Реальность за вуалью сна

Все началось с фантасмагорических кошмаров. Они были тягучие и горько-сладкие, как гречишный мед. Они жужжали, словно взбешенные пчелы и жалили в незащищенные одеялом участки тела, впрочем, не нанося особого урона. Правда, все тяжелее стало просыпаться по утрам, и все отвратительней казался утренний кофе…

 Пчелы улетели, оставив легкое жжение и зуд, а на смену им приползли змеи и скорпионы. Их шипение, треск хвостов-погремушек и клацанье клешней доносилось из самых неосвещенных участков комнаты. Они заползали под кровать, прятались в пушистых домашних тапочках. Вытряхивать их оттуда было не страшно, но противно и я перестала спускаться посреди ночи на кухню за водой. Гады высовывали свои неимоверно длинные и раздвоенные языки, глядя безжизненными янтарно-желтыми глазами в мою душу. Но и их не стало…

 Они с досадой уползли во тьму, которая была моим третьим спутником в мире ирреальных кошмаров. Она пугала больше… Она молчала… Клубилась под потолком или махровым ковром стелилась у ног. Рисовала на стенах абстрактные картины и реальные сцены из моего прошлого… Страшные, пугающие, неведомые никому, кроме меня. Тьма не хотела уходить, бесшумно требуя принять ее, поверить в нее. И пусть мыслить от недосыпания становилось все сложнее, но сдаваться я не собиралась, не собиралась верить в собственные сны, пусть и пугающие. Ибо мысль материальна и, поверив во что-то несуществующее, ты можешь открыть этим эфемерным образам дверь в реальный мир... Но однажды и тьма тоже исчезла, схлынула в эпилептическом припадке страха, лишь почувствовав его приближение…

 Я тоже чувствовала… Каждой клеточкой изможденного бессонницей тела и замерзшей души ощущала его тяжелые шаги… Что-то знакомое, что-то из детства… Скрипнула дверь и в это же миг на мою ладонь опустилось нечто легкое, словно маленькая стрекоза. Ресницы дрогнули, веки разомкнулись, а зрачки расширились до предела, привыкая к темноте спящей комнаты, разбавленной мягким лунным светом. Невесомым дождем на мою кровать осыпались лепестки ромашек, стоящих на прикроватной тумбочке. Жемчужно-белые нежные, они тлели, на лету, превращаясь в черные слезы. Лимонно-желтая канарейка неистово билась о прутья своей клетки. Последняя песнь ее была ужасна, словно некто вывернул хрупкое создание на изнанку. Все живое, в плохо освещенной спальне, умирало от одного его присутствия…

 А он продолжал стоять за моей спиной, подле кровати, переминаясь с ноги на ногу и нетерпеливо астматически дыша… И правда, прямо, как в детстве… Я не стану поворачиваться, не стану смотреть на него, потому что смотреть не на кого. Этот образ… Образ из прошлого… Его нет, и он не сможет заставить меня поверить в него!

 Откуда я знаю, что все вокруг лишь сон? Почему не пытаюсь бежать прочь от незнакомца, который громко дышит и теребит тяжелую пряжку ремня на своих старых, изношенных штанах, стоя прямо за моей спиной? Да потому, что его нет! Он давно сдох!

 Я… Я сама отрезала его поганый член, язык и руки – все то, чем этот ублюдок позволял себе прикасаться к десятилетней девочке… Я лично перерезала его поганую глотку, наслаждаясь предсмертным хрипом… Я нашла в себе силы дотащить тушу этого дохлого борова до машины и отвезти к Черту на рога… Я вырыла самую глубокую яму и сбросила туда, уже начавший разбухать, труп… Так глубоко, чтобы ни Дьявол и Бог не смогли его найти, так глубоко, чтобы его черная душа захлебнулась собственной блевотиной, наслаждаясь ароматом гниющего мяса. Именно поэтому я верю, что звуки, раздающиеся за моей спиной – ничто иное, как легкий сквозняк, танцующий вальс со скрипами старого дома… Поэтому я сейчас закрою глаза и засну… Засну в промокшей от пота и холодной от страха постели…

 Уверенна! Неделю я уверяю себя, что это лишь сон… Сон! Но недавно он начал говорить со мной… Говорить его голосом, его словами, интонациями. Он приходит, как только я закрываю глаза и уходит лишь тогда, когда ночь конвульсивно умирает, бледнея с каждой минутой. С каждым разом он все ближе и ближе подходит к кровати. Почему? Ведь я не верю в него! Он мертв уже двенадцать лет! Не верю в него! Не верю в него?

 Человек из прошлого говорит всю ночь, подходя вплотную к моему сомнительному убежищу из одеял и подушек, иногда наклоняясь или опираясь на постель коленом. Я не слушаю его похабные слова, но слышу его несвежее дыхание у себя за спиной. Его перегар лижет шею, заставляя маленькие волоски становиться дыбом, микроскопические частицы слюны, вылетая изо рта, увлажняют щеку, а холодная металлическая пряжка ремня порой больно царапает локоть…

 Сегодня он впервые прикоснулся ко мне! Страх, отвращение и усталость разом затмили мое сознание, всего на доли секунды, но и этого хватило, чтобы существо из прошлого: мертвое, химерическое – проскользнуло из мира моих кошмаров в реальность. Как можно избавиться от того, что приобрело форму, только благодаря твоей панике и сомнению? Как можно убить того, кто давно сгнил в земле? Как можно взять себя в руки, когда детский страх накрывает тебя волной, заставляя покорится неизбежному? Никто не поможет, ты сам не сможешь себе помочь…

 Сегодня он впервые прикоснулся ко мне… И я кричала, билась, от безысходности и омерзения, в приступе предсмертной агонии, а он все прикасался, трогал, гладил… Почти неосязаемо… До обжигающей боли.

 Много лет назад эта скотина называла меня своей маленькой дикой лошадкой. Сегодня он заклеймил меня… Длинный глубокий порез от левой ключицы до пупка кровоточит второй день, заставляя в настоящем помнить прошлое и смириться с будущим… Он четко дал понять, что не уйдет на этот раз, что не оставит свою малышку. Игра его будет бесконечно долгой, а месть с привкусом тлена…