Дракон Мардука. 19. Оберег над распахнутой дверью

Черепаховый гребень скользил сверху вниз, и снова вниз, от макушки до самых кончиков шелковистых волос, темных, как крыло прошедшей ночи. Иштар-умми проснулась на рассвете, и Саре тоже пришлось встать, оставить свой светлый сон. А снился ей Сумукан-иддин.

Она и сама не знала толком, как это произошло, в какой момент она влюбилась. Быть может, в тот момент, когда он овладел ею, хотя как раз это было бы неправдой. Она много лет знала Сумукан-иддина, уважала, чувствуя его силу, но не боялась. Быть может, это и была любовь, которую Сара скрывала от себя самой. Но теперь она знала, что сможет любить этого человека открыто.

- Сара, ты слушаешь меня? – сказала Иштар-умми, и Сара увидела в зеркале ее вопросительный взгляд.

- Да.

- Что, да? По-моему, ты витаешь в облаках. Ты хоть слышала, о чем я тебя спрашиваю?

Сара приложила к глазам прохладную ладонь, вздохнула.

- Извини, - отвечала она. – Я задумалась.

- Вот именно! Только о чем, интересно?

- Иштар-умми, нельзя задавать такие вопросы. Ты ведешь себя, как ребенок, но ты знатная…

- Хватит! – Она хлопнула ладонью по столу. – Хватит, хватит, хватит! Тебе я могу задавать какие угодно вопросы. Ты – моя рабыня. И прекрати меня воспитывать. – Иштар-умми взвесила на ладони брошь. Ограненные камни мерцали в свете наступающего дня. – Так ты ответишь на мой вопрос?

- Может быть, - Сара задумчиво смотрела на красивые волосы Иштар-умми. Сегодня в них нужно вплести белые ленты с жемчугом.

- Я говорю, что Адапа красив, как… как Энлиль, юный бог плодородия и жизни.

- Ты не забыла, дорогая, что Энлиль может быть и грозным, ревущим ветром, например, или диким быком. Он может посылать бури, голод и всякие несчастья на тех, кто не подчиняется его воле. Не хотелось бы, чтобы твой муж оказался таким.

Иштар-умми рассмеялась.

- Это почему же?

- Потому, - Сара погладила розовое ухо девушки, - потому, что ты не любишь подчиняться ничьей воле. Пусть лучше он окажется похожим на Эа, бога мудрости.

- Сара, так ты тоже думаешь, что он красив?

- Пожалуй, да. - Сара кивнула.

- И ты желаешь мне счастья?

- Да, дорогая.

- Тогда я скажу тебе вот что, я влюблена в Адапу. Честное слово. Мне не терпится назвать его мужем.

- А ты не торопишься?

- Нет же, что за глупости!

Сара повернула голову. В дверях стоял Сумукан-иддин, бледный, с лихорадочным блеском в глазах. Сара выронила заколку, и та со стуком упала к ее ногам. Он молча удалился. Иштар-умми разглядывал себя в зеркало.

- Да что с тобой сегодня? – сказала она.


***


Адапа и Ламассатум шли, держась за руки. Они старательно избегали широких, многолюдных улиц. Адапа опасался встретить кого-либо из знакомых. То, что случилось в саду, теперь сильно его тревожило. Он все думал, узнал ли его Сумукан-иддин, ведь в последние мгновения он подошел слишком близко.

Они все больше удалялись от престижных кварталов с прекрасными белыми домами в три этажа, прячущимися за глухими стенами, в зелени и тени садов. Улицы становились грязнее и глуше, на разбитых панелях сидели стайки кошек, и каждый звук ступенями, как Вавилонская башня, уходил в высоту.

Адапа был рядом с возлюбленной, держал ее теплую руку. Если бы не эти назойливые, тревожные мысли, он был бы совершенно счастлив. Изредка попадались прохожие.

