Охотник

Почему люди убивают? Глупый вопрос…
Убийство – муторное дело.
Тут бывает так, что самому делать ничего не надо, кровушку кто-то может пролить и за тебя. Например, наёмный убийца – человек, приносящий смерть за деньги. Нанял чувака, заплатил, тот пошёл, всех замочил, а ты сидишь, довольный, в кожаном кресле, и под классическую симфонию Моцарта или Баха наливаешь себе коньяк. Руки вроде чистые, и делать ничего не пришлось. Но вот если твой киллер облажался, то это уже целая проблема! Денежки плакали и опять нового искать нужно. Чистый вариант, но ненадёжный. Если что-то хочешь сделать хорошо, сделай это сам!
Можно подстроить несчастный случай – и чем сам по себе не убийца, да? Банановую кожуру положил в туалете, жертва пошла, поскользнулась, и головой об унитаз – хлоп! Хотя тут нюанс: если мозгов не хватает, то как же такое подстроить? А если неуклюжий и криворукий, то и сам с этого балкона, где перекладину подпилил, свалишься. И вообще, могут застукать в момент осуществления злого умысла. Как-то сложно это…
Ещё можно довести человека до самоубийства – вывел его из себя, а тот петлю на шею без мыла и – хрясь! Капец. Хотя… тут всегда мотивация нужна, чтобы заставить человека на себя руки наложить. А где её взять, если у него всё благополучно? А если даже и нет, то другой кто-то догадаться может, что ты ему чешешь, с какой целью. Везде, так или иначе, засветишься – человеческий фактор, чего уж там говорить.
Однако у некоторых людей проблем с этим делом вообще не бывает.
У тех, у которых есть особенный убийца, идеальный во всем. Свой собственный монстр…

***
Роб Вотсон любил путешествовать, потому никогда не задерживался на одном месте больше года. Денег, полученных в наследство от богатой родственницы, хватило бы одинокому мужчине на всю жизнь. Но Роб считал, что человек должен всегда работать. Любой труд только облагораживает, не позволяет расслабиться, превратиться в растение. Поэтому где бы он ни останавливался, всегда находил работу: чаще слуги, садовника, дворецкого.
Он, зрелый мужчина со строгими чертами лица, милой улыбкой и добрыми глазами, с легкостью добивался расположения любого потенциального работодателя.
Так, в Амстердаме он устроился лакеем в дорогую гостиницу…
В один из дней Вотсон как обычно наблюдал за посетителями в холле: кому помочь с багажом или проводить до номера. В сторонке, незаметно.
– Эй, Роб! – кто-то окликнул его сзади.
– Да, Марк, – чуть обернувшись, отозвался он молодому лакею, которого взяли недавно. – Что тебе?
– Хозяйка зовёт. Говорит, срочно! И лучше поторопись, не в духе она.
Когда Роб проходил мимо коллеги, обратил внимание на его распухший глаз и спросил:
– Что это с тобой?
– Да, – замялся парень. – Книгой меня какой-то стукнула. Не в духе она, говорю же. Иди!
«Ударила подчинённого, мальчишку, за что же так?», – задумался Вотсон, нажимая кнопку последнего этажа, где находился офис начальницы.
В кабинете пахло спиртом и чем-то сладким, Роб нахмурился и сделал несколько шагов вперед. Из большого окна, перед которым находился резной дубовый стол Регины Арнлейв, яркими огнями сиял город под звёздами ночного неба. Сама хозяйка, тридцатилетняя дама с девичьим лицом, вольно лежала с бутылкой виски на диване в стороне от рабочего места. Она с кем-то разговаривала по телефону. Роб впервые увидел обладательницу этой шикарной гостиницы и удивился. Когда она закончила диалог, посмотрела на посетителя, как показалось Робу, злобным взглядом, скривилась и убрала ноги со спинки дивана. Сделав очередной глоток, она встала. Вотсон, будто на службе в армии, всё это время стоял по стойке смирно, мысленно рассуждая о том, как могут складки на деловом костюме и растрёпанная причёска испортить всю незаурядность аристократической внешности.
– В общем, так, – начала девушка, сделав пару шатающихся шагов к подчинённому. – Завтра вся наша семья собирается в загородной резиденции. Будешь работать там. Всё то же самое: принеси – подай. Понятно?
– Да, мэм.
