих великих мерзавцев...
А ведомство не будет дожидаться гостинца. Своим, даже бывшим, оно наверняка верит в долг – куда денутся. И уже сегодня незаметный в толпе серый человечек может представиться Коренкову. Короткий инструктаж, и машина ликвидации запущена. А ближе к вечеру я вдруг почувствую комариный укол, а, возможно, и ничего не почувствую, и страшная всем живым бездна небытия навсегда смахнет меня, как ничтожную пылинку, с этой громадной сцены жизни, где, даже не заметив потери, все так же продолжится ее роскошный кошмарный праздник.
И ведь ни у одного из заговорщиков не дрогнет сердце: для бывшего “кагэбэшника” это привычная работа между оперативкой и походом на обед, а для новоиспеченного капиталиста, но уже поднаторевшего мошенника, это первый опыт неприятного, но зато такого соблазнительно легкого, а главное экономически выгодного способа решения запутанных проблем.

А что останется от меня? Скромная могилка на подмосковном кладбище, глубокая скорбь родных и близких, да непрочная память тех, кто когда-то был рядом. И еще кадры исторической кинохроники, где нет-нет, да и мелькнет моя фигурка в белом халате в группке людей на установщике, везущем гигантскую ракету Н-1 на старт. И, конечно же, груда документации МКС “Буран” и куча магнитных лент с программами ее подготовки и пуска. И, наконец, этот выстраданный мной камнеобрабатывающий завод, который построил, как наверняка будет доложено прогрессивной общественности Москвы и Подмосковья, великий бизнесмен Коробкин...
И это все?! Не густо... Да, чуть было ни забыл. Еще старенький “Москвичок”  на ходу, но с лысой резиной и металлический гараж. Вот и все мое богатство.
Что ж, не вышел из меня второй Ленин, как предрекал друг нашей семьи дядя Володя Макаров. Слишком призрачной вдруг показалась идея борьбы за всеобщее равенство и счастье. Не принял я и невнятных идей промпартии, а работать на имидж ее лидеров посчитал занятием бессмысленным...
– Вот видишь, Толя, говорил тебе, держись за партию. Рано или поздно сделал бы ты этот завод и рулил бы, как хотел. А так проходимцы его у тебя отняли, а мы бессильны помочь, – поучал меня Гусев, к которому как-то зашел от скуки.
Я не стал спорить, но фотографии цеха, которые сделала Светлана, все же показал всему партактиву.
– Интересно-интересно, Зарецкий... Сделал-таки завод, – с любопытством посмотрел фотографии Куракин, – В Электростали? – спросил он, что-то очевидно припомнив.
– В Электростали, – подтвердил я.
– Ну, вот... А Куракин здесь вроде и не при чем, – вдруг пропел вице-президент обиженным тоном, – Вот все вы так... Вам помогай-помогай, а вы... Ты мне хоть машину плитки дай для дачи, – попросил он самую малость.
– Нет у меня ничего, товарищ Куракин... Я только построил этот завод для кого-то, а теперь вот вновь пролетарий умственного труда, – ответил ему.
– Как это? – удивился вице-президент.
– Да так уж получилось. Мой партнер украл у меня мою долю.
– Да-а-а?! Надо же! Впрочем, чему удивляться, по всей стране одно и то же... Вот у меня бы он не украл... Ха-ха-ха, – весело рассмеялся Куракин, искренне обрадовавшись чужому горю.
“Да уж... Сам то у меня пятьдесят один процент акций и должность председателя правления запросил. Чем ты лучше Коробкина? Такой же гусь”, – подумал тогда...
Мне успели оформить шенгенскую визу, мы с Бедовым уже наметили даты командировки в Италию, как вдруг грянул знаменитый дефолт.
А за два дня до роковой даты я неожиданно узнал государственную тайну, даже не подозревая об этом.
Мы с Гусевым шли на очередное заседание Президиума партии, а метрах в пяти впереди шел Вольский с кем-то из своих вице-президентов.
– У нас акции ГКО еще есть? – спросил Вольский.
– А как же. Самые прибыльные.
– Большой пакет?
– Солидный.
– Завтра продайте все до последней облигации, – распорядился президент.
– Аркадий Иванович, почему? – громко удивился собеседник.
– Тише, ты... Не задавай лишних вопросов. Это распоряжение. Скажу по секрету, послезавтра будет поздно, – негромко, но слышно сказал Вольский.
– Неужели? – что-то сообразив, опешил вице-президент, – Надо кое-кого предупредить.
– Да ты что! – взорвался Вольский, – Не вздумай. Это гостайна, – донеслось до нас, поскольку мы с Гусевым сразу же остановились и даже скрылись в нише, интуитивно почувствовав, что услышали что-то лишнее.
– Ты что-нибудь понял? – спросил меня Гусев, когда парочка скрылась за поворотом.
– Понял, что гособлигации вот-вот накроются. От них надо избавляться.
– Как накроются? – не понял Георгий.
– Да так же, как вклады в Сбербанке. Заморозят и все.
– А у тебя есть?
– Откуда, Георгий?.. А вот у Коробкина должны быть.
– Вот и хорошо. Пусть накроется, капиталист проклятый, – обрадовался бывший коммунист.
– Да не очень это хорошо, Георгий. Программу уже не прекратить, а вот народ останется без зарплаты, это точно, – попробовал воззвать к здравому смыслу.
– Значит, тебя бьют по одной щеке, – не согласился человек, мечтающий о всеобщем равенстве и стодолларовой подачке одновременно.
– При чем здесь личные обиды?.. Не могу я разрушить свою мечту, даже если ее украли, – ответил ему.
– Значит, предупредишь? – сердито спросил непримиримый борец за идею.
– Не знаю, – ответил, как думал...