- Мне кажется, все на нас смотрят, - шепнула Ламассатум. И Адапа поцеловал ее мягкий висок.

- Ты хочешь есть? - спросил он. Она кивнула. – Вон там какое-то заведение. Зайдем.

Неподалеку стояла настежь распахнутая дверь, из сумрачной глубины тянуло жареным луком. Над входом висел оберег из дерева – голова демона, и на обструганной доске по-арамейски было написано имя владельца. Адапа потянул Ламассатум за руку, и из светлого, еще нежаркого дня они шагнули в затхлый полумрак.

В тесном зальце с низким потолком стоял густой дух кухни, который смешивался с вонью мусорных куч, гниющих на заднем дворе – противоположная дверь тоже была распахнута, и молодой день маячил зыбким, светлым, отдаленным прямоугольником. Они осмотрелись. Два длинных стола параллельно друг другу протянулись через зал. Какой-то пьяница, привалившись грудью к столу, спал в луже пролитого пива. В углу при коптящем светильнике, компания играла в кости. На вошедших никто не взглянул.

Адапа и Ламассатум уселись на лавку. Он обнял ее за плечи и покрывал поцелуями ее солнечное лицо. Она жмурилась, как кошка, и от улыбки на щеках лежали ямочки, которые он так любил. Вдруг Ламассатум охнула и отстранилась, взгляд ее метнулся к очагу.

- Что случилось? – спросил Адапа.

- Там, там стоит… - зашептала она, широко раскрыв глаза. – Ты только не оборачивайся сразу.

Адапа обернулся. В очаге тлели куски угля, похожие на красные глаза дракона. В их отсвете блеснули белки человеческих глаз. Из-за очага вышла сутулая фигура и, прихрамывая, направилась к любовникам. Серое платье до пола, без пояса, серые, неопрятные космы, торчащие из-под островерхой мужской шапки и закрывающие лицо, делали этого человека похожим на злого демона. Ламассатум охнула и вцепилась в плечо Адапы.

- Что нужно? – сказал человек дребезжащим голосом, приблизившись к столу.

- Послушай, мы ничего не ели со вчерашнего дня, и теперь ужасно голодны, - отвечал Адапа. – Принеси мяса.

- Мясо дорого, - отозвался демон.

- Я готов заплатить. У тебя есть мясо или нет?

- Мясо дорого, поэтому у меня его нет.

- Понятно. А что есть?

- Чечевица, пшено, тыквы.

- А хлеб?

- Сегодня не пекли.

- Хорошего вина у тебя тоже, вероятно, нет. Я предпочитаю сирийское.

- Виноградное вино дорого.

- Где-то я уже это слышал.

- У меня есть пальмовое. Хочешь пальмовое? – Он поцокал языком. -  Крепкое, ему уже три дня.

- Нет уж! -  Адапа начал злиться. – Принеси воды и светлого пива. И фрукты давай, - что там у тебя? – финики, виноград, груши.

Человек потер руки, звякнули тонкие медные браслеты.

- Хорошо, господин. Сию минуту, господин, - проговорил он и захромал к боковой стене, где тот час откинулась занавеска.

- Как ты думаешь, Адапа, - зашептала Ламассатум, - это мужчина или женщина? 

- Наверное, мужчина, - он пожал плечами.

- А мне кажется, что это старуха, - Ламассатум сделала страшные глаза. – Из тех, что крадут младенцев!

- Да? И для чего же они им? 

- Как для чего? Они пьют их кровь или…  продают кочевникам.

Адапа рассмеялся.

- Какое ты еще дитя. Но скажи вот что, почему ты испугалась?

- Ах, боже мой, он надвигался, как туча!

- Нет, раньше, когда он стоял у очага. Я, было, подумал, что тебе знаком этот человек.

Ламассатум покраснела и пригладила волосы.

- Я и сама так думала. Мне показалось, что это один из тех, что… Хотя, неважно, ерунда, я ошиблась.