– Я прочитала твоё резюме, вот, – она икнула, после чего сделала очередной глоток. Бутылка в её руках стоила где-то с пять зарплат Вотсона, и когда Роб увидел на полу рядом с разорванной книгой такую же разбитую, содержимое которой ещё впитывалось в страницы и ковёр, он подумал, рассматривая пьяную Регину: «Богатые тешатся, бедные бранятся».
– Вот… – продолжила она. – Нам нужны такие, как ты: поработал и убрался восвояси. Путешественник ты мой, – она стукнула Вотсона кулаком в живот, и рассмеялась. Роб скривился, почувствовав боль от врезавшегося в его кожу драгоценного камня на кольце Регины.
– Поехали! – приказным тоном выдала она.
– Куда?!
– Отвезёшь меня в одно место. А то мой водитель всё папаше докладывает, выродок. Поехали!
Он вёз её долго, она даже успела поспать. Город отдалялся, а дорога вилась змеёй. Её личный автомобиль дорогой марки скользил плавно, а встречные машины пулей проносились мимо.
– Вот! – крикнула она сорвавшимся голосом. – Там будет поворот! Остановишься!
Она достала белый платок из сумочки и высморкалась, потом посмотрела на себя в зеркало, вздохнула. Зачем-то развернула платок и брезгливо рассмотрела его. Через минуту Роб увидел впереди у поворота двоих парней, один из которых сидел на мотоцикле.
– Вот они! Стой! – сказала Регина и прямо на ходу стала открывать дверь. Роб затормозил. К девушке подбежал один из них. Они долго обнимались, о чём-то говорили. А потом Вотсона попросили выйти из машины. Хозяйка села обратно и ещё не закрыв дверь, крикнула ему:
– Всё, проваливай домой, свободен! Завтра в резиденцию, и не опаздывай! Парень подвинул широкой грудью Роба и сел на водительское место. Тут окно задней дверцы открылось, и девушка повторила:
– Всё, домой! Свободен, чего стал?!
Она выбросила носовой платок и, махнув рукой водителю, что-то пробормотала про усталость. Автомобиль резко тронулся, а тихий шум его двигателя заглушил рёв мотоцикла, который ринулся в противоположную сторону.
Вот так Роб Вотсон остался совершенно один на дороге, далеко от города. Его взгляд помутнел, а добрая улыбка, с которой он всегда смотрел на жизнь, стала холодной. «Часто такое бывало», – кивнул он, присел и подобрал платок Регины Арнлейв.

***
Ночь, туман, влажно, недавно прошёл дождь. Колкая прохлада ночи тёплого лета. Тишина, заброшенный парк, когда-то бывший местом отдыха жителей этого необычайно хмурого пригорода Амстердама. Разбитая мокрая лавка, прогнившие доски покрылись плесенью, а металлическая конструкция поржавела и деформировалась в некоторых местах. Запах сырости и тишина, изогнутый фонарный столб без проводов и лампы, грязь и заросли. Ровные шаги, стук тяжелых каблуков.
– Та мне слышишь? – прохрипело существо. – Та тут?
Голос исходил откуда-то сверху. Луна освещала парк. Человек, которому был адресован вопрос, наблюдая снизу, заметил странный силуэт на большой облысевшей иве, но молчал. Не двигался.
– Та здесь? – снова хрип сверху.
Незнакомец, наконец, показался. Это был хмурый, зрелый человек. Он вышел из-за груды камней, которые раньше составляли часть забора с аркой вычурного входа, и подошёл ближе к иве.
– А ты разве меня не почуял? – спросил он.
– Почуял, – ответил оживлённый голос, уже не хрипло, но грубо и чётко. – Далеко почуял.
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Знаю не.
– Ночь началась, – сменил тему человек.
– Знаю.
– Молодец.
– Такой кто молодец?
– Не важно...
– Важно?
– Твоего Та снова обидели…
Он достал из кармана белый платок и кинул на землю. Создание тут же спрыгнуло с ивы.
Необычный зверь с полметра ростом, очень подвижный. Острые торчащие белые клыки, когти цвета сажи на жилистых лапах поглощали свет так, что сливались с чёрной шерстью. Жёлтые глаза с кошачьими зрачками оживленно бегали, осматривая местность, потом застыли на платке. Одним молниеносным прыжком монстр приблизился и подхватил вещицу, прижал к вытянутой собачьей морде. Из пасти потекла слюна.