– Светик, зайди к Коробкину и скажи, чтобы немедленно продал все акции ГКО. Завтра будет поздно, – прямо с утра предупредил дочь, собиравшуюся на работу.
– Так и сказать? А он поймет? Будет что-нибудь спрашивать, что сказать? – засыпала она вопросами.
– Поймет. Скажи, больше ничего не знаю. Сошлись на меня, – проинструктировал своего посланца доброй воли.
Не знаю, на что рассчитывал, но в тайне от себя все еще на что-то надеялся. Ведь был же период, когда деньги не заслоняли человеческих отношений...
– Сказала, Папугай, – сообщила дочь вечером.
– Что спросил?
– Откуда знаешь? Ответила, от тебя. А он, твой папа ни хочет меня разорить?
– Вот сволочь! – не выдержал я.
– Ответила, как ты учил, дело ваше, завтра будет поздно.
– Понял?
– Сказал, если что не так, завтра уволит.
– И все?
– И все, – ответила дочь.
Что ж, оставалось только ждать...

А назавтра мир содрогнулся, пораженный “киндерсюрпризом” премьер-министра Кириенко.
– Папа, ты оказался прав, – сообщила вернувшаяся с работы дочь, – Коробкин с брокером бегали, как помешанные. Брокер сказал ему, что последнюю партию акций сбросили какому-то школьному фонду почти перед закрытием биржи. Еле уговорил... Оба тут же ушли праздновать в ресторан, и больше не вернулись.
– Спасибо хоть сказал?
– Что ты, Папугай! Даже не поздоровался, – печально отметила дочь...
А вечером позвонил Коренков и предложил встретиться.
– Это ты, говорят, спас Коробкина? – спросил он, когда мы встретились на Малой Сухаревской площади.
– Как спас? – сделал я удивленное лицо.
– Да у него все финансы были вложены в акции ГКО. Если бы его не предупредили, представляешь, что было бы?
– Мне как-то все равно, – ответил ему.
– А ты чем занимаешься? – поинтересовался он.
– Да вот пристроился в “Новые Окна”, – показал на здание, где размещался офис Бедова.
– Кем? – поинтересовался особист.
– Менеджером по продажам, – соврал ему.
– Слушай, Вондрачек, покажи, где работаешь, – зачем-то попросил он.
Я привел его в демонстрационный зал и провел небольшую экскурсию. Благо, в памяти еще что-то осталось от рассказов настоящих менеджеров, которые теперь бросали на меня недовольные взгляды, приняв, очевидно, за конкурента.
– Да. Не сахар, – заключил Коренков и надолго исчез из поля зрения.
А благодарность так и не поступила. Ни устная, ни материальная. Ни Светлане, ни мне. Свинья она и есть свинья...

Прошло всего четыре месяца, а кажется, это было год назад. С дефолтом у Бедова возникла масса проблем. Он бросился срочно гасить все долларовые кредиты. Денег не было, и он за бесценок продал четыре завода из шести. Остались лишь два его любимых – Апрелевский и Хотьковский.
– Ничего, Анатолий Афанасьевич, разгребу дела, займусь вашим проектом. Нет худа без добра. Бог нам поможет, – вдохновлял он меня. А мне было не до хорошего, и он это, наконец, понял:
– Может, мы пока какие мастерские сделаем, Анатолий Афанасьевич? На это у меня денег хватит. Подумайте. Вы говорили, можно делать подоконники из камня, – озадачил он нас с Татьяной.
И я загорелся... А тут, как назло, эта напасть: смертный приговор Коробкина. Вот это благодарность так благодарность!.. А что, если бы я его тогда не спас?.. Думаю, вряд ли что изменилось. Лишь схлопотал бы предназначенную мне пулю месяца на три раньше...
Что же делать, мучительно метался я в поисках спасения. Скрыться? Виза еще действует. Деньги у Татьяны есть. Вот только, надолго ли их хватит в той же Италии?.. Уехать в Харьков или в Бишкек?.. Найдут. Я бы нашел и без “кагэбэшной” подготовки... Да и как оставлять семью без ничего? Нет, это не выход...
Лишь к утру пришел к выводу, что жизнь дороже всего на свете. Подпишу все, что просят, и гори они ясным пламенем, решил я, и уснул, наконец, сном младенца...
С утра позвонил Коренкову домой:
– Жду тебя с документами у себя. Готов подписать, – сообщил ему.
– Давно бы так, Вондрачек, – шумно обрадовался “друг”, – Подъезжай прямо в офис. Я все подготовлю.
– Нет у меня офиса. Жду тебя дома, – повторил я свое предложение.
Часа через два он появился, улыбаясь, как ни в чем ни бывало, словно это не он, продажная шкура, взялся вчера найти убийцу для меня... Теперь хоть стало понятным, почему в училище ни один кадет не общался с этим пакостником. 
Демонстративно не обратив внимания на его протянутую руку, пригласил в комнату и принялся молча изучать документы. Коренков пытался что-то суетливо пояснять, но я резко одернул: “Не мешай!” – и он, почувствовав мое настроение,  умолк.
– Ты думаешь, я это подпишу? – спросил его.
– А в чем дело?
– Ты внимательно читал документы?
– Мы их с сыном готовили. Он юрист.
– Такой же, как ты замдиректора, – не удержался я, – Мне предложено подписать документы, датируемые маем месяцем. Так?
– Так.
– А вот он приказ о моем увольнении, который я должен завизировать. Здесь стоит дата февраль. Так?
– Но ты же еще работал в мае? – неуверенно спросил мой бывший заместитель.
– Правильно... А Коробкин уволил меня февралем, чтобы не платить за четыре месяца... Так что моя подпись на всех мартовских, апрельских и майских документах юридически ничтожна. Подписывать?
– Не надо, – мрачно согласился Коренков.
– И еще. Приказ о моем увольнении из “ИнтерКаменьПродукта-Э” подписал Коробкин, не являющийся в этой фирме должностным лицом. Если помнишь, он срочно уволился, когда милиция разбиралась с пирамидой Пельмана... Нонсенс... И таких нестыковок в документах масса. Подписывать?
– Не надо, – совсем сник горе-заместитель.

