Никогда не кончится июнь Главы 39-40

                начало здесь - http://proza.ru/2013/12/06/2300

               

Глава тридцать девятая



               И в этот миг те самые, глубокие файлы памяти, ключ к которым, казалось, потерян навсегда, наконец, открылись.

               <И я вспомнила всё.>

              Легкий трепет проник под одежду, когда я, неотрывно глядя на Бориса Тимофеевича, молчаливо села в кресло и поставила перед собой чашку обжигающего боливийского кофе.

              - Я вернул тебя ненадолго в те страницы, которые были закрыты для твоей памяти все эти 12 лет,  - начал он, тоже глядя мне прямо в глаза. – Вернул в один из тех дней, которые ты помимо своей воли, и сама того не зная, посвятила моему спасению. Их было много, этих дней…

              Я опустила голову. Руки, лежащие на скатерти, предательски дрожали.

              А Борис Тимофеевич, отвернувшись к окну, продолжил свое повествование.

               - Это как транс, как гипноз… Только сильнее и вернее. У тебя было две жизни, но знала ты только об одной. Прости, что я подверг тебя таким испытаниям… я не мог поступить иначе. И ты уже знаешь, почему. Ты уже на пороге разгадки. И на пороге избавления меня от этого груза, который, как уродливый горб, я носил 19 лет… И до сих пор он еще со мной. Ты ведь все помнишь, Даша?

              Произнеся последнюю фразу, пожилой мужчина вновь повернулся ко мне, и меня поразил его взгляд. Да, теперь я помнила, что в течение 12-ти лет, до самого последнего времени, я бывала здесь почти каждый день. Память словно проснулась от двенадцатилетней спячки и стала такой ясной, что казалось странным, что столько времени это теперь такое уверенное знание было столь надежно спрятано от меня. В моей же голове… А управлял файлами и манипулировал мной, как марионеткой, безобидный с виду старичок-антиквар с верхнего этажа.

         Я молча смотрела в его напряженное лицо.

          - Ты помнишь?..  – повторил он тревожно.

          Не говоря ни слова и по-прежнему не отрывая от него глаз, я кивнула.

          Он перевел дыхание и продолжил:

          - Пьеса, которую ты ищешь - в сборнике под номером четыре. Она называется «Эхо». Над ней есть надпись – «Посвящается Але». К сожалению, я не могу сказать тебе больше, чем мне позволено… Ты же умная, Даша… Я не зря выбрал тебя… Поставил на тебя… Ставки, снова ставки… - лицо его мучительно дернулось. Он судорожно вздохнул, потом закрыл глаза и постоял так несколько мгновений, прислонившись к стене, прежде чем продолжить:

         - Они будут всячески мешать тебе. Будут искушать… Не поддавайся и не отступай.

           По-прежнему беззвучно сидя в кресле, я дрожала, как промокшая под холодным дождем мышь. И не отвечала ни нет, ни да.

          - Билеты тебе нужно отыскать как можно скорее. И… самое главное. Первый тур конкурса состоится через три дня. И ты должна успеть… - Он опять судорожно вздохнул. - Но если…

          Я вдруг увидела, что лицо его постепенно мутнеет, белеет, черты искажаются и сливаются… и фигура, истончаясь, на моих глазах становится прозрачной светлой тенью.

          Я вскочила с кресла. Чашка с горячим кофе опрокинулась на пол.

          - Борис Тимофеевич! – кинулась я к облаку, стремительно теряющему очертания антиквара. – Я ведь и правда уже на самом пороге! Я догадываюсь, что мне нужно сделать, и я сделаю это! Ведь не зря же вы учили меня 12 лет?! Я помню каждый ваш урок! Я… -  я схватила его за тающую, ускользающую руку.

          Но только легкий дым просочился сквозь мои длинные музыкальные пальцы.

          - Борис Тимофеевич!  - отчаянно закричала я, безуспешно пытаясь удержать призрак в ладони.

          Но дым рассеялся, и наступила спокойная тишина. И в этой тишине ходики на стене начали свой отчет последнего отпущенного мне времени.



Глава сороковая


 
Долгие двенадцать лет моей жизни…

Нескончаемые двенадцать лет <его> жизни…

Из-за тайного порока антиквара Бориса, который привел, в конце концов, к самоубийству молодого гитариста и заточению в «Лабиринте» памяти несчастной Альки, они – <наши жизни> – переплелись на 12 лет.

