Кофе с молоком

Ася долго крепилась, но исчезнувший из холодильника пакетик молока стал той каплей, которая переполнила чашу её терпения.

– Где моё молоко? – с неприязнью спросила она у хозяев, по пятам ходивших за ней по всему дому всё то время, что она убирала и мыла их дом.

– А это разве твоё было? – удивлённо переглянулись старики.

– А чьё? Конечно, моё, – с раздражением ответила Ася.

– Мы думали, это наше, – невозмутимо ответствовали старики.

– Не важно. Я хочу кофе с молоком. Дайте мне молоко! – потребовала Ася.

– У нас нет, – спокойно, но решительно сказал старик.

– Я никогда ничего у вас не просила и не прошу. Мне не нужно вашего. Верните мне моё молоко!

– Да что ты так переживаешь из-за молока?!

– Вы же переживаете, боитесь, чтобы я чего-нибудь у вас не съела или не выпила. Ходите за мной по пятам, всё смотрите. Трясётесь над каждым огрызком...

– Мы пережили Холокост.

– Так что я теперь должна остаться без молока? Пока не выпью кофе с молоком, я работать не буду!

Старики всё так же спокойно смотрели на неё не трогаясь с места. Тогда Ася развернулась и хлопнула дверью.

Старики пожаловались в фирму и Рая, маленькая жирная баба лет пятидесяти пяти, отвечавшая у босса за уборщиц и сиделок, вызвала Асю к себе «на ковёр».

– Не надо бы так со стариками, – с укором сказала ей Рая, когда Ася зашла к ней в кабинет. – Они ведь пережили Катастрофу...

– Так что я из-за этого должна теперь остаться без молока? – не выдержала Ася. – У меня низкое давление, ты знаешь. А кроме всего – анемия. Без кофе я работать не могу. Ты это тоже знаешь. Я всё привожу с собой: кофе, еду, молоко. В прошлый раз я оставила у них в холодильнике пакетик молока, а сегодня его не нашла. Ладно, не нужно мне ничего возвращать, я себе другой пакет молока куплю. Но дайте хоть ложечку молока для кофе!

– Ну один раз можно было бы выпить кофе и без молока...

– Можно. Всё можно. Можно работать по двенадцать часов, когда у тебя кружится голова. Можно не пойти на работу, не получить зарплату, не заплатить за квартиру и жить на улице с ребёнком.

– Подай на комиссию, если ты не можешь работать.

– Подавала.

– И что?

– «Работаешь? Иди работай!» – это то, что сказал мне врач в вашей комиссии! Кого это волнует, что я болею, что не могу работать, что я одна здесь с маленьким ребёнком? Кого-то всё это волнует? Так почему меня должны волновать чужие проблемы?!

– Я тебя понимаю, всё это нелегко. Но постарайся и ты понять стариков. Дед до сих пор вздрагивет, когда слышит шаги на лестнице – он каждый раз вспоминает грохот кованных сапог эсесовцев из зондеркоманд. Старики чудом остались живы. Их нужно жалеть.

– Только их?

– Их особенно.

– А меня?

– Ты же не пережила то, что пережили они.

– Откуда ты знаешь? Ты была в Баку, когда там резали армян? Моего прадеда и половину его семьи убили курды во время армянской резни в Турции. И что, кому-то есть здесь до этого дело?

– Но здесь же Израиль, а не Армения.

– А, значит в этом всё дело: я здесь чужая?

– Ну и в этом тоже. У нас своих проблем хватает. А раз ты предпочитаешь жить в Израиле, а не в Армении, то нужно принимать те правила, по которым живут люди здесь, а не... где-то в другом месте. У нас здесь особое отношение к таким, как эти старики, много пережившим в своей жизни.

– Ладно, они пережили. Но почему всё должно быть за мой счёт? Я что, самая богатая или самая благополучная?! Здесь много несчастных, и всех нужно пожалеть: бедные семьи, в которых никто никогда не работал, инвалидов и тех, кто под них «косит», наркоманов, этих вот стариков... Почему меня и моего ребёнка здесь никто не жалеет?!

– Ты… – пыталась было вставить слово Рая, но Асю было уже не остановить:

– И что, если они пережили Катастрофу, поэтому теперь у них нет денег на молоко?! – продолжала она. – Вилла есть, две машины, каждая из которых дороже той квартиры, которую я арендую, и всё равно трясутся над каждым куском. Почему у них нет денег на молоко? Всё ушло на виллы и на машины?

– Не судите и не судимы будете, – наконец нашлась Рая. – Короче, если хочешь работать, будь сдержанее с работодателями, – начальница перешла в контрнаступление. – А если тебя что-то не устраивает, то насильно в нашей фирме мы никого не держим. И ещё, не забывай, что никто тебя насильно сюда не тащил, против твоей воли не держит, и соответственно, никто тебе здесь ничего не должен.

– Зато я всем здесь должна!

– Никто тебя не заставлял брать ссуды.

– Ссуды брал мой муж-еврей, который бросил меня здесь с ребёнком и сбежал обратно в Россию. Ссуды меня тут и держат. И ещё больная мать, которая проработала здесь пятнадцать лет и не заработала пенсию. Она, кстати, ребёнком пережила блокаду – её отец был военным и до войны учился в Военной Академии, в Ленинграде. Он погиб во время войны… А так – больше ничего.

– Я тебе искренне сочувствую, но ничем помочь не могу, – оборвала её Рая. – Ты хорошо работаешь, поэтому я и трачу на тебя столько времени. К сожалению, ни своими разговорами, ни жалобами мы ничего в нашей жизни не изменим, даже если проговорим до утра. Поэтому постарайся понять и больше со стариками не заедаться.

– Я к ним больше не пойду!

– Напрасно, они очень хорошего о тебе мнения, несмотря на конфликт...

– Я к ним больше не пойду! – отрезала Ася.

– Им будет трудно привыкнуть к новому человеку... – сказала Рая, но, взглянув на Асю, тут же осеклась. – Ладно, – вздохнула она, – не хочешь работать у стариков – не работай. Другой работы я тебе пока предложить не могу, так что придётся довольствоваться тем, что есть.

Ася презрительно хмыкнула и повернулась к двери: что-что, а такую работу она себе везде найдёт... Пока силы есть чужие виллы убирать. И вообще, её уже трудно чем-то испугать.

Рая с укором посмотрела Асе вслед, когда та не оглядываясь выходила из офиса.