– И еще... Сколько Коробкин готов заплатить киллеру? – тихо спросил его, пристально глядя в глаза.
– Какому киллеру?! Что ты выдумал, Вондрачек? – вдруг испугано отшатнулся он от меня и вскочил со стула.
– Я тебе больше не Вондрачек... Понял?.. Все ваши разговоры записаны. Твой телефон на прослушке... Вопросы есть?
Бывший “кагэбэшник” молчал, тяжело дыша и покрываясь потом. Выдержав паузу, продолжил:
– Ладно. Дуй к Коробкину. Исправляй документы и с пятью тысячами ко мне. Я должен быть уверен, что те деньги не попадут по назначению.
– Где я возьму пять тысяч долларов? – прорезался, наконец, Коренков.
– Не валяй дурака! Ты их получил от Коробкина... Может, включить диктофон? – блефанул я.
– Не надо, – ответил он и начал быстро собирать документы...
Весь день просидел дома, не рискуя выйти на улицу. Ведь если Коренков такой же особист, как из его сына юрист, от него, как  от любого дилетанта, всего можно ожидать.
Вечером он позвонил и объявил, что документы готовы.
– А деньги? – спросил его.
– Тоже, – коротко ответил он...
Коренков заявился прямо с утра. В этот раз он был мрачным и сосредоточенным. Я молча, почти не глядя, подписал документы, он передал плату за мою смерть. Я взял в руки жалкую горсточку долларов и стал молча их рассматривать... И это все, что Коробкин готов был уплатить за мою жизнь? Как же дешево он ее оценил... А ведь я только что отказался в его пользу от своей доли имущества, составляющей четыреста пятьдесят тысяч долларов... Эффективный менеджер, ничего не скажешь...
– Можешь не считать. Здесь четыре с половиной тысячи, – как сквозь сон услышал мерзкий голосок полковника Коренкова.
– Это еще что такое? И здесь нагрели, – насмешливо посмотрел на подонка, который многие годы притворялся моим приятелем.
– Больше у меня нет. Правда, – жалобным голосом добавил он, получивший от Коробкина всю сумму сполна.
– Ах ты, бедняга!.. Комиссионные отстегнул... Десять процентов... Не удержался... За хлопоты... Ну и мелкая же ты душонка, Коренков. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! – рассмеялся я таким неудержимым смехом, что не заметил, как, прихватив папку, он исчез.
Больше мы с ним не встречались никогда...

 А душа ликовала... Ощущение, что заново родился... Смерть, подошедшая так близко, отступила, и я вдруг увидел все в другом свете... Какая же чушь вся эта человеческая суета!.. Плохо жить без денег, но и рядом с большими деньгами жить опасно – слишком много хищников, почуяв добычу, готовы проливать за нее кровь, разумеется, не свою.
Что ж, если нет возможности построить новый завод, хотя бы такой, как в Электростали, опущусь до мастерских. Пытался же когда-то торговать крупными партиями сахара, а ведь первые деньги заработал на поставках небольших партий бритвенных лезвий. И не поставки десятков вагонов камня принесли нам с Дудеевым настоящие деньги, а один единственный вагон мраморной плитки. 
Но то была чужая продукция, а мы – заурядные посредники. А это все-таки мастерская, которая, как и завод, тоже производит продукцию. И уже давно нет сомнений, что производить. Для начала подоконники для “Новых Окон”, а там видно будет. И я засел за бизнес план...