О царевне Тира

ABRAXAS

В Тире некогда царевна
Проживала, ежедневно
Выходившая гулять
И цветочки собирать
На лугу у брега моря,
Красотой с самою споря
Афродитой, говорят,
И пленяя всех подряд
Её видевших тирийцев,
Да и прочих финикийцев -
Право, знали люди те
Толк в девичьей красоте.
Знали, но отнюдь не смели
Знанье применить на деле,
Ибо девушки отец
Живо положить конец
Повелеть мог жизни бренной
Этой братии презренной -
Самовластно правил он
Тиром, да и град Сидон
Агенору подчинялся
И покорно преклонялся
Пред могуществом царя -
Тирского богатыря.
Дочка царская, Европа,
Окроплённая иссопом,
С насурмлёнными бровями,
С шелковистыми кудрями,
Юная финикиянка,
Побежала спозаранку
За цветами, как обычно -
Это было ей привычно.
Набрала цветов корзину.
Солнце жгло нещадно спину,
И царевна отдохнуть
Прилегла, часок соснуть
Под тенистой смоковницей.
Но едва глаза девица
Вновь открыла, как возник
Дивный перед нею бык
С лировидными рогами,
С мускулистыми ногами,
С круглой ямочкой во лбу.
Если б знала, что судьбу
Круто бык её изменит,
То Европа - кто ж не ценит,
Что имеет, боже мой? -
Убежала бы домой...
Но - увы! - она не знала,
Что явленье означало
Златошерстого быка -
Жизнь её была легка
До сих пор и беззаботна.
И она, любя животных,
Принялась ласкать быка.
Девы нежная рука
Его гладила (а шкура
У быка нежней велюра
Или бархата была) -
Вот такие, брат, дела!
На царевну глядя кротко,
Бык лизнул под подбородком
В шею Агенора дочь.
Очи, чёрные, как ночь,
Дева широко раскрыла,
И неведомая сила
Повлекла её к быку.
Вмиг развесив на суку
Свои пышные одежды,
Дева опустила вежды,
И, оставшись лишь в хитоне
Из тончайшего виссона,
В солнечных лучах сверкавшем,
Тело девы облегавшем,
Прикрывавшим грудь и спину,
Доходя до половины
Только бедер девы стройных -
В дней разгар отрада знойных -
С диадемой в волосах
И в браслетах на руках,
И, вслепую охватив
Бычью шею, ощутив
Жаркое быка дыханье,
Будто потеряв сознанье,
Очутилась, как во сне,
На быка крутой спине.
Бык тотчАс переменился
И как будто бы взбесился.
Он помчался во всю прыть
К морю, и едва схватить
За рога она успела
Похитителя. День целый
Бык по морю плыл с царевной
На спине. Боясь, что гневный
Посейдон их утопить
Может, девушка молить
Бога вод не преставала
О пощаде, и взывала
К олимпийцам, чтоб спасли
И добраться до земли
Помогли ей. Наконец
Плаванью настал конец.
Бык приплыл на остров дальний
Крит (иль КЕфтиу). Печально
Дева на берег сошла
И тотчас же вознесла,
Опустившись на колени,
За своё от вод спасенье
Небожителям хвалу,
Отогнавшим смертну мглу
В этот раз от девы милой,
Что главу свою склонила
До земли. А дивный бык
Сзади к ней тотчас приник,
На главу хитон накинув
Деве, ноги ей раздвинув -
Наяву, а не во сне -
Гелиос свидетель мне
Будь! - раздвинув деве ноги,
Вмиг пронзил её - о боги! -
Длинным Удом, как копьём!
Как на вертеле, живьём,
Толщиной с мужскую руку,
Лютую не в силах муку
Вытерпеть, она кричать
Стала и на помощь звать
Всех богов своих - сирийских,
Ханаанских, финикийских,
Арамейских, митаннийских,
Ассирийских, олимпийских,
И фракийских, и фригийских,
И палайских, и лувийских,
И карийских, и лидийских,
Митаннийских, киликийских,
Хеттских и каппадокийских,
Шумерийских и индийских,
Ликаонских, иберийских,
Эфиопских и ливийских
(Те, однако, не пришли
К ней на помощь!), из земли
ТрАвы целыми пучками
Вырывая, и зубами
Стиснутыми скрежеща,
И всем телом трепеща,
Охватив быка ногами
Ноги задние, рогами
Трясшего, и зад подняв.
Как на кролика удав,
Глядя, бык, на тириянку,
Сверху, будто наизнанку
Выворачивал царевну,
И мычал свирепо, гневно,
Словно тяжким млатом сваи
В недра девы забивая,
Всё мощнее, всё сильнее,
И чем глубже, тем больнее,
Колотя, как в барабан,
В ктеис ей, как бьёт таран,
Сделавший в стене пролом,
Расширяя брешь потом,
Пробивая все преграды
И снося их без пощады.
Слёзы брызгали из глаз
У Европы всякий раз,
Как ей в лоно, грозным рыком
Тириянки вторя крикам,
Словно ей вспороть живот
Тщась, стенанья, кровь и пот,
Слёзы, жалобные вопли,
Слюни и из носа сопли,
А потом - и кал, и слизь
(Вот как в древности дрались
На любовном брани поле,
Не страшась при этом боли!)
Исторгая у сомлевшей,
То кричавшей, то хрипевшей,
Кулаками колотившей
По земле и закусившей
В исступлении язык,
Заглушить пытаясь крик
Тщетно, рот свой разевавшей,
Жадно воздух им хватавшей,
И рыдавшей, и визжавшей,
Кудри слипшиеся рвавшей,
И в отчаянии вывшей,
И совсем с ума сходившей,
(Иль, напротив, восходившей
К степени безумья высшей)
И истошно голосившей,
Пощадить её молившей
И свои кусавшей руки,
Вынести не в силах муки,
И под тушей егозившей
Бычьей, в её лоно бившей,
Словно дикая коза,
Закатив под лоб глаза,
Плачущей, во вкус входящей,
Ягодицами крутящей,
Мощно задом поддающей
И ликующе поющей,
И восторженные вскрики
Издающей, и на пике
Наслаждения оравшей
Благим матом, испускавшей
Вопли, телом сотрясаясь
Всем, под небом отдаваясь
Крита зверю круторогу,
Как приносят жертву богу,
И в экстазе верещавшей,
И безумно хохотавшей,
И стенавшей, и вопившей,
И ногтями землю рывшей,
Распалённый бык вонзался,
В девы чрево погружался
Глубже всё своим копьём...   
Долго так они вдвоём
Буйству плоти предавались,
Много раз совокуплялись
Целовались, миловались
И друг другом наслаждались,
Но об этом мой рассказ
Я в другой продолжу раз.