– Новая игра! – прохрипело создание.
– На этот раз мне всё равно как. Но помни, свидетелей не должно быть, – приказал человек. – Есть сила сильнее власти и любых денег, я хочу, чтобы они это поняли. Пусть даже если они познают эту истину в лице смерти.
Зверь довольно засопел, вдыхая аромат платка с отчетливым женским запахом, дорогих духов, косметики и алкоголя.
– Пойдешь на восток, держись реки. Найдешь большой дом с высоким забором. Дальше почуешь сам, где…
Он бросил вещь и мигом унёсся прочь из парка. Его силуэт человеческому глазу мог напомнить собачий, но зверь передвигался так быстро, что его облик никто бы не смог рассмотреть.
Вскоре он вышел на след желанных запахов, нашёл свою цель. Луна плыла высоко над горизонтом, до рассвета оставалось ещё несколько часов.
Трёхэтажный особняк, женщина с этим запахом, её аромат духов здесь, в этом месте. Он знал все запахи наизусть, умел различать тончайшие оттенки, его заводила близость к цели. «Хозяину всё равно как», – прозвучали памятные слова в голове зверя, когда он одним прыжком преодолел массивный каменный забор, пробежал через кусты малины.
Шестнадцать различных оттенков почуял он – шестнадцать человек и лишь один уже знакомый запах. Она здесь! Подбежав к дому, взобрался на крышу.
«Хозяину всё равно», – звучало в голове, и он приближался к очередной забавной игре.
Каждую ночь он просыпался где-нибудь в берлоге, часто в разных городах, но почти всегда в старых парках. Он любил эти брошенные людьми места, ему нравилось охотиться и убивать, но больше всего – играть. Ждал своего единственного «друга», который пахнул чистой смертью, который однажды нашёл его, научил говорить и жить в тени от людей, и который дарил ему новые игры и забавы. А он охотился и наслаждался, потом возвращался довольный и уставший, а «друг» гладил его по влажной от чужой крови шерсти, обещая новые игры. Это нравилось зверю.
Он спрыгнул с крыши на балкон, дверь чуть приоткрыта, в воздухе запах табака, шампуня и старого человека. Мужчина, дремавший в кровати, недавно выходил курить, но сейчас уже спал. Тяжёлая лапа сомкнулась на его голове, раздробив череп. Брызги мозговой жидкости разлетелись во все стороны, словно мякоть разбившегося об асфальт арбуза. Зверь разжал могучую хватку, наслаждаясь ласкающим слух хлюпающим звуком. Мужчина умер, даже не почувствовав боли, зверь облизал лапу. Охотник возбудился. Он издал истошный вопль, переходящий в нечеловеческий крик. Выбежал из комнаты в поисках ближайшей жертвы, натыкаясь на стены и вгоняя когти в пол, чтобы разогнаться.
Старушка, вышедшая на крик, ростом была почти на две головы выше убийцы. Она не успела даже вскрикнуть. Охотник одним ударом разбил её грудную клетку, вырвал лёгкое. Остановился, поднявшись на задних лапах в полный рост, смачно впился в орган зубами. Старческое сердце нервно ударилось еще пару раз, толкая кровь, затем тело жертвы чуть согнулось и упало замертво.
Охотник ринулся вниз, на второй этаж. Начиналась игра. Проснулись люди, а он позволил им себя увидеть. Ужас и вопли заполнили дом, он забавлялся, гонялся за людьми, кусал, царапал, но не убивал и никому не давал сбежать.
Догнав молодую девушку лет двадцати, он схватил её за ногу, располосовав когтями тело, подбросил вверх и тут же в прыжке перехватил. Кровавым комком он играючи покатился с лестницы, проломив пол, упал с ней в подвал. Некоторое время из чёрной дыры раздавались хлюпающие звуки и чавканье. Потом настала минута панического затишья, после которой жёлтые глаза вновь блеснули из тьмы. Парень в шортах, голый по пояс, выбежал с ружьем, подбежал к проёму и стал стрелять в жёлтые точки. Тщетно. Охотник быстрее пули вылетел из ямы, ухватил стрелка за бок, выдрав почку, тело парня тут же обмякло, ещё одно клацанье челюстью и вторая «сладость» оказалась в его пасти. Чавкая и наслаждаясь, он вынюхивал следующую жертву. Никто не мог спрятаться. Убежать. Потому что зверь чуял даже запах ворон, которые облюбовали дерево рядом с окном комнаты, в которой зверь и нашёл ещё одного несчастного. Птицы, словно стервятники, ожидавшие пищи, стали свидетелями того, как монстр укусил мужчину за лицо и отшвырнул тело, брезгливо, как будто надоело. Пережевав немного, зверь фыркнул. На пол упали несколько человеческих зубов. Издав очередной крик страсти, он продолжил игру.