- Что тебе показалось? За кого ты приняла эту страшилищу?

- Давай не будем об этом говорить. Я ошиблась и всего-то.

К ним бойко подбежал толстый карлик и выставил на стол большое плоское блюдо с овощами и жареной рыбой. Другой рукой он держал за горло пузатый кувшин, наполненный до верху.

- Пиво, - улыбаясь, сказал он и со стуком водрузил мученика на стол.

Из-за его спины выглядывала девочка лет девяти в очень красивом белом платье с золотистой вышивкой. Ее волосы цвета темной меди обрамляли лицо и, словно плащом, укрывали узкую спину. Спереди дымчатые завитые пряди спускались до живота. Она поставила две глиняные кружки и подтолкнула их раскрытой ладонью, точно они упирались. Ламассатум поманила ее, что-то шепнула на ухо. Девочка расцвела улыбкой.

- Пиво отличное, господин, - сказал карлик. – Даю на отсечение голову, что так оно и есть. Попробуйте! Выпьете все и еще попросите! А сейчас будут и фрукты, и свежий хлебушек, и… - он многозначительно поднял кверху указательный палец, - молодая газель.

- Да, но нам сказали, - начал Адапа.

- О, во имя божественной четы! Чего только не болтает человеческий язык!  Господин платит, а золото требует уважения. Я скоро вернусь.

Он взял девочку за руку и потащил за собой. Она упиралась и, изворачиваясь на ходу, колотила мужчину по спине и дергала за волосы. Выглядели они странно: почти одного роста, различались грубостью сложения и нежной, дурманящей мимолетностью детства. Камень и лилия, что, тронь неосторожно, отзовется слезами. Любовники проводили их взглядом.

- Адапа, - сказала Ламассатум негромко, оглядываясь на дверь, - у тебя хватит денег расплатиться?

- Не волнуйся, - отозвался он. – Сейчас мы как следует перекусим.

Толстяк, действительно, вернулся очень быстро, нагруженный снедью. И выглядел он иначе. Теперь на нем было длинное платье, подпоясанное кушаком, рукава, доходившие до локтя, украшали махровые кисти, а запястья охватывали браслеты из потемневшего серебра.

- Вы наши гости, - говорил он все с той же зубастой улыбкой. У него был багровый нос с расширенными порами, тяжелый подбородок и маленькие глазки под навесом бровей. – О, мой бог, какие только люди не забредали под эту кровлю! Ах! И всех, поверьте, всех привечал этот дом. Сегодня здесь тихо, а вчера, что творилось вчера! Настоящее веселье!

Толстяк говорил нараспев, ловко расставляя тарелки. За раз он притащил столько, словно у него было десять рук. Ламассатум принялась за еду, а Адапа, прищурившись, пощипывая подбородок, глядел на карлика. 

- Супруга Мардука отправилась на поиски своего мужа, и скоро они вместе придут обратно в город. А вы, я вижу, бежите общества? – Он уставился на Адапу.

- Почему ты так решил? – спросил юноша.

- Ну, - тот пожал плечами, - я немножко знаю жизнь. Весь Вавилон сейчас собрался у храма Мардука и на Дороге процессий. А прибавьте к этому приезжих, которые прибыли из всех областей страны. Тьма народу, давка, богатые колесницы, статуи богов! Великолепие! Такое только раз в году и увидишь. А вы, почему-то, здесь.

-  Скажи-ка, а кто хозяин этого трактира? – Адапу уже начал раздражать болтливый урод, и он отвернулся, наливая себе пива.

- А зачет тебе, господин? – карлик насторожился.

- Оказывается, это тайна?

- Нет, почему, господи боже мой! Имя этого почтенного господина написано над входом. На память. А самого уж нет как нет, ушел в страну без возврата.

- А кто же тут всем заправляет? Не ты ли?

