Оно пришло изнутри. Глава вторая

Приближался полдень. На площади собралось уже довольно много народа – в сознании человека заложен интерес к публичным наказаниям, разумеется, когда наказывают кого-то другого. Хотя, конечно, Очищение никто не считал наказанием, карой, было принято говорить о нем скорее как о исцелении и милости со стороны врачевателей. Ведь очищение приносит избавление и успокоение, по крайней мере, если верить тетке Агнесс.
Кроме того, в последнее время Дни очищения стали редкостью. Гроодвиль был, конечно, большим городом, но все же в нем было трудно укрыться нарушителям, тем, кто хотел сохранить в своей памяти остатки прошлого, не хотел (или не мог) смириться с тем, что всё изменилось. Миранда не могла понять, что же такого опасного заключалось в воспоминаниях, почему надо жить, не зная, что было до тебя, забыть все то, что было дорого тебе раньше. Наверное, Миранду тоже подвергали Очищению. Она этого уже не помнит, так же, как не помнит и свою мать – только где-то внутри в ней хранится слабое, дрожащее воспоминание о фигуре в светло-голубом платье. Видимо, пятнадцать лет назад врачеватели не умели полностью очищать память.
Но вне всякого сомнения, за эти годы они усовершенствовали свои навыки. Люди, прошедшие процедуру, настолько очищаются, что не помнят даже собственного имени, не помнят, как надо держать ложку, как ходить. Они напоминают маленьких беспомощных детей, только дети учатся быстро, а взрослые нет,  и им предстоит долгое лечение за стенами клиник Гроодвиля. Впрочем, даже если они и становятся способны передвигаться и есть самостоятельно, выучат свое имя и даже научатся грамоте, их вряд ли выпустят на свободу. Тетя Агнесс говорила, что врачеватели просто не могут позволить подвергать этих беспомощных созданий опасности (вдруг они снова что-нибудь забудут или, по неведению, попадут под оргобиль), но на самом деле врачеватели боялись, что они снова что-нибудь вспомнят.
На этот раз в центре площади, в окружении отряда стражей стояли две фигуры, с головой покрытые белой плотной тканью. Судя по очертаниям человеческого тела под материей, это были мужчина и женщина. В Миранде постепенно просыпался интерес – на самом деле она любила смотреть на процедуры Очищения, додумывая истории, благодаря которым эти люди оказались на площади. То, что под тканью стояли мужчина и женщина, открывало неограниченный простор для фантазии. Скорее всего, они были запрещенными любовниками. Или, что еще хуже, отцом и дочерью, вступившими в запретную связь. А может быть, они пытались бежать за пределы города или вообще готовили покушение на Нео-отцов.
Размышления Миранды прервало появление Перри – невысокого человека того возраста, когда юность уже прошла, а зрелость еще не наступила. Сын тетки Агнесс внешне походил на нее – такой же рыхлый и неуклюжий, с тем же выражением смирения и благолепия в глазах.
- Осанна, - выдохнул он, кивая Миранде и матери. – Жарковато сегодня, да и народу пришло больше, чем ожидали. Почти весь город.
- Дни Очищения теперь редкость, всем интересно посмотреть, - сказала Миранда, чтобы не создавать неловкой паузы.
- Не всем.
Миранда вздрогнула и резко обернулась, чуть толкнув Перри, который с неподдельным удивлением и смотрел за ее спину. И встретилась с холодным взглядом чьих-то поразительно зеленых глаз. В Гроодвиле ни у кого не было настолько яркого взгляда, жители смотрели друг на друга серыми или светло-голубыми глазами. А тут…
Зеленоглазый незнакомец выжидающе смотрел на Миранду, слегка обескураженную не только его взглядом, но и выражением холодной надменности на этом лице. Рука в светлой, плотно облегающей кожу перчатке (почти как у врачевателей, но из тонкой и дорогой материи) сжимала платок с еле уловимым ароматом то ли фиалок, то ли жасмина.
- Может быть, вы меня пропустите и мы сможем начать эту так интересующую всех церемонию? – Только тут Миранда поняла, что толпа вокруг расступилась перед этим человеком, и на его пути к центру площади стоит она одна. Смутившись, девушка пробормотала неловкое извинение и отступила.
 - Осанна, - небрежно поблагодарил ее незнакомец, окинув Миранду беглым взглядом своих обжигающих глаз и направился к неподвижно застывшим фигурам.
- Кто это был? – тихо спросила Миранда у Перри, который до сих пор стоял, не в силах отвести взгляд от удаляющейся спины незнакомца. – Такой самоуверенный. Почему перед ним расступились?
- Это же Кондор. Кормилец, - с каким-то пугающим надрывом проговорил Перри, вытирая со лба выступившую влагу. – Как можно его не узнать? Как можно было не уступить ему дорогу? Ты была так непочтительна…
- Я же не знала, - рассеянно отмахнулась Миранда. Слова о том, что незнакомец с зелеными глазами оказался самым известным и значимым человеком в городе (после Нео-отцов, конечно), немного поразили ее. Кормилец всегда представлялся ей добрым стариком, с понимающей улыбкой на морщинистом лице, с густой бородой и в слегка старомодной одежде. Этот же человек был слишком молод, и в его темных длинных волосах, перетянутых на затылке в хвост, не было и намека на седину. И презрение в его взгляде, надменность и холодность, которые чувствовались в каждом его слове и движении – все это так не подходило под ее представления о Кормильце, человеке, подарившем Гроодвилю и его жителям пищу, фактически спасшим их от вымирания. Ибо несмотря на то, что Си был таким безвкусным и плохо глотался, он содержал только питательные вещества. Любая другая пища привела бы слабый, наполовину синтетический организм гроодвильцев к смерти.
Кондор, по-прежнему прижимая к носу платок, небрежным и размашистым движением сдернул ткань, скрывавшую до сих пор лица и фигуры обреченных на очищение людей. Между рядами стражей показались белые халаты врачевателей в масках и перчатках, которые неторопливо приблизились к опустившим головы людям в центре площади. Церемония  началась.