Была пальба, изнывающие крики, вопли агонии. Зверь забавлялся до тех пор, пока не осталась одна она – его цель.
Он затаился. Выжидал. Женщина, которая видела смерть всех своих близких, служащих и охранников, на которых так питала надежду семья все эти страшные минуты, забилась в угол одной из комнат. Когда стало совсем тихо, она с дрожью в теле и в ожидании на избавление от этого кошмара, будто поверив, что это сон, решилась выйти – проснуться.
Она никогда не испытывала такого ужаса. Шла среди трупов, остатков тел, по кровавой лестнице вниз, ступала босыми ногами, не веря в то, что видит. Когда спустилась, обошла дыру и со слезами побежала к выходу. Но тварь с прилипшими к чёрной шерсти остатками людской плоти преградила путь. Жертва попятилась, упала, раздавив чьи-то кишки, скользя в лужах крови, ударяя пятками об пол, отползала от охотника, не ведая себя, приближалась к дыре в полу. У самого края доски проломились, и она рухнула вниз. Упала на что-то мягкое и мокрое. Бессознательно ушла в сон.
Она очнулась от того, что кто-то облизывал ей лицо, как её любимый спаниель по утрам, но, придя в сознание, ужаснулась, оттолкнула от себя мерзкое мохнатое существо, другая рука провалилась в теплую жижу, поранилась обо что-то. Женщина вскрикнула, когда коснулась густых волос. Застонала, узнав пышную копну родной сестры. Тут же её потащили за ногу, впиваясь чем-то острым в ступню. Она кричала и сопротивлялась, болезненная хватка не слабела. Её крики и ужас были первобытными, она всё чаще переставала осознавать происходящее, теряла рассудок. Но не страх. Ею владел ужас, сводящий с ума.
Зверь дотащил её до лестницы из подвала.
Он уже проделывал это раньше, всякие человеческие штуки – кнопки, выключатели, ему очень нравились, и он знал, что если нажать, то зажжётся жёлтый свет. Понимал, что при таком свете люди видят хорошо.
Он включил свет и повернулся к девушке.
Её глаза вспыхнули ярким ужасом, что поверг в бездну и вновь лишил сознания.
Бессмысленное убийство ради пищи никогда не доставляло зверю наслаждения, а вот когда была цель, задание, месть для хозяина – зверь жил, просыпались странные чувства, неизвестные ему в дневное время, когда он спал или принюхивался к миру. И такие моменты он любил продлевать, играя.
Он облизал её раненую щиколотку, ощутил вкус крови. Девушка была в изодранном ночном платье, грязная и бессознательно спокойная.
Охотник замер. В голове закружились мысли: почему он такой? Что это за место? Кто я?
– Та! – по-человечески произнёс он.
Осмотрелся. Мысль: «Почему я вижу хуже при жёлтом свете, чем в темноте. Человек вкусный. Что едят люди? Печень, почки, лёгкие – вкусно. А что ем я? Мясо, печень, почки, лёгкие? Чем же я отличаюсь от них?».
Зверь встал на четвереньки, подошёл к телу. Лизнул лицо девушки от подбородка до лба, оставив кроваво-прозрачный след со смесью белой пены, которая потекла вниз по строгим скулам. Мысль: «Чем же отличаюсь? Внешностью, да! Нет! Люди внешне тоже разные. Может тем, что не ем я? А что едят они, что не ем я?».
Он вернулся к мёртвой девушке с пышной копной волос. Повернул к себе лицом и вгрызся в шею, брызжа слюной и кровавой пеной, что-то пытаясь найти, выедая и вытягивая жилы. Потом почуяв то самое, назойливое, опустился ниже, посмотреть, что же это такое, так воняет, всё сильнее и сильнее. Этот омерзительный запах он часто ощущал в людях женского пола и догадывался, что это, но никогда ему не доводилось попробовать его источник.
