Марсианское небо

Всегда считал, что хорошее утро начинается с музыки, да при этом не с какой-нибудь, а непременно любимой.
Звуки из колонок заполнили комнату и полились тональностями под щели в двери и открытое окно. Радостный вскакиваю с кровати и вприпрыжку бегу к окну, где,  облокотившись на подоконник,  наблюдаю, как люди шумною толпой бегут по своим делам. Отстукивая ногой знакомый ритм, глубоко вдыхаю утренний свежий воздух и немного припрыгивая влетаю в ванну.
Закончив утренние процедуры ,с ещё немного влажной головой, спускаюсь по лестнице. Желаю маме доброго утра и завтракающая семья уставляется на меня как на феномен. А ну да, ну да. Хорошее утро бывает редко. Отправившись на поиски портфеля, и, найдя его в тумбочке для обуви, ещё раз удивляюсь своей находчивости. Прятать дневник я всегда умел, но что бы эдак. Рассмеявшись, направляюсь обратно к лестнице, по пути решив разбежаться и проскользить на носках всё расстояние до перил. Шалость удалась, правда я не удержал равновесия и оступился, чуть не упав, но сестрёнка вознаградила меня громким смехом и аплодисментами. Никогда раньше не замечал, как она смеётся. И невольная улыбка появилась на моём лице, проехав ещё немного в сторону, звонко чмокнул её в макушку и побежал наверх. Оставив всех, в том числе и сестру, с выражением полной ошалелости.
Музыка уже сменила ритм, и другой голос заполнил просторы небольшой комнаты, проникнув даже в самые углы и ,выгнав оттуда пауков, мелодия понеслась сквозь окно к сияющему небу.
Постояв уже полностью одетым ещё немножко, что бы впитать эту радость всю до последней капельки и заполнить пустоту, глубоко под рёбрами. Нащупав наугад в кармане наушники, включил перемешку и направился к выходу.
В школу я попал раньше обычного, чем несказанно напугал парочку одноклассников, решивших предаться «лобзаниям» перед началом пары. С абсолютно ничего не выражающим лицом повесил свою куртку на вешалку и вышел из кабинета. И только за дверью позволил себе расхохотаться с необыкновенной силой, начав задыхаться, я даже тогда не смог остановиться и немного шатаясь от приступов смеха, воображение продолжало мне рисовать их ошарашенные лица, продолжил свой трудный путь к граниту науки.
Все пары я провёл за тем, что рисовал, отгородившись от, нудных и зачастую непонятных, объяснений учителя. Спасительный звонок повлёк за собой выдохи облегчения и гром поднимаемых стульев. Не дождавшись, пока меня утащит с собой компания одноклассников, подхватив куртку, на первой космической вылетаю из здания, и, поймав взглядом друга, который докуривал, как видимо не первую сигарету, махнул ему рукой. 
Сегодня нас ждала прогулка в «Парад», как называет его Тим. База для репетиций с присоединённой к ней звукозаписывающей студией. Там играли разные группы, разные направления, но все жили в мире и согласии. На базе репетировала группа моего друга. Они «жарили хардкор», как выражался Тим. Со многими из ребят я был знаком, так же близко, как и с их творчеством. Хардкором это конечно не назовёшь, но послушать приятно.
Добравшись до места, а это, на минутку сказать, обойти город застроенными чигирями и увидеть немного пошарпанное, всё разрисованное здание, с кучей окурков и пустых бутылок, я обнаружил над входом надпись «Paradise» ."Так вот они какие,врата рая!", не выдержал я. Заметив мой удивлённый взгляд, друг хлопнул меня по плечу и с выражением «ну что поделать», сказал: «Люди творческие, развлекаются как могут. Хоть бы убирали за собой!» резко рявкнул Тим, наступив ногой на, не долетевшую до мусорки, жвачку.
Хотя тут же мы оба рассмеялись и дурачась, зашли внутрь.
Когда позади с характерным лязгом хлопнула дверь, мне показалось, что я попал в другой мир. В полумраке коридора яркими огоньками сияли новогодние гирлянды, развешанные здесь где - угодно, за неимением лампочек. Из каждой комнаты, сквозь звукоизоляцию, прорывались какие-нибудь звуки и сливались в этом потоке фантастической фантасмагорией. По сравнению с улицей, здесь было достаточно тепло. Тим, не рассчитывающий торчать при входе полчаса, толкнул меня в спину и указал на дверь слева от дерева, занесённого сюда каким-то чудаком, раскрашенного психоделическими цветами и украшенного шёлковыми лентами.
В небольшой комнатке с, разрисованными маркером, стенами, содержащими как и экспрессивные фразы, так и строчки из песен, а порой и весь текст, сидела группа, с которой я отчасти был хорошо знаком. Ребята встретили нас выкрикиваниями : «Где шлялись, обормоты!?» ,«Пива принесли!?», «Мы так никогда не будем знаменитыми, пока ты не перестанешь слынивать с репетиции по любому приятному случаю!». Последняя фраза была произнесена парнем с красивой электрогитарой наперевес, сидящим в кресле и закинувшем ноги на небольшой журнальный столик. Судя по характеру поведения и некоторой вальяжности - это солист. Творческое ядро группы, так сказать. Мой друг был басистом, но в уровне популярности среди женского пола не уступал рыжеволосому.  Тим состроил ангельски невинное личико и пролепетал, что больше так «никогда-никогда» не будет. На что ребята расхохотались, а парень обиженно фыркнул и сложил руки на груди.
Во время репетиции происходило ещё много подобных конфузов и все дружно потешались то над одним, то над другим. В скором времени, мне наскучило сидение в одной комнатке, и я вышел снова в коридор.
Он встретил меня приятным тёплым светом фонариков. Из соседней комнаты вывалилась какая-то группа. Все ребята с громким смехом, шумом, напевая в голос отрывки своих песен и обсуждая работу каждого, пронеслись мимо меня. Один из парней, потеряв равновесие, споткнулся и растянулся на полу, я помог ему встать. Он поблагодарил меня, но когда я увидел лицо, меня будто током шарахнуло. «Это не мог быть он. Что ты просто похож.» Парень извинился и протопал дальше. А я остался стоять как вкопанный. Настроение было испорчено, гул музыки слитой воедино начинал бесить меня. Пройдя чуть дальше и остановившись у двери с красивым рисунком из цветных ромбов, прислушался. За стеной во всю прыть чей-то женский голос брал октаву за октавой. Эти звонкие переливы дрожали в воздухе и затрагивали за живое, казалось, если я открою дверь, то увижу ураган искр исходящий из хрупкого тела. Как порой поражают такие таланты, способные лишь голосом поднять на баррикады, лишь взглядом уверить в истине. Тряхнув головой и рассеяв навиваемую дрёму, я пошёл дальше. За следующим поворотом меня привлёк живой и неугомонный ритм ударных. Потом прибавился гул гитары, всё было готово к выступлению солиста, но его я сначала не услышал. Ну мне так казалось, аппаратура, знаете ли тут не первоклассная, но когда, видимо, кто-то вдарил по колонкам ногой, то полился чистый и тонкий голос. Он пел о свободном падении, да так замечательно описывал это чувство, что моё лицо обдало холодным потоком воздуха, и на мгновение я потерял чувство земли под ногами.
Следующие играли индийский фолк, преобладали народные инструменты, а голоса не было совсем.
Коридор заканчивался небольшим общим залом, если его можно так назвать, с кучей кресел. Некоторые из них были ручной работы. Тряпичные мячи, набитые поролоном, резные стулья, непонятно откуда, притащенные брёвна с, врезанными в них, седушками. Не это привлекло меня, а стена. Всю эту кирпичную кладку украшал огромный рисунок, изображавший вид с планеты Марс, а точнее вид с марсианского небоскрёба, чем-то очень похожего на один из новых московских застроек. Небо было красным от пыли, но сквозь эту завесу можно было разглядеть звёзды и далёкую Землю. Картина навивала странное, щемящее чувство. Стало не хорошо и почему-то грустно. Позади послышался голос Тима:
-Ах, вот ты где. Чего пропал-то?Ааа..любуешься.
Здесь весёлое настроение друга куда-то пропало.
- Тим, а что это?
Парень глубоко вздохнул и посмотрел на картину.
- Сам не сильно понимаю. Художник перед уходом сказал, что Марс. Но не успел пояснить.
- Что случилось? Где теперь этот художник?
- Погибли. Вместе с группой. Это должно было быть обложкой к их первому альбому. Выдающиеся ребята, никогда слова плохого о них не слышали. Вот угораздило же их…
Тим ударил кулаком по стенке и повернулся, оказавшись лицом к лицу с картиной.
- В метро они ехали, когда прогремел взрыв. Никого не удалось спасти.
На последних словах, голос друга дрогнул.
Некоторое время он стоял молча и вглядывался в марсианское небо.
Марсианское небо, эти грустные глаза, голос, воспаряющий к небу. Я заметил гитару и судорожно сжал струны, в голове всплыли долгие уроки поздним вечером. Непутёвый ученик. Так называл меня мой брат. Хотя всё равно каждый вечер садился рядом, отрывался от сочинительства и учил меня играть…
Тим развернулся и взглянул на меня, как на одно из чудес света. Ничего не сказал, сел и смотрел вдаль, на стены коридора. Мои руки дрогнули и со струн сорвался не стройный звук.
- Ты чего? И что ты сейчас играл?
-Брат мой..старший,- я замолчал и сдержал ком, подступающий к горлу,- Во время теракта в метро погиб. Это всё, что мне осталось от него на долгую память…
Струнный перебор успокаивал нервы, а музыка из соседних комнат, кажется, витала даже в воздухе. Звуки сливались в один набор нот, разнообразившись лишь разными инструментами. Музыка звучала, переливалась и дрожала, как пальцы друга, нервно сжимающего зажигалку.
Все эти звуки были словно купол, накрывающий это здание. Словно невидимая аура. Именно в этом старом доме в тихой части города я вдруг почувствовал себя в своей тарелке. Будто бы нашёл своё место. Здесь среди приходящих и уходящих, круглосуточных создателей звукового и жанрового резонанса. Здесь, где никто не ссорился из-за странного внешнего вида, другой религии, разных вкусов. Будь ты рокер, будь дивой или буддистом-монахом все присутствующие здесь объединены  одним творческим порывом, служители одной Музы.