Осипова была хозяйка, хлопотунья...

Осипова была хозяйка, хлопотунья, одержимая страстью все перестраивать и менять. Она нашла, что одна старая, развесистая береза застилает ей вид на озеро, и приказала срубить ее. Пушкин любил деревья, обращался к ним в стихах, как к живым существам. Пушкинский кипарис в Гурзуфе и три сосны на пригорке над Михайловским крепко связаны с его памятью. Сюда же надо ввести и развесистую березу в Тригорском. Он уговорил Осипову не трогать ее. В Тригорском рассказывали, что береза недолго пережила своего спасителя: в год его смерти ее разбила молния.   

Деревья тоже могут быть
На благодарны за спасенье,
Даруя тень отдохновенья
Сумевшим жизнь им сохранить.

Они – не мертвые каменья,
Ничком лежащие в пыли,
И им доступны впечатленья
И чувства, близкие любви;
И в тихом шелесте листвы
Нам мнятся звуки их молвы…
---
Зима, мороз, иду я по дороге
И чудится, наверно, мне,
Как шепчутся вокруг замерзшие деревья
О солнце,  лете  и тепле.

"От своей бабки я слыхала", –
Сказала юная сосна:
«Что от мороза их спасало
Тепло от близкого костра».

"Да, хорошо б и нам погреться", –
Поддакнула мохнатая ей ель:
«А то стоим и некуда нам деться
И треплет нас проклятая метель».

И, пошептавшись так, они заснули,
И снится всем один и тот же сон,
Как будто их под корень всех спилили
И волокут уже из леса вон.

Потом их снова пилят, колют,
И в печку смрадную суют,
Которая их скоро всех  погубит,
Чего они не знают и не ждут.

Хотя им здесь  немного тесновато
И дым противный  ест глаза,
Зато тепло пошло по жилам –
Сбылась их, кажется, мечта…

Когда же пламя их охватит,
Когда огонь кору их съест,
Они застонут и заплачут
И вспомнят свой морозный лес.

Так в нашей жизни очумелой
Грешим, шумим, все - трын-трава,
А под конец сожгут нас также,
Как эти глупые дрова…