Сомкнул челюсть на груди девушки и застыл…
Её что-то вывело из сна, в углу, возле лестницы она пришла в сознание. Дрожащие руки потянулись к лицу, она, царапая пальцами глаза и щёки, пыталась стереть с себя зловонную слизь. Свет жалил, будто видела впервые, но зрение быстро восстановилось. Она увидела мохнатую спину создания, склонившегося над сестрой. Голова той висела на одном лоскутке кожи, а застывшее лицо со стеклянными глазами будто молило о помощи. Запутанные волосы пышной копной лежали на полу в жиже из слизи и крови, голова подскакивала от тряски. Монстр что-то выедал из грудной клетки жертвы. Вынюхивал. И вдруг бросил тело, выгнул спину, издав фыркающий звук. Что-то потекло из пасти, его вырвало потоком красно-коричневой слизи с ошметками человеческого мяса.
– Белая вонь! – истошно завопил он. – Не вкусно!
Зверь вновь подхватил тело, так сильно, что голова оторвалась от разодранной шеи и шлёпнулась в лужу загустевшей крови. Он одним взмахом вырвал сердце и впился зубами, стал размазывать орган языком по всей пасти, вдавливая между зубами, пытаясь избавиться от белой вони.
Живая, бледная, мертвенно холодная от страха девушка, наблюдая за трапезой существа, застонала в такт сердцу, так быстро, что стон превратился в протяжный вой одной ноты беспомощности, её глаза – в два чёрных озера безумства. Ей захотелось исчезнуть, всё тело трясло в судорогах, но инстинкт повёл к призрачному спасению. Сначала её подняли колени, рука вцепилась в перила. Шаг. Ещё один.
Ещё…
Но она вновь оказалась придавленной могучей лапой к полу. Обездвиженной. Перед лицом – его оскал, из которого ей на шею стекала кровь, а остатки сердца сестры были нанизаны на клыки. Он сжал ей горло, придушил. Ещё один излюбленный приём, которому научил хозяин. Хочешь усыпить – сожми шею. Многие умерли, перед тем как зверь научился делать это правильно. Теперь она не рыпалась и можно исследовать. Живая, но дёргающаяся в его лапах. Такая редкость…
Зверь долго обнюхивал обездвиженное тело, лизал волосы, пытался понять. Рассматривал, насколько хрупка, нежна и беспомощна человеческая оболочка. Покусывал пальцы ног, тёрся об неё телом. А потом, когда надоело, одним рывком содрал ночную рубашку. Медленно провёл когтем по животу вниз до лобка. Этому движению мог бы позавидовать опытный хирург, так же, как и инструменту, которым обладал монстр. Через секунду выступила кровь. Человеческий организм завопил от боли и заставил хозяйку очнуться. Вскочила. Затёкшие глаза различали только мутные силуэты и одно большое чёрное пятно вблизи. Она уже не помнила, что случилось, что произошло. Обессиленная, она не могла ничего сделать, только чувствовать. Схватилась за живот, пытаясь удержать сочащуюся кровь и внутренности, вылезающие наружу от бессознательных резких вздохов.
– Та молодец!
Девушка застыла, а потом вмиг обмякла, издав последний выдох, упала и умерла.
Обнюхав труп в последний раз, он впился в её разрезанный живот мордой, выедая внутренности. Мысль: «Что они едят? Да. Едят то, что не ем я: белую вонь». Вывод: «Белая вонь – не вкусно, этим и отличаемся».
Удар в грудную клетку, разорвал плоть, разбил кости, вырвал сердце. «Это самое вкусное! Самое сладкое».
Недавно он узнал от «друга» новое слово – десерт. Узнал его обозначение и отнёс его к слову «сердце».
Он покинул дом. Вернулся в парк, вылизывая шерсть и доедая то, что к ней прилипло во время потех. Уснул сладко с новыми знаниями, которые сам для себя открыл. А в особняке в комнате хозяйки скулил и дрожал спаниель, он не свидетель и плохо пахнет, не очень вкусный.

***
– А что вас привело в Новый Орлеан, мистер Вотсон?
– Давно мечтал посетить этот город. Возможно, даже скорее всего, навсегда тут и останусь, – соврал Роб.
– Это хорошо. А почему выбрали именно нашу школу?
– Должность мне по душе, а у вас как раз вакансия есть. Мне предлагали уже в другой, следить за футбольным полем, но я как-то на вас ещё надеюсь.
– Заведующий хозяйством – ответственная должность. Но здесь одно «но»: с документами у вас всё в порядке, а вот я сделал запрос и узнал о вашем последнем месте работы. Амстердам, престижная гостиница, и такие слухи о вас среди персонала. Менеджер мне сказал, что ему приказали даже на порог вас не пускать. Что же там случилось?
– Честно… я ударил отца хозяйки…
– Вот как?!
– Да, но в целях защиты. Это вышло случайно.
– Случайно?
– У них была семейная вечеринка, а я прислуживал. Они изрядно выпили, потом стали издеваться над прислугой. Там и девушки молодые были, и парни официанты. Понимаете, люди очень богатые…
– Могу понять. Примерно…
– Вот, ради забавы они захотели отрезать официанту палец за то, что он уронил поднос с фужерами. Точнее, его нарочно сами и толкнули. Мне пришлось вступиться, потому что парень не смел сопротивляться. Завязался скандал, в итоге жертвой выбрали меня, – не соврал Роб.
– И?
– И я не мог себе позволить смириться.
– Понимаю.
– Они хотели, чтобы я пил их мочу. Представляете? Сказали, что раньше, когда хозяин пил алкоголь, рабы собирались у его дома с чашками и ждали, пока он выйдет по нужде. Подставляли сосуды, и потом из них пили его мочу. И хмелели. Вот мои хозяева хотели этот исторический факт проверить на мне. Захмелею ли?
– Это ужасно…
– Но я был трезв и, к тому же, сильнее. Пока охрану не позвали. Тогда я просто убежал.
Недолгое молчание.
– А вы знаете, что всю семью Арнлейв убили?
– Как? – удивился Роб. – Нет…
– Да. Только собака осталась в особняке живой. Слава Богу, что детей там не было, все с гувернанткой за границей были. На Красном море. А самому младшему едва полгода исполнилось, он в это время с отцом находился здесь, в Штатах. Отец малютки и оказался единственным взрослым наследником целого состояния, с кучей детей в попечении. Вот так вот.
– Не верю…
– Да. Увы. В такое трудно поверить. Убили очень жестоко, растерзали. И никаких следов… Настоящий ужас, как говорят.
Директор школы, седой старик, которому ещё год оставался до пенсии, посмотрел в глаза Вотсона и одобрительно кивнул:
– Знаете. Вы нам подходите. Можете приступать завтра. Вам всё объяснят.
– Благодарю. Я вас не подведу.
Вечер, запах морского воздуха и гул машин. Новое место, новая жизнь, работа. Он шёл, улыбаясь прохожим, к месту под названием «Грузоперевозки Джо», где стоял арендованный им на днях грузовик. Нужно было забрать контейнер из порта и найти заброшенный парк или на крайний случай подходящее место вблизи города.
Роб свернул на нужную улицу, когда вдруг кто-то врезался в него, ударив головой в подбородок. Случайно и несильно. Первое, что увидел Вотсон, это надкушенный хот-дог на тротуаре, а затем почувствовал, как что-то стекает с его щеки на рубашку.
– Ну! Ты, мужик, смотри, куда прёшь, тупица! – раздался бас. Этот противный толстяк в майке-безрукавке, пропитанной потом, принялся поднимать хот-дог.
– Извините, я вас не заметил.
– Да мне плевать на твои извинения! – он пальцами попытался очистить сосиску от прилипшего мусора, но ничего не вышло. Тогда он с отвращением швырнул полуфабрикат в лицо Роба, оставив в руке только салфетку. – Кусок дерьма! – буркнул он и, вытирая лицо, двинулся на Роба, толкнул его плечом и, как ни в чём не бывало, пошёл дальше. Кинул салфетку в сторону, та, подхваченная легким ветром, пару раз плавно перевернулась в воздухе и нашла место у бордюра. Лицо Роба сменило добрую улыбку на холодную, а глаза застыли, глядя на окружающих через призму сожаления и обиды. Новый порыв ветра приподнял край салфетки и вот-вот бы подхватил вновь, но носок туфли Роба прижал, не позволив ей улететь. Он вытерся от кетчупа и горчицы рукавами, а потом поднял салфетку толстяка и положил её в карман.
Вот и нашлась еда для голодного с дороги зверя.

***
Почему люди убивают? Глупый вопрос…
Убийство – муторное дело.
Но только не для тех людей, у которых есть особенный убийца, идеальный во всём. Свой собственный монстр…