Ночь - открытый космос. Этюд

 
Ты совсем еще ребенок и тебя так не хочется будить по утрам, когда ты так сладко спишь.
Зима за окном грозит аршинными кулаками из снега и заметает остатки сна. Мне давно уже пора выйти из дома, чтобы идти на работу, а ты спишь и ни как не хочешь стряхнуть с себя эту хрустальную паутинку дремоты, которую каждый звук, кажется, может разбить на тысячи мелких осколков. И все-таки от случайного скрипа ты начал просыпаться. Ты потягиваешься и сон куда-то уходит. Я стою в дверях твоей убого убранной комнатки, виноватый и радостный, что новый день начнется с того, что я увижу тебя. А потом мы снова расстанемся на целую вечность, чтобы вечером встретиться вновь.
Эту картину я прокручиваю каждый раз, когда наступает утро.
- Пап, ты уже уходишь?
- Нет, сынок, я еще пока погожу - давай одеваться. В садик пора.
- Я спать хочу.. - хныча еще в липком сне скажешь ты.
- Давай, кому говорю! Опоздаем оба - с деланной строгостью накажу я. А ты все равно мне не поверишь.
Ты не хотя и зябко выскользнешь из под одеяла. Быстро найдешь одежду, что валялась по комнате, когда ты ложился спать, и лишь после того, как ты заснул, успокоилась на спинке стула. Как будто стоя на обжигающе холодном ветру, ты быстро сунешь тонкие ножки в путающиеся штанины, а руки в непослушные рукава.
Случайно согревшись, украв немного тепла у еще холодной одежды, ты немного взбодришься и мне станет проще сказать тебе:
- Ну, друг, пошли умываться.
И мы, как два сонных медведя, разбуженных посреди темной, колючей зимы поплетемся в ванную.
Там, среди пожелтевших сугробов сантехники, неуклюжими лапами, мы раскопаем тонкий ручеек ледяной воды, и смоем остатки сна. Ты будешь хныкать на морозную воду, а я приговаривать, как хорошо по утрам умываться таким текучим льдом.
И вот мы уже люди. И даже шкафчик с ненужными сейчас ванными принадлежностями, с зеркалом вместо крышки, на время отразит блеск моих очков и редость моих волос, морщины еще молодого лица и уже с утра угасший взгляд. Сон, фыркая с журчащими всхлипами, утечет вместе в остатками воды в раковину.
Белое потрепанное облако полотенца окунет твое лицо в свои кудри. Как это улыбающееся лицо могло быть таким недовольным со сна, и как оно вовсе могло быть сонным?!
Я защекочу тебя  этим пышным полотенцем за ухом, ты засмеешься смехом, что громче свистка чайника, зовущего завтракать. И потом ты скажешь, что снова видел маму во сне...
Ветер с улицы вломится в крепкие оконные рамы, вызывая нас на бой с этой темнотой. И после недолгого завтрака и чая с бутербродом из черного хлеба и масла с сахаром, мы выйдем на эту войну.
Нас понесет по крепко взбитому в белую пену двору, мимо молочного блюдца футбольного поля, по узкой тропинке, что успели протоптать до нас диковинные существа со странными следами. Ибо в этом вакууме черноты и не может быть людей - ни сейчас, ни потом, ни когда бы то еще. Лишь огромные желтые дыры фонарей через одного светят нам, ведя своим прерывистым фарватером сначала к тебе в сад, где воспитательница с большими бусами на шее и мрачным взглядом снова будет корить меня презрительным немногословием за опоздание.
Потом ты помашешь мне безалаберно рукой, и будто тебя вырвали из этой среды вчера вечером и только сейчас вернули обратно, как ни в чем не бывало пойдешь к своим зайцам, медведям и куклам. А меня тот самый ветер погонит на остановку ждать флегматичный автобус, который, как всегда, с опозданием доставит меня на службу.
Зажатый пассажирским льдом я буду думать о том, почему у тебя все не так, как у остальных детей, у которых есть мама и папа и другие радости маленькой начинающейся жизни?
Твоя мама слишком рано ушла от тебя. Мне не о чем жалеть. В моей жизни она согрела тот участок её, когда каждый заслуживает счастья.
Её постоянное присутствие, как рождение сверхновой звезды расплавило своим светом мою иссякающую юность. И так же как сверхновая, отдав весь свой жар и свет, - остыла. Замерзшая звезда сжимается пока не убьет все живое, окружающее её.
Обоюдная гравитация исчезла, и мы как две чужие молчаливые планеты начали невесомо расходиться по бесконечному вакууму Космоса.
От предварительного удара этих планет образовался одинокий осколок - также обреченно парящий во Вселенной - это был ты. Что будет с этим осколком? Я сколько смогу долго буду удерживать тебя на своей орбите, пока ты сам не станешь жизнью. Я так надеюсь, что в этой огромной пустоте без единого луча света и малейших намеков на живое присутствие души, у тебя появится, все-таки, своя душа. И она будет доброй, способной на радость и тепло, смелость и решительность, способной дать отпор, если ей понадобится защита. Боже, как я на это надеюсь!
Я готов пережить миллиард световых лет, состоящих из подобных дней, лишь бы у тебя была душа, способная к жизни и жизнь, наполненная душой.
Пространство туго набитой темнотой комнаты разрезал звук будильника. Рука автоматически упала на него сверху, поймав надоедливый звук, словно муху в ловушку, прикончив её. Зло его было напрасным - сна и так давно уже не было. Оставалось только встать и начать этот день - один из будущих миллиарда световых лет.
Неокрепшей после сна походкой нового человека, каждое утро учащегося ходить вновь, он прошел в комнату сына:
- Сынок, просыпайся, пора в садик!
- Пап, ты уже уходишь? - сиплым заспанным голосом отозвалось одеяло, свернутое в кокон.
- Нет, сына, я не ухожу, я всегда рядом.. просыпайся! Нас ждет потрясающий и удивительный день!! - с оживленной радостью и надеждой сказал он громко.