- Нет, нет, - толстяк замахал руками. – Куда мне! Здесь главная госпожа. Да вы видели ее! Она вас встретила.

Адапа поперхнулся, а Ламассатум зашептала ему на ухо: Я говорила, что это старуха! Карлик придвинулся к Адапе, обдав кислым запахом.

- Это гостеприимный дом, - доверительно проговорил он. – И если вы хотите уединения, мы рады оказать эту маленькую услугу.

Он поклонился и, поводя плечами, направился в боковую комнату, скрытую за занавеской. Из синего сумрака комнаты  выглядывал громадный пес.

Еда была на удивление хорошо приготовлена. Оказалось, что Ламассатум умеет пить пиво. Они снова очутились в своем мире, где не было ничего важнее улыбки Ламассатум. Даже храп спящего и игра в кости не тревожили их.


***


Когда вновь появилась девочка, их не удивил ни ее таинственный вид, ни новый богатый наряд. Наверное, здесь у всех была страсть к переодеваниям.

- Идите за мной, - сказала она, и любовники последовали за капризным ребенком.

Лестница была узкая, темная и тянулась внутри дома. Ступени взвизгивали на разные голоса, так что пройти здесь незамеченным было просто невозможно. Девочка несла масляную лампу, от которой по стене крались уродливые тени. Она спотыкалась, путалась в длинном подоле и охала, балансируя свободной рукой. Дорогие шелковые ленты украшали ее волосы.

- Осторожно, здесь очень шаткие ступени, - проговорила она, обернувшись, и свет лампы выявил блеск ее удлиненных глаз. – Мы почти пришли. Госпожа! – позвала она. Сейчас же отворилась боковая дверь.

- Идите сюда, - проскрипел уже знакомый голос. – Отдай им лампу, моя прелесть.

Чадящая лампа немедленно оказалась в руке Ламассатум, и ножки побежали вниз.

- Идите сюда. Заходите, - в приоткрытой двери стояла старуха, так напугавшая Ламассатум час назад. – До вечера эта комната ваша. Вас не потревожат.

Старуха, как змея, выскользнула на лестницу и закрыла дверь. В последний миг девушка рассмотрела на шее старухи золотого быка с рогами, образующими полумесяц – символ Сина.

- Странное место, - сказала Ламассатум.

- Да нет же, - Адапа улыбнулся, забрал лампу и переставил на стол. – Ты заметила запертые двери, мимо которых мы проходили? Это не постоялый двор. Караваны здесь не проходят и крупные храмы удалены. Это место для таких, как мы с тобой.

- А старуха…

- Обычная сводня. Вряд ли она способна заколдовать нас с тобой. Хотя, - он привлек девушку, поцеловал медленным, влажным поцелуем. Она закрыла глаза, она хотела тепла, его ласки, счастья, которым можно обменяться, как прозрачной слюной и слезами – всего хотела.

Здесь не было окон, на оштукатуренных стенах в пантомиме двигались темные тени с сиреневой подкладкой. На полу лежали чистые циновки. Постель занимала половину комнаты. А на стене, - Ламассатум взглянула мельком; она рассмотрит потом, когда, обессиленный, Адапа уснет, уткнувшись в ее плечо, а она будет лежать на спине, стараясь отделаться от грустных мыслей, ощущения скорой беды, - на растрескавшейся штукатурке распростер крылья дракон. В некоторых местах куски штукатурки отвалились, и это были его невозможные, всевидящие, темные глаза, и он улыбался.

Еле-еле доносился шум города, встречавшего богов на Дороге процессий. Предстояло бракосочетание Мардука и Царпанит. Изображая их, к алтарю подойдут царь и верховная жрица, и духи шумеров осыпят их лепестками. За стенами дома разгорелся новый день, мерцали каналы, ветер проносился сквозь сады, было много воздуха и солнца, а здесь горела лампа, и взлетал дракон, и в этот самый миг она поняла, что семя Адапы достигло цели.