И порок этот – безудержная страсть к игре. Страсть такой неукротимой силы, когда в слепом азарте не видишь ничего вокруг. Важно только то, что происходит сейчас. Только призрачный, неуловимый выигрыш. И в лихорадочной погоне за ним человек готов пойти на что угодно… проиграть все и вся, и даже его собственная жизнь в такую минуту не значит ровным счетом ничего. Но жизнь Бориса обитателям «Лабиринта» была не нужна. Им было нужно другое… И в один из таких моментов в руках обезумевшего игрока оказались две чужие судьбы…

На то, чтобы исправить роковую ошибку молодости, протрезвевшим от дурного пристрастия Борисом были положены 12 лет жизни. Его и моей.

Но эта дюжина лет не прошла для нас даром. Все эти годы он учил меня искусству игры в подкидного дурака. Учил, как нужно держать карты, чтобы их не разглядел противник, и как вовремя достать из рукава нужную… Как правильно тасовать – быстро, ловко, неуловимо для постороннего взгляда… Как запоминать свои и особенно чужие карты, вычислять комбинации, угадывать ход своего соперника, держа в уме все прошлые ходы, знать наперед его логику и обращать в свою пользу любой его просчет…

Я оказалась талантливой ученицей. Схватывала на лету все указания и замечания. 

И очень скоро начала обыгрывать своего учителя.

В итоге он воспитал во мне настоящего мастера, и теперь я владею искусством игры в дурака в совершенстве.

И вот, наконец, пришел мой черед предъявить свое мастерство тем, кто знает в этом толк.

Уверенной рукой я набрала номер госпожи секретаря.

- Добрый день, - ответили оттуда.

 - Я по поводу закрытия пари.

Пауза.

- Кафе «Лабиринт»… - голос неожиданно дрогнул, уверенность пропала, и эти два слова как-то нелепо слепились друг с другом.

Но женщина-секретарь, разумеется, поняла, о чем идет речь.

- Чье пари Вы хотели бы закрыть? – ровно, без всяких переливов и  вибраций, задал вопрос ее высокий голос.

Мое тело под халатом отчего-то прошиб разряд дрожи. Горло внезапно стало сухим, и, прежде чем назвать имя, мне пришлось потянуться к столу за стаканом с минералкой и сделать пару торопливых глотков.

- Бориса Залевского… - пробормотала я, запинаясь. И в этот миг холодная тьма заполнила сердце без остатка.

На том конце провода опять, как в прошлый раз, послышалось стрекотание и перелистывание страниц журнала. Создалось такое впечатление, что там происходит обычная рутинная работа типового учреждения.

Но это ровное стрекотание ничуть не добавило мне уверенности и спокойствия.

 - Борис Тимофеевич Залевский. – повторил голос через несколько секунд. - Год одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой. Назовите код.

В прошлый раз эта фраза срубила меня под корень. Но сейчас я была к ней готова.

- Код 10.10, Вячеслав, Аля, - с трудом обретя некоторую ровность мыслей, произнесла я.

На этот раз собеседница не ожидала ни секунды, и ее металлический тембр прозвенел холодно и четко.

- Вам назначается одна полная игра. Если выигрываете Вы, Вам предоставляется возможность осуществить закрытие пари. Если выигрывает противоположная сторона, пари остается открытым и закрытию не подлежит. Согласно расписанию, Вам назначается время 15 июня 00 часов 00 минут. Завтра, ровно в 23 часа 30 минут за Вами приедет машина. Назовите адрес.

- Менделеева, десять, подъезд номер 4, - послушно ответила я, и в голове, закачавшись, поплыл какой-то сумбур. <Завтра… Так скоро… Я… Я еще не готова вернуться туда…

Я еще помню шершавый угол облеченного в белую ткань шкафа, по которому, в сантиметре от меня, шарила волосатая рука… Плывущие тени… Искаженное лицо красавицы… Раздраженный женский голос с первого этажа… Нескончаемую лестницу, на которой я оставила свой индийский шлепанец, и колющий дикими травами, меркнущий в закатном солнце луг…

Ни завтра, ни когда-либо еще я не хотела бы вернуться в это прОклятое место…

Темные стены как будто вновь сомкнулись над моей головой, влажный песок заскрипел под ногами, пахнуло морем и, пронзая мою хрупкую фигуру, остро запульсировало биение огромного живого сердца одинокого, заброшенного  здания…>

Ноги мои подкосились.

- Ожидайте, – заключила госпожа секретарь, и в трубке раздались гудки.

<Вот и все… Так просто…

Так просто… Но я чувствовала, что мне нужно не просто выиграть игру. Нужно будет противостоять чему-то более сильному, чем игроки за столом…

Гораздо более сильному, чем эти игроки… И тем более, чем такая маленькая и беззащитная я…

Вспомнился плящущий пред мертвыми дверями образ сверкающей смерти…>

Я содрогнулась, и трубка шлепнулась из руки и покатилась по полу.

Из комнаты вышел Степа в фартуке.

Пытаясь казаться спокойной, я глотнула еще минералки. Поперхнулась и выплеснула ее себе на живот.

- Что с тобой?! – испугался парень и бросился неуклюже вытирать халат тыльной стороной ладони.

Но я словно язык проглотила.

<Все будет хорошо. Что касается игры в подкидного, тут мне попросту нет равных!..>

Сейчас, сидя в кресле, я помнила все книги и брошюры, которые давал мне учитель, все видеозаписи, все шулерские приемы, которым он меня обучил, все его наставления… Я все знаю!

<Я все знаю. Но дело не в этом…>

- Ты все знаешь! – помнится, увещевала меня мама, когда в третьем классе я принимала участие в своем первом конкурсе исполнителей на народных инструментах.

Я все знала. Но я не учла, что могу упасть на коньках и повредить локоть, а потом проходить месяц в гипсе… Но я все знала…

Какое отношение имеют эти всплывшие вдруг воспоминания к моему завтрашнему мероприятию?... Что может мне помешать?

Может… обман, шельмовство, коварство… или даже… кто-то переведет стрелки часов, как в «Аленьком цветочке»… или…

<Или карты.

Они могут быть краплеными. Или заколдованными…>

Я почувствовала легкое головокружение и выпадение из реальности.

 Потом откуда-то раздался истошный вопль, и я ощутила резкий запах у  самых ноздрей.

 - Нашатырь! – раздалось над ухом басовитое пояснение.

Я уставила на доморощенного фельдшера блуждающий взгляд.

- Даша, да что случилось?! – обеспокоенно спросил тот.

- Завтра все будет кончено, - медленно оповестила я. И пояснила. – С «Лабиринтом». Мне придется сыграть с ними в карты. Одну игру, в дурака. И если я выиграю, мне будет дано право исправлять ошибки твоего дядюшки. То есть лететь в Милан и вырывать победу на конкурсе гитаристов.

- Это она сказала? – Степа покосился на валяющуюся на полу трубку.

Я ответила коротким кивком.

- В дурака? А разве ты хорошо играешь?..

Я подняла на него глаза и прищурилась.

- Лучше, чем кто-либо другой.

- Тогда ты выиграешь!  -  воскликнул парень, и брови его взмыли к самому лбу.

<Перед глазами опять встало серое здание кафе «Лабиринт».>

- Если что-нибудь мне не помешает, - задумчиво сказала я.

И, помолчав, добавила:

- Если игра не состоится, закрыть пари будет уже невозможно.

<И горькая память Альки так и будет до скончания века метаться бледной тенью среди стен одиннадцатого номера "Лабиринта", а призрак Бориса  - блуждать где-то между небом и землей вместе с неприкаянной душой  Горячева...>

 - Завтрашний поединок – наш единственный шанс. Понимаешь? Единственный!
 
Степа растерянно захлопал глазами. В этот момент он стал похож на откормленного рыжего кота, который привык сытно кушать и возлежать на диване в ногах у обожающей его хозяйки, и вдруг волею судьбы оказался один на незнакомой улице и заблудился.

Но момент растерянности длился недолго. Внезапно парень вновь приобрел выражение кота, который нашелся и опять лежит на диване, и сообщил:

- Смотри, что я разыскал, когда ты ездила на почту!

И он высунул из-за спины колоду карт. Я сразу узнала ее – это была та самая колода, которую в течение двенадцати лет я почти каждый день держала в руках и знала на ощупь каждую ее шершавинку.

- Где ты ее взял?! – поразилась я, выхватывая колоду из рук парня. Те же причудливые дамы, те же сказочные валеты… Карты были точь-в-точь как в игровой комнате!

- Я вчера пол у дяди разобрал, - признался Степан. – Ну для чего-то же была загадана эта загадка? Правда, конец я так и не вспомнил... Но в ней ведь упоминается пол с потолком… Я пригляделся – а там, в спальне, в одном месте доска как-то неровно лежала. Я ее легко приподнял, и она отошла. А под ней… ну вот! – закончил он свою бессвязную речь.

И наступила пауза.

- Мне нужно играть именно этой колодой, – наконец, сказала я, перебирая пальцами знакомые карточные «рубашки». – Тогда я могу хоть в чем-то быть уверена.

- Так пронеси ее с собой!

- Как? В кармане? Боюсь, что пронести ее обычным способом будет не так-то просто…

Мы призадумались.

- Поставь-ка кофе! – решительно попросила я. – Нужно что-то придумать…


                продолжение http://proza.ru/2013